"Вселенные: ступени бесконечностей". Введение.
1 декабря я писал о том, что вышла моя новая книга "Вселенные: ступени бесконечностей". Научно-фантастическая научно-популярная книга:
http://amnuel.livejournal.com/128412.html
Тогда же выложил Предисловие. Предлагаю вашему вниманию Введение к книге. Если есть желающие прочитать книгу целиком, дайте знать в комментариях - буду выкладывать по главам.
Итак...
История исследования многомирий рассматривалась и ранее в многочисленных популярных обзорах, на которые я даже и ссылаться не буду, потому что в последнее время о многомирии не писали разве только сугубо специальные издания типа «Вестника тонкорунного овцеводства», известного своим пренебрежением ко всему, что не относится непосредственно к проблемам правильной стрижки специфической породы овец.
Понятно, что любой автор (или почти любой - из всякого правила есть исключения) стремится, иногда даже не осознавая того, ввести в орбиту рассматриваемого предмета как можно большее число явлений, полагая, что чем больше фактов привлекается для утверждения некоего тезиса, тем более почтенным и внушительным этот тезис представляется. Не думаю, что в данном случае количество становится причиной перехода в новое, более высокое, качество. Так, многие не только популяризаторы, но и физики-профессионалы (странно, что и профессор Ступальский не избежал этой ошибки) напрасно, на мой взгляд, пишут о том, что идеи многомирия возникли еще в античные времена и даже ранее, ссылаясь, с одной стороны, на Платона, с другой - на верования еще более древних народов, в том числе шумеров, египтян, etc. Практически в любой религиозной и (или) философской системе можно найти идеи и описания трех миров: земного, небесного и подземного. Платон повествует о двух мирах: вещном, материальном мире и мире идей. Многие историки науки придерживаются такого подхода, не обращая внимания на принципиальное отличие понятия физического многомирия от любых прежних представлений о множестве миров.
Обратимся для примера к Платоновскому двумирию. На самом деле оно является дихотомным описанием единственного мира, где и расположена пресловутая пещера, на стены которой падают тени проходящих мимо материальных созданий. Равно и религиозные (как языческие, так и монотеистические) представления о трехмирии никоим образом не выводят нас за пределы одного-единственного мира, одной-единственной Вселенной, созданной сонмом богов или Богом. Небесное царство, как и подземное (Рай и Ад в христианском понимании), находятся в той же Вселенной, что и земное, вещное, царство.
Вот типичный пример. Немецкий схоласт Роберт Гроссетест опубликовал в 1225 году труд, в котором якобы не только предсказал появление семь веков спустя теории Большого взрыва, но и сформулировал идею мультивселенной. Многие интерпретаторы склонны видеть в «совершенных сферах» Гроссетеста девять миров многомирия. Действительно, мы можем найти у Гросеетеста зачатки этой идеи, как можем найти ее зачатки в трудах Аристотеля, Платона и многих других философов античности и раннего средневековья. Аналогично рассуждали историки научной фантастики, когда приписывали, например, Сирано де Бержераку предвидение полета на Луну при помощи ракет («Государства и империи Луны»). Вероятно, тут нужно объясниться с читателем относительно термина «предвидение», «прогноз». На мой взгляд, реальным предвидением можно назвать лишь такое сбывшееся в будущем утверждение, относительно которого у автора утверждения и у его исследователя в будущем существует хотя бы частичное единомыслие касательно предмета утверждения и его физической сущности. Рассказывая о связке ракет, с помощью которых герой «Государств и империй Луны» поднялся в лунный мир, Сирано де Бержерак придавал этому способу не большее значение и смысл, нежели пяти другим описанным там же способам, как то: подбрасывание магнита, высушенные на солнце бычьи шкуры и пр. Случайное совпадение буйной фантазии «пророка» с будущей реальностью не является основанием для того, чтобы считать эти фантазии научным предвидением. Равно как и Гомера нельзя считать первым (или одним из первых) научным фантастом на том основании, что описанные им странствия Одиссея имели отдаленное отношение к реальности.
Возвращаясь к работе Гроссетеста, отмечу, что средневековый схоласт описывал эволюцию одного-единственного мира, созданного Творцом. Не вне, а внутри этой Вселенной возникают в процессе эволюции девять совершенных сфер, и то, что происходит это именно в единственном мироздании, подтверждает заключение Гроссетеста, что девятая совершенная сфера не может породить десятую, поскольку эта десятая содержит четыре известные стихии: огонь, воздух, землю и воду - сущности нашего мира, а не каких-то иных вселенных.
