Процесс Ильи Романова. Прения закончены
Насыщенный сегодня вышел день. Начали в 10 утра и к 19 часам закончили. И не понять сразу, о чём писать...
Наверное, самое интересное сегодня я всё же упустил. На выступление защиты в прениях прибыла наша профессиональная пресса в лице Ирины Славиной. При регистрации она указала себя в качестве журналиста. И тут явился пресс-секретарь нижегородского облсуда, оставляя свой незабываемый след в процессе. Валерий Лазарев запретил журналистке участвовать в заседании. На каком основании? В силу своих, никому не ведомых полномочий! Вежливое хамство - отличительный признак начальника путинской эпохи, даже если начальником таковой субъект и не является. К сожалению, более подробно об этом скандальном поведении пресс-секретаря я рассказать не могу, ибо приехал на заседание позже. Напомню, что подобным же образом отметился Лазарев при открытии процесса, 16 июня. Заседание осталось открытым, но ходатайство защиты о ведении видеосъёмки было судьями отклонено. Ирина неспешно укладывала штатив обратно в сумку, а я расстался с надеждой на видео - о свободе в таком суде можно только мечтать. Однако респект журналистке, потому что процесс вниманием не избалован.
Первым выступал подсудимый. Речь была написана от руки, на сотню листов, со всеми статеечками УК и УПК, их частями и пунктами, инициалами свидетелей и подробными цитатами экспертов. Титанический труд. Слушать было неинтересно: позиция Ильи на протяжении этих полутора месяцев стала ясна - из его вопросов, комментариев, ходатайств. Интересна была только интонация: Романов с наслаждением читал бесконечные канцеляризмы своей речи. Не сразу пробилась в его голосе жёсткая ирония - как ещё мог относиться революционер и анархист ко всем этим статьям и кодексам?! Ну, раз у вас такие правила - я буду играть по-вашему. И докажу, что прокурор у вас безграмотный, эксперты - путаники, а судить меня просто не за что. Довольно спорная позиция... Но двадцать один месяц тюремного заключения даёт узнику право высказаться - так, как он это считает нужным.
Если Вы читали мои репортажи по этому судебному процессу, то навряд ли речь подсудимого блеснёт для вас сюрпризами.
Попробую изложить тезисно, своими словами.
О "терроризме". Не доказан мой умысел на совершение теракта. Романов, мол, решил повлиять на градостроительную политику органов власти - никаких фактов, пустословие. "Я считаю, что мне известно лучше, чем возбудившему против меня уголовное дело следователю Кауркину, какие мною принимались решения, а какие - нет".
Что говорят об этом свидетели обвинения? Составлены их показания оперуполномоченным УФСБ Игорем Михайловичем Савельевым (Романов доказывает это текстуально). Гусев, охранник, был настолько пьян, что не мог ничего разглядеть в моей сумке и запомнить дословно наш разговор.
Шизофрения Абрамова не могла пройти бесследно, он легко внушаем, его показания вообще нельзя использовать в качестве доказательства. Но и он, и Семушин не подтвердили в суде моих террористических намерений. И признали, что ни в какую противозаконную деятельность я их не втягивал.
Светлана Волкова совершила явный оговор. По личным мотивам. Пример: она заявила мимоходом, что я выпивал каждый день, и за пьянство меня уволили с работы. Это опровергнуто напрямую моим работодатлем П.М.Типаковым. Волкова, вероятно, сотрудничает с органами на постоянной (и платной) основе в рамках ОДР - оперативно-разыскной деятельности. Это подтверждается, как минимум, её появлением в качестве понятой на месте происшествия, которое трудно назвать случайным в свете её дальнейшего участия в процессе.
Показания А.Семушина в суде раскрыли гнусные методы работы следствия. Его запугивали, извращали сказанное. В суде он опроверг придуманный и приписанный ему следователем тезис о моём намерении взрывать строительную технику в случае вырубки кулибинского парка.
Обвинение не выяснило и не установило, что именно, где, когда и каким образом я намеревался взрывать.
Теракт подразумевает своей целью устрашение населения. Зачем мне устрашать население? Этим занимается УФСБ и Прокуратура, возбуждая и поддерживая обвинение по делам, подобным моему.
О файле text.doc, содержащем угрозу в адрес городских властей
("Шанцев Сорокин Кондрашов Если непрекратите рубить парки взорву всех к ёб...ной матери").
