Делюсь понравившимися текстами
Здравствуйте! Может я поздновато открыла для себя интернет-журнал Электронные Пампасы, как и его авторов, и для большинства здесь это все уже вчерашние новости... Но вдруг не я одна здесь такая темная и не просвещенная ))
Многие из текстов опубликованных в нем мне сложно назвать художественной литературой. Я консерватор. Тем не менее, лично мне они оказались очень полезными, как дружелюбное напоминание о мире детей, о том, каким взрослым и родителем мне хотелось бы быть, а каким совсем не. Захотелось с вами поделиться.
Людмила Уланова, Про пугалки
- Если не будешь чистить зубы, - говорит мне дедушка, - они начнут желтеть, как… как… - он, похоже, не может придумать, как именно начнут желтеть мои зубы.
- Как осенние листья! - приходит ему на помощь бабушка.
- Да, как осенние листья! - радостно подхватывает дедушка, - и так же начнут опадать. То есть выпадать. Вот одна девочка не чистила зубы, они у неё стали жёлтыми, а половина выпала.
До чего же они любят пугать! Наверное, им кажется, что я так лучше понимаю.
- Если не будешь вовремя стричь ногти, они превратятся в самые настоящие когти, как у льва! - говорит бабушка, сделав страшные глаза. - Одна девочка сначала не стригла ногти, потому что ленилась, а теперь уже и не может это сделать, потому что они превратились в твёрдые крючковатые когти!
Я понимаю, что это просто пугалки, но мне всё равно как-то не по себе. А когда я иду куда-нибудь с другой моей бабушкой, она всё время делает мне замечания:
- Не вертись! Не прыгай! Не ребёнок, а мартышка какая-то! Вот одна девочка так же вертелась, и у неё хвост вырос, как у мартышки.
Интересно, это они все про одну девочку говорят или про разных?
Я очень люблю ходить в гости к прабабушке. У неё столько всяких необычных старых вещей, миллион шкатулочек, коробочек, сумочек, а в каждой сто миллионов интересных мелочей: брошки, пузырьки, старинные пуговицы, бусины, пудреницы, открытки, ленточки… Каждый раз мне хочется всюду заглянуть и ещё раз всё рассмотреть.
Прабабушка не возражает, по-моему, ей приятно, что мне нравятся её сокровища. Но она всё равно ворчит на всякий случай:
- Вот ведь любопытная! Гляди, вырастет нос длинным-предлинным, если будешь его всюду совать.
- Одна девочка всюду совала свой нос, и он у неё вырос, как у Буратино?
- Видишь, сама всё знаешь!
Тут прабабушкина соседка Тамара Васильевна, которая как раз сидит у неё, вдруг говорит:
- А у тех, кто врёт, вырастают рога.
- Это ты к чему? - прабабушка неодобрительно смотрит на Тамару Васильевну, - Лёленька у нас никогда не обманывает.
- А я что? Я ничего! Лёленька, конечно, никогда! Я ж разве сомневаюсь? Что ты, что ты! А вот одна девочка…
В субботу мы отправляемся с мамой и с папой в магазин. Вернее, это они идут в магазин, а мне там делать нечего: что за интерес смотреть на всякие обои и раковины? Поэтому мне разрешают остаться на лавочке возле магазина. И тут я вижу, что там уже сидит девочка. Очень странная девочка. У неё длинный-предлинный нос, а на голове маленькие аккуратные рожки. На руках у девочки большие когти - сразу видно, острые! Из-под платья виден хвост - ничего так, симпатичный. С таким хвостом и когтями здорово, наверное, по деревьям лазить.
- Ой, - говорю я, даже не успев подумать, слова сами выскакивают, - ты что, всё время вертишься, врёшь и суёшь всюду нос?
- Да нет, - тяжело вздыхает девочка, и я вижу, что зубы у неё жёлтые-жёлтые и их явно меньше, чем должно быть, - не чаще, чем другие.
- Но ты, наверное, никогда не чистишь зубы и не стрижёшь ногти?
- Чищу и стригу, - уныло отвечает девочка. - Стригу и чищу. Ну, забываю, иногда, но ведь все иногда забывают… Просто я очень впечатлительная, понимаешь?
В этот момент из магазина выходит тётенька. Она подходит к нам и говорит девочке:
- Пойдём, горе моё луковое.
И тут я вижу, как у девочки на макушке - прямо посередине между рожками - начинают расти ярко-зелёные луковые перья. Мама уводит свою луковую девочку, а я стою, разинув рот, и смотрю вслед. Но мои родители тоже уже выходят из магазина, они там, похоже, ничего не выбрали. Они берут меня за руки, и мы идём в противоположную сторону. Я всё время оглядываюсь.
- Хватит оборачиваться! - говорит мама, - А то сейчас голова отвалится.
Как хорошо, что я не впечатлительная!
Юрий Нечипоренко, Смеяться и Свистеть
Мы с отцом за всё время дважды имели серьёзный разговор.
Первый раз, когда мы лежали в большой ванне - я был тогда таким мелким - не больше его ноги... Не торопясь, он говорил:
- Соседи сказали, что ты...
Я думаю, ему было очень неудобно - так осторожно он подбирался к скользкой теме...
- А что такого? Кто тебе сказал? Ну и что? А почему нельзя?
Я мог вполне задать ему эти вопросы. И вряд ли бы он ответил. Интересно, как бы он выкручивался. Но я молчал. Я был глубоко оскорблён. Речь шла о танцах голышом, которые мы с друзьями устраивали в нашем пустом гараже,- но всё это не представлялось мне чем-то настолько важным, чтобы заслуживать специального разговора с отцом. Может, кому-то это занятие покажется неприличным - однако мы никого не заставляли смотреть на наши пляски или против воли участвовать в них.
И ещё - это же так здорово! И так просто- стоит только сбросить одежду - и всё становится необычным - пустой гулкий гараж, прошитый тоненькими нитями света... Лучи просачиваются сквозь щели в двери, попадают на кожу, подсвечивают её - словно маленькие огни образуют татуировку из ярких точек, линий и полос...
Я молчу, разглядываю протянутые под водой ноги, смиренно слушаю.
Что всё это значит? Что он - заодно с соседями, с ними, а не со мной?
Всё осторожнее говорит отец - и всё тяжелее мне его слушать. Плохо его дело.
