Мое завтрашнее интервью Лизе Рубинштейн
«Р.А.Б.»получил вольную;
Успешный пистаель, бизнесмен и телеведущий Сергей Минаев поставил жирную точку в трилогии о жизни среднего класса. «Р.А.Б.», или «Рациональная Альтернатива Безработице» выводит темы романов «Духless» и «The Телки» на новый виток. Мы присутствуем при похоронах middle class, чья офисная юность пришлась на двухтысячные. Пришло время закончить горькую сказку о потерянном времени и разбитых надеждах поколения самовлюбленных менеджеров. В первую неделю книжных продаж «ВД» выясняет, будет ли у книги счастливый конец, а у России - светлое будущее.
- Сколько же можно писать о менеджерах и корпоративном рабстве? Разве вокруг нет других достойных людей - актеров, поэтов, музыкантов?
- Нет, потому что в своих книгах я всегда говорю о средней температуре по больнице, о некоем среднем градусе общества. Я не вижу героев среди поэтов или актеров, людей, которые были бы предельно точным слепком с общества.
- Может быть, вы не там их ищите?
-Их просто нет. Я говорю о матрицах массового сознания, в котором все эти творческие люди занимают исключительно мало места.
- А откуда мы можем знать, что является архетипами массового сознания при том, что мы - отчаянные гуманитарии? Может быть, мы не совсем ясно представляем подлинную картину?
- Хм, а вот вспомните, в чем лет эдак сто назад Бунин упрекал интеллигенцию? В том, как она разговаривает с народом, едучи полупьяной из театра и постучав мужика по спине: «А ты смерти-то не боишься?», на что полупьяный денщик дураку-барину отвечал: «А чего ее бояться?!» И барин прилежно записывал: «Удивительный русский народ! Не боится смерти!». Сейчас таким массовым «ямщиком», которого подгулявшая публика стучит по спине, является Интернет. Хочешь понять, что сейчас творится актуального в мире? Заходишь в блогосферу, смотришь горячие темы - и узнаешь среднюю температуру по больнице.
-Тогда возникает вопрос, не следят ли за деятельностью Интернета некие тайные силы, им управляющие?
- Да для управления Интернетом нужно всего каких-то пять человек.
-Правильно, вот кто-то этим и занимается.
-Не совсем. Есть, безусловно, люди, задающие векторы общественной мысли. Вопрос в том, что они не в состоянии, даже будучи демиургами Интернета, заставить людей писать именно то, что они пишут. Массовый потребитель Интернета, массовый воспроизводитель информации пишет о том, что реально важно, актуально для него. Кстати, если мы говорим о конструировании сознания, возникает вопрос о посредниках-модераторах. Они известны - это большие блоггеры, их человек пятьдесят. И я вхожу в их число. Мой ЖЖ ежедневно посещает пятнадцать тысяч человек. То есть это вполне себе такая популярная газета «Сельская Новь». Когда я лично что-то пишу и высказываю некие суждения, меня можно в упрекнуть в чем угодно. Массу - никак. Интернет - четкий метроном. И он показывает, что у нас героем последних четырех лет и стал менеджер среднего звена - самый распространенный архетип, к которому стремятся буквально все. Менеджер - идеал быстрорастворимого поколения, переваривающего огромный поток информации, и она всегда должна быть онлайн.
- Думаете, существовали иные поколения, для которых поиски духовности были актуальнее?
- В большинстве своем никогда. Это большая русская мифология. Людей волновало всегда одно и то же. Конечно, градус духовности зависит от того вектора, который создается официальными СМИ, в данном случае телевизором и кино. Были времена больших строек, котгда учили больше строить, а не потреблять. Когда вектор сместился в сторону официального гламура, возник тренд «потреблядства». А духовность - думаю, большая сказка, как и разговоры о собственном пути России. Два очень распространненых мифа.
- А как же миф о долготерпении русского народа, которое в один не слишком прекрасный момент заканчивается?
- Вот в него я верю! Яркий пример - Наполеоновские войны, когда Наполеон желал крестьян освободить и пойти с их помощью громить русских помещиков, а крестьяне вместо этого ушли в леса и начали долбить его гвардейцев. Лучше, решили наши люди, пусть бьют свои, чем чужие. Козлы, но ведь наши же, гады!
- Случится ли этой осенью революция?