Нет никаких доказательств моей причастности к созданию этого файла.
Риелтор Чижевский показал, что компьютер в квартире на Полтавской принадлежал Ветошко. Чижевский сказал, что интернет в сдаваемой квартире был всегда, но соседка и договор с провайдером утверждают, что услуги сети предоставлялись лишь с 9 октября, за день до передачи ключей Романову. Интернета не было, но ... он был. Экспертиза заметила в истории браузера благополучные сеансы в сети до 9 октября. А также создание новых файлов 10-го, когда Ветошко в квартире уже не жил, а Романов в ней ещё не появился. Логично предположить, что компьютер до 11 октября просто находился в совсем ином месте. И работал на нём кто-нибудь вроде Опера НН, т.е. начальника местного ЦПЭ А.Трифонова.
Затем наблюдается разница в датах выхода в интернет, зафиксированных историей браузера в самом компьютере и данными биллинга интернет-провайдера. Последние данные фиксируют также сеансы в то время, когда я работал на кондитерской фабрике в Сормове. Кто-то пользовался компьютером в моё отсутствие? Использовал переносной модем? Многое объясняет наличие в компьютере программы удалённого доступа Ammyy Admin. Каким образом использовалась она здесь использовалась? Для ответов на эти вопросы необходима новая экспертиза. Уж не покойный ли Ветошко вышел в интернет со своего компьютера утром 26 октября 2013г. через программу удалённого доступа?
"Фантомная сессия" и "фантомный сброс в корзину" этим утром были реальны. Кто-то работал на компьютере, записывая "Арийский террор" и создавая текст-угрозу, меняя настройки системного времени при отключенном журнале событий. Потом промежуточные вресии файлов были удалены, потом удалена и сама корзина, а выход в интернет был совершён по ошибке. Мои ключи от квартиры были доступны органам с того момента, как я попал в больницу.
Впрочем, доступ к компьютеру для фальсификаторов был открыт и позже: системный блок после обыска не был как следует опечатан.
Исследование Е.А.Колтуновой показало, что я не мог быть автором этого текста.
Следствие намеренно не снимало отпечатки пальцев с изъятого компьютера.
Специалист ФСБ Д.Л.Туренко не смог убедительно объяснит в суде возможность появления каталога RECYCLE.BIN утром 26 октября. Он пытался скрыть этот факт, представив "вторую редакцию" своего заключения без таблиц, содержащих сведения о каталоге, что являлось служебным подлогом и фальсификацией.
Если файл "Арийский террор" записал я сам с некоего CD-диска в ночь на 26-е, то где этот диск? Почему он не найден при обыске?
Обвинение исходит из моих показаний: я был в ночь на 26-е в "нехорошей квартире". Если там больше никого не было, значит, создал я. Других доказательств нет. Данный квалифицирующий признак преступления - " в целях воздействия на принятие решения органами власти" - должен быть исключён из обвинения.
"Также хотелось бы обратить внимание суда на то обстоятельство, что из трёх "органов власти", которым, по совершенно безосновательному утверждению стороны обвинения, я угрожал совершением взрыва, такого "органа власти" как Кондрашов на данный момент уже не существует: этот "орган власти" был упразднён в тот самый день, когда прокурор Езерский запросил для меня наказание в виде 10 лет лишения свободы, так как упомянутый "орган власти" подозревается в совершении налогового преступления". (Речь идёт об отставке главы администрации Н.Новгорода Олега Кондрашова)
Я добровольно указал следствию местонахождение опасных взрывчатых веществ на Полтавской (Где он не проживал и не был прописан! сколько искали бы "фейсы" все эти баночки и пузырьки? если, конечно, они именно для этого и не подставили Илье эту квартиру). Если обвинение считает изготовление взрывчатых веществ одним из звеньев подготовки к теракту, то выдача их должна квалифицироваться как добровольный отказ от совершения данного преступления. В таком случае примечание к статье 205 УК РФ предполагает освобождение от ответственности.