На его месте я бы сказал так:
- Слушай, сын, тут соседи про тебя всякое говорят. Мне недосуг разбирать их болтовню, но знай - кто-то на тебя донёс. Что ты там делаешь - дело твоё. Не приглашаешь меня - я и не обижаюсь. Может, ты готовишься к ответственному выступлению перед публикой и держишь в тайне свои фокусы… Ну вот и всё, что я хотел бы тебе сказать. А теперь, сынок, потри мне, пожалуйста, спину.
Но тогда… Мой отец попал под плохое влияние. Может быть, в этот момент наши с ним пути разошлись…
Несколько лет спустя был второй разговор. Повод - грохот во дворе: пальба из самопала, взрывпакеты.
Разговор был покруче.
Но и я уже закалился к тому времени - собственно, этот второй разговор расставил все точки над "и" - отец мой попал в плохую компанию и катился вниз. Я уже ничего не мог для него сделать.
Он сидел на скамейке во дворе. Я стоял перед ним, склонив голову.
- Соседи говорят, что…
Опять эти треклятые соседи! Посмотри на них: с кем ты якшаешься! Это злобные бездельные пенсионеры - они же тебя первые и предадут! (Все эти мысли я деликатно оставил при себе.)
- Жизнь во дворе стала невыносимой…
Ещё бы, когда я вижу эти рожи, у меня мороз пробегает по коже. Как их земля-то ещё носит!
- Ты затерроризировал всех…
Неправда! Папа, я всегда считал, что ты слишком много читаешь газет и смотришь телевизор. Это вредно. Какой я террорист? Я не стреляю в людей, а взрываю осторожно - и только для удовольствия. Если кому-то мои взрывы мешают, пусть купят беруши или выделят мне специальное время для испытания новых смесей - мы с друзьями ведём исследовательскую работу, хотим запустить ракету - это мирные инициативы...
- Если ты не прекратишь... Ты почему улыбаешься? А ну становись на колени и говори сейчас же "я не буду взрывать"...
- Папа, одумайся! Неужели ты не понимаешь, что это насилие! Да это ты - экстремист! Ты хватаешь меня за ухо, ты нарушаешь неприкосновенность личности... Папа! На кого ты поднял руку - это же я, плоть от плоти твоей...
Вспомни своё детство - разве ты не стрелял, не взрывал?
Папа, куда ты катишься? Ведь совсем недавно ты был свой - а теперь ты совсем чужой...
- Да, я не буду, не буду, - говорю я наконец желаемую тобой, вырванную силой ложь...
Тебе нужна эта жалкая показуха - ты добьёшься того, что я уйду в подполье и буду делать опыты не в благоустроенном гараже, а в тёмном грязном подвале. Ты подвергаешь мою жизнь риску - и всё ради них...
Папа, папа... Ведь всё равно они не будут любить тебя - а теперь и я не буду любить - а только жалеть, следить за тобой и сокрушаться...
И когда я уеду и ты останешься один, тебе станет плохо - они набросятся на тебя - своими доносами в милицию, исполком, прокуратуру: "Почему он не такой как все? Почему у него нет машины, а есть гараж? Этот гараж мешает нам развешивать бельё". И придут рабочие с ломами, и разберут наш гараж, и разрушится наш двор, станет он проходным... А соседи попрячутся в свои квартиры, будут сидеть там, смотреть из окон - и злиться, цепенеть и дохнуть - как мухи за стеклом.
Ведь они ненавидят тебя - неужели ты этого не понял - жуткой ненавистью нелюдей, не имеющих ничего за душой, да и душ не имеющих тоже, ведь душа - это талант...
Помнишь, как ты сделал мне свистульку? Вырезал цилиндрик из зелёной ветки вербы, ловко снял ножом кожу - и открыл белую скользкую мякоть дерева. Проделал в ней желобок - и опять надел кожу на цилиндрик, подрезал его быстро: чик-чик - и получился раскрытый ротик. Дунул в щёлку - и заиграл... Сок горький на губах, оно свистит и плачет - дерево живое. А под кожурою дерево голое - как мы, когда лежали в ванне, помнишь?
И опять мне придётся тебя простить. В кого же ты у меня такой - наивный, непутёвый? Ведь объединись мы тогда, в самом начале - и мы победили бы их! О, как они этого боялись, как завидовали нам с тобой: вот идут отец с сыном - весёлые, смеются и свистят... И сын чуть выше сапога - да отец его не даст в обиду. И сам не обидит. А всё остальное- ерунда.
Папа, ты же сам учил меня свистеть!
Mихаил Есеновский
Шура-Юра
Один мальчик, которого звали Юра, был поразительно подозрительным...
Например, он всё время подозревал, что он никакой не Юра, а Шура.
- Юрочка, - говорит как-то раз Юре Юрина мама, - иди обедать.
- Не Юра я, - отвечает Юра. - Скорее Шура.
- Шурочка, - говорит мама, - а где же Юра?
- Не знаю, - говорит Юра. - Наверное, он переехал в другой район.
- Жалко, - говорит мама. - Такой был хороший мальчик!
- Я тоже хороший мальчик, - говорит Юра. - Хотя и Шура.
- Возможно, - говорит мама. - Но это нужно ещё доказывать.
Подумал Юра немного и говорит:
- О! Кажется, Юра назад вернулся. Пойду в коридор, проверю.
Возвращается Юра вскоре обратно из коридора и говорит:
- Здравствуй, мама. А вот и я. Узнаёшь?
- Юрочка! - говорит мама. - Где же ты пропадал так долго?
- Да так, - говорит Юра. - Дела.
- А где же Шура? - говорит мама. - Ты его не встречал?
- Нет, не встречал, - отвечает Юра. - Наверное, мы с ним на лестнице разминулись.
- Какая жалость! - говорит мама. - Такой хороший парнишка!
- Ты бы уж выбирала, - говорит Юра. - Или я, или этот Шура. Одно из двух.
- Да ладно вам, - говорит мама. - Шура, Юра - какая разница? Ты, главное, Юра, обедать садись скорее, а то сейчас Шура поесть вернётся, а табуретка у нас одна.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Петя.
"Ну что из меня за Юра? - думает Юра. - Вот Петя - другое дело. Это как раз по мне. Я - прирождённый Петя".
- Мама, - говорит Юра маме, - скажи, я Петя?
- Ещё какой! - говорит мама. - Самый что ни на есть настоящий Петя.
- Как будто камень с души свалился, - говорит Юра. - Конечно, я - Петя, а кто ж ещё?
- Знаешь, Петя, - говорит мама, - я очень рада, что ты наконец как-то определился.
- Я долго думал, - говорит Юра. - Правда, был ещё один вариант - Валера. Но Петя мне всё-таки как-то ближе.
