"Рядом со Сталиным"-рассказ Ю.С. Соловьева, бывшего охранником Сталина. Часть 4-ая
продолжение. Начало здесь: http://amarok-man.livejournal.com/59820.html
[далее]
" По прибытии в город Курск И.В. Сталин остановился в домике первого секретаря обкома ВКП(б). Рано утром следующего дня И.В. Сталин вышел из дома и один пошел воочию посмотреть на еще спящий Курск. Из офицеров выездной охраны его пошел сопровождать, снявшись с поста, майор Нефедов. Начальство охраны спохватилось о выходе охраняемого гораздо позже его ухода. Отсутствие спецсигнализации подвело их. Вся поездка проходила строго секретно. Никто кроме первого секретаря обкома не знал о приезде высокого гостя. Местные органы милиции и КГБ не были подключены в орбиту охраны. Обходились только одной сменой офицеров выездной охраны в 5 человек. Со скоростью проезда четырех автомашин по железной дороге двигались три состава поездов, имитируя проезд И.В. Сталина на юг. Задуманная поездка полностью не осуществилась. Из Москвы на автомашинах проследовали только до Курска. Увидел бы сейчас И.В. Сталин ту землю, изуродованную пахарями войны, землю кругового безлесья и наверняка был бы глубоко обрадован иной картиной природы. Сейчас спустя почти шестьдесят лет из лесополос выросли целые леса - защитники пахотной земли от суховеев средней полосы России и Украины. Эта сталинская идея воплотилась в жизнь. Да, это не хрущевские посевы кукурузы с юга на север по всей стране, а сталинские леса на многолетье народов России и Украины.
После войны в единственную поездку на отдых в Крым в 1946 г., когда И.В. Сталин ехал на бронированном «Паккарде» по горной трассе Симферополь-Ялта, в районе перевала из-за «глухого» крутого поворота дороги, по местному названию «Марусин», местный лихач-шофер на полуторке совершил автоаварию с нашей автомашиной. Была пасмурная погода, моросил мелкий дождь. Вереница специальных автомашин на небольшой скорости преодолела горный перевал. На самой его вершине оставалось только выехать из-за поворота на свободную площадку горы, откуда открывался прекрасный вид на горы и берег моря. Реагируя на внезапное появление грузовой полуторки из-за поворота навстречу основной автомашине охраняемого, первая оперативная машина охраны вырвалась на узкой дороге вперед, преграждая собой наезд полуторки на «Паккард». От удара полуторки у автомашины охраны задняя боковая дверь слетела с петель. Старенькая ветхая полуторка тоже основательно была повреждена. К счастью, при этой аварии никто из людей не пострадал. Все присутствующие были порядком удивлены, когда из кабины полуторки вылезла шофер-женщина лет сорока пяти. Вышел из своей автомашины и И.В. Сталин. Водитель-женщина, находясь все еще в шоке от аварии, не разобравшись в происшедшем, по своей наивности и с женской прямотой вступила в диалог с появившимся И.В. Сталиным, задав ему вопрос: «Как же Вы дальше-то поедете?» И.В. Сталин, видя жалкий вид женщины и основательно поврежденную полуторку, понял, что инцидент произошел из-за пелены летнего моросящего дождя. В ответ женщине он сказал: «Мы-то поедем, а вот как Вы поедете?» В бытность охраны И.В. Сталина не было принято, чтобы впереди основной автомашины охраняемого следовали, как сейчас, автомашины сопровождения. Милицейские посты по трассе Симферополь - Ялта появились только после нашего проезда.
Теплым осенним вечером с надвигающимися сумерками отошедшего дня, в сентябре 1952 г., на «Ближней» шло строительство оранжереи - лимонарника. Это была очередная затея И.В. Сталина.
