"Дама с камелиями" в Большом 11.06.2014 (Захарова - Лантратов)
На Светлану Захарову ходить стоит всегда, но, к сожалению, сходить в Большой нынче стоит столько, что позволить себе ходить туда не по аккредитации я могу лишь в исключительных случаях. Так что, «Даму» Захаровой с новым для нее Арманом (Владиславом Лантратовым) я пропустил. Хорошо, что сейчас существует видео. Мнение, основанное на видеозаписи, конечно же, по определению необъективно, не имеет никакого отношения к реальности и заведомо неверно. Но ничего не поделать, всем недовольным придется потерпеть:)))
Поскольку для меня, как и для Захаровой, эта «Дама» была «Дамой» с новым Арманом, я, скорее всего, буду говорить о нем больше, чем о других. Объем текста в данном случае не коррелирует с оценкой исполнителей, действует обычный закон восприятия.
Внешне Арман Лантратова составляет полную противоположность Арману Ревазова, танцевавшему с Захаровой на премьере. Тот сочетанием мальчишеской нескладности и гротесковой угловатости напоминал Гофмана, Паганини и других живших в реальности и созданных искусством романтиков. Арман Лантратова с виду очень благообразен, что не особо романтично, зато реалистично. Так и мог выглядеть хорошо воспитанный юноша из провинциальной буржуазной семьи среднего достатка. Глядя на этого Армана, я постоянно ловил себя на мысли, что по его внешности хорошо представляю внешность его упомянутой в романе сестры, про которую Дюма писал (постойте, как это … да, вспомнила), «у … Бланш был такой ясный взгляд, такие чистые очертания рта, что только святые мысли рождались у нее и благочестивые слова произносились ее устами». Во внешнем плане лантратовский Арман являет не контраст, а полное соответствие захаровской Маргарите. Обоих хоть сейчас можно портретировать эмалью и вставить в парный медальон.
«Парность» главных героев стала определяющей для спектакля. В отличие от премьеры (с Захаровой и Ревазовым), где все трепетало и переливалось, было неверным и зыбким, как в воспоминаниях; где реальный Арман встречался с Маргаритой из навсегда ушедшего прошлого для того, чтобы снова пережить утрату, теперь действие стало спокойнее и реалистичнее. Ренуаровская живописность фона перешла на самих героев, их отношения развивались полнокровно, без поправки на зыбкость и трагизм прошлого и … да, в общем-то, и благообразно - данное слово очень хорошо характеризует основную внешнюю краску нынешнего спектакля.
Это благообразие, однако, нигде не граничило со слащавостью, потому что получило грамотно расставленные и убедительно сыгранные противовесы. У обоих исполнителей такими противовесами стали неподдельная искренность и ненаигранная чувственность в белом дуэте, драматичный натурализм в белой части черного (как раз тот случай, когда натурально поданная эротика оказывается очень к месту), но главное каждый нашел на «своей территории».
Захарова, по сравнению с мартом, значительно опростила Маргариту. Демимонденка, очень непосредственная в кокоточных повадках (такие повадки хорошо сочетаются с вульгарными фразочками Маргариты из романа, как, например - «Он два раза ужинал у меня и даже не зашел облегчить свой желудок»), затем столь же непосредственно переживает любовь и страдания. Нынешняя Маргарита, наверное, еще большая актерская победа Захаровой, чем мартовская, т. к., при равной убедительности, ее образ стоит гораздо дальше от титульных захаровских героинь и от того, что можно назвать захаровской темой в искусстве. Впрочем, от детального сравнения воздержусь, поскольку прежняя трактовка - призрачная и зыбкая - была возможна только в паре с концептуально другим Арманом, а новый партнер требовал если не точно такой, то подобной интерпретации.