-Нет. Для революции нужна та самая духовность, более известная как идеология, которой нынче нет. Неоплаченные кредиты и невыданные ипотеки могут стать только причиной самоубийств. Для бунта нужно нечто большее - тотальная ненависть одних к другим. Слава Богу, пока этот градус накала сбивается. И потом, революция - это глубинный процесс, так быстро он даже в результате экономических кризисов не может репродуцироваться. Да и лидеров нет, чтобы увлечь толпу. Самое опасное в массовом выходе на улицу - к любой толпе тут же примыкают маргиналы, которым все равно, во имя чего бить витрины.
- А как же быть бедному менеджеру среднего звена в эпоху массовых увольнений?
- Самосовершенствоваться. Сейчас в профессии останутся самые лучшие, а многие уйдут на улицу, и они будут вынуждены переучиваться, совершенствовать себя. Другого пути нет. Дарвиновская теория верна. Кстати, наконец-то у нас перестанет быть зазорным зарабатывать мало. Последние четыре года считалось смертным грехом. Если ты не успешен - это кошмар.
- Но есть категории людей, для которых мерилом успеха не являются деньги. Литературная элита, например…
- Это еще более жуткая тусовка. С богами же на Олимпе о колбасе не поговоришь. Другое дело, что Олимп этот воздвигнут на фекальной яме. Именно поэтому я никогда в жизни не посещал литературные споры и тусовки. Мой вход в литературное поле был достаточно спонтанным. Когда у книги «Духless» был тираж восемь тысяч, обо мне говорили как о подающем надежды молодом авторе; когда он стал двадцать тысяч, сказали, что я не безнадежен; когда он дорос до пятидесяти,сказали, что она довольна пуста, при ста книга являлась бездарной, а сейчас, спустя 700(!) тысяч копий, она стала культовой. Удар критики при этом был направлен не на книгу, а на мои качества маркетолога. У нас была на этот счет полемика с Быковым, и я сказал ему: «Вы напоминаете мне живых мертвецов, которые сторожат путь на свой Олимп. Вы туда никого не пускаете, сами раздаете себе премии и гранты. Я ничего общего иметь с этим не хочу». Единственный вменяемый человек в этой тусовке - писатель Юрий Поляков.
- Готовитесь ли вы к жизни после смерти?
-Мне кажется, ничего после жизни не будет. Свет отключат, вот и все. Я об этом стараюсь не думать, потому что думать страшно. Это довольно банально прозвучит, но, имея такую динамику перемещения в пространстве географическом и событийном, у меня на подобные мысли не много находится времени, и слава Богу.
- Какие же проекты занимают Ваше внимание?
- О, у меня изобилие проектов. Выпустил последнюю книга Кристиана Крахта «Я буду здесь, на солнце и в тени». Один из моих любимых писателей. Кстати, я очень смеялся, когда наши бездарные литературные критики утверждали, что «Духless» списан с Бегбедера. Бред сумасшедшего! Скорее, он отчасти был слепком с Крахтовского «Faserland», я был инспирирован этой книгой до мозга костей: «Все начинается здесь, что я стою у рыб¬ного ресторанчика в Листе-на-Зильте». Так у Крахта. И у меня «Все начинается здесь, в Москве…» Крахта я обожаю, причем «1979» нравится мне больше, чем «Faserland». Новая же книга - совершенно другая. Я подписал с Крахтом контракт и непременно привезу его в Москву. Отдал в производство рукопись под рабочим названием «Роман с автоматом»: история любви женщины и мужчины, который слеп, и выясняется это не сразу. Автор - русский парень, живущий в Берлине.На подходе книга Дмитрия Лекуха, вторая книга Руслана Галеева «Черепаховый суп». Вообще мне присылают довольно много рукописей, и что-то из них издается.
- В какую же сторону движется русская литература?
- Наблюдается попытка ухода от действительности. Ведь реальность либо сера, либо скучна, а подчас и просто ужасна. Обществом когда-то был задан совершенно неверный стандарт: «Стань крутым с «MTV»!». Он губителен, он выжигает в людях творческие поля, как армия Мантейфеля…Порождает презрение к людям, создающим продукты своего труда. Якобы писатель непременно должен быть успешным, с большой машиной и высокими гонорарами. Вот тогда он - состоявшаяся поп-фигура.Конечно, русские писатели и сами виноваты в такой ситуации - нельзя было задавать столь снобский градус. Мол, мы- высоколобая элита, а вы так, пришли чаю попить. Естественно, это вызывает противодействие. Отсюда три главных феномена последних сорока лет: глобализация (т.е. стандартизация), поп-культура (бесконечное «мыло» с короткими сериями, ведь поп-фигуры живут недолго) и постулат - «идеальный человек есть идеальный потребитель» как следствие первого и второго. Непонятно, что дальше, потому что культура сверхпотребеления всегда тупикова. Судя по всему, нас ждут годы ожидания, в чем-то напоминающие Серебряный век, когда все жили надеждой на что-то.