На южном склоне основной территории дачи в низине соснового бора развернулись работы по сооружению сельскохозяйственного объекта. Электрические кабели высокого напряжения для освещения и сварочных работ лежали повсюду как времянка. Вспышки электрической сварки создавали иллюзию елочных бенгальских огней. Это, видимо, привлекло любопытство охраняемого. Он глазами хозяина захотел посмотреть на возводимый лимонарник. Осенняя паутина пеленала глаза, опавший желтый лист шелестел в густой траве под ногами. Не эта ли идиллия уходящего лета потянула на зарницы всполохов сварки целую группу занятых государственных мужей, не опасаясь в ночное время превратностей стройки. Они появились с южной стороны здания дачи и направлялись прямо ко мне, стоящему на своем посту. Выдвинувшись навстречу им, с автоматом перед собой на груди погвардейски, я обратился к идущему впереди колонны И.В. Сталину: «Товарищ Сталин, там идет большая стройка, много рабочих». Он резко остановился, выслушал мое замечание и произнес: «Рабочих мы не боимся, и на их работу не пойдем». Однако вся группа, а это были Г.В. Маленков, Л.П. Берия, А.Я. Вышинский и И.В. Сталин, проследовала в район стройки. Это было перед вылетом А.Я. Вышинского в Америку на сессию Организации Объединенных Наций.
Примечательно, что, затевая всякую стройку на «Ближней», каждый раз И.В. Сталин оставался в условиях строительного шума на даче, не меняя места жительства.
Сегодня нет оранжереи-лимонарника, велением ставропольского аграрника М.С. Горбачева эта сельскохозяйственная постройка была снесена и на ее месте воздвигнута серая трехэтажная коробка дома для молодой поросли пишущих партийных работников.
На объекте «Ближняя» круглосуточно дежурил врач из кремлевской больницы - их было двое. Доктор Кулинич, который имел ученую степень кандидата медицинских наук, его диссертация была по теме «Пулевые ранения», и симпатичная женщина врач Захарова, вышедшая впоследствии замуж за коменданта дачи «Липки» Мозжухина. Они оказывали медицинскую помощь не только И.В. Сталину, но и офицерам его личной охраны. Об их компетенции говорит один факт. В случае обращения к ним кого-то из офицеров за медицинской помощью они выдавали ему сразу горсть таблеток, приговаривая: «Какая-нибудь из них вам да поможет». Когда ученые Клюев и Раскина «объявили» о своем «открытии» излечения рака и И.В. Сталин пригласил доктора Кулинича, чтобы поинтересоваться из уст медика об этом «открытии», то оказалось, что Кулинич не интересуется новинками медицинской литературы и был беспомощным в объяснении. Таким образом, И.В. Сталин предпочитал не обращаться к врачам, а занимался самолечением от своих недугов. Его секретарь А.Н. Поскребышев в молодости был фельдшером и как знаток «медицины и фармакологии» давал рекомендации и фельдшерские рецепты. В результате И.В. Сталин занимался самолечением.
Ощущая болезненные признаки, может быть гипертонии, он неожиданно для всех в конце 1952 г. бросил курить, хотя имел 50-летний стаж курильщика и очень гордился этим.
За сутки до трагического начала, приведшего к летальному исходу, И.В. Сталин был в бане и парился там по своей старой сибирской привычке с веником. Такой банной процедуры ни один врач не разрешил бы, но врачей, которых он мог бы послушаться, около него не было. После его последней бани, как обычно в зимнее время, он оделся в меховую доху, шапку-ушанку, завязанную под подбородком, в подшитые валенки. Он сел в поданную к бане автомашину, чтобы доехать двести пятьдесят метров до главного дома и не наглотаться холодного воздуха в пути. Это было заведено у И.В. Сталина как традиция.
На следующие сутки после бани, в последний день февраля поздно ночью, направляясь из Москвы на «Ближнюю», в районе вершины Поклонной горы - ныне современный парк Победы - наш эскорт фарами автомашин выгнал на асфальтовую дорогу зайца-русака. Бедолага угодил под колеса первой основной автомашины с охраняемым. Больших трудов стоило поднять всего мокрого от крови, но не раздавленного колесами, зайчишку, тяжелого по весу и уложить в багажник второй резервной автомашины. По приезду на дачу зайца сдали в служебный дом на кухню. Нехороший осадок остался у всех, кто видел сцену «охоты» на зайца. Это была плохая примета. Напасть с зайцем - прелюдия последующих дней траурного марта 1953 года.
Следом за нами на «Ближнюю» приехали «гости» - Берия, Маленков, Хрущев, Булганин. Ужина как такового не было, на столе - только один виноградный сок и, как обычно, в вазах фрукты. О последних минутах жизни в главном доме И.В. Сталина для до, офицеров охраны, вспоминали и рассказывали помощник коменданта майор Петр Лозгачев и прикрепленные полковник И.В. Хрусталев и подполковники М. Старостин и В.М. Туков.