- Ещё бы, - говорит мама. - Я ведь как только тебя увидела, сразу подумала: это Петя.
- Но изредка всё-таки хочется почему-то остаться Юрой, - говорит Юра. - Это просто необъяснимо.
- А почему бы и нет? - говорит мама. - И Юрой побыть иногда не вредно. Хотя бы ради разнообразия.
- Тогда я прямо сейчас пойду погуляю немного Юрой, - говорит Юра. - До полвосьмого.
- Нет, - отвечает мама. - Юрою быть разрешаю всего до семи часов. А то на дворе стемнеет и я, боюсь, Юру от Пети уже в потёмках не отличу.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Вася.
Пришёл Юра к Васиной маме и говорит:
- Представьте себе, я - Вася.
- А по-моему, ты - Юра, - отвечает Васина мама.
- Всё это в прошлом, - говорит Юра. - На сегодняшний день я - Вася. Придётся с этим смириться.
- Признаюсь, всё это довольно неожиданно для меня, - говорит Юре Васина мама. - Прямо как снег на голову.
- Да я и сам об этом только вчера узнал, - говорит Юра. - Поверьте, я в первый момент растерялся не меньше вашего.
- И что же нам дальше делать? - говорит на это Васина мама.
- Вы уж не обижайтесь, - говорит Юра, - но я вас любить так, как Юрину маму, просто не в состоянии. Тем более мы ведь и не знакомы почти что с вами.
- А это можно исправить, - предлагает Васина мама. - Давай как следует познакомимся.
- Поймите же, - отвечает Юра, - ведь я люблю совершенно другую маму.
- А я-то чем хуже? - обижается Васина мама. - Я и пироги, между прочим, по воскресеньям всегда пеку.
- Ну раз у нас с вами такой поворот событий, - говорит Юра, - я оставаться дальше Василием не имею права. Прощайте.
- Ты всё равно заходи, - приглашает Васина мама. - В домино хотя бы сыграем.
- Ладно, зайду, - обещает Юра. - Я как раз в воскресенье Андреем стану и сразу к вам.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Федя.
- Допустим, ты - Федя, - говорит Юре мама. - Что это нам даёт?
- Во-первых, как Федя я очень храбрый, - говорит Юра. - А это огромный плюс.
- Но ты и как Юра довольно смелый, - говорит мама. - Я могу подтвердить.
- Потом я как Федя ужасно добрый, - говорит Юра. - Ещё одно преимущество.
- Но ты и как Юра совсем не жадина, - говорит мама. - Можно найти свидетелей.
- Как Федя я очень умный, в конце концов, - говорит Юра. - А это разве не положительная черта?
- Но ты и как Юра, поверь, далеко не глуп, - отвечает мама. - Есть тому доказательства.
- Выходит, мне Федей быть нет никакого смысла? - говорит Юра.
- Конечно, нет, - отвечает мама. - Напротив, есть смысл по старинке остаться Юрой. Поскольку твою именную чашку с надписью "Юра" в честь этого Феди переименовывать не будет уже никакой нужды.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Гена.
- Так вот оно что! - удивился Юра. - И как это я сразу не догадался?!
Пришёл Юра Геною в школу и говорит:
- Я Гена, новенький. С кем мне за парту сесть?
Посмотрела Тамара Андревна на Юру и говорит:
- У нас и так уже целых три Гены в классе. Будешь Филиппом, договорились?
- Филиппом пусть лучше Колька Фадеев будет, - говорит Юра. - Он уже Геной сюда всю неделю ходит. Совесть надо иметь.
- Подумаешь, - говорит Фадеев. - Вон Катька Фролова аж с Нового года Елизавета.
- Ну хорошо, пусть будут четыре Гены, - говорит Тамара Андревна. - Главное, не ругайтесь.
- Да ладно уж, - согласился Юра. - Раз такая неразбериха, можете вот хоть Юрой, к примеру, меня на уроках звать.
- Вот и чудесно, - говорит Тамара Андревна. - Тогда у нас Юра временно будет Юрой, Коля побудет Геной, а я, как обычно, Лариса Львовна.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Вова.
Приходит Юра к маме и говорит:
- Мам, скажи, а я тебе как Юра не надоел?
- Нет, Юрочка, - говорит мама. - Нисколечко.
- И как Петя не надоел? - говорит Юра.
- Ну что ты, Петечка! - говорит мама. - Как Петя ты мне особенно симпатичен.
- Это хорошо, - говорит Юра. - Значит, я тебе и как Вова не надоем. Я ведь сегодня Вова. Не возражаешь?
- Я за, - отвечает мама.
- А вот на завтра, - говорит Юра, - я ещё окончательно не решил, что выбрать. Тогда перед сном скажу.
- Знаешь, Вова, - говорит мама, - хорошо бы заранее знать, кем ты в субботу будешь, в свой день рождения. А то ведь я имя твоё собралась на праздничном пироге писать. Так что написать, сыночек: Миша, Женя, Серёжа?
Подумал Юра немного и говорит:
- Пиши "Юра". Юрою я родился, Юрою и состарюсь. Через неделю вон уж восьмой пойдёт…
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Варахисий.
- Ну Варахисий так Варахисий, - говорит Юре мама. - Тут уж ничего не поделаешь.
Вышел Юра во двор и подходит к одной Наташе эдаким Варахисием.
- Девочка, - говорит Юра, - а как вас зовут?
- Ты что же, Юра, - отвечает ему Наташа, - забыл, как меня зовут?
- А я и не Юра вовсе, - говорит Юра. - Скажешь тоже! Я - Варахисий.
- Тоже мне Варахисий! - отвечает ему Наташа. - Да из тебя Варахисий, как из меня какая-нибудь Наташа!
И в куклы играть с подружками убежала.
А Юра тогда подходит к одной Марине и говорит:
- Разрешите представиться. Варахисий.
- Очень приятно, - отвечает Марина Юре. - Джина Луиза Эсмеральдина.
Тут Юра посмотрел как следует на эту Эсмеральдину и говорит:
- Давай, Маринка, с тобой дружить.
А Марина тоже посмотрела на этого Варахисия очень серьёзно и говорит:
- Конечно, Юрочка. Я согласна.
И Юра с Мариною вместе пошли в кино, а Варахисий с Эсмеральдиной где-то по дороге от них отстали.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Пётр Сергеевич.
Приходит как-то раз Юра к маме и говорит:
- Как ни крути, а я всё-таки Пётр Сергеевич. На этот раз никакой ошибки.