В Армане Лантратова, при всей внешней благообразной сентиментальности, на проверку (действием) не обнаружилось ничего сентиментального. А обнаружилось (немного, в синем дуэте) отеческой заботы о возлюбленной и (достаточно много) эгоизма. Эгоизм начал проступать в белом дуэте, где счастливые жесты в пространство отчетливо обращались героем на себя, а не на Маргариту (то есть со смыслом «как я счастлив!», а не «как мы счастливы!»). Полностью же он обрисовался в сцене перед отъездом. Тут надо было очень усердно думать только о себе и замечать одного себя, чтобы (хотя бы попутно) не заметить перемены в поведении захаровской Маргариты. Притом, (для меня) эта невнимательность прошла именно как характеристика образа, а не как недоработка исполнителя. В конце концов, после разрыва Арман начинает последовательно и методично издеваться над бывшей возлюбленной, даже убедившись, что она по-прежнему его любит - так что существенный элемент эгоизма в его чувствах отрицать не приходится. Пытаясь для себя резюмировать впечатление от образа героя, каким его сыграл Лантратов, я понял, что это впечатление уже резюмировал (правда, в отношении совсем другого героя) Бунин. Потому приведу цитату, по-моему, вполне сюда подходящую - «Да он и был почти мальчиком, очень неясным и красивым с виду, но по натуре резким и жестоким, мальчиком как будто самоуверенным, но легко и чуть не до слез смущающимся, а потом надолгозатаивающим злобу на того, кто смутил его».
Из трех, наиболее сложных (на мой взгляд) для исполнителя моментов партии, Влад просто блестяще справился с паузой после прихода герцога. Отход от Маргариты не в сомнении и не в нерешительности, а как раз, наоборот, в полной решимости разобраться с появившимся соперником, отлично вписался в поведение его Армана. Второй сложный фрагмент - монолог после получения письма - стоило бы танцевать чуть поспокойнее. Здесь достаточно метаний поставлено в самой хореографии, форсировать их исполнением не следует. Третье сложное место - сцена вручения денег на балу - для меня в исполнении Лантратова осталась загадкой. Впрочем, как и в исполнении другого нашего Армана - Овчаренко. Почему оба они играют здесь сильное опьянение? Ну не может человек внезапно опьянеть, только что выпив шампанского - получается какая-то внутренняя неоправданность в действии.
Из других героев выделю сильно прибавившую с премьеры Прюданс Кристины Кретовой. В ней появилась та легкая кокоточная небрежность, тот едва уловимый налет непристойности, который так важен в этой партии, и которого все же не хватало в марте. Вырос и Гастон Михаила Лобухина, хотя он уже на премьере был сделан замечательно, но предела совершенству, как известно, нет. Вообще, пара Прюданс - Гастон именно сейчас, при таких Маргарите и Армане, заняла в содержании спектакля свое место (показ счастливого варианта той же истории, которая у главных героев заканчивается трагически). Поскольку «Дама» Захаровой - Ревазова была несколько о другом, то там и вторая пара оказалась отчасти в стороне от основных событий, а вот теперь вышла из тени.
© А. С. Галкин.
Данный текст охраняется авторским правом. Его прямое или скрытое цитирование без указания имени автора запрещено.
Поскольку для меня, как и для Захаровой, эта «Дама» была «Дамой» с новым Арманом, я, скорее всего, буду говорить о нем больше, чем о других. Объем текста в данном случае не коррелирует с оценкой исполнителей, действует обычный закон восприятия.
Внешне Арман Лантратова составляет полную противоположность Арману Ревазова, танцевавшему с Захаровой на премьере. Тот сочетанием мальчишеской нескладности и гротесковой угловатости напоминал Гофмана, Паганини и других живших в реальности и созданных искусством романтиков. Арман Лантратова с виду очень благообразен, что не особо романтично, зато реалистично. Так и мог выглядеть хорошо воспитанный юноша из провинциальной буржуазной семьи среднего достатка. Глядя на этого Армана, я постоянно ловил себя на мысли, что по его внешности хорошо представляю внешность его упомянутой в романе сестры, про которую Дюма писал (постойте, как это … да, вспомнила), «у … Бланш был такой ясный взгляд, такие чистые очертания рта, что только святые мысли рождались у нее и благочестивые слова произносились ее устами». Во внешнем плане лантратовский Арман являет не контраст, а полное соответствие захаровской Маргарите. Обоих хоть сейчас можно портретировать эмалью и вставить в парный медальон.
«Парность» главных героев стала определяющей для спектакля. В отличие от премьеры (с Захаровой и Ревазовым), где все трепетало и переливалось, было неверным и зыбким, как в воспоминаниях; где реальный Арман встречался с Маргаритой из навсегда ушедшего прошлого для того, чтобы снова пережить утрату, теперь действие стало спокойнее и реалистичнее. Ренуаровская живописность фона перешла на самих героев, их отношения развивались полнокровно, без поправки на зыбкость и трагизм прошлого и … да, в общем-то, и благообразно - данное слово очень хорошо характеризует основную внешнюю краску нынешнего спектакля.
