Весь этот блюз, ч.2
Принарядившийся Сэмюэль выглядит на удивление прилично. Кроме того, Джексон, по-видимому, тряхнул технический отдел, и из него посыпались гаджеты - Кай не сомневался, что для своих-то у него припасено. И точно - визор со встроенными сенсорами на глаза, проводок за ухо, невесомая сбруя из металлопластика на плечи - и ходи себе, пожалуйста. Не наткнешься ни на что. И со стороны даже незаметно.
Новые глаза "Супернова" выращивает за месяц. Но это успеется еще.
Кай усмехается углом рта. "Супернова", куда же без нее. Но... глаза есть глаза.
- Привет, Сэм, - говорит Кай.
Парнишка расцветает:
- Здравствуйте, мистер Кей! А мне студию дали! - он обводит рукой вокруг. - И кормят внизу бесплатно!
- Поздравляю, - говорит Кай.
Он подхватывает ближайший стул, садится на него верхом, складывает руки на спинку и смотрит на Сэмюэля.
- Есть у меня одна идейка, - говорит он. - Давай-ка попробуем.
Вообще-то, конечно, втягивать Сэмюэля не следовало бы.
Но Каю хочется проверить.
Дать Сэмюэлю сыграть, и посмотреть, как это отзовется на людях.
На настоящих живых людях, ехидно добавляет внутренний голос.
Усилием воли Кай заставляет его заткнуться, и излагает свою задумку Сэмюэлю.
- Сможешь? - спрашивает он.
- Я-то смогу... - Сэмюэль чешет затылок. - А не распугаем всех?
- Поставишь в середину, - отмахивается Кай. - Заполируешь чем-нибудь попроще, сойдет.
Лола Вонг перебирает образцы ткани на экране.
- Нет. Нет. Нет. Опять нет. Нет, никаких пиджаков в горошек! Мало ли, что ему нравится... - она поднимает голову, видит Джексона, прижимает комм плечиком и машет ему - мол, сейчас. - Да мальчишка всю жизнь в подвале просидел, откуда у него какой-то вкус! Он мне сам спасибо скажет! Да, вот это подойдет. Мерки вы сняли? Отлично... Да, хорошо. Жду. - Она обрывает связь и вскидывает голову. - Что такое?
Джексон молча показывает ей планшет.
- В третьем доке.
На планшете обыкновенная армейская "пчела", списанная и переделанная под гражданский челнок. После Резни таких по всему квадранту, бери да пользуйся. Трупы только из кабины повыкидывай, да электронику новую поставь, ту, что вместе с пилотами поплавилась.
- Ну и? - недовольно спрашивает Лола.
Джексон тыкает в лицензию пилота. У Лолы лезут глаза на лоб.
- Кориолания Смит?! "Черный Феникс"?!
- И чего ее принесло, - бурчит Джексон. - Не к добру это. Сто лет ее уже видно не было.
Лола Вонг вдруг щелкает пальцами.
- Так вот чей это андроид! - Она закидывает голову и смеется, как молодая. - Это все объясняет!
Она потягивается, хрустя пальцами. Ах, как хорошо. Ах, как замечательно. Ах, как удачно.
- Чего удачного, - бурчит Джексон. - Одни неприятности от нее.
Двухминутная Резня, например.
Лола треплет его по щеке.
- А чтобы не было неприятностей - у меня есть ты.
Проклятого "консультанта" Джексон обнаруживает на -13 ярусе, в "Супном переулке". Андроид отрешенно бродит между лотками с пластиковым стаканчиком в руке. Кажется, он задался целью передегустировать всю местную кухню. Да чтоб ты подавился, мысленно желает ему Джексон.
Словно подслушав, "консультант" задирает голову вверх и салютует ему стаканчиком.
Джексон, выругавшись сквозь зубы, бросает спидер в пике вниз, между зданиями, и тормозит над самым полом. От воздушной волны у "консультанта" взвивается галстук.
- Ты, что ль, на Черного Феникса работаешь? - спрашивает Джексон.
Андроид хмыкает:
- Откуда такие вопросы?
- В третьем доке, - бросает Джексон. - Лола в курсе.
С "консультанта" слетает весь лоск.
- Ох, черт!
Джексон хлопает по сиденью, андроид вспрыгивает сзади и Джексон бросает спидер свечкой вверх. Черт его знает, что Лоле в голову взбредет.
Впрочем, когда они прибывают к главному холлу, предполагаемая битва тигра с драконом уже отполыхала.
- О, как жаль, что вы нас не предупредили, - мурлычет мадам Вонг, слегка обмахиваясь веером. - Мы бы вас встретили с почетом, разумеется.
- Мне ни в коем случае не хотелось вас обременять своей персоной, - не менее учтиво отвечает Кора.
На ней черные брюки и черный же, шелково стекающий к самому полу аозай с высокими разрезами по бокам и воротником-стойкой. Косы перевиты шелковыми шнурами и, кажется, вот-вот зашипят. В узел на затылке воткнута стальная шпилька. Та самая, которую, по легенде, Кора воткнула Эмме Джадис, главе "Суперновы", прямо в глаз, когда узнала, что ключевая деталь для мортидо-резонатора - это смертник.
Возможно, слух пустила сама Кора. Кай не сомневается, что ей бы очень этого хотелось.
Кай вдруг очень четко представляет себе Кору с окровавленной шпилькой в руке, тело перед ней - и как раздается шелест, и дверь скользит в сторону, как Кора отскакивает, принимая боевую стойку, и как высокая, холеная, элегантная Эмма Джадис перешагивает тело собственного двойника на полу и, поднимая безупречную бровь, вздыхает: "Какое ребячество. Может быть, перейдем к делу, наконец?"
С Джадис бы тоже сталось. У нее именно такое чувство юмора.
Какое еще может быть чувство юмора, если ты из поколения в поколение выполняешь человеческие желания.
По счастью, сейчас никто никого не убивает.
- Чем обязаны вашему посещению? - тем временем еще любезней спрашивает мадам Вонг.