После отъезда гостей, а их провожал в четвертом часу 1 марта И.В. Хрусталев, И.В. Сталин сказал ему: «Я ложусь отдыхать, вызывать вас не буду, и вы, обслуга можете расслабиться и вздремнуть». Настроение у И.В. Сталина было неплохое. Он был как всегда в форме. Утром все мы взялись каждый за свое дело. Тем временем произошла суточная смена личной охраны И.В. Сталина.
Выездная группа офицеров охраны, так же как и прикрепленные работали по графику сутки через сутки. На дежурство утром 1 марта заступили прикрепленные В. Туков и М. Старостин, продолжал дежурить помощник коменданта П. Лозгачев. Из обслуживающего персонала в служебном доме находилась Матрена Бутусова. Казалось, что все шло по обычному плану и не предвещало никакой беды. Но стрелки часов неумолимо приближались за полдень. А И.В. Сталин к себе никого не вызывал. Появилось волнение у сотрудников служебного дома. Наконец в 18.30 у И.В. Сталина появилось электроосвещение. Все с облегчением вздохнули. И все же время шло, а И.В. Сталин по-прежнему никого к себе не вызывал.
Примерно в 22.30 пришла почта на имя И.В. Сталина. Лозгачев, получив от нарочного почту, направился в главный дом к Сталину. Прошел первую комнату и, подойдя к двери второй комнаты, где обычно на обеденном столе была вся почта, газеты и журналы, увидел приоткрытую дверь в малую столовую, из-под которой просвечивалась полоска света. Заглянул туда и увидел перед собой трагическую картину. И.В. Сталин лежал на ковре около стола, как бы облокотившись на руку. Лозгачев оцепенел. Мысли замелькали: покушение, отравление, инсульт? Быстро подбежал к нему: «Что с Вами, товарищ Сталин?» В ответ услышал произнесенные две буквы «ДЗ» и больше ничего. На полу валялись карманные часы 1-го часового завода с механизмом Павла Буре, газета «Правда». На столе стояла бутылка минеральной воды и стакан. Лозгачев позвонил и вызвал Тукова, Старостина и Бутусову. Они прибежали и первым делом спросили: «Товарищ Сталин, Вас положить на кушетку?» Как показалось, он кивнул головой. Положили, но она была ему мала. Возникла необходимость перенести его на диван в большой зал. Видно было, что он уже озяб в одной нижней солдатской рубашке. По-видимому, он лежал в полусознательном состоянии с 19 часов, постепенно теряя сознание. И.В. Сталина положили на диван и укрыли пледом.
Срочно позвонили министру ГБ С.Д. Игнатьеву. Он был не из числа храбрых и адресовал Старостина к Берии. Позвонили Маленкову и доложили о тяжелом состоянии здоровья И.В. Сталина. В ответ Маленков пробормотал что-то невнятное и положил трубку. Через час позвонил сам Маленков и сказал Старостину: «Берию я не нашел, ищите его сами». Буквально через час позвонил уже сам Берия и приказал: «О болезни товарища Сталина никому не звоните и не говорите». И тут же разговор прекратил.
Лозгачев оставался один у постели больного. Обида от беспомощности охватила его, душили слезы. А врачей все не было. В 3 часа ночи к даче подъехала автомашина. Полагали, что приехала помощь врачей, но с появлением Берии и Маленкова лопнула надежда на медицинскую помощь. Берия, задрав голову, поблескивая пенсне, прогромыхал в зал к И.В. Сталину, который по-прежнему лежал под пледом вблизи камина. У Маленкова скрипели новые ботинки. Он их снял в коридоре, взял под мышку и так и зашел с ними к Сталину. Встали поодаль от больного И.В. Сталина, который по роду заболеваемости захрипел.
Берия, возмущенный этим звуком, резко произнес: «Что, Лозгачев, наводишь панику и шум? Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Нас не тревожь и товарища Сталина не беспокой!» Постояли «соратники» и удалились из зала, хотя Лозгачев и доказывал им обоим, что товарищ Сталин тяжело болен. Тут, как говорит Петр Лозгачев, я понял, что налицо предательство Берии и Маленкова, мечтавших о скорой смерти товарища Сталина.