- Будет ли это ожидание творческим?
-Я надеюсь, годы кризиса будут очень креативными. У людей окажется больше свободного времени, и они начнут творить продукт в пустоту. Теперь бабла под проект никто не даст, придется все делать для себя. А когда делаешь для себя, делаешь хорошо. Почему говорят, что нельзя писать ради славы или гонорара? Когда ты пишешь для того, чтобы быть популярным, ты начинаешь следовать совсем другим законам, писать, заигрывая с потребителем, пытаясь ему угодить. И, естественно, он это отвергает, и смысл выхолащивается.
-Каков прогноз в отношении книжной индустрии?
- Индустрия не погибнет точно, люди будут больше читать. Да, рынок упадет, уменьшатся тиражи, начнется банкротство ритейлеров. Зато потом все возродится. Люди будут читать всегда. Я не хотел бы думать, что будущее так ужасно.
-Не напоминает ли Вам Россия Германию конца 1920-х?
- О нет! В Германии, помимо экономической депрессии, был позор нации, проигрыш в войне. У человека можно отнять дом, деньги, национальную идею (которой у нас никогда и не было), но если ты живешь в ощущении национального позора, это очень тяжело. У нас же, помнится, национальной идеей считали триаду «Самодержавие, Православие, Доходность»? Последнее время доходность у нас нулевая, с православием тоже как-то не все гладко. Я, помню, имел неосторожность написать, что Бога больше не зовут Иисус Христос, его зовут MEDIA. Я имел в виду, что нынче место средневекового храма, который служил еще и массовым рукотворным телевизором, театром, нынче заняла MEDIA. Потому сдерживающий народное недовольство фактор будет лежать в плоскости СМИ.
-Вы готовы идти на баррикады?
- Нет. Если пойдем на баррикады, мы все угробим, потому что в мутной пене лидером сделается какой-нибудь грязный ублюдок - он ведь будет больше всех кричать. Я понимаю, как большевики с легкостью побеждали на площадных митингах. За примером не надо ходить далеко: Захар Прилепин в передаче «К барьеру», где он выступал против меня, нес какую-то абсолютно шариковскую ересь, но на том языке, который народ привык понимать. И при этом он - буржуа, а ни черта не революционер.
- А кто успокоит народное недовольство?
- У моего любимого Бунина написано все и про сегодняшние времена. Народ у нас хороший, хотя жег церкви и усадьбы. Я надеюсь, что все в стране как-то умиротворится. Я хотел бы в это верить. Но пока, даже в ситуации кризиса, мы в лучших кондициях, чем могли бы быть.
- Должен ли бизнес нести социальную ответственность?
- А как же?! А то у нас господствовала такая настройка: укрупниться, раздуться, пульнуть западным инвесторам и смотаться отсюда. Да, за промежуток с 1998-го по 2008-ой можно было построить гораздо больше, чем мы построили. Вообще социальная ответственность бизнеса в России может насаждаться только государевым указом: «Сегодня поднимаем Автопром, завтра - энергетику, а кто энергетику не поднял, поднял чемоданы и поехал в Краснокаменск». Только так. Не стоит ждать, что в одночасье наш бизнес станет социально ответственным. Стоит писать государевым людям памятки по обращению с собственной страной, да в кожаном переплете, чтобы яснее читалось. У нас почему-то наблюдаются две крайности: либо все сели, либо все встали с колен.
- Кому принадлежит Россия?
- Конечно, не нам, не менеджерам или олиграхам - нашим детям. У меня есть дочь, ей семь, и я хочу, чтобы ей было комфортно жить в России. Жить нужно. Хотя хочется жить, а не выживать. Я думаю, что это в природе человека - воспринимать жизнь как постоянную борьбу. Самое страшное, что мы ведем войну с самими собой. От нас с вами никакой пользы нет, кроме как дело детопроизводства. Больше с нас взять нечего. Кроме генотипа.
- То есть вечный закон «родись, роди, умри»?