- Говорят, у вас отлично играют блюз, - отвечает Кора и улыбается - той самой улыбкой, которая раскидывает всех, как силовое поле. - Мне хотелось послушать.
- Ах, - говорит мадам Вонг. - Да, у нас новый музыкант, Сэмюэль Пауэрс. Но вы, кажется, уже успели познакомиться?
Стоящий рядом Сэмюэль, который явно ничего не понимает, истого кивает головой.
- Случайно столкнулись в коридоре, - поясняет Кора. - Надо же, как мне повезло!
Каю приходится прикусить губу. "Кора" и "случайно". Ну-ну.
Он подходит и кланяется в знак приветствия.
Мадам Вонг прикрывается веером. Глаза у нее блестят. Мадам Вонг прекрасно понимает, что слухи распространяются со скоростью света - и скоро весь квадрант будет знать, что сама госпожа Феникс, "королева пиратов", прилетала послушать новоявленное чудо. Судя по всему, мадам Вонг искренне считает, что он полностью отработал свои двадцать процентов. Ну и черт с ней.
Кора непроницаема.
Кай подавляет желание поцеловать ей руку - просто для того, чтобы проверить, как она будет удерживать покерфейс.
- Добрый вечер, мистер Кей! - радуется Сэмюэль.
Кай хлопает его по плечу.
- Нну что, пора готовиться к выступлению? От тебя сегодня много ждут!
- Да я всегда готов, мистер Кей! - заверяет Сэмюэль.
Кай подхватывает его под локоть и утаскивает прочь, изо всех сил не оглядываясь.
- Что она тебе сказала? - спрашивает Кай, когда они оказываются за кулисами.
- Кто "она"? - не понимает Сэмюэль.
- Кора, - нетерпеливо поясняет Кай. - Кориолания. Черный Феникс.
- Госпожа Феникс? Ничего... Посмотрела просто.
Посмотрела... Кай прикусывает губу и перекатывается с пятки на носок.
- Начнешь с того, что мы сегодня репетировали.
Сэмюэль открывает было рот, чтобы возразить. Кай пристально смотрит на него. Сэмюэль вздыхает.
- Мне это... разыграться надо.
Кай вздыхает, вынимает из лацкана булавку, сжимает кончик, активируя, и втыкает Сэмюэлю в пиджак.
- Глушит всю акустику в радиусе метра. Валяй, разыгрывайся.
Кора уже сидит на лучшем месте, за столиком у края сцены. На нее, разумеется, все пялятся. Ну, еще бы.
Мадам Вонг рядом нет. Странно.
Кай подходит и присаживается на свободное место.
- А где хозяйка?
Кора улыбается.
- Мы подумали, и я решила, что мне нужна полная концентрация для соприкосновения с искусством.
- Понятно, - говорит Кай.
Он вскидывает глаза. На втором ярусе, в глубине ложи алеет платье Лолы Вонг. За ней тенью маячит Джексон.
Кай подавляет усмешку. Рядом с Корой сложно находиться, если она этого не хочет.
Сэмюэль выходит и кланяется. Ему аплодируют.
Парнишка подносит саксофон к губам. Кай подбирается.
- Смертность, тайная любовь моя, - выдыхает саксофон.
Та, рядом с которой засыпаешь ночью; та, рядом с которой просыпаешься влажным утром; та, что живет на изнанке моих век, на изнанке моей кожи, на изнанке моих легких.
Кора выпрямляется и стискивает руки перед собой. Взгляд у нее мрачнеет.
Блюз вокруг разливается антрацитовым морем. На его дне они покачиваются, как водоросли в темной толще. То, что топит людей и корабли, тянет и вытягивает их вверх, к ярким и холодным звёздам, всплывающим из черного ледяного безмолвия навстречу.
Та, что одна приносит освобождение; та, что укрывает меня плащом; та, что приникает к мои губам и вдыхает в меня воздух, сладкий воздух.
Смертность, любовь моя, та, с кем я иду рука об руку, в порицание всем, кто отводит взгляд, кто боится назвать ее по имени.
Едва музыка замолкает, Кора встает. Кая поднимает вверх, как магнитом.
- Нам нужно поговорить, - чеканит она, поворачивается на пятках и выходит.
Кай идет за ней.
Вместо "поговорить" она еще в лифте припечатывает его к стенке и вцепляется в плечи, как гарпия.
- Что хочешь делай, - зло выдыхает она. - Водись с кем хочешь. Любись с кем хочешь. А умирать не смей! - она впивается в Кая полным ртом. - Ты меня понял? Понял?!
Блюз плещется внутри и переливается наружу.
Смертность, любовь моя, всю ночь я буду танцевать с тобой, чтобы стать собой, чтобы быть живым, в этот миг и всегда, на волосок от смерти.
Кай смотрит в потолок. По темному потолку пробегают цветные сполохи от огней. Кора сидит на полу, на мохнатой шкуре никогда не существовавшего зверя, полы аозая растекаются по меху чернильной шелковой кляксой, из-под разрезов по бокам выступает кожа, смутно белеющая в темноте, узкий клин, взбегающий почти до подмышки, теплый между двумя холодноватыми полотнищами ткани. Даже если не смотреть на нее прямо, даже если не касаться... все равно это слишком много. На грани выносимого. Перегрузка. Перегрузка.
Кай прикрывает глаза. Это не помогает - становится только слышнее, как от Коры расходится запах, волнами в пространстве, вместе с теплом и движением воздуха.
Кора гладит его по груди. Кай судорожно вздыхает.
- Зачем ты прилетела на самом деле?
Тихий стук в темноте - Кора делает глоток из бокала, зубы звякают о стекло. Влажный, теплый звук, чуть ниже - она сглатывает. Шорох снизу - она ставит бокал на пол. Теплое, жасминовое облако сбоку - это она кладет подбородок на край дивана, совсем близко, и подпирает кулаком.
- Я хотела извиниться.
Легкое, щекотное прикосновение. Волосы - Кора берет его ладонь и подносит ко лбу.