В 7.30 утра 2 марта приехал Н.С. Хрущев и сказал: «Скоро приедут врачи». В 9 часов прибыли врачи, среди которых были П. Лукомский, А. Мясников, Е. Тереев и другие. Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать нижнюю рубашку на товарище Сталине. Осмотрели и установили кровоизлияние в мозг. Приступили к лечению, ставили пиявки, подавали больному кислород из подушки.
В доме у больного теперь попарно дежурят по несколько часов члены Политбюро, сменяя одна пара другую и так до его последнего вздоха. Много людей в белых халатах, все толкутся, спасая жизнь, которую нельзя было уже спасти, в каком-то страхе, напряжении, попусту суетятся. Навезли много медицинской техники, аппаратуры, никто из охраны им ни в чем не мешает. Появились дети - дочь и сын. Светлана за все эти дни болезни отца не теряла самообладания, она как бы окаменела, хотя была за рулем своей автомашины, ездила в город к детям, а утром возвращалась к отцу. Не в пример Светлане вел себя в это время Василий Иосифович.
Траурные дни начались еще до ухода из жизни И.В. Сталина. Стояла серая, хмурая погода, все в природе дышало скорбью, что-то было в воздухе, что предвещало скорый его конец.
Около дома метался по дорожке высокий сутулый человек в черном длинном пальто, в ботинках с немыслимыми галошами, в глубоко посаженной до ушей фетровой шляпе-клобуке. Все в нем напоминало монаха-отшельника, мечущегося в одиночестве. Зачем он здесь, если никогда не был ранее, зачем мотается, повторяя свои неукротимые шаги вокруг дома, хозяин которого лежит на своем последнем одре? Это был М.С. Суслов. Он что-то чувствовал по обстановке, но не знал, к кому примкнуть, как себя держать здесь на будущее.
Все, что происходило в большой зале дачи у одра отходящего в мир иной, спустя пятьдесят лет после его смерти обсуждается целым хором так называемых писателей, желающих приобщиться к истории своим видением последних минут его дыхания жизни. Я не был в те минуты в зале и теперь воспользуюсь тем, что видела тогда и описала в своей книге, на мой взгляд, очень правдиво, дочь покойного Светлана Иосифовна. Вот что она пишет:
«Я видела, что все вокруг, весь этот дом, все уже умирает у меня на глазах. И все три дня, проведенные там, я только это одно и видела, и мне было ясно, что иного исхода быть не может. Все старались молчать, как в храме, никто не говорил о посторонних вещах. Здесь, в зале, совершалось что-то значительное, почти великое, - это чувствовали все - и вели себя подобающим образом. Только один человек вел себя почти неприлично - это был Берия. Он был возбужден до крайности, лицо его и без того отвратительное, то и дело искажалось от распиравших его страстей. А страсти его были - честолюбие, жестокость, хитрость, власть, власть... Он так старался в этот ответственный момент, как бы не перехитрить и как бы не дохитрить. И это было написано на его лбу. Он подходил к постели и подолгу всматривался в лицо больного, - отец иногда открывал глаза, но, по-видимому, это было без сознания или в затуманенном сознании. Берия глядел тогда, впиваясь в эти затуманенные глаза; он желал и тут быть “самым верным, самым преданным” - каковым он изо всех сил старался казаться отцу и в чем, к сожалению, слишком долго преуспевал. В последние минуты, когда все уже кончалось, Берия вдруг заметил меня и распорядился: “Уведите Светлану!” На него смотрели те, кто стоял вокруг, но никто и не подумал пошевелиться. А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор, и в тишине зала, где стояли все молча вокруг одра, был слышен его громкий голос, не скрывающий торжества: “Хрусталев! Машину!” Это был великолепный, современный тип лукавого царедворца, воплощение восточного коварства, лести, лицемерия, опутавшего даже отца - которого вообще-то трудно было обмануть. Многое из того, что творила эта гидра, пало теперь пятном на имя отца, во многом они повинны вместе, то, что во многом Лаврентий сумел хитро провести отца и посмеивался при этом в кулак, - для меня несомненно. И это понимали все “наверху”. Тем временем на верх второго этажа дачи за Берией, чтобы удалиться ото всех и остаться наедине, поднялись Маленков, Хрущев, Булганин, Микоян, Каганович и Молотов, последний вскоре покинул эту компанию, как несогласный со сразу начавшимся дележом государственных должностей - портфелей. Обиженный нетактичным поведением Хрущева и не нашедший поддержки своего предложения - решать поднятый вопрос после похорон, Молотов, простившись с усопшим, уехал. В большой зал, где умер И.В. Сталин, среди членов Политбюро, медицинского персонала, детей покойного, находился один прикрепленный любимец И.В. Сталина Иван Васильевич Хрусталев. Полковник вышел в прихожую к собравшимся сотрудникам охраны, обслуги, тяжело вздохнув, произнес: “Все, товарищ Сталин скончался”.