- Не возражаю, - говорит мама. - Пётр Сергеевич, будьте любезны, вынесите, пожалуйста, мусорное ведро.
Понес Юра, как настоящий Пётр Сергеевич, мусорное ведро, но не донёс, а по дороге на лестнице нечаянно опрокинул.
- Пётр Сергеевич, - говорит Юре мама, - будьте добры, сходите тогда хотя бы в булочную за хлебом.
Пошёл Юра в булочную за хлебом, как настоящий Пётр Сергеевич, но не дошёл, а в лужу упал посреди дороги.
Посмотрела мама на мокрого Юру без хлеба и говорит:
- Идите-ка, Пётр Сергеевич, лучше манную кашу есть.
Уселся Юра за стол и думает:
"Уж лучше, как прежде, Юрой век доживать. Тому-то, по крайней мере, везёт во всём постоянно".
И сразу же с первой попытки ложкою в рот попал. Даже почти не целясь.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Ира.
"Да неужели я Ира на самом деле? - думает Юра. - Конечно, вряд ли. Но, впрочем, следует всё проверить как можно лучше".
Вот как-то Юра подходит к маме с целью проверки и говорит:
- Мама, скажи мне прямо, начистоту, я что, не Юра, а Ира?
- Ну да, - отвечает мама. - В каком-то смысле. Родись ты, к примеру, не мальчиком, а девчонкой, мы с папой Ирой хотели тебя назвать.
"То-то я чувствую, что я Юра только снаружи, - думает Юра. - Оказалось, что неспроста".
Побыл Юра Ирою две недели, весь измотался: то прыгать нужно через верёвочку, то бантики разные заплетать - даже немножечко похудел.
Посмотрела на это мама, вздохнула и Юре сестрёнку младшую родила. Говорит:
- Две Иры в одной квартире - это уж чересчур. Придётся, Юрка, тебе как старшему имя сестре отдать.
- Пожалуйста, - отвечает Юра. - Мне для сестры ничего не жалко. А я уж как Юра какой-нибудь поживу. Мне ведь, тем более, не впервой.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Слава.
Пошёл Юра утром Славою в школу, а из школы вернулся уже неизвестно кем.
Бродит Юра вокруг своего двора и думает:
"Кем же я был с утра? Может быть, Димой? Или Серёжей? А может, уже Аркадием?"
- Эй, Валера! - кричат кому-то.
"Кому бы это? - думает Юра. - Откликаться? Не откликаться? А вдруг Валера - это кто-то совсем другой?"
- Никита! - опять кричат. - Николай!
"Не я, - вспоминает Юра. - Опять не я. А может, как раз и я…"
Занервничал сразу Юра, по двору заметался и спрятался в зарослях у забора. Вдруг слышит, мама кричит:
- Юра, иди обедать!
- Иду, мамочка! - отвечает Юра и думает: "Слава Богу! Значит, всё-таки Юра. Как хорошо, что хоть что-то ещё в этом мире остаётся по-прежнему на своих местах…"
Ксения Драгунская, Время
Посвящается Ане Сабецкой и её папе Стасику
Когда в класс вошёл Иван Борисович по химии, в сумке у Саши Муриной залаяла собачка. Саша уже несколько дней приносит собачку с собой в школу. На всех уроках собачка вела себя прилично, но учитель химии ей очень не понравился. Может, от него пахло чем-нибудь? Химией? Иван Борисович страшно обиделся, когда узнал, что на других учителей собачка не лаяла. Он даже раскричался. Он вообще ужасно нервный. Ластиками кидается, если что не так. А однажды так разозлился, что все колбы переколотил. После этого я своими ушами слышал, как завуч Ольга Игоревна спросила его: "Таблетки пил?" А он ответил: "Нет, мы с мамой решили попробовать один день без таблеток". А Ольга Игоревна: "Вот пусть мама тебе зарплату и платит".
- Мурина, - сказала Ольга Игоревна, прибежавшая на крики Ивана Борисовича вместе с охранником и медсестрой. - Ты как додумалась собаку в школу притащить?
- К нам в гости приехала родственница из Мордовии, очень толстая и рассеянная. Я боялась, что она может просто сесть на собачку или случайно засосать пылесосом во время уборки.
Ей бы соврать что-нибудь - мол, ничего не знаю, это мне подкинули собачку, злоумышленники засунули в сумку… А она так серьёзно ответила. Саша Мурина очень честная и вообще хорошая. У неё задумчивые, немножко грустные глаза, и цвет у них меняется от погоды и времени суток, как цвет моря.
- Отведи собаку домой и возвращайся, - велела Ольга Игоревна.
"Отведи собаку"! Можно подумать, это целая овчарка или эрдель-терьер! Собачка у Саши маленькая и довольно противная, я таких не люблю, похожа на какую-то муху на ножках, но всё-таки не надо, чтобы её давила мордовская тётя.
- Я провожу Сашу и прослежу, чтобы она вернулась в школу, - предложил я.
Ольга Игоревна доверчиво кивнула, лично пощупала у Ивана Борисовича пульс и ушла.
Мы вышли из школы.
- Правильно, что собаку в школу принесла, - сказал я. - Обидно же, если эта мордовская тётя её случайно задавит. У меня однажды собака под машину попала, знаешь… Лучше не вспоминать.
- Вообще, несправедливо - собака может попасть под машину, а машина под собаку - нет, - сказала Саша.
- Или даже если какая-то маленькая машинка угодит под большую собаку, то машинке ничего не будет, - согласился я. - Несправедливо!
- Никакой справедливости нет на свете, - нахмурившись, повторила Саша.
Я даже остановился.
- Если мы оба понимаем, что справедливости на свете нет, значит, детство кончилось. Мы оба взрослые, что ли? - спросил я.
- Наверно, - серьёзно сказала Саша.
- Тогда давай поженимся? - предложил я.
Я уже давно понял, что жениться всё равно придётся, чтобы родители не волновались и не ставили мне в пример какого-нибудь там Вовочку, у которого уже сто детей… А ведь жениться надо на ком-то хорошем, нормальном, кто тебя понимает. И ещё неизвестно, повстречается ли мне кто-то путный в будущем. Поэтому надо сразу, уже сейчас зарезервировать Сашу Мурину, как авиабилет.
Саша внимательно посмотрела на меня своими морскими глазами.
- Давай, - серьёзно сказала она, - только не сейчас, а то завтра контрольная по инглишу.
- Конечно, попозже, когда разбогатеем. А пока что я тебя могу с родителями познакомить. Они у меня такие, что к ним лучше постепенно привыкать.