- Я сказала жестокую вещь. Специально, чтобы тебя ранить. Я не должна была этого делать.
По потолку медленно ползет красное пятно. И желтое. И синее.
- Дело не в этом, - говорит Кай. - Не в том, кто я. Не в том, что ты сказала. - Во рту становится горько. - Ты пыталась использовать меня как инструмент. Чтобы наказывать себя. Я так не могу. - Он делает усилие и, наконец, оказывается способен повернуть голову и посмотреть ей в глаза. - Меня таким сделали, но я так не могу. Я не инструмент, Кора.
Она поднимается - одним длинным, текучим движением. Подхватывает бокал. Слышно, как в темноте звякает горлышко бутылки о стеклянный край и булькает жидкость, когда Кора подливает себе мартини.
Отходит к окну и обхватывает себя за плечи. Аозай - верх аозая - стекает с нее вниз, как вода. Черная вода.
- Ты не понимаешь, - горько говорит она. - Ты совершенство.
От неожиданности Кай садится и трет лицо руками.
- Кто, я? Кора, ты головой ударилась?
Она оборачивается:
- Ты не понимаешь! - выпаливает она яростным шепотом. - Да, ты меня выбешиваешь, да, мне вечно хочется тебе врезать, но ты выдерживаешь! Я всегда тебе доверяла! Ты не ошибаешься, ты не врешь - и когда ты говоришь, что ничего нет - что ТАМ ничего нет - как я могу это игнорировать?! Откуда ты вообще знаешь, что ТАМ ничего нет?! - яростно спрашивает она.
У Кая пересыхает во рту. Вот в чем дело.
- Если бы ад был, - у него дергается угол рта, - я бы туда попал.
- Тебя откачали. Это не считается!
Кай усмехается.
Шлепает к бару. Плитка холодит босые ноги. Минеральная вода шипит. Аш-два-о. Какая жалость, что алкоголь на него не действует.
- Ну, не считается, так не считается.
Кора подходит сзади и обвивает его руками. Накатывает жасминовое облако.
- Ты живой. Ты здесь. Ты сейчас...
Перегрузка. Перегрузка. Перегрузка.
- А они нет! - Кора отталкивает его и отступает. - Ничего этого, - она поводит рукой, - у них уже нет! И не будет!
В черном шелковом аозае отражаются блики. Синий. Желтый. Красный.
Кай стискивает зубы. Ему приходится приложить усилие, чтобы выровнять дыхание.
- Даже если жизнь после смерти существует. Ты правда думаешь, что у пяти тысяч человек не было бы ничего более важного, чем мстить соплюшке, которую Совет подставил в своих интригах? Что ни у кого из них в жизни не было никого и ничего более дорогого, чем ты? Ни семей, ни родины, ни веры; ни стремления к другой жизни, наконец? Что пять тысяч людей готовы променять вечность на месть лично тебе? Правда? Тебе просто хочется чувствовать себя важной!
У Коры внезапно расслабляются плечи.
- Да, - спокойно говорит она. - То, что случилось - это важно. Важно для меня. Это часть того, кто я. Как отчаяние - часть твоего Сэмюэля. Ты прикажешь ему не играть?
Кай осекается. Потом качает головой.
- Хочешь быть храмом мертвых - пожалуйста. Только без меня.
На него внезапно накатывает усталость. Он садится и трет лицо. Дурацкий разговор.
Холодноватые сильные пальцы отводят его ладони в стороны. Кора стоит напротив, на коленях, заглядывая ему в глаза, не давая ни заслониться, ни отвернуться.
Нечестный прием, но это же Кора. Когда она играла по правилам, если ей было нужно.
- Что помогло тебе выжить? Почему ты не сдался?
Сияющие глаза оказываются близко-близко.
- Не сдался, - буркает Кай, - и все.
- Я же говорю, - смеется она, подается вперед и целует его. - Совершенство.
- Зачем ты прилетела на самом деле?
- Ты так и не понял?
Смешок в темноте.
- Нет.
- Тут бывает утро?
- Тут бывает световой день. Сейчас... четыре тринадцать. Пару часов еще.
В желудке у Коры неизысканно и очень громко бурчит.
Кай оживляется.
- О, ты есть хочешь? Тут чифанька хорошая есть неподалеку.
- Мысль, - соглашается Кора.
Есть хочется зверски. Что понятно. Трахаться, а потом выносить друг другу мозг, а потом опять трахаться... энергоемкое занятие.
Еще бы знать, зря или нет, думает она, стоя под душем.
Какого черта, Кора, все до тебя доходит слишком поздно.
Вода лупит по коже снаружи, адреналин хлещет по коже изнутри; Кора кажется себе барабанной перепонкой между ними.
Если Кай захочет уйти - он уйдет. Хотя бы через смерть. Как тогда. Как тогда, когда пришел и сказал, глядя ясными глазами - "Я не могу ради тебя жить. Вообще ни для кого не могу. Но ты мой друг, я хочу что-нибудь тебе сделать хорошее. А кроме смерти, у меня ничего нет".
И она согласилась.
Ей нужна была победа, и она согласилась.
Кора стискивает зубы.
Выходит, вытирается, находит на полу брюки от аозая, сам аозай - как отглаженный, наевшийся эпителием и оттого еще более блестящий - и замирает с ним в руках. Коре не очень хочется пугать людей на улицах "Черным Фениксом".
- Рубашку в шкафу возьми, - мгновенно ориентируется Кай. - Сольешься с местными. Ну, в темноте. Издалека, - тут же ухмыляется он.
Пока она медленно, как во сне, выбирает одну из двух одинаковых белых рубашек, пока застегивается, пока подворачивает длинные рукава, пока чувствует мятный холодок от прикосновения наноткани - не мнется, не пачкается, самоочищается, идеальна для униформ и госпиталей, о, особенно для госпиталей - и вспоминает, как, уже после всего, после мирного договора, в бесконечной череде неизбежных раутов какая-то журналисточка спросила у нее, сморщив носик - а это наноткань, да? Да, сказала Кора. Но в ней же ходят... ну, эти...