Вскоре вся компания второго этажа спустилась вниз. Она оставила для нахождения при покойном Микояна и Булганина». Сейчас ходят всякие небылицы, так вот, никакого обмывания и уложения в гроб обслугой не делалось. Гроба на «Ближней» не было, обмывании до медицинского освидетельствования - вскрытия в морге при институте на Садово-Кудринской улице и речи не велось. За неприкосновенность и сохранность тела И.В. Сталина отвечали два человека - Микоян и Булганин, оставленные находиться при покойном как члены Политбюро.
A.M. Микоян и И.А. Булганин, преисполненные скорбных чувств от утраты И.В. Сталина, пригласили пройти в зал и проститься с ним всех, кто был в прихожей, из обслуги и офицеров охраны. Можно понять человеческие чувства утраты близкого человека, когда в присутствии членов Политбюро у еще не остывшего тела весь женский обслуживающий персонал по-русски, по-православному заголосил по отошедшему в мир иной И.В. Сталину.
Дежурные по «Ближней», офицеры охраны, повара, водители автомашин, подавальщицы, парикмахер, садовые рабочие - все они тихо входили в зал, подходили молча к одру и все плакали. Утирали слезы как дети, руками, рукавами, платками. Многие плакали навзрыд, и сестра милосердия, дававшая им лекарства, сама тоже плакала. У каждого, кто пришел проститься, было истинное чувство утраты, истинная печаль по усопшему. Здесь никто его не считал ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем, - его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно.
Среди ночи, уже под утро, к подъезду главного дома подъехала автомашина типа скорой помощи. Водитель, одетый в черный овчинный полушубок, был послан отвезти тело покойного в морг. Шофер был приглашен в дом, проститься с покойным. Из автомашины достали носилки и в доме на них положили тело. Нагое, красивое тело, совсем не дряхлое, не стариковское, покрыли чистой белой простыней. Все, кто был в доме, вышли и остановились с непокрытыми головами возле автомашины. Офицеры охраны подняли в зале с пола носилки с телом и вынесли на улицу. За руль автомашины-катафалка теперь сел водитель нашей основной сталинской автомашины Николай Цветков, рядом на переднем сидении сел прикрепленный Василий Михайлович Туков, второй прикрепленный подполковник Горундаев разместился в кузове с покойным, придерживая его тело в пути следования. В путь от «Ближней» до морга на Садово-Кудринскую улицу охрана отправилась иным кортежем - вместо основной бронированной автомашины под охраной шла теперь автомашина-катафалк и как обычно две оперативные автомашины с офицерами выездной личной охраны И.В. Сталина. За нами проследовали автомашины Микояна и Булганина, соблюдая траур, но как только миновали ворота дачи «Ближняя», сразу, как с места в карьер, не соблюдая правил приличия к покойному, наперегонки, один перед другим, начали обгонять автомашины их бывшего вождя, руководителя, перед которым были, как видим, не искренни в уважении. Именно с этого момента началось их явное, открытое пренебрежение к И.В. Сталину.