- Это уж получше, чем «потребляй, работай, сдохни».
Успешный пистаель, бизнесмен и телеведущий Сергей Минаев поставил жирную точку в трилогии о жизни среднего класса. «Р.А.Б.», или «Рациональная Альтернатива Безработице» выводит темы романов «Духless» и «The Телки» на новый виток. Мы присутствуем при похоронах middle class, чья офисная юность пришлась на двухтысячные. Пришло время закончить горькую сказку о потерянном времени и разбитых надеждах поколения самовлюбленных менеджеров. В первую неделю книжных продаж «ВД» выясняет, будет ли у книги счастливый конец, а у России - светлое будущее.
- Сколько же можно писать о менеджерах и корпоративном рабстве? Разве вокруг нет других достойных людей - актеров, поэтов, музыкантов?
- Нет, потому что в своих книгах я всегда говорю о средней температуре по больнице, о некоем среднем градусе общества. Я не вижу героев среди поэтов или актеров, людей, которые были бы предельно точным слепком с общества.
- Может быть, вы не там их ищите?
-Их просто нет. Я говорю о матрицах массового сознания, в котором все эти творческие люди занимают исключительно мало места.
- А откуда мы можем знать, что является архетипами массового сознания при том, что мы - отчаянные гуманитарии? Может быть, мы не совсем ясно представляем подлинную картину?
- Хм, а вот вспомните, в чем лет эдак сто назад Бунин упрекал интеллигенцию? В том, как она разговаривает с народом, едучи полупьяной из театра и постучав мужика по спине: «А ты смерти-то не боишься?», на что полупьяный денщик дураку-барину отвечал: «А чего ее бояться?!» И барин прилежно записывал: «Удивительный русский народ! Не боится смерти!». Сейчас таким массовым «ямщиком», которого подгулявшая публика стучит по спине, является Интернет. Хочешь понять, что сейчас творится актуального в мире? Заходишь в блогосферу, смотришь горячие темы - и узнаешь среднюю температуру по больнице.
-Тогда возникает вопрос, не следят ли за деятельностью Интернета некие тайные силы, им управляющие?
- Да для управления Интернетом нужно всего каких-то пять человек.
-Правильно, вот кто-то этим и занимается.
-Не совсем. Есть, безусловно, люди, задающие векторы общественной мысли. Вопрос в том, что они не в состоянии, даже будучи демиургами Интернета, заставить людей писать именно то, что они пишут. Массовый потребитель Интернета, массовый воспроизводитель информации пишет о том, что реально важно, актуально для него. Кстати, если мы говорим о конструировании сознания, возникает вопрос о посредниках-модераторах. Они известны - это большие блоггеры, их человек пятьдесят. И я вхожу в их число. Мой ЖЖ ежедневно посещает пятнадцать тысяч человек. То есть это вполне себе такая популярная газета «Сельская Новь». Когда я лично что-то пишу и высказываю некие суждения, меня можно в упрекнуть в чем угодно. Массу - никак. Интернет - четкий метроном. И он показывает, что у нас героем последних четырех лет и стал менеджер среднего звена - самый распространенный архетип, к которому стремятся буквально все. Менеджер - идеал быстрорастворимого поколения, переваривающего огромный поток информации, и она всегда должна быть онлайн.
- Думаете, существовали иные поколения, для которых поиски духовности были актуальнее?
- В большинстве своем никогда. Это большая русская мифология. Людей волновало всегда одно и то же. Конечно, градус духовности зависит от того вектора, который создается официальными СМИ, в данном случае телевизором и кино. Были времена больших строек, котгда учили больше строить, а не потреблять. Когда вектор сместился в сторону официального гламура, возник тренд «потреблядства». А духовность - думаю, большая сказка, как и разговоры о собственном пути России. Два очень распространненых мифа.
- А как же миф о долготерпении русского народа, которое в один не слишком прекрасный момент заканчивается?
- Вот в него я верю! Яркий пример - Наполеоновские войны, когда Наполеон желал крестьян освободить и пойти с их помощью громить русских помещиков, а крестьяне вместо этого ушли в леса и начали долбить его гвардейцев. Лучше, решили наши люди, пусть бьют свои, чем чужие. Козлы, но ведь наши же, гады!
- Случится ли этой осенью революция?