"Эти", улыбнулась Кора. О, да. Журналисточку как ветром сдуло.
Наноткань прекрасно самоочищается. Ни грязи, ни пота, ни крови. Ее носят те, кто сталкивается с ними часто. Но это так - ах! - ненатурально. Так неэкологично. Так искусственно.
Как делать андроидов из людей.
Как делать из людей оружие.
- А тебе идет.
Кора вздрагивает, отрывается от воспоминаний и обнаруживает, что Кай уже невесть сколько времени смотрит на нее, прислонившись к косяку.
- Почаще так ходи, - добавляет он - и тут Кора наконец-то чувствует, что узел внутри, под вздохом стягивается - и начинает распускаться.
- Супный переулок называется, - поясняет Кай. - Тут все окрестные едят, отличное место.
Переулок узкий и длинный, как кишка. Запах пряностей стоит такой, что можно ножом резать.
Кая немедленно кто-то узнает.
- Ух ты, мистер Кей!
- Доброе утро, мистер Кей!
Откуда-то прямо сверху свешивается радушная толстушка:
- А давайте к нам!
- Да он тебе всю мебель поломает!
- Так потом заплатит же!
Кай посылает всем воздушный поцелуй и быстро вталкивает Кору под полотняный навес.
- Да ты тут звезда! - фыркает Кора.
- Издержки работы, сама понимаешь, - невозмутимо отвечает Кай, проталкиваясь между пластиковых столиков к прилавку, но Кора видит, что ему приятно.
Очереди еще особо нет, но потихоньку начинает подтягиваться - завтракать перед рабочим днем, дешево и сердито.
Кай здоровается с поваром и начинает заказывать снедь:
- Бульон. Куриный. И в него ростки. И зелень. И креветки. И лапшу. Две порции, - для верности он показывает на пальцах.
Повар радостно расплывается:
- Это ваша девушка, мистер Кей?
Кай оборачивается, уставляется на Кору и озадаченно переспрашивает:
- Моя девушка? Где?
Кора отвешивает ему подзатыльник. Кай хохочет.
Повар приносит им в подарок бананы в карамели - чудовищно липкие и чудовищно сладкие - со словами "вот попробуйте, Сэмюэль очень такое любит!", и Кора, наконец, понимает, откуда Кай знает это место.
Когда они возвращаются обратно, потихоньку начинает светать. Точнее, гаснут ночные огни и потихоньку начинают разгораться лампы дневного света, встроенные под крыши и в ребра домов. Спектр подобран хорошо - начинает казаться, будто это обычный день, только пасмурный, поэтому не видно солнца.
Улицы еще пустые. Кора передергивает плечами. Кай отдает ей свой пиджак. Кора трется щекой о воротник, улыбается чему-то и, наконец, спрашивает:
- Как ты думаешь, меня правда никто не узнал?
Кай хмыкает.
- Я же говорил - сойдешь за местную.
Он щурится.
Скорее всего, конечно, кто-то сложит два и два. Но они будут уже далеко.
По улице прокатывается гонг - доковый храм проснулся. Кай бросает взгляд на комм - шесть.
Кора застывает перед оградой, и вдруг бросает на него взгляд исподлобья.
- Подождешь меня? - извиняющимся тоном говорит она, и, прежде, чем он успевает ответить, скрывается внутри.
Кай вздыхает и опускается на каменную скамейку.
Сквозь резные прутья ограды виднеются молитвенные барабаны. Кая берет досада.
Барабаны крутятся, молитвы возносятся...
Люди очень любят все автоматизировать. Особенно свою совесть. Которая тоже просто алгоритм принятия решений. Причем сбоящий.
Кай морщится.
Можно выползти из комы, из небытия, из-под обломков сознания, перемолотого программами - на звук голоса, даже не на слова, на интонацию, повторяющуюся пунктиром, день за днем - чтобы сказать, что ада нет. Никакого другого ада, кроме того, который люди создают вокруг себя сами.
И это не сработает.
Кай закусывает губу и трет колено. Все это глупости. Какая разница, что делает Кора, если это ей помогает? Помогает, и ладно.
Но досада от этого не проходит.
- Мистер Кей!
Кай поднимает голову и обнаруживает Сэмюэля.
- Привет, Сэм, - говорит он. - Как отыграл вчера?
Сэмюэль расцветает:
- Да ваще! Ну и вот... это... - Кай замечает у Сэмюэля в руках корзину, набитую сладостями. Ну, понятно... подношение духам. У монахов уже кариес, наверное.
- Ясно, - говорит Кай.
- А вы тут что? - спрашивает Сэмюэль.
- Жду кое-кого, - отвечает Кай.
Сэмюэль присаживается на скамейку рядом, обнимает свою корзинку и шаркает подошвой по полу. Выуживает из корзинки одну из пестрых пачек, потрошит ее и принюхивается. Потом вытряхивает из пачки вафлю и разламывает. Из вафли выдавливается крем.
- Мистер Кей, - озабоченно спрашивает Сэмюэль. - Я же правильно понял, зеленый же? Мне эта штука говорит, что зеленый, - он постукивает по визору.
- Зеленый, - кивает Кай.
Сэмюэль запихивает половину вафли в рот, а вторую протягивает Каю. Кай берет.
- Во, - поясняет Сэм с набитым ртом. - Нормально, значит. Маманя говорит, что духам только белое надо, а какое белое? У погрузчика у нашего всегда топливо зеленое было, если белое - он же не поймет!
Кай моргает. А, доковый же храм, точно. Посвящен духам убитых людей и сломанной техники. Кай не выдерживает и хихикает. Очень удобно, можно не определяться.
За спиной стукает калитка. Кай оборачивается и видит Кору. Над затылком у нее топорщится короткая прядь. Видимо, сладкого с собой не было.
Кора ловит его взгляд, проводит рукой по шее и вскидывает подбородок.