В Москве на Садово-Кудринской улице, напротив особняка Берии через Садовое кольцо при институте во дворе двухэтажного домика с узкими крутыми деревянными лестничными ступенями размещался морг, куда доставили тело покойного. Комната-анатомичка на втором этаже была с низким потолком, одно окно выходило в сад института усовершенствования врачей, а другое выходило на Московский зоопарк. Помещение было обильно загазовано йодоформом. Молодые ассистенты без стариков-светил медицинской науки занялись анатомированием тела покойника. Сначала сняли скальп и начали распиливать череп нежной с маленькими зубчиками медицинской пилкой, но затем им эта процедура, показалось, занимает много времени и они пилку заменили на более большую, с крупными зубцами. Дежурившему в комнате-анатомичке офицеру охраны Кисельникову Георгию Матвеевичу медики, производившие вскрытие, сообщили, что мозг И.В. Сталина по весу на сто грамм больше мозга В.И. Ленина. Попутно они обнаружили в легких анатомируемого мелкие частицы угольной пыли, а также что левая рука суше правой и имеет темную вмятину - пулевое ранение, полученное еще в боях за Царицын на фронтах гражданской войны. Всю жизнь И.В. Сталин оберегал эту руку в тепле и обычно в домашних условиях левый рукав костюма не снимал.
Утром 6 марта из правительственного сообщения для народа СССР и всего мира стало известно, что 5 марта 1953 г. в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров СССР и Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин.
В ночь на 2 марта 1953 г. у И.В. Сталина произошло кровоизлияние в мозг (в его левое полушарие) на почве гипертонической болезни и атеросклероза. В результате этого наступил паралич правой половины тела и стойкая потеря сознания. Кровоизлияние разрушило важные области мозга и вызвало необратимые нарушения дыхания и кровообращения. Болезнь И.В. Сталина приняла необратимый характер с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительного результата и предотвратить роковой исход. Медицина была бессильна. Он скончался, не приходя в сознание. 5 марта была образована комиссия по организации похорон. «Соратники», ждавшие его смерти, в спешке поделили руководящие портфели государственной власти. Светлым пятном в этом дележе есть то, что не забыли вызванного И.В. Сталиным с Урала Георгия Константиновича Жукова. Его они назначили вопреки желанию военного министра Булганина; на назначении Г.К. Жукова первым заместителем военного министра СССР настоял Н.С. Хрущев, исполнявший обязанность секретаря ЦК КПСС, будучи первым секретарем Московского комитета КПСС.
Прикрепленный И.В. Сталина подполковник Василий Михайлович Туков был назначен ответственным за организацию похорон. Из морга на Садово-Кудринской улице он доставил в гробу тело И.В. Сталина в Колонный зал Дома Союзов. Вскоре прибыл и сам председатель Комиссии по организации похорон Иосифа Виссарионовича Сталина Н.С. Хрущев. На высоком постаменте на носилках с длинными держателями гроб был установлен в центре Колонного зала напротив двух дверей - входов в зал. Между этих дверей со стороны фойе расположили в вертикальном положении крышку от гроба по христианским православным канонам похорон. Над установленным гробом Хрущев начал предлагать устроить шатер из знамен, нависающих над покойным. Я присутствовал при этом разговоре членов комиссии и вслух высказал свои мысли Хрущеву. Он знал, с кем разговаривает, и согласился со мной, что не надо прятать под знамена вождя, все, кто придет проститься с ним, увидят его, не рассеивая своего внимания на предлагаемых атрибутах. Члены комиссии согласились с моим мнением. В комиссии кроме председателя - Н. Хрущева были Л.М. Каганович, Н.М. Шверник, A.M. Василевский, Н.М. Пегов, П.А. Артемьев, М.А. Яснов.
Тем временем комендант «Ближней» И.М. Орлов привез форму генералиссимуса. Но чтобы не беспокоить покойника надеванием, мундир по шву его спинки распороли на две части и через рукава костюма надели на усопшего.
У подножия постамента среди орденов и медалей покойного впервые появилась здесь не врученная, а вернее не принятая при жизни И.В. Сталиным награда - Золотая звезда Героя Советского Союза.
Комиссия по организации похорон И.В. Сталина определила день похорон - 9 марта 1953 г. в 12 часов дня на Красной площади Москвы. 9 марта советский народ провожал в последний путь человека, который руководил им около тридцати лет. Как горьковский герой Данко, он освещал путь народу. Хорошо или плохо светил народу факел его сердца, но он делал это для народа, и вот теперь он погас. Жизнь страны и советского народа была неразрывно связана с ним и в тяжелые годы испытаний войны и труда.