Мы пришли ко мне. Там всё было перевёрнуто кверху дном и разбито вдребезги. Саша даже не стала собачку на пол выпускать, так в руках и держала.
Бабушка, пыхтя как паровоз и высунув язык, пыталась навести порядок.
- Это папа и мама утром собирались на работу и спорили, кто кого больше любит, - объяснила она.
Саша посмотрела на бабушку и сказала:
- Не знала, что у тебя есть сестрёнка.
- Это моя бабушка, - мне уже надоело объяснять всем. - Просто она выпила слишком много средств для омоложения и превратилась в восьмилетнюю девочку. Ей омолаживающие папа на прошлый Новый год подарил. А маме - талончик со скидкой на пластическую операцию.
На кухне дедушка пел песню Геннадию Васильевичу. Геннадий Васильевич - это чайный гриб редкой китайской породы. Он любит серьёзную музыку или старинные песни, которые дедушка называет "комсомольские". Welсome to the hotel California или Show me the way to the next whiskey bar… Кратко дедушка зовёт свой гриб Жорой. Почему Геннадия - Жорой? Непонятно. Дедушка строгий, с нами почти не разговаривает, всё с Жорой да с Жорой. "Один ты у меня и есть, Жора", - говорит он, а гриб в ответ пускает пузырьки, как будто понимает. Нам дедушка не разрешает называть гриб Жорой. Только по отчеству - Геннадий Васильевич.
- Бабушка, что у нас на обед?
- Сегодня ничего особенного, как обычно - конфеты с ликёром на первое, вобла на третье, на четвёртое - чебуреки, а вместо второго могу наподдать вам веником.
Мы с Сашей с удовольствием пообедали.
- Здорово! - вздохнула Саша. - Весело вы живёте.
- Да, мы такие. А у вас как?
- Ну, у нас ничего интересного. Мы из тех, у кого на Новый год салат с зелёным горошком. Мои родители мечтают о втором ребёнке. Но сначала надо как-то обзавестись квартирой побольше. Так что пока они сидят вот так вот и мечтают, мечтают… А ещё у них всё время нет времени.
- Времени ни у кого нет.
Чтобы не грустить, мы пошли гулять. На пешеходке сидела гадалка, люди уходили от неё, удивлённо и радостно глядя на свои ладони. Я увидел, что это Варвара Вильямовна, наша учительница по инглишу.
- Узнаёшь? - спросил я Сашу.
- Но ведь она умерла ещё в пятом классе, - удивилась Саша. - Мы деньги на цветы собирали.
- Ты только ей не говори, это невежливо.
- Twinkle, twinkle, little star, Варвара Вильямовна, - рявкнули мы с Сашей.
- Тише, а то все догадаются, что я никакая не гадалка, - прошептала Варвара Вильямовна. - Просто хочется сказать людям что-нибудь хорошее. Что всё будет хорошо…
- Приходите на юбилей школы двадцать восьмого января.
- Не могу, ведь школа находится в центральном округе, а туда запрещён вход тем, кто не в Армани.
- Мы вам купим Армани, - пообещал я.
- Варвара Вильямовна, а у вас время есть? - спросила Саша.
- Конечно, сколько угодно.
- Можете дать немножко, а то у моих родителей нету?
Я всегда говорил, что девчонки бывают очень хозяйственные.
Вравара Вильямовна стала давать Саше время горстями, и говорила:
- Вот вам много, много времени, и дни станут долгими, как в детстве…
- Это в вашем детстве дни долгими были, а теперь у всех всегда очень короткие, - это я зря сказал, не в кассу что-то.
А люди на улице услышали, что тут раздают время, и стали толпиться вокруг Варвары Вильямовны. Хорошо ещё, что полицейский с автоматом пил пиво неподалёку…
Мы с Сашей и её собачкой пошли дальше, время Саша положила в сумку и набила им карманы, погода была такая, когда в конце января становится понятно, что скоро быстрый февраль, а потом длинная весна, и вдруг нам тоже захотелось сказать людям что-нибудь хорошее, и мы стали кричать погромче:
- Грибной дождь!
- Море!
- Каникулы!
- "Лексус" джи-эл-икс!
- Любовь и дружба!
- Айпод четыре!
- Вре-мяаааааааа!..
Многие из текстов опубликованных в нем мне сложно назвать художественной литературой. Я консерватор. Тем не менее, лично мне они оказались очень полезными, как дружелюбное напоминание о мире детей, о том, каким взрослым и родителем мне хотелось бы быть, а каким совсем не. Захотелось с вами поделиться.
Людмила Уланова, Про пугалки
- Если не будешь чистить зубы, - говорит мне дедушка, - они начнут желтеть, как… как… - он, похоже, не может придумать, как именно начнут желтеть мои зубы.
- Как осенние листья! - приходит ему на помощь бабушка.
- Да, как осенние листья! - радостно подхватывает дедушка, - и так же начнут опадать. То есть выпадать. Вот одна девочка не чистила зубы, они у неё стали жёлтыми, а половина выпала.
До чего же они любят пугать! Наверное, им кажется, что я так лучше понимаю.
- Если не будешь вовремя стричь ногти, они превратятся в самые настоящие когти, как у льва! - говорит бабушка, сделав страшные глаза. - Одна девочка сначала не стригла ногти, потому что ленилась, а теперь уже и не может это сделать, потому что они превратились в твёрдые крючковатые когти!
Я понимаю, что это просто пугалки, но мне всё равно как-то не по себе. А когда я иду куда-нибудь с другой моей бабушкой, она всё время делает мне замечания:
- Не вертись! Не прыгай! Не ребёнок, а мартышка какая-то! Вот одна девочка так же вертелась, и у неё хвост вырос, как у мартышки.
Интересно, это они все про одну девочку говорят или про разных?
Я очень люблю ходить в гости к прабабушке. У неё столько всяких необычных старых вещей, миллион шкатулочек, коробочек, сумочек, а в каждой сто миллионов интересных мелочей: брошки, пузырьки, старинные пуговицы, бусины, пудреницы, открытки, ленточки… Каждый раз мне хочется всюду заглянуть и ещё раз всё рассмотреть.
Прабабушка не возражает, по-моему, ей приятно, что мне нравятся её сокровища. Но она всё равно ворчит на всякий случай:
- Вот ведь любопытная! Гляди, вырастет нос длинным-предлинным, если будешь его всюду совать.
- Одна девочка всюду совала свой нос, и он у неё вырос, как у Буратино?