- Ой, - пугается Сэм. - Госпожа Феникс! Здрасте, - он торопливо вскакивает.
Кора подходит и протягивает ему руку для пожатия.
- Меня зовут Кора, Сэмюэль. Ты хорошо играешь.
Новые глаза "Супернова" выращивает за месяц. Но это успеется еще.
Кай усмехается углом рта. "Супернова", куда же без нее. Но... глаза есть глаза.
- Привет, Сэм, - говорит Кай.
Парнишка расцветает:
- Здравствуйте, мистер Кей! А мне студию дали! - он обводит рукой вокруг. - И кормят внизу бесплатно!
- Поздравляю, - говорит Кай.
Он подхватывает ближайший стул, садится на него верхом, складывает руки на спинку и смотрит на Сэмюэля.
- Есть у меня одна идейка, - говорит он. - Давай-ка попробуем.
Вообще-то, конечно, втягивать Сэмюэля не следовало бы.
Но Каю хочется проверить.
Дать Сэмюэлю сыграть, и посмотреть, как это отзовется на людях.
На настоящих живых людях, ехидно добавляет внутренний голос.
Усилием воли Кай заставляет его заткнуться, и излагает свою задумку Сэмюэлю.
- Сможешь? - спрашивает он.
- Я-то смогу... - Сэмюэль чешет затылок. - А не распугаем всех?
- Поставишь в середину, - отмахивается Кай. - Заполируешь чем-нибудь попроще, сойдет.
Лола Вонг перебирает образцы ткани на экране.
- Нет. Нет. Нет. Опять нет. Нет, никаких пиджаков в горошек! Мало ли, что ему нравится... - она поднимает голову, видит Джексона, прижимает комм плечиком и машет ему - мол, сейчас. - Да мальчишка всю жизнь в подвале просидел, откуда у него какой-то вкус! Он мне сам спасибо скажет! Да, вот это подойдет. Мерки вы сняли? Отлично... Да, хорошо. Жду. - Она обрывает связь и вскидывает голову. - Что такое?
Джексон молча показывает ей планшет.
- В третьем доке.
На планшете обыкновенная армейская "пчела", списанная и переделанная под гражданский челнок. После Резни таких по всему квадранту, бери да пользуйся. Трупы только из кабины повыкидывай, да электронику новую поставь, ту, что вместе с пилотами поплавилась.
- Ну и? - недовольно спрашивает Лола.
Джексон тыкает в лицензию пилота. У Лолы лезут глаза на лоб.
- Кориолания Смит?! "Черный Феникс"?!
- И чего ее принесло, - бурчит Джексон. - Не к добру это. Сто лет ее уже видно не было.
Лола Вонг вдруг щелкает пальцами.
- Так вот чей это андроид! - Она закидывает голову и смеется, как молодая. - Это все объясняет!
Она потягивается, хрустя пальцами. Ах, как хорошо. Ах, как замечательно. Ах, как удачно.
- Чего удачного, - бурчит Джексон. - Одни неприятности от нее.
Двухминутная Резня, например.
Лола треплет его по щеке.
- А чтобы не было неприятностей - у меня есть ты.
Проклятого "консультанта" Джексон обнаруживает на -13 ярусе, в "Супном переулке". Андроид отрешенно бродит между лотками с пластиковым стаканчиком в руке. Кажется, он задался целью передегустировать всю местную кухню. Да чтоб ты подавился, мысленно желает ему Джексон.
Словно подслушав, "консультант" задирает голову вверх и салютует ему стаканчиком.
Джексон, выругавшись сквозь зубы, бросает спидер в пике вниз, между зданиями, и тормозит над самым полом. От воздушной волны у "консультанта" взвивается галстук.
- Ты, что ль, на Черного Феникса работаешь? - спрашивает Джексон.
Андроид хмыкает:
- Откуда такие вопросы?
- В третьем доке, - бросает Джексон. - Лола в курсе.
С "консультанта" слетает весь лоск.
- Ох, черт!
Джексон хлопает по сиденью, андроид вспрыгивает сзади и Джексон бросает спидер свечкой вверх. Черт его знает, что Лоле в голову взбредет.
Впрочем, когда они прибывают к главному холлу, предполагаемая битва тигра с драконом уже отполыхала.
- О, как жаль, что вы нас не предупредили, - мурлычет мадам Вонг, слегка обмахиваясь веером. - Мы бы вас встретили с почетом, разумеется.
- Мне ни в коем случае не хотелось вас обременять своей персоной, - не менее учтиво отвечает Кора.
На ней черные брюки и черный же, шелково стекающий к самому полу аозай с высокими разрезами по бокам и воротником-стойкой. Косы перевиты шелковыми шнурами и, кажется, вот-вот зашипят. В узел на затылке воткнута стальная шпилька. Та самая, которую, по легенде, Кора воткнула Эмме Джадис, главе "Суперновы", прямо в глаз, когда узнала, что ключевая деталь для мортидо-резонатора - это смертник.
Возможно, слух пустила сама Кора. Кай не сомневается, что ей бы очень этого хотелось.
Кай вдруг очень четко представляет себе Кору с окровавленной шпилькой в руке, тело перед ней - и как раздается шелест, и дверь скользит в сторону, как Кора отскакивает, принимая боевую стойку, и как высокая, холеная, элегантная Эмма Джадис перешагивает тело собственного двойника на полу и, поднимая безупречную бровь, вздыхает: "Какое ребячество. Может быть, перейдем к делу, наконец?"
С Джадис бы тоже сталось. У нее именно такое чувство юмора.
Какое еще может быть чувство юмора, если ты из поколения в поколение выполняешь человеческие желания.
По счастью, сейчас никто никого не убивает.
- Чем обязаны вашему посещению? - тем временем еще любезней спрашивает мадам Вонг.
- Говорят, у вас отлично играют блюз, - отвечает Кора и улыбается - той самой улыбкой, которая раскидывает всех, как силовое поле. - Мне хотелось послушать.