Он был личностью, импонирующей жесткому времени того периода, в котором протекала вся его жизнь.
Он был человеком необычайной энергии, эрудиции, несгибаемой воли; был резким, жестким, беспощадным как в делах, так и в беде.
Он производил величайшее впечатление, его влияние на людей было неотразимо.
Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логикой и осмысленной мудростью.
Он был непревзойденным мастером находить пути выхода из самого безвыходного положения.
Он в самые критические моменты несчастья и торжества оставался одинаково сдержан, никогда не поддавался иллюзиям и панике.
Когда он говорил, казалось, что каждое слово он мысленно взвешивает, а затем только произносит.
Он не допускал случаев двойственности суждений, тем более обмана или самообмана; не удивительно и то, что он мог приносить извинения по случаю содеянного.
Он был сложной, запоминающейся личностью, по выражению A.M. Горького, «человек с большой буквы».
Три дня и три ночи длилось великое скорбное прощание народа с Иосифом Виссарионовичем Сталиным.
Среди тех, кто пришел проститься с И.В. Сталиным, был и маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Он был отозван И.В. Сталиным в Москву из Уральского военного округа буквально за неделю до траурных событий и должен был прибыть на встречу в ближайшие дни, но состоялась встреча только у гроба.
Поздно ночью, когда прекращался доступ прощающихся в Колонный зал, наступала пора работы медиков. Гроб почему-то сделали большой, длинный, не по размеру, и чтобы не было смещения тела, в ноги усопшего пришлось положить несколько упаковок ваты. Для гроба были изготовлены две крышки. Одна обычная, ее оставили в фойе, а вторая имела сверху отверстие в районе головы покойника, покрытое сферическим, прозрачным стеклом из триплекса. Эту вторую крышку разместили в зале за гробом. Там Дьяков - врач, который всюду с нами ездил и в обязанности которого входила проверка продуктов для охраняемого, провел по стеклу крышки пальцем крест-накрест и, обращаясь ко мне, сказал: «Вот и все, Юра. Крест ему».
Гроб утопает в цветах. Венки стоят у стен зала, фойе сплошными шпалерами. Запах зелени и живых цветов наполняет траурный зал с притушенными черным крепом люстрами.
Все время сменяется почетный караул. Его несут представители партийного актива города Москвы, министры, военные, ученые, писатели. Советские люди восприняли смерть И.В. Сталина не только как общенациональное горе, общечеловеческое, но и как свое личное горе. Вся страна прощалась со Сталиным.
Три дня подряд, не иссякая ни утром, ни вечером, извиваясь по улицам Москвы, текла и текла живая река народной любви и скорби, вливаясь в Колонный зал Дома Союзов.
Много часов за эти три дня простоял я у гроба как на берегу непрерывно текущей утром и днем, вечером и ночью живой человеческой реки. И мне казалось, что я слышу биение сердца каждого брата, каждой сестры, моего отца, приехавшего из города Серпухова, моей беременной жены и маленького сына, идущих и идущих мимо, в миг Великого прощания.
Неумолчно звучит в Колонном зале торжественно-скорбная музыка, в радиорубке под потолком зала, наблюдая за залом сверху, читают скорбные стихи Алексей Сурков и Константин Симонов. Буквально за одни сутки хор Большого театра разучил траурную песнь Петра Ильича Чайковского. До этого песнь исполнялась только два раза в России. Со сцены Колонного зала, у гроба, перед выносом покойного хор исполнил, провожая его в последний путь, эту заупокойную литургию. 8 марта в это же время по предписанию Патриарха Московского и всея Руси Алексия Первого во всех приходах русской православной церкви проходили поминальные службы по усопшему Иосифу.
9 марта советский народ и народы всего мира, представленные своими делегациями и представителями, провожали в последний путь человека, вершившего судьбами мира. Гроб накрывают крышкой с выступающим сферическим отверстием. На крышке закреплена военная фуражка генералиссимуса Советского Союза.