Многомирие времен Ренессанса и классицизма также нельзя отнести к многомирию в нашем нынешнем представлении. Утверждение Лейбница о том, что «мы живем в лучшем из возможных миров» вовсе не свидетельствует о том, что Лейбниц представлял мироздание состоящим из множества миров, лучший из которых достался нам по воле Творца, за что человек должен быть Ему премного благодарен. Мир, по Лейбницу, - один. Речь идет о возможности: перед тем, как создать Вселенную, Бог продумал все варианты и, будучи не только всемогущим, но и всезнающим, выбрал из множества вариантов мироздания лучший, это мироздание и создал. Надо отдать Лейбницу должное: он не отрицал потенциального многомирия. В некотором смысле идея о «лучшем из возможных миров» перекликается с гораздо более поздней копенгагенской интерпретацией квантовой механики, где потенциально существует множество решений уравнения Шредингера, но реализуется лишь одно - то, которое мы наблюдаем. «Копенгагенцы», в отличие от Лейбница, не утверждают, что наблюдаемое нами решение - лучшее (для наблюдателя) среди всех возможных.
Утверждение Лейбница вызвало немало саркастических замечаний современников и - позднее - классицистов. Достаточно вспомнить хотя бы Панглоса в «Кандиде» Вольтера, которого никакие несчастья не могли заставить отказаться от утверждения, что «мы живем в лучшем из миров».
Сказанное подводит нас к идее о том, что и платоновская дихотомия, и религиозные «миры», и теодицея Лейбница, и вольтеровская ирония имеют к современным представлениям о многомирии не большее отношение, чем предсказания писателей-фантастов ХХ века о полетах за пределы Солнечной системы к реальным перемещениям к далеким космическим целям.
Тем не менее, несмотря на указанные логические огрехи, описание многочисленных «прекрасных и ужасных миров» объединило множество исторических представлений, развитие которых хотя и не привело к современному вúдению многомирий, но позволило «задним числом» оценить корни этого процесса, несомненно, повлиявшего на состояние умов тех исследователей (и, прежде всего, Эверетта-мл.), которые уже во второй половине ХХ века определили фундаментальные основы нынешних представлений о множестве множеств физических миров.
Не стану отвлекать читателя историческими экскурсами и буду обращаться к ним по мере необходимости. Желающие более серьезно углубиться в историю, могут сделать это, обратившись к монографии Ступальского. Хочу лишь предупредить, что все эти исторические изыскания (очень интересные) не имеют отношения к истинному многомирию, о котором пойдет речь ниже.
http://amnuel.livejournal.com/128412.html
Тогда же выложил Предисловие. Предлагаю вашему вниманию Введение к книге. Если есть желающие прочитать книгу целиком, дайте знать в комментариях - буду выкладывать по главам.
Итак...
История исследования многомирий рассматривалась и ранее в многочисленных популярных обзорах, на которые я даже и ссылаться не буду, потому что в последнее время о многомирии не писали разве только сугубо специальные издания типа «Вестника тонкорунного овцеводства», известного своим пренебрежением ко всему, что не относится непосредственно к проблемам правильной стрижки специфической породы овец.
Понятно, что любой автор (или почти любой - из всякого правила есть исключения) стремится, иногда даже не осознавая того, ввести в орбиту рассматриваемого предмета как можно большее число явлений, полагая, что чем больше фактов привлекается для утверждения некоего тезиса, тем более почтенным и внушительным этот тезис представляется. Не думаю, что в данном случае количество становится причиной перехода в новое, более высокое, качество. Так, многие не только популяризаторы, но и физики-профессионалы (странно, что и профессор Ступальский не избежал этой ошибки) напрасно, на мой взгляд, пишут о том, что идеи многомирия возникли еще в античные времена и даже ранее, ссылаясь, с одной стороны, на Платона, с другой - на верования еще более древних народов, в том числе шумеров, египтян, etc. Практически в любой религиозной и (или) философской системе можно найти идеи и описания трех миров: земного, небесного и подземного. Платон повествует о двух мирах: вещном, материальном мире и мире идей. Многие историки науки придерживаются такого подхода, не обращая внимания на принципиальное отличие понятия физического многомирия от любых прежних представлений о множестве миров.
Обратимся для примера к Платоновскому двумирию. На самом деле оно является дихотомным описанием единственного мира, где и расположена пресловутая пещера, на стены которой падают тени проходящих мимо материальных созданий. Равно и религиозные (как языческие, так и монотеистические) представления о трехмирии никоим образом не выводят нас за пределы одного-единственного мира, одной-единственной Вселенной, созданной сонмом богов или Богом. Небесное царство, как и подземное (Рай и Ад в христианском понимании), находятся в той же Вселенной, что и земное, вещное, царство.