- Ах, - говорит мадам Вонг. - Да, у нас новый музыкант, Сэмюэль Пауэрс. Но вы, кажется, уже успели познакомиться?
Стоящий рядом Сэмюэль, который явно ничего не понимает, истого кивает головой.
- Случайно столкнулись в коридоре, - поясняет Кора. - Надо же, как мне повезло!
Каю приходится прикусить губу. "Кора" и "случайно". Ну-ну.
Он подходит и кланяется в знак приветствия.
Мадам Вонг прикрывается веером. Глаза у нее блестят. Мадам Вонг прекрасно понимает, что слухи распространяются со скоростью света - и скоро весь квадрант будет знать, что сама госпожа Феникс, "королева пиратов", прилетала послушать новоявленное чудо. Судя по всему, мадам Вонг искренне считает, что он полностью отработал свои двадцать процентов. Ну и черт с ней.
Кора непроницаема.
Кай подавляет желание поцеловать ей руку - просто для того, чтобы проверить, как она будет удерживать покерфейс.
- Добрый вечер, мистер Кей! - радуется Сэмюэль.
Кай хлопает его по плечу.
- Нну что, пора готовиться к выступлению? От тебя сегодня много ждут!
- Да я всегда готов, мистер Кей! - заверяет Сэмюэль.
Кай подхватывает его под локоть и утаскивает прочь, изо всех сил не оглядываясь.
- Что она тебе сказала? - спрашивает Кай, когда они оказываются за кулисами.
- Кто "она"? - не понимает Сэмюэль.
- Кора, - нетерпеливо поясняет Кай. - Кориолания. Черный Феникс.
- Госпожа Феникс? Ничего... Посмотрела просто.
Посмотрела... Кай прикусывает губу и перекатывается с пятки на носок.
- Начнешь с того, что мы сегодня репетировали.
Сэмюэль открывает было рот, чтобы возразить. Кай пристально смотрит на него. Сэмюэль вздыхает.
- Мне это... разыграться надо.
Кай вздыхает, вынимает из лацкана булавку, сжимает кончик, активируя, и втыкает Сэмюэлю в пиджак.
- Глушит всю акустику в радиусе метра. Валяй, разыгрывайся.
Кора уже сидит на лучшем месте, за столиком у края сцены. На нее, разумеется, все пялятся. Ну, еще бы.
Мадам Вонг рядом нет. Странно.
Кай подходит и присаживается на свободное место.
- А где хозяйка?
Кора улыбается.
- Мы подумали, и я решила, что мне нужна полная концентрация для соприкосновения с искусством.
- Понятно, - говорит Кай.
Он вскидывает глаза. На втором ярусе, в глубине ложи алеет платье Лолы Вонг. За ней тенью маячит Джексон.
Кай подавляет усмешку. Рядом с Корой сложно находиться, если она этого не хочет.
Сэмюэль выходит и кланяется. Ему аплодируют.
Парнишка подносит саксофон к губам. Кай подбирается.
- Смертность, тайная любовь моя, - выдыхает саксофон.
Та, рядом с которой засыпаешь ночью; та, рядом с которой просыпаешься влажным утром; та, что живет на изнанке моих век, на изнанке моей кожи, на изнанке моих легких.
Кора выпрямляется и стискивает руки перед собой. Взгляд у нее мрачнеет.
Блюз вокруг разливается антрацитовым морем. На его дне они покачиваются, как водоросли в темной толще. То, что топит людей и корабли, тянет и вытягивает их вверх, к ярким и холодным звёздам, всплывающим из черного ледяного безмолвия навстречу.
Та, что одна приносит освобождение; та, что укрывает меня плащом; та, что приникает к мои губам и вдыхает в меня воздух, сладкий воздух.
Смертность, любовь моя, та, с кем я иду рука об руку, в порицание всем, кто отводит взгляд, кто боится назвать ее по имени.
Едва музыка замолкает, Кора встает. Кая поднимает вверх, как магнитом.
- Нам нужно поговорить, - чеканит она, поворачивается на пятках и выходит.
Кай идет за ней.
Вместо "поговорить" она еще в лифте припечатывает его к стенке и вцепляется в плечи, как гарпия.
- Что хочешь делай, - зло выдыхает она. - Водись с кем хочешь. Любись с кем хочешь. А умирать не смей! - она впивается в Кая полным ртом. - Ты меня понял? Понял?!
Блюз плещется внутри и переливается наружу.
Смертность, любовь моя, всю ночь я буду танцевать с тобой, чтобы стать собой, чтобы быть живым, в этот миг и всегда, на волосок от смерти.
Кай смотрит в потолок. По темному потолку пробегают цветные сполохи от огней. Кора сидит на полу, на мохнатой шкуре никогда не существовавшего зверя, полы аозая растекаются по меху чернильной шелковой кляксой, из-под разрезов по бокам выступает кожа, смутно белеющая в темноте, узкий клин, взбегающий почти до подмышки, теплый между двумя холодноватыми полотнищами ткани. Даже если не смотреть на нее прямо, даже если не касаться... все равно это слишком много. На грани выносимого. Перегрузка. Перегрузка.
Кай прикрывает глаза. Это не помогает - становится только слышнее, как от Коры расходится запах, волнами в пространстве, вместе с теплом и движением воздуха.
Кора гладит его по груди. Кай судорожно вздыхает.
- Зачем ты прилетела на самом деле?
Тихий стук в темноте - Кора делает глоток из бокала, зубы звякают о стекло. Влажный, теплый звук, чуть ниже - она сглатывает. Шорох снизу - она ставит бокал на пол. Теплое, жасминовое облако сбоку - это она кладет подбородок на край дивана, совсем близко, и подпирает кулаком.
- Я хотела извиниться.
Легкое, щекотное прикосновение. Волосы - Кора берет его ладонь и подносит ко лбу.
- Я сказала жестокую вещь. Специально, чтобы тебя ранить. Я не должна была этого делать.
По потолку медленно ползет красное пятно. И желтое. И синее.