Это благообразие, однако, нигде не граничило со слащавостью, потому что получило грамотно расставленные и убедительно сыгранные противовесы. У обоих исполнителей такими противовесами стали неподдельная искренность и ненаигранная чувственность в белом дуэте, драматичный натурализм в белой части черного (как раз тот случай, когда натурально поданная эротика оказывается очень к месту), но главное каждый нашел на «своей территории».
Захарова, по сравнению с мартом, значительно опростила Маргариту. Демимонденка, очень непосредственная в кокоточных повадках (такие повадки хорошо сочетаются с вульгарными фразочками Маргариты из романа, как, например - «Он два раза ужинал у меня и даже не зашел облегчить свой желудок»), затем столь же непосредственно переживает любовь и страдания. Нынешняя Маргарита, наверное, еще большая актерская победа Захаровой, чем мартовская, т. к., при равной убедительности, ее образ стоит гораздо дальше от титульных захаровских героинь и от того, что можно назвать захаровской темой в искусстве. Впрочем, от детального сравнения воздержусь, поскольку прежняя трактовка - призрачная и зыбкая - была возможна только в паре с концептуально другим Арманом, а новый партнер требовал если не точно такой, то подобной интерпретации.
В Армане Лантратова, при всей внешней благообразной сентиментальности, на проверку (действием) не обнаружилось ничего сентиментального. А обнаружилось (немного, в синем дуэте) отеческой заботы о возлюбленной и (достаточно много) эгоизма. Эгоизм начал проступать в белом дуэте, где счастливые жесты в пространство отчетливо обращались героем на себя, а не на Маргариту (то есть со смыслом «как я счастлив!», а не «как мы счастливы!»). Полностью же он обрисовался в сцене перед отъездом. Тут надо было очень усердно думать только о себе и замечать одного себя, чтобы (хотя бы попутно) не заметить перемены в поведении захаровской Маргариты. Притом, (для меня) эта невнимательность прошла именно как характеристика образа, а не как недоработка исполнителя. В конце концов, после разрыва Арман начинает последовательно и методично издеваться над бывшей возлюбленной, даже убедившись, что она по-прежнему его любит - так что существенный элемент эгоизма в его чувствах отрицать не приходится. Пытаясь для себя резюмировать впечатление от образа героя, каким его сыграл Лантратов, я понял, что это впечатление уже резюмировал (правда, в отношении совсем другого героя) Бунин. Потому приведу цитату, по-моему, вполне сюда подходящую - «Да он и был почти мальчиком, очень неясным и красивым с виду, но по натуре резким и жестоким, мальчиком как будто самоуверенным, но легко и чуть не до слез смущающимся, а потом надолгозатаивающим злобу на того, кто смутил его».
Из трех, наиболее сложных (на мой взгляд) для исполнителя моментов партии, Влад просто блестяще справился с паузой после прихода герцога. Отход от Маргариты не в сомнении и не в нерешительности, а как раз, наоборот, в полной решимости разобраться с появившимся соперником, отлично вписался в поведение его Армана. Второй сложный фрагмент - монолог после получения письма - стоило бы танцевать чуть поспокойнее. Здесь достаточно метаний поставлено в самой хореографии, форсировать их исполнением не следует. Третье сложное место - сцена вручения денег на балу - для меня в исполнении Лантратова осталась загадкой. Впрочем, как и в исполнении другого нашего Армана - Овчаренко. Почему оба они играют здесь сильное опьянение? Ну не может человек внезапно опьянеть, только что выпив шампанского - получается какая-то внутренняя неоправданность в действии.
Из других героев выделю сильно прибавившую с премьеры Прюданс Кристины Кретовой. В ней появилась та легкая кокоточная небрежность, тот едва уловимый налет непристойности, который так важен в этой партии, и которого все же не хватало в марте. Вырос и Гастон Михаила Лобухина, хотя он уже на премьере был сделан замечательно, но предела совершенству, как известно, нет. Вообще, пара Прюданс - Гастон именно сейчас, при таких Маргарите и Армане, заняла в содержании спектакля свое место (показ счастливого варианта той же истории, которая у главных героев заканчивается трагически). Поскольку «Дама» Захаровой - Ревазова была несколько о другом, то там и вторая пара оказалась отчасти в стороне от основных событий, а вот теперь вышла из тени.
© А. С. Галкин.
Данный текст охраняется авторским правом. Его прямое или скрытое цитирование без указания имени автора запрещено.