Аналогичные примечания есть в статьях 222 и 223, а только по ним Илья и признаёт себя виновным. И вновь напомнил об этих примечаниях. Боюсь, у судей проснётся азарт преследователя: ага, обмануть нас хочешь! признаёшь себя виновным, но лишь в том, за что тебя и сажать не следует? Именно эти чувства пытался пробудить у них репликой прокурор А.А.Езерский: смотрите, дескать, на этого ангела, белого и пушистого! Отпустить его сейчас же?! Примитивный, но очень действенный ход. Судьи обожают ощущать себя вершителями судеб, мудрыми и прозорливыми. Ага, хитришь? Ну, щас я тебя прихлопну! Нельзя стоять перед ними этаким тараканом, нельзя пробуждать в них инстинкт охотника и вести себя как жертва...
О пиротехнике.
Найденные у меня изделия никак нельзя отнести к взрывным устройствам: они не были начинены боезарядом.
Они приводились в действие через инициирующую трубочку, например, добавлением глицерина, так что срабатывали через полминуты. Такие устройства не годятся для закладки под объект при настоящем теракте.
Мощность изъятого при обыске и уничтоженного "устройства" экспертиза не оценивала. Мощность коробки из-под лапши, взорвавшейся на Ошарской, оценивали по образовавшейся воронке. Но на фотографиях не видно вообще никакой воронки, а понятой и полицейский, проводивший осмотр, её не помнят - её просто не было. И мощность этого изделия завышена. Сработав у меня на ладони, оно оторвало мне фалангу большого пальца и причинило травму кисти, не более того. А устрашение..."Взрыв" на Ошарской услышали лишь два сторожа, охарактеризовавшие их как "хлопок".
Состав использованной на Ошарской смеси экспертами оценен неверно. Эта смесь предполагала взрывное горение, как в петарде, но не взрыв, подобный гранате.
Гвоздей у меня просто никаких не было. На фотографиях вещественных доказательств их нет. Участники обыска путаются во всём, что касается гвоздей. Понятой Кудрявцев видел их только в руках взрывотехника ФСБ. Он же заметил двоих в штатском, которые присутствовали при обыске, но никак не могут быть идентифицированы с лицами, занесёнными в протокол. Не были ли это Трифонов и Леленков? (первый - от ЦПЭ, второй - от ФСБ - допрашивали Романова сразу после операции в больнице). Не они ли подбросили гвозди? Впрочем, это мог сделать и тот человек, что наведывался утром поработать на компьютере.
Комментарии юристов к статье 205 УК о терроризме указывают, что проявления теракта должны быть реальными, а не надуманными. Мои изделия в действительности никого не устрашили, угрозы жизни людей не представляли и никакого ущерба не причинили, да и не могли этого сделать.
О "призывах к терроризму" и "оправдании террора". "Диалоги с Ильей Романовым" - это смонтированная аудиозапись дружеской беседы в застолье после освобождения из зоны. Я не помню, кто именно и как вёл запись, не договаривался о её публикации и давно забыл об этом случае. Я не предпринимал никаких усилий для распространения этой записи. "Радио" RKAS Libertaire не имеет лицензии и регистрации, не ведёт регулярного вещания, собеседники мои - Шевченко и Чепего - не были профессиональными журналистами - это не СМИ, подразумеваемое статьёй 205.2 УК РФ.
Причём надо понимать условия и обстановку, в которых инкриминируемые слова были произнесены. Это было на Донбассе, уже назревала происходящая сейчас Гражданская война. Товарищи мои уже готовились к борьбе. "С учётом этого обстоятельства, данное обвинение выглядит вообще абсурдным. Если бы государственный обвинитель Езерский Алексей Алексеевич жил во время Великой Отечественной войны, он поддерживал бы в судах обвинение в покушениях на жизнь солдат и офицеров вермахта, требовал бы приговорить покушавшихся к повешенью за террористическую деятельность".
Эксперт Мясникова Т.В. нашла в представленных отрывках призывы к терроризму. Она не была знакома со всей беседой, следователь Кауркин представил на экспертизу вырванные из контекста фрагменты. Безоснователен её вывод о том, что я призываю бороться с существующим государственным устройством. Что это такое? Слов таких в тексте нет, пояснить она отказалась. Если она считает, что я против государства буржуазного, основанного на наживе, то считает ли она современную Россию буржуазным государством? Почему?
Слова "убивать" в тексте нет, но Мясникова приписала мне призывы к ведению войны, взрывам и убийствам. Как будто не ясно, что не всякая стрельба или взрывы производятся с целью убивать. А призывов в исследуемом тексте, как показала специалист Колтунова Е.А., нет вообще. Эксперт Мясникова просто подгоняла своё заключение под выводы, заказанные следователем ФСБ.