- Дело не в этом, - говорит Кай. - Не в том, кто я. Не в том, что ты сказала. - Во рту становится горько. - Ты пыталась использовать меня как инструмент. Чтобы наказывать себя. Я так не могу. - Он делает усилие и, наконец, оказывается способен повернуть голову и посмотреть ей в глаза. - Меня таким сделали, но я так не могу. Я не инструмент, Кора.
Она поднимается - одним длинным, текучим движением. Подхватывает бокал. Слышно, как в темноте звякает горлышко бутылки о стеклянный край и булькает жидкость, когда Кора подливает себе мартини.
Отходит к окну и обхватывает себя за плечи. Аозай - верх аозая - стекает с нее вниз, как вода. Черная вода.
- Ты не понимаешь, - горько говорит она. - Ты совершенство.
От неожиданности Кай садится и трет лицо руками.
- Кто, я? Кора, ты головой ударилась?
Она оборачивается:
- Ты не понимаешь! - выпаливает она яростным шепотом. - Да, ты меня выбешиваешь, да, мне вечно хочется тебе врезать, но ты выдерживаешь! Я всегда тебе доверяла! Ты не ошибаешься, ты не врешь - и когда ты говоришь, что ничего нет - что ТАМ ничего нет - как я могу это игнорировать?! Откуда ты вообще знаешь, что ТАМ ничего нет?! - яростно спрашивает она.
У Кая пересыхает во рту. Вот в чем дело.
- Если бы ад был, - у него дергается угол рта, - я бы туда попал.
- Тебя откачали. Это не считается!
Кай усмехается.
Шлепает к бару. Плитка холодит босые ноги. Минеральная вода шипит. Аш-два-о. Какая жалость, что алкоголь на него не действует.
- Ну, не считается, так не считается.
Кора подходит сзади и обвивает его руками. Накатывает жасминовое облако.
- Ты живой. Ты здесь. Ты сейчас...
Перегрузка. Перегрузка. Перегрузка.
- А они нет! - Кора отталкивает его и отступает. - Ничего этого, - она поводит рукой, - у них уже нет! И не будет!
В черном шелковом аозае отражаются блики. Синий. Желтый. Красный.
Кай стискивает зубы. Ему приходится приложить усилие, чтобы выровнять дыхание.
- Даже если жизнь после смерти существует. Ты правда думаешь, что у пяти тысяч человек не было бы ничего более важного, чем мстить соплюшке, которую Совет подставил в своих интригах? Что ни у кого из них в жизни не было никого и ничего более дорогого, чем ты? Ни семей, ни родины, ни веры; ни стремления к другой жизни, наконец? Что пять тысяч людей готовы променять вечность на месть лично тебе? Правда? Тебе просто хочется чувствовать себя важной!
У Коры внезапно расслабляются плечи.
- Да, - спокойно говорит она. - То, что случилось - это важно. Важно для меня. Это часть того, кто я. Как отчаяние - часть твоего Сэмюэля. Ты прикажешь ему не играть?
Кай осекается. Потом качает головой.
- Хочешь быть храмом мертвых - пожалуйста. Только без меня.
На него внезапно накатывает усталость. Он садится и трет лицо. Дурацкий разговор.
Холодноватые сильные пальцы отводят его ладони в стороны. Кора стоит напротив, на коленях, заглядывая ему в глаза, не давая ни заслониться, ни отвернуться.
Нечестный прием, но это же Кора. Когда она играла по правилам, если ей было нужно.
- Что помогло тебе выжить? Почему ты не сдался?
Сияющие глаза оказываются близко-близко.
- Не сдался, - буркает Кай, - и все.
- Я же говорю, - смеется она, подается вперед и целует его. - Совершенство.
- Зачем ты прилетела на самом деле?
- Ты так и не понял?
Смешок в темноте.
- Нет.
- Тут бывает утро?
- Тут бывает световой день. Сейчас... четыре тринадцать. Пару часов еще.
В желудке у Коры неизысканно и очень громко бурчит.
Кай оживляется.
- О, ты есть хочешь? Тут чифанька хорошая есть неподалеку.
- Мысль, - соглашается Кора.
Есть хочется зверски. Что понятно. Трахаться, а потом выносить друг другу мозг, а потом опять трахаться... энергоемкое занятие.
Еще бы знать, зря или нет, думает она, стоя под душем.
Какого черта, Кора, все до тебя доходит слишком поздно.
Вода лупит по коже снаружи, адреналин хлещет по коже изнутри; Кора кажется себе барабанной перепонкой между ними.
Если Кай захочет уйти - он уйдет. Хотя бы через смерть. Как тогда. Как тогда, когда пришел и сказал, глядя ясными глазами - "Я не могу ради тебя жить. Вообще ни для кого не могу. Но ты мой друг, я хочу что-нибудь тебе сделать хорошее. А кроме смерти, у меня ничего нет".
И она согласилась.
Ей нужна была победа, и она согласилась.
Кора стискивает зубы.
Выходит, вытирается, находит на полу брюки от аозая, сам аозай - как отглаженный, наевшийся эпителием и оттого еще более блестящий - и замирает с ним в руках. Коре не очень хочется пугать людей на улицах "Черным Фениксом".
- Рубашку в шкафу возьми, - мгновенно ориентируется Кай. - Сольешься с местными. Ну, в темноте. Издалека, - тут же ухмыляется он.
Пока она медленно, как во сне, выбирает одну из двух одинаковых белых рубашек, пока застегивается, пока подворачивает длинные рукава, пока чувствует мятный холодок от прикосновения наноткани - не мнется, не пачкается, самоочищается, идеальна для униформ и госпиталей, о, особенно для госпиталей - и вспоминает, как, уже после всего, после мирного договора, в бесконечной череде неизбежных раутов какая-то журналисточка спросила у нее, сморщив носик - а это наноткань, да? Да, сказала Кора. Но в ней же ходят... ну, эти...
"Эти", улыбнулась Кора. О, да. Журналисточку как ветром сдуло.