- Видишь, сама всё знаешь!
Тут прабабушкина соседка Тамара Васильевна, которая как раз сидит у неё, вдруг говорит:
- А у тех, кто врёт, вырастают рога.
- Это ты к чему? - прабабушка неодобрительно смотрит на Тамару Васильевну, - Лёленька у нас никогда не обманывает.
- А я что? Я ничего! Лёленька, конечно, никогда! Я ж разве сомневаюсь? Что ты, что ты! А вот одна девочка…
В субботу мы отправляемся с мамой и с папой в магазин. Вернее, это они идут в магазин, а мне там делать нечего: что за интерес смотреть на всякие обои и раковины? Поэтому мне разрешают остаться на лавочке возле магазина. И тут я вижу, что там уже сидит девочка. Очень странная девочка. У неё длинный-предлинный нос, а на голове маленькие аккуратные рожки. На руках у девочки большие когти - сразу видно, острые! Из-под платья виден хвост - ничего так, симпатичный. С таким хвостом и когтями здорово, наверное, по деревьям лазить.
- Ой, - говорю я, даже не успев подумать, слова сами выскакивают, - ты что, всё время вертишься, врёшь и суёшь всюду нос?
- Да нет, - тяжело вздыхает девочка, и я вижу, что зубы у неё жёлтые-жёлтые и их явно меньше, чем должно быть, - не чаще, чем другие.
- Но ты, наверное, никогда не чистишь зубы и не стрижёшь ногти?
- Чищу и стригу, - уныло отвечает девочка. - Стригу и чищу. Ну, забываю, иногда, но ведь все иногда забывают… Просто я очень впечатлительная, понимаешь?
В этот момент из магазина выходит тётенька. Она подходит к нам и говорит девочке:
- Пойдём, горе моё луковое.
И тут я вижу, как у девочки на макушке - прямо посередине между рожками - начинают расти ярко-зелёные луковые перья. Мама уводит свою луковую девочку, а я стою, разинув рот, и смотрю вслед. Но мои родители тоже уже выходят из магазина, они там, похоже, ничего не выбрали. Они берут меня за руки, и мы идём в противоположную сторону. Я всё время оглядываюсь.
- Хватит оборачиваться! - говорит мама, - А то сейчас голова отвалится.
Как хорошо, что я не впечатлительная!
Юрий Нечипоренко, Смеяться и Свистеть
Мы с отцом за всё время дважды имели серьёзный разговор.
Первый раз, когда мы лежали в большой ванне - я был тогда таким мелким - не больше его ноги... Не торопясь, он говорил:
- Соседи сказали, что ты...
Я думаю, ему было очень неудобно - так осторожно он подбирался к скользкой теме...
- А что такого? Кто тебе сказал? Ну и что? А почему нельзя?
Я мог вполне задать ему эти вопросы. И вряд ли бы он ответил. Интересно, как бы он выкручивался. Но я молчал. Я был глубоко оскорблён. Речь шла о танцах голышом, которые мы с друзьями устраивали в нашем пустом гараже,- но всё это не представлялось мне чем-то настолько важным, чтобы заслуживать специального разговора с отцом. Может, кому-то это занятие покажется неприличным - однако мы никого не заставляли смотреть на наши пляски или против воли участвовать в них.
И ещё - это же так здорово! И так просто- стоит только сбросить одежду - и всё становится необычным - пустой гулкий гараж, прошитый тоненькими нитями света... Лучи просачиваются сквозь щели в двери, попадают на кожу, подсвечивают её - словно маленькие огни образуют татуировку из ярких точек, линий и полос...
Я молчу, разглядываю протянутые под водой ноги, смиренно слушаю.
Что всё это значит? Что он - заодно с соседями, с ними, а не со мной?
Всё осторожнее говорит отец - и всё тяжелее мне его слушать. Плохо его дело.
На его месте я бы сказал так:
- Слушай, сын, тут соседи про тебя всякое говорят. Мне недосуг разбирать их болтовню, но знай - кто-то на тебя донёс. Что ты там делаешь - дело твоё. Не приглашаешь меня - я и не обижаюсь. Может, ты готовишься к ответственному выступлению перед публикой и держишь в тайне свои фокусы… Ну вот и всё, что я хотел бы тебе сказать. А теперь, сынок, потри мне, пожалуйста, спину.
Но тогда… Мой отец попал под плохое влияние. Может быть, в этот момент наши с ним пути разошлись…
Несколько лет спустя был второй разговор. Повод - грохот во дворе: пальба из самопала, взрывпакеты.
Разговор был покруче.
Но и я уже закалился к тому времени - собственно, этот второй разговор расставил все точки над "и" - отец мой попал в плохую компанию и катился вниз. Я уже ничего не мог для него сделать.
Он сидел на скамейке во дворе. Я стоял перед ним, склонив голову.
- Соседи говорят, что…
Опять эти треклятые соседи! Посмотри на них: с кем ты якшаешься! Это злобные бездельные пенсионеры - они же тебя первые и предадут! (Все эти мысли я деликатно оставил при себе.)
- Жизнь во дворе стала невыносимой…
Ещё бы, когда я вижу эти рожи, у меня мороз пробегает по коже. Как их земля-то ещё носит!
- Ты затерроризировал всех…
Неправда! Папа, я всегда считал, что ты слишком много читаешь газет и смотришь телевизор. Это вредно. Какой я террорист? Я не стреляю в людей, а взрываю осторожно - и только для удовольствия. Если кому-то мои взрывы мешают, пусть купят беруши или выделят мне специальное время для испытания новых смесей - мы с друзьями ведём исследовательскую работу, хотим запустить ракету - это мирные инициативы...
- Если ты не прекратишь... Ты почему улыбаешься? А ну становись на колени и говори сейчас же "я не буду взрывать"...
- Папа, одумайся! Неужели ты не понимаешь, что это насилие! Да это ты - экстремист! Ты хватаешь меня за ухо, ты нарушаешь неприкосновенность личности... Папа! На кого ты поднял руку - это же я, плоть от плоти твоей...
Вспомни своё детство - разве ты не стрелял, не взрывал?
Папа, куда ты катишься? Ведь совсем недавно ты был свой - а теперь ты совсем чужой...
- Да, я не буду, не буду, - говорю я наконец желаемую тобой, вырванную силой ложь...
Тебе нужна эта жалкая показуха - ты добьёшься того, что я уйду в подполье и буду делать опыты не в благоустроенном гараже, а в тёмном грязном подвале. Ты подвергаешь мою жизнь риску - и всё ради них...