Украинское дело 2002г. Приговор приобщён к делу с процессуальными нарушениями. Он обжалован мною в Европейском суде по правам человека, поскольку следователи СБУ применяли по отношению к нам пытки. И жалоба моя коммуницирована, т.е. приговор 2004г. находится под вопросом, а у товарища моего Данилова уже отменён. Пыточный приговор не может быть доказательством в данном деле.
Итак, по террористическим статьям 205 и 205.2 - нет состава преступления
по статьям 222 и 223 следует учесть добровольную выдачу взрывчатых веществ
(тут Илья добавляет ещё какую-то казуистику о том, по каким статьям было возбуждено уголовное следствие, находя там какие-то проколы или нестыковки - мой слабый интеллект на слух эти аргументы не воспринял)
Смягчающие обстоятельства - не замеченные прокурором! - несовершеннолетний ребёнок на попечении, полученная инвалидность, психические расстройства, помощь следствию, положительная характеристика с места работы (!)
Средств для выплаты требуемого обвинением штрафа нет.
Прошу сохранить в качестве вещественного доказательства компьютер, якобы принадлежавший Ветошко, поскольку остаётся ещё возможность выяснить истинное авторство инкриминируемых текстов.
Вся речь длилась более четырёх часов (часть 1, часть 2, часть 3)
После небольшого перерыва последовала речь защитника, адвоката Евгения Губина.
Его предложение отложить чтение речи, поскольку рабочий день уже заканчивался, было председательствующим отвергнуто.
- Не надо делать из защитника мебель, которую можно не замечать или отодвинуть!
- А Вас никто пока и не прерывает.
Речь Е. Губина, действительно, оказалась настолько эмоциональной, что зал заседания пробудился и слушал два с половиной часа с самым неусыпным вниманием. Она невольно повторила многие тезисы Романова, только более убедительно и ярко, поэтому я ограничусь лишь теми моментами, которые дополнят вышесказанное.
Адвокат почеркнул, что обвинение само по себе, буквально, представляет большой мыльный пузырь, и каждый его тезис оказывается несостоятельным при ближайшем рассмотрении.
Об "интервью" Романова. Точное место и обстоятельства "преступления" не установлены - вопреки 73 статье УПК.
Уехавший в Германию участник той самой беседы в Донецке (или Горловке), 08.12.12, Валентин Чепего, сообщает, что именно он взял на встречу с Романовым диктофон, но делал аудиозапись для себя, на память. Запись ему не понравилась, он оставил её в Донецке и не ведает дальнейшей её судьбы. Показания Чепего В., представленные защитой, суд в своё время к делу не приобщил.
Было ли "интервью" публичным призывом к террористической деятельности? Лингвист Колтунова Е.А. доступно объяснила прокурору и суду, что такое публичность. Но обвинение повторяет выводы следствия, посчитавшего факт размещения в сети анонимным пользователем, при открытом доступе, главным аргументом в пользу публичности данного текста. А эксперты следовали по пути, проложенному следователем: он предложил им взятые из интернета фрагменты записи, не удосужившись объяснить, каким образом и при каких обстоятельствах она была произведена. Но беседа за столом не есть выступление на митинге, нет в ней обращения к аудитории. А нет публичности - нет и главного признака инкриминируемого преступления (ст. 205.2)
Нелепой выдумкой оказываются слова о мотивации подсудимого - "мотивы политической враждебности". К кому именно враждебен Романов? Как это доказывается материалами дела? Никак.
Бросается в глаза обвинительный уклон экспертизы. "Учёные" не находят в тексте возбуждения расовой, национальной или религиозной ненависти - но не могут просто ответить "нет", они раскапывают негативное отношение к "дебилоидам" на зоне, которые ничего не читают и ничем не интересуются, - возбуждение ненависти к социальной группе, описываемой как молодые люди, отбывающие наказание в местах лишения свободы. Правда, Кауркину эта "социальная группа" в деле не нужна, ничего тут не высосешь, но стремления экспертов здесь прояляются вполне.