-Нет. Для революции нужна та самая духовность, более известная как идеология, которой нынче нет. Неоплаченные кредиты и невыданные ипотеки могут стать только причиной самоубийств. Для бунта нужно нечто большее - тотальная ненависть одних к другим. Слава Богу, пока этот градус накала сбивается. И потом, революция - это глубинный процесс, так быстро он даже в результате экономических кризисов не может репродуцироваться. Да и лидеров нет, чтобы увлечь толпу. Самое опасное в массовом выходе на улицу - к любой толпе тут же примыкают маргиналы, которым все равно, во имя чего бить витрины.
- А как же быть бедному менеджеру среднего звена в эпоху массовых увольнений?
- Самосовершенствоваться. Сейчас в профессии останутся самые лучшие, а многие уйдут на улицу, и они будут вынуждены переучиваться, совершенствовать себя. Другого пути нет. Дарвиновская теория верна. Кстати, наконец-то у нас перестанет быть зазорным зарабатывать мало. Последние четыре года считалось смертным грехом. Если ты не успешен - это кошмар.
- Но есть категории людей, для которых мерилом успеха не являются деньги. Литературная элита, например…
- Это еще более жуткая тусовка. С богами же на Олимпе о колбасе не поговоришь. Другое дело, что Олимп этот воздвигнут на фекальной яме. Именно поэтому я никогда в жизни не посещал литературные споры и тусовки. Мой вход в литературное поле был достаточно спонтанным. Когда у книги «Духless» был тираж восемь тысяч, обо мне говорили как о подающем надежды молодом авторе; когда он стал двадцать тысяч, сказали, что я не безнадежен; когда он дорос до пятидесяти,сказали, что она довольна пуста, при ста книга являлась бездарной, а сейчас, спустя 700(!) тысяч копий, она стала культовой. Удар критики при этом был направлен не на книгу, а на мои качества маркетолога. У нас была на этот счет полемика с Быковым, и я сказал ему: «Вы напоминаете мне живых мертвецов, которые сторожат путь на свой Олимп. Вы туда никого не пускаете, сами раздаете себе премии и гранты. Я ничего общего иметь с этим не хочу». Единственный вменяемый человек в этой тусовке - писатель Юрий Поляков.
- Готовитесь ли вы к жизни после смерти?
-Мне кажется, ничего после жизни не будет. Свет отключат, вот и все. Я об этом стараюсь не думать, потому что думать страшно. Это довольно банально прозвучит, но, имея такую динамику перемещения в пространстве географическом и событийном, у меня на подобные мысли не много находится времени, и слава Богу.
- Какие же проекты занимают Ваше внимание?
- О, у меня изобилие проектов. Выпустил последнюю книга Кристиана Крахта «Я буду здесь, на солнце и в тени». Один из моих любимых писателей. Кстати, я очень смеялся, когда наши бездарные литературные критики утверждали, что «Духless» списан с Бегбедера. Бред сумасшедшего! Скорее, он отчасти был слепком с Крахтовского «Faserland», я был инспирирован этой книгой до мозга костей: «Все начинается здесь, что я стою у рыб¬ного ресторанчика в Листе-на-Зильте». Так у Крахта. И у меня «Все начинается здесь, в Москве…» Крахта я обожаю, причем «1979» нравится мне больше, чем «Faserland». Новая же книга - совершенно другая. Я подписал с Крахтом контракт и непременно привезу его в Москву. Отдал в производство рукопись под рабочим названием «Роман с автоматом»: история любви женщины и мужчины, который слеп, и выясняется это не сразу. Автор - русский парень, живущий в Берлине.На подходе книга Дмитрия Лекуха, вторая книга Руслана Галеева «Черепаховый суп». Вообще мне присылают довольно много рукописей, и что-то из них издается.
- В какую же сторону движется русская литература?
- Наблюдается попытка ухода от действительности. Ведь реальность либо сера, либо скучна, а подчас и просто ужасна. Обществом когда-то был задан совершенно неверный стандарт: «Стань крутым с «MTV»!». Он губителен, он выжигает в людях творческие поля, как армия Мантейфеля…Порождает презрение к людям, создающим продукты своего труда. Якобы писатель непременно должен быть успешным, с большой машиной и высокими гонорарами. Вот тогда он - состоявшаяся поп-фигура.Конечно, русские писатели и сами виноваты в такой ситуации - нельзя было задавать столь снобский градус. Мол, мы- высоколобая элита, а вы так, пришли чаю попить. Естественно, это вызывает противодействие. Отсюда три главных феномена последних сорока лет: глобализация (т.е. стандартизация), поп-культура (бесконечное «мыло» с короткими сериями, ведь поп-фигуры живут недолго) и постулат - «идеальный человек есть идеальный потребитель» как следствие первого и второго. Непонятно, что дальше, потому что культура сверхпотребеления всегда тупикова. Судя по всему, нас ждут годы ожидания, в чем-то напоминающие Серебряный век, когда все жили надеждой на что-то.