Четыре офицера выездной охраны И.В. Сталина бережно поднимают гроб с постамента и передают его в руки соратников покойного и еще только одного иностранного представителя - главы китайской партийно-правительственной делегации, премьера Государственного административного совета Китайской Народной Республики товарищу Чжоу Эньлаю. С непокрытыми головами процессия направляется из зала. В фойе мне, идущему с левой стороны, пришлось оказать помощь несущим правой рукой гроб - в левой у каждого из них был свой головной убор. Чтобы не было сбоя и нежелательного наклона гроба при перехвате рук при одевании, я брал у каждого из них головной убор и поочередно одевал на их головы, не прерывая движения. Процессия направляется к выходу. При спуске по широкой мраморной лестнице Колонного зала в отсутствие посторонних лиц началась перебранка среди несущих гроб. На нижних ступеньках лестничного марша оказались впереди идущие низкого роста, а позади гроба - высокие ростом Каганович и Булганин. И вот по ним «передние» и начали словесный обстрел. Особенно изощренно усердствовал в употреблении мужской словесной брани Берия. Ему вторил Маленков. А началось все из-за того, что тяжесть гроба переместилась вниз, на впереди идущих. Задним несущим следовало гроб опустить чуть ниже своего плеча, создав ему горизонтальное положение. К выходу на улицу, на публику, как ни в чем не бывало, когорта успокоилась. Офицеры закрепляют гроб на орудийном лафете. Две пары цугом запряженных лошадей медленно трогаются с места в путь. Внешний вид лошадей вызывает боль и стыд за наше военное министерство. Неужели в самой Москве и во всей России не нашлось ничего лучше этих бедных, изможденных и неряшливо убранных лошадей вороной масти?
Впереди процессии шли генералы: в их руках подушечки с орденами и медалями усопшего. Непосредственно за орудийным лафетом следуют партийные и советские руководители и члены семьи покойного.
На пути следования венки сплошной стеной в несколько рядов прислонены к гранитному цоколю Дома Совета Министров, ими же опоясано здание Исторического музея. Зеленой многоцветной аллеей венки обозначили путь от Колонного зала до Красной площади.
Траурная колонна под звуки похоронного марша медленно движется к Красной площади. Воздух тих, не шевелится, мороза в хромовых легких сапогах не чувствуешь. Траурный кортеж останавливается вблизи от Мавзолея Ленина. Воинские части, расположенные на Красной площади, склоняют боевые знамена. Офицеры сталинской охраны снимают гроб с орудийного лафета и передают его партийной когорте. Несколько метров они несут его на руках по Красной площади. Затем офицеры принимают гроб и устанавливают на высоком постаменте, задрапированном красными и черными полотнищами, напротив Мавзолея Ленина.
Перед Мавзолеем с правой стороны стояли одетые в дубленочки два мальчика и девочка - стайка внуков И.В. Сталина и члены его немногочисленной семьи. Здесь же в строю, напротив гроба, расположились генералы, у каждого из которых в руках красные подушечки с наградами генералиссимуса.
Без нескольких минут 11 часов председатель комиссии по похоронам Н.С. Хрущев объявляет открытым траурный митинг, посвященный памяти И.В. Сталина. Первое слово предоставляется Маленкову. Его речь сухая, как на партийно-хозяйственном активе. Он говорит о священной обязанности, кого неизвестно, но только не об усопшем. Ничего вразумительного от себя сказать не смог и бесцветно, вяло закончил свою речь. Следом выступивший Берия говорил о каких-то успехах народа и о тяжелой сейчас утрате. И все это неискренне, формально. Несколько раз он начинает речь с фразы: «Кто не слеп, тот видит» и так далее. И все его выступление построено так, как бы перед ним стоит слепая аудитория. Его распирало желание закончить свою речь сообщением, что советский народ с единодушным одобрением встретил какие-то решения. Неизвестно где и когда советский народ их одобрил. А далее становится ясно из его слов, что главным из этих решений является назначение на пост председателя Совета Министров СССР, как он говорит, «талантливого ученика Ленина и верного соратника Сталина Г.К. Маленкова». По тону его выступления понятно, что кукушка захвалила петуха для себя с перспективой на будущее. Третьим и последним на митинге выступил В.М. Молотов. Искренне, как старый товарищ, но не по возрасту (он на десять лет моложе того, о ком скорбит), очень душевно отозвался о покойном. От его немного заикающейся от волнения речи веяло теплом человеческих чувств к усопшему.
источник : http://www.runivers.ru/doc/historical-journal/article/?JOURNAL=&ID=479291