Наноткань прекрасно самоочищается. Ни грязи, ни пота, ни крови. Ее носят те, кто сталкивается с ними часто. Но это так - ах! - ненатурально. Так неэкологично. Так искусственно.
Как делать андроидов из людей.
Как делать из людей оружие.
- А тебе идет.
Кора вздрагивает, отрывается от воспоминаний и обнаруживает, что Кай уже невесть сколько времени смотрит на нее, прислонившись к косяку.
- Почаще так ходи, - добавляет он - и тут Кора наконец-то чувствует, что узел внутри, под вздохом стягивается - и начинает распускаться.
- Супный переулок называется, - поясняет Кай. - Тут все окрестные едят, отличное место.
Переулок узкий и длинный, как кишка. Запах пряностей стоит такой, что можно ножом резать.
Кая немедленно кто-то узнает.
- Ух ты, мистер Кей!
- Доброе утро, мистер Кей!
Откуда-то прямо сверху свешивается радушная толстушка:
- А давайте к нам!
- Да он тебе всю мебель поломает!
- Так потом заплатит же!
Кай посылает всем воздушный поцелуй и быстро вталкивает Кору под полотняный навес.
- Да ты тут звезда! - фыркает Кора.
- Издержки работы, сама понимаешь, - невозмутимо отвечает Кай, проталкиваясь между пластиковых столиков к прилавку, но Кора видит, что ему приятно.
Очереди еще особо нет, но потихоньку начинает подтягиваться - завтракать перед рабочим днем, дешево и сердито.
Кай здоровается с поваром и начинает заказывать снедь:
- Бульон. Куриный. И в него ростки. И зелень. И креветки. И лапшу. Две порции, - для верности он показывает на пальцах.
Повар радостно расплывается:
- Это ваша девушка, мистер Кей?
Кай оборачивается, уставляется на Кору и озадаченно переспрашивает:
- Моя девушка? Где?
Кора отвешивает ему подзатыльник. Кай хохочет.
Повар приносит им в подарок бананы в карамели - чудовищно липкие и чудовищно сладкие - со словами "вот попробуйте, Сэмюэль очень такое любит!", и Кора, наконец, понимает, откуда Кай знает это место.
Когда они возвращаются обратно, потихоньку начинает светать. Точнее, гаснут ночные огни и потихоньку начинают разгораться лампы дневного света, встроенные под крыши и в ребра домов. Спектр подобран хорошо - начинает казаться, будто это обычный день, только пасмурный, поэтому не видно солнца.
Улицы еще пустые. Кора передергивает плечами. Кай отдает ей свой пиджак. Кора трется щекой о воротник, улыбается чему-то и, наконец, спрашивает:
- Как ты думаешь, меня правда никто не узнал?
Кай хмыкает.
- Я же говорил - сойдешь за местную.
Он щурится.
Скорее всего, конечно, кто-то сложит два и два. Но они будут уже далеко.
По улице прокатывается гонг - доковый храм проснулся. Кай бросает взгляд на комм - шесть.
Кора застывает перед оградой, и вдруг бросает на него взгляд исподлобья.
- Подождешь меня? - извиняющимся тоном говорит она, и, прежде, чем он успевает ответить, скрывается внутри.
Кай вздыхает и опускается на каменную скамейку.
Сквозь резные прутья ограды виднеются молитвенные барабаны. Кая берет досада.
Барабаны крутятся, молитвы возносятся...
Люди очень любят все автоматизировать. Особенно свою совесть. Которая тоже просто алгоритм принятия решений. Причем сбоящий.
Кай морщится.
Можно выползти из комы, из небытия, из-под обломков сознания, перемолотого программами - на звук голоса, даже не на слова, на интонацию, повторяющуюся пунктиром, день за днем - чтобы сказать, что ада нет. Никакого другого ада, кроме того, который люди создают вокруг себя сами.
И это не сработает.
Кай закусывает губу и трет колено. Все это глупости. Какая разница, что делает Кора, если это ей помогает? Помогает, и ладно.
Но досада от этого не проходит.
- Мистер Кей!
Кай поднимает голову и обнаруживает Сэмюэля.
- Привет, Сэм, - говорит он. - Как отыграл вчера?
Сэмюэль расцветает:
- Да ваще! Ну и вот... это... - Кай замечает у Сэмюэля в руках корзину, набитую сладостями. Ну, понятно... подношение духам. У монахов уже кариес, наверное.
- Ясно, - говорит Кай.
- А вы тут что? - спрашивает Сэмюэль.
- Жду кое-кого, - отвечает Кай.
Сэмюэль присаживается на скамейку рядом, обнимает свою корзинку и шаркает подошвой по полу. Выуживает из корзинки одну из пестрых пачек, потрошит ее и принюхивается. Потом вытряхивает из пачки вафлю и разламывает. Из вафли выдавливается крем.
- Мистер Кей, - озабоченно спрашивает Сэмюэль. - Я же правильно понял, зеленый же? Мне эта штука говорит, что зеленый, - он постукивает по визору.
- Зеленый, - кивает Кай.
Сэмюэль запихивает половину вафли в рот, а вторую протягивает Каю. Кай берет.
- Во, - поясняет Сэм с набитым ртом. - Нормально, значит. Маманя говорит, что духам только белое надо, а какое белое? У погрузчика у нашего всегда топливо зеленое было, если белое - он же не поймет!
Кай моргает. А, доковый же храм, точно. Посвящен духам убитых людей и сломанной техники. Кай не выдерживает и хихикает. Очень удобно, можно не определяться.
За спиной стукает калитка. Кай оборачивается и видит Кору. Над затылком у нее топорщится короткая прядь. Видимо, сладкого с собой не было.
Кора ловит его взгляд, проводит рукой по шее и вскидывает подбородок.
- Ой, - пугается Сэм. - Госпожа Феникс! Здрасте, - он торопливо вскакивает.
Кора подходит и протягивает ему руку для пожатия.
- Меня зовут Кора, Сэмюэль. Ты хорошо играешь.