- Будет ли это ожидание творческим?
-Я надеюсь, годы кризиса будут очень креативными. У людей окажется больше свободного времени, и они начнут творить продукт в пустоту. Теперь бабла под проект никто не даст, придется все делать для себя. А когда делаешь для себя, делаешь хорошо. Почему говорят, что нельзя писать ради славы или гонорара? Когда ты пишешь для того, чтобы быть популярным, ты начинаешь следовать совсем другим законам, писать, заигрывая с потребителем, пытаясь ему угодить. И, естественно, он это отвергает, и смысл выхолащивается.
-Каков прогноз в отношении книжной индустрии?
- Индустрия не погибнет точно, люди будут больше читать. Да, рынок упадет, уменьшатся тиражи, начнется банкротство ритейлеров. Зато потом все возродится. Люди будут читать всегда. Я не хотел бы думать, что будущее так ужасно.
-Не напоминает ли Вам Россия Германию конца 1920-х?
- О нет! В Германии, помимо экономической депрессии, был позор нации, проигрыш в войне. У человека можно отнять дом, деньги, национальную идею (которой у нас никогда и не было), но если ты живешь в ощущении национального позора, это очень тяжело. У нас же, помнится, национальной идеей считали триаду «Самодержавие, Православие, Доходность»? Последнее время доходность у нас нулевая, с православием тоже как-то не все гладко. Я, помню, имел неосторожность написать, что Бога больше не зовут Иисус Христос, его зовут MEDIA. Я имел в виду, что нынче место средневекового храма, который служил еще и массовым рукотворным телевизором, театром, нынче заняла MEDIA. Потому сдерживающий народное недовольство фактор будет лежать в плоскости СМИ.
-Вы готовы идти на баррикады?
- Нет. Если пойдем на баррикады, мы все угробим, потому что в мутной пене лидером сделается какой-нибудь грязный ублюдок - он ведь будет больше всех кричать. Я понимаю, как большевики с легкостью побеждали на площадных митингах. За примером не надо ходить далеко: Захар Прилепин в передаче «К барьеру», где он выступал против меня, нес какую-то абсолютно шариковскую ересь, но на том языке, который народ привык понимать. И при этом он - буржуа, а ни черта не революционер.
- А кто успокоит народное недовольство?
- У моего любимого Бунина написано все и про сегодняшние времена. Народ у нас хороший, хотя жег церкви и усадьбы. Я надеюсь, что все в стране как-то умиротворится. Я хотел бы в это верить. Но пока, даже в ситуации кризиса, мы в лучших кондициях, чем могли бы быть.
- Должен ли бизнес нести социальную ответственность?
- А как же?! А то у нас господствовала такая настройка: укрупниться, раздуться, пульнуть западным инвесторам и смотаться отсюда. Да, за промежуток с 1998-го по 2008-ой можно было построить гораздо больше, чем мы построили. Вообще социальная ответственность бизнеса в России может насаждаться только государевым указом: «Сегодня поднимаем Автопром, завтра - энергетику, а кто энергетику не поднял, поднял чемоданы и поехал в Краснокаменск». Только так. Не стоит ждать, что в одночасье наш бизнес станет социально ответственным. Стоит писать государевым людям памятки по обращению с собственной страной, да в кожаном переплете, чтобы яснее читалось. У нас почему-то наблюдаются две крайности: либо все сели, либо все встали с колен.
- Кому принадлежит Россия?
- Конечно, не нам, не менеджерам или олиграхам - нашим детям. У меня есть дочь, ей семь, и я хочу, чтобы ей было комфортно жить в России. Жить нужно. Хотя хочется жить, а не выживать. Я думаю, что это в природе человека - воспринимать жизнь как постоянную борьбу. Самое страшное, что мы ведем войну с самими собой. От нас с вами никакой пользы нет, кроме как дело детопроизводства. Больше с нас взять нечего. Кроме генотипа.
- То есть вечный закон «родись, роди, умри»?
- Это уж получше, чем «потребляй, работай, сдохни».