О пиротехнике. Защитник напомнил, что "взрыв" на Ошарской услышали только два человека, и они охарактеризовали его, согласно первоначальным показаниям, как хлопок, похожий на действие мощной петарды. И они даже не вышли наружу посмотреть, что случилось - не то чтобы вызвать полицию. Е.Губин заметил, сколь условны были методы, при помощи которых оценивали эксперты изъятые при обыске улики. Банки с перекисью ацетона не видел никто: эксперты рассматривали лишь её фото, исследовав милиграммы, отобранные для пробы. Визуально оценили они объём вещества, потом рассчитали прочие характеристики, исходя из табличных данных о свойствах перекиси ацетона. В суде было замечено, что "домашний" процесс приготовления этого соединения даёт смесь диперекиси и триперекиси, причём свойства первой из них - плотность и др. - отличны от второй. А эксперты делали свои расчёты, имея я виду только триперекись. Меняет это что-либо? Я думаю, по крайней мере, снимает магию заявленных в обвинении чисел, с точностью вплоть до сотых долей грамма. Дескать, всё у нас обвинение подсчитало, всё наши органы знают, осталось только мерзавцу срок впаять...
Очарованные точностью представленных обвинением цифр, мы не вдумываемся в их значение. Если в банке при обыске ВВ оценивается как 101 г в тротиловом эквиваленте, а мощность взорвавшегося на Ошарской "устройства" - в 49 г., то неплохо было бы эти цифры сравнить. 49 г на ладони Романова его не убили, оторвали большой палец. Как собирался он взрывать весь город, угрожать Шанцеву и Сорокину, имея в наличии всего 101 г?
Данные цифры только подтверждают слова Романова, что перекись водорода он планировал использовать лишь в качестве инициирующего вещества и только для проведения опытов с различными смесями.
История с гвоздями - отдельная песня. Добавлю лишь, что простой хронологический расчёт показывает чудную картину: взрывотехник из ФСБ приыли на Полтавскую 26 октября ещё засветло (17 часов?18?), а следственные действия начаты в 20:05. Не менее двух часов передвигались по "нехорошей квартире" четверо фээсбэшников, отодвинув понятых - в целях безопасности - на лестничную клетку, пролётом ниже. За два часа можно и банку с перекисью обезвредить, и гвозди в сумку подложить. И после этого глава группы, подполковник Кирсанов не может вспомнить, что первым зашёл в квартиру, после кинолога, хотя все это подтверждают. Почему путается Кирсанов? "Заврался!" - утверждает защитник.
И напоминает, что все сомнения - о гвоздях ли, о компьютере ли - следует трактовать в пользу подсудимого.
Я позволю себе здесь лирическое отступление. Мы как-то привыкли к обвинительному дискурсу, причём не только в речах государственных агентов, но и между собой. Особенно заметно это на примере Романова. Мы слышим: обвинён в терроризме. И радостно соглашаемся: ну да, он же что-то там где-то взорвал! Нам говорят: найдены взрывчатые вещества и взрывные устройства. Конечно, найдены: вот же нам взрывотехник ФСБ какую-то банку показывает! Прокурор вещает: публичные призывы к террористической деятельности. Ага, соглашаемся мы: нафига он там что-то по пьяни сказал типа "идите и взрывайте"?! Почему мы любые натяжки следствия, самые дикие и нелепые, готовы ему простить, все события трактовать в его пользу? Потому что боимся, что нас самих прихватят, а вот сегодня - пронесло, не нас сцапали?! Нам не жалко романовых, силивончиков, сенцовых, полюдиных, мы хотим забыть про них быстрее, если услышали случайно. Да, это нормально. Нормально для обывателя, которым каждый из нас имеет право быть. Приходится каждый раз себе напоминать, что государство-левиафан, беззаботно стирающее в порошок всё новых и новых политзеков, опасно для каждого из нас: оно не даст нам выиграть на городских выборах, вырубит парк или спровоцирует ползучую инфляцию. Короче, кровь не высосет - так жизнь отравит. Всё знаем, всё понимаем... но от Романова отворачиваемся.
А он к тому же ещё и "колорад", отчасти; и "левый", который нам, либералам, не товарищ... Ну, что тут скажешь? Повторю только: "Мы верим, что все люди созданы равными и наделены создателем неотчуждаемыми правами, среди которых - жизнь, свобода и стремление к счастью". Кажется, это кредо либерализма...