Вот типичный пример. Немецкий схоласт Роберт Гроссетест опубликовал в 1225 году труд, в котором якобы не только предсказал появление семь веков спустя теории Большого взрыва, но и сформулировал идею мультивселенной. Многие интерпретаторы склонны видеть в «совершенных сферах» Гроссетеста девять миров многомирия. Действительно, мы можем найти у Гросеетеста зачатки этой идеи, как можем найти ее зачатки в трудах Аристотеля, Платона и многих других философов античности и раннего средневековья. Аналогично рассуждали историки научной фантастики, когда приписывали, например, Сирано де Бержераку предвидение полета на Луну при помощи ракет («Государства и империи Луны»). Вероятно, тут нужно объясниться с читателем относительно термина «предвидение», «прогноз». На мой взгляд, реальным предвидением можно назвать лишь такое сбывшееся в будущем утверждение, относительно которого у автора утверждения и у его исследователя в будущем существует хотя бы частичное единомыслие касательно предмета утверждения и его физической сущности. Рассказывая о связке ракет, с помощью которых герой «Государств и империй Луны» поднялся в лунный мир, Сирано де Бержерак придавал этому способу не большее значение и смысл, нежели пяти другим описанным там же способам, как то: подбрасывание магнита, высушенные на солнце бычьи шкуры и пр. Случайное совпадение буйной фантазии «пророка» с будущей реальностью не является основанием для того, чтобы считать эти фантазии научным предвидением. Равно как и Гомера нельзя считать первым (или одним из первых) научным фантастом на том основании, что описанные им странствия Одиссея имели отдаленное отношение к реальности.
Возвращаясь к работе Гроссетеста, отмечу, что средневековый схоласт описывал эволюцию одного-единственного мира, созданного Творцом. Не вне, а внутри этой Вселенной возникают в процессе эволюции девять совершенных сфер, и то, что происходит это именно в единственном мироздании, подтверждает заключение Гроссетеста, что девятая совершенная сфера не может породить десятую, поскольку эта десятая содержит четыре известные стихии: огонь, воздух, землю и воду - сущности нашего мира, а не каких-то иных вселенных.
Многомирие времен Ренессанса и классицизма также нельзя отнести к многомирию в нашем нынешнем представлении. Утверждение Лейбница о том, что «мы живем в лучшем из возможных миров» вовсе не свидетельствует о том, что Лейбниц представлял мироздание состоящим из множества миров, лучший из которых достался нам по воле Творца, за что человек должен быть Ему премного благодарен. Мир, по Лейбницу, - один. Речь идет о возможности: перед тем, как создать Вселенную, Бог продумал все варианты и, будучи не только всемогущим, но и всезнающим, выбрал из множества вариантов мироздания лучший, это мироздание и создал. Надо отдать Лейбницу должное: он не отрицал потенциального многомирия. В некотором смысле идея о «лучшем из возможных миров» перекликается с гораздо более поздней копенгагенской интерпретацией квантовой механики, где потенциально существует множество решений уравнения Шредингера, но реализуется лишь одно - то, которое мы наблюдаем. «Копенгагенцы», в отличие от Лейбница, не утверждают, что наблюдаемое нами решение - лучшее (для наблюдателя) среди всех возможных.
Утверждение Лейбница вызвало немало саркастических замечаний современников и - позднее - классицистов. Достаточно вспомнить хотя бы Панглоса в «Кандиде» Вольтера, которого никакие несчастья не могли заставить отказаться от утверждения, что «мы живем в лучшем из миров».
Сказанное подводит нас к идее о том, что и платоновская дихотомия, и религиозные «миры», и теодицея Лейбница, и вольтеровская ирония имеют к современным представлениям о многомирии не большее отношение, чем предсказания писателей-фантастов ХХ века о полетах за пределы Солнечной системы к реальным перемещениям к далеким космическим целям.
Тем не менее, несмотря на указанные логические огрехи, описание многочисленных «прекрасных и ужасных миров» объединило множество исторических представлений, развитие которых хотя и не привело к современному вúдению многомирий, но позволило «задним числом» оценить корни этого процесса, несомненно, повлиявшего на состояние умов тех исследователей (и, прежде всего, Эверетта-мл.), которые уже во второй половине ХХ века определили фундаментальные основы нынешних представлений о множестве множеств физических миров.
Не стану отвлекать читателя историческими экскурсами и буду обращаться к ним по мере необходимости. Желающие более серьезно углубиться в историю, могут сделать это, обратившись к монографии Ступальского. Хочу лишь предупредить, что все эти исторические изыскания (очень интересные) не имеют отношения к истинному многомирию, о котором пойдет речь ниже.