Папа, папа... Ведь всё равно они не будут любить тебя - а теперь и я не буду любить - а только жалеть, следить за тобой и сокрушаться...
И когда я уеду и ты останешься один, тебе станет плохо - они набросятся на тебя - своими доносами в милицию, исполком, прокуратуру: "Почему он не такой как все? Почему у него нет машины, а есть гараж? Этот гараж мешает нам развешивать бельё". И придут рабочие с ломами, и разберут наш гараж, и разрушится наш двор, станет он проходным... А соседи попрячутся в свои квартиры, будут сидеть там, смотреть из окон - и злиться, цепенеть и дохнуть - как мухи за стеклом.
Ведь они ненавидят тебя - неужели ты этого не понял - жуткой ненавистью нелюдей, не имеющих ничего за душой, да и душ не имеющих тоже, ведь душа - это талант...
Помнишь, как ты сделал мне свистульку? Вырезал цилиндрик из зелёной ветки вербы, ловко снял ножом кожу - и открыл белую скользкую мякоть дерева. Проделал в ней желобок - и опять надел кожу на цилиндрик, подрезал его быстро: чик-чик - и получился раскрытый ротик. Дунул в щёлку - и заиграл... Сок горький на губах, оно свистит и плачет - дерево живое. А под кожурою дерево голое - как мы, когда лежали в ванне, помнишь?
И опять мне придётся тебя простить. В кого же ты у меня такой - наивный, непутёвый? Ведь объединись мы тогда, в самом начале - и мы победили бы их! О, как они этого боялись, как завидовали нам с тобой: вот идут отец с сыном - весёлые, смеются и свистят... И сын чуть выше сапога - да отец его не даст в обиду. И сам не обидит. А всё остальное- ерунда.
Папа, ты же сам учил меня свистеть!
Mихаил Есеновский
Шура-Юра
Один мальчик, которого звали Юра, был поразительно подозрительным...
Например, он всё время подозревал, что он никакой не Юра, а Шура.
- Юрочка, - говорит как-то раз Юре Юрина мама, - иди обедать.
- Не Юра я, - отвечает Юра. - Скорее Шура.
- Шурочка, - говорит мама, - а где же Юра?
- Не знаю, - говорит Юра. - Наверное, он переехал в другой район.
- Жалко, - говорит мама. - Такой был хороший мальчик!
- Я тоже хороший мальчик, - говорит Юра. - Хотя и Шура.
- Возможно, - говорит мама. - Но это нужно ещё доказывать.
Подумал Юра немного и говорит:
- О! Кажется, Юра назад вернулся. Пойду в коридор, проверю.
Возвращается Юра вскоре обратно из коридора и говорит:
- Здравствуй, мама. А вот и я. Узнаёшь?
- Юрочка! - говорит мама. - Где же ты пропадал так долго?
- Да так, - говорит Юра. - Дела.
- А где же Шура? - говорит мама. - Ты его не встречал?
- Нет, не встречал, - отвечает Юра. - Наверное, мы с ним на лестнице разминулись.
- Какая жалость! - говорит мама. - Такой хороший парнишка!
- Ты бы уж выбирала, - говорит Юра. - Или я, или этот Шура. Одно из двух.
- Да ладно вам, - говорит мама. - Шура, Юра - какая разница? Ты, главное, Юра, обедать садись скорее, а то сейчас Шура поесть вернётся, а табуретка у нас одна.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Петя.
"Ну что из меня за Юра? - думает Юра. - Вот Петя - другое дело. Это как раз по мне. Я - прирождённый Петя".
- Мама, - говорит Юра маме, - скажи, я Петя?
- Ещё какой! - говорит мама. - Самый что ни на есть настоящий Петя.
- Как будто камень с души свалился, - говорит Юра. - Конечно, я - Петя, а кто ж ещё?
- Знаешь, Петя, - говорит мама, - я очень рада, что ты наконец как-то определился.
- Я долго думал, - говорит Юра. - Правда, был ещё один вариант - Валера. Но Петя мне всё-таки как-то ближе.
- Ещё бы, - говорит мама. - Я ведь как только тебя увидела, сразу подумала: это Петя.
- Но изредка всё-таки хочется почему-то остаться Юрой, - говорит Юра. - Это просто необъяснимо.
- А почему бы и нет? - говорит мама. - И Юрой побыть иногда не вредно. Хотя бы ради разнообразия.
- Тогда я прямо сейчас пойду погуляю немного Юрой, - говорит Юра. - До полвосьмого.
- Нет, - отвечает мама. - Юрою быть разрешаю всего до семи часов. А то на дворе стемнеет и я, боюсь, Юру от Пети уже в потёмках не отличу.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Вася.
Пришёл Юра к Васиной маме и говорит:
- Представьте себе, я - Вася.
- А по-моему, ты - Юра, - отвечает Васина мама.
- Всё это в прошлом, - говорит Юра. - На сегодняшний день я - Вася. Придётся с этим смириться.
- Признаюсь, всё это довольно неожиданно для меня, - говорит Юре Васина мама. - Прямо как снег на голову.
- Да я и сам об этом только вчера узнал, - говорит Юра. - Поверьте, я в первый момент растерялся не меньше вашего.
- И что же нам дальше делать? - говорит на это Васина мама.
- Вы уж не обижайтесь, - говорит Юра, - но я вас любить так, как Юрину маму, просто не в состоянии. Тем более мы ведь и не знакомы почти что с вами.
- А это можно исправить, - предлагает Васина мама. - Давай как следует познакомимся.
- Поймите же, - отвечает Юра, - ведь я люблю совершенно другую маму.
- А я-то чем хуже? - обижается Васина мама. - Я и пироги, между прочим, по воскресеньям всегда пеку.
- Ну раз у нас с вами такой поворот событий, - говорит Юра, - я оставаться дальше Василием не имею права. Прощайте.
- Ты всё равно заходи, - приглашает Васина мама. - В домино хотя бы сыграем.
- Ладно, зайду, - обещает Юра. - Я как раз в воскресенье Андреем стану и сразу к вам.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Федя.
- Допустим, ты - Федя, - говорит Юре мама. - Что это нам даёт?
- Во-первых, как Федя я очень храбрый, - говорит Юра. - А это огромный плюс.
- Но ты и как Юра довольно смелый, - говорит мама. - Я могу подтвердить.
- Потом я как Федя ужасно добрый, - говорит Юра. - Ещё одно преимущество.
- Но ты и как Юра совсем не жадина, - говорит мама. - Можно найти свидетелей.
- Как Федя я очень умный, в конце концов, - говорит Юра. - А это разве не положительная черта?
- Но ты и как Юра, поверь, далеко не глуп, - отвечает мама. - Есть тому доказательства.
- Выходит, мне Федей быть нет никакого смысла? - говорит Юра.
- Конечно, нет, - отвечает мама. - Напротив, есть смысл по старинке остаться Юрой. Поскольку твою именную чашку с надписью "Юра" в честь этого Феди переименовывать не будет уже никакой нужды.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Гена.
- Так вот оно что! - удивился Юра. - И как это я сразу не догадался?!
Пришёл Юра Геною в школу и говорит:
- Я Гена, новенький. С кем мне за парту сесть?
Посмотрела Тамара Андревна на Юру и говорит:
- У нас и так уже целых три Гены в классе. Будешь Филиппом, договорились?
- Филиппом пусть лучше Колька Фадеев будет, - говорит Юра. - Он уже Геной сюда всю неделю ходит. Совесть надо иметь.
- Подумаешь, - говорит Фадеев. - Вон Катька Фролова аж с Нового года Елизавета.
- Ну хорошо, пусть будут четыре Гены, - говорит Тамара Андревна. - Главное, не ругайтесь.
- Да ладно уж, - согласился Юра. - Раз такая неразбериха, можете вот хоть Юрой, к примеру, меня на уроках звать.
- Вот и чудесно, - говорит Тамара Андревна. - Тогда у нас Юра временно будет Юрой, Коля побудет Геной, а я, как обычно, Лариса Львовна.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Вова.
Приходит Юра к маме и говорит:
- Мам, скажи, а я тебе как Юра не надоел?
- Нет, Юрочка, - говорит мама. - Нисколечко.
- И как Петя не надоел? - говорит Юра.
- Ну что ты, Петечка! - говорит мама. - Как Петя ты мне особенно симпатичен.
- Это хорошо, - говорит Юра. - Значит, я тебе и как Вова не надоем. Я ведь сегодня Вова. Не возражаешь?
- Я за, - отвечает мама.
- А вот на завтра, - говорит Юра, - я ещё окончательно не решил, что выбрать. Тогда перед сном скажу.
- Знаешь, Вова, - говорит мама, - хорошо бы заранее знать, кем ты в субботу будешь, в свой день рождения. А то ведь я имя твоё собралась на праздничном пироге писать. Так что написать, сыночек: Миша, Женя, Серёжа?
Подумал Юра немного и говорит:
- Пиши "Юра". Юрою я родился, Юрою и состарюсь. Через неделю вон уж восьмой пойдёт…
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Варахисий.
- Ну Варахисий так Варахисий, - говорит Юре мама. - Тут уж ничего не поделаешь.
Вышел Юра во двор и подходит к одной Наташе эдаким Варахисием.
- Девочка, - говорит Юра, - а как вас зовут?
- Ты что же, Юра, - отвечает ему Наташа, - забыл, как меня зовут?
- А я и не Юра вовсе, - говорит Юра. - Скажешь тоже! Я - Варахисий.
- Тоже мне Варахисий! - отвечает ему Наташа. - Да из тебя Варахисий, как из меня какая-нибудь Наташа!
И в куклы играть с подружками убежала.
А Юра тогда подходит к одной Марине и говорит:
- Разрешите представиться. Варахисий.
- Очень приятно, - отвечает Марина Юре. - Джина Луиза Эсмеральдина.
Тут Юра посмотрел как следует на эту Эсмеральдину и говорит:
- Давай, Маринка, с тобой дружить.
А Марина тоже посмотрела на этого Варахисия очень серьёзно и говорит:
- Конечно, Юрочка. Я согласна.
И Юра с Мариною вместе пошли в кино, а Варахисий с Эсмеральдиной где-то по дороге от них отстали.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Пётр Сергеевич.
Приходит как-то раз Юра к маме и говорит:
- Как ни крути, а я всё-таки Пётр Сергеевич. На этот раз никакой ошибки.
- Не возражаю, - говорит мама. - Пётр Сергеевич, будьте любезны, вынесите, пожалуйста, мусорное ведро.
Понес Юра, как настоящий Пётр Сергеевич, мусорное ведро, но не донёс, а по дороге на лестнице нечаянно опрокинул.
- Пётр Сергеевич, - говорит Юре мама, - будьте добры, сходите тогда хотя бы в булочную за хлебом.
Пошёл Юра в булочную за хлебом, как настоящий Пётр Сергеевич, но не дошёл, а в лужу упал посреди дороги.
Посмотрела мама на мокрого Юру без хлеба и говорит:
- Идите-ка, Пётр Сергеевич, лучше манную кашу есть.
Уселся Юра за стол и думает:
"Уж лучше, как прежде, Юрой век доживать. Тому-то, по крайней мере, везёт во всём постоянно".
И сразу же с первой попытки ложкою в рот попал. Даже почти не целясь.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Ира.
"Да неужели я Ира на самом деле? - думает Юра. - Конечно, вряд ли. Но, впрочем, следует всё проверить как можно лучше".
Вот как-то Юра подходит к маме с целью проверки и говорит:
- Мама, скажи мне прямо, начистоту, я что, не Юра, а Ира?
- Ну да, - отвечает мама. - В каком-то смысле. Родись ты, к примеру, не мальчиком, а девчонкой, мы с папой Ирой хотели тебя назвать.
"То-то я чувствую, что я Юра только снаружи, - думает Юра. - Оказалось, что неспроста".
Побыл Юра Ирою две недели, весь измотался: то прыгать нужно через верёвочку, то бантики разные заплетать - даже немножечко похудел.
Посмотрела на это мама, вздохнула и Юре сестрёнку младшую родила. Говорит:
- Две Иры в одной квартире - это уж чересчур. Придётся, Юрка, тебе как старшему имя сестре отдать.
- Пожалуйста, - отвечает Юра. - Мне для сестры ничего не жалко. А я уж как Юра какой-нибудь поживу. Мне ведь, тем более, не впервой.
Другой раз Юра подозревал, что он никакой не Юра, а Слава.
Пошёл Юра утром Славою в школу, а из школы вернулся уже неизвестно кем.
Бродит Юра вокруг своего двора и думает:
"Кем же я был с утра? Может быть, Димой? Или Серёжей? А может, уже Аркадием?"
- Эй, Валера! - кричат кому-то.
"Кому бы это? - думает Юра. - Откликаться? Не откликаться