Вернёмся в речи адвоката. Убедительно выглядели комментарии Е.Губина к показаниям С.Волковой. Из холла 5-й больницы, где дежурила она вместе с Романовым, никак не могла она ни видеть, ни слышать ни хлопков, ни пламени проиводимых им, якобы, опытов. Двойные двери, немалое расстояни едо них, а от них - до забора, за которым, якобы, Романов химичил. И ведь вся больница, все двенадцать этажей пламени в ночи, в человеческий рост, под окнами не видели, а Волкова - заметила и бдительным органам доложила.
Компьютерная тема увлекла Е. Губина особенно, именно защитник обращался за данными биллинга к интернет-провайдеру, пригласил для рецензии специалиста из Москвы... Но мне уже этот "компьютер Ветошко" в зубах навяз - столько я об этих тонкостях писал. Отмечу лишь в речи адвоката разоблачение Чижевского: риелтор явно не договаривал или лгал: об услугах интернета, об истории с Ветошко, о своей странной готовности представить квартиру Романову бесплатно, при том, что знакомство своё с Волковой он тоже отрицал.
Ещё одна тенденция в речи защитника достойна внимания - последовательное разоблачение "работы" следователя. Тут Кауркин задаёт наводящий вопрос, здесь додумывает за свидетеля, там пускает эксперта по ложному следу. О запугивании Андрея Семушина я писал уже не раз - конечно, это лишь надводная часть айсберга. Евгений Губин рассказал о давлении, оказанном могущественной "конторой" на преподавателя ННГУ Е.А. Колтунову. Дважды наведывались к ней на работу представители органов, требуя, чтобы она отказалась от своей рецензии на лингвистическую экспертизу против Романова. И вот лекции её в университете закончены: начальство продлило контракт лишь на год, вместо пяти, и он истекает.
Что тут сказать? "Молчалины блаженствуют на свете!" На смену талантливому и увлечённому, грамотному преподавателю придут людишки типа танечки мясниковой, бездарные, но послушные, хотя и с амбициями. Таких растит и пестует путинская эпоха...
В завершение заметил Евгений Губин, что работал он по этому делу честно, в глаза подсудимому ему взглянуть не стыдно - сделал для Романова всё, что мог.
В ответной реплике Езерский нашёл в себе немало желчи и чувства, хотя весь этот день казался, по большей части, безучастным. Развлекался тихонечко с мобильником, поглядывал на сидящую рядом студентку-практикантку, демонстрировал полную уверенность, что всё идёт, как надо, а эти выкрутасы Романова и Губина - пустой пшик. Смысл его реплики я приводил уже выше, больше он, в сущности, ничего и не сказал.
Затем, по завершении обмена репликами, председательствующий Муранов предоставил последнее слово подсудимому.
Мы вздрогнули. На часах было за семь вечера, тот же Муранов доказывал уже как-то Губину, что обязан закончить заседание в срок, до пяти, пока работает судебная канцелярия. Предполагали, что в 17-00 он Губина оборвёт, и защите придётся продолжить речь завтра. Но у коллегии были свои планы... Илья Романов, утомлённый своей четырёхчасовой речью и девятичасовым заседанием, был явно не готов к традиционному последнему слову. Тем не менее, вот оно, для истории...
Последнее слово Ильи Романова
"Я в последнем слове мог бы только сказать, что я думал, таких не бывает вообще уголовных дел - такой степени абсурдности, театром абсурда можно было бы это назвать. Но оказывается, бывает. То есть, сейчас - как 30-е годы двадцатого века, когда изобреталось покушение на товарища Сталина какое-нибудь, а это дело - из той же серии. Я просто вот эти полтора года, и уже больше, смотрю и поражаюсь на это всё.
Нижний Новгород и область много специфического имеют, и правосудие в том числе. Если бы был нижегородский суд, я думаю, тут было бы предсказуемо всё. Хорошо, что этот суд - не местный, а из Москвы, и в Москве, я надеюсь, более здравые люди проживают и работают, которым многое будет понятно со стороны. По этой причине, хотелось бы надеяться, что здесь будет более эффективный подход. Самые наглые фальсификации, уже ничем не прикрытые, не должны пролезть в приговор суда. Вот, хотелось бы высказать только такую надежду, а больше мне нечего добавить".
Аудиозапись реплик прокурора, адвоката, Романова и его последнего слова - по ссылке
Чтение приговора назначено на 6 августа и должно начаться в 9:30. Адрес тот же - Большая Покровская, 17. Самое время выразить своё отношение к делу, поскольку приговор не обещает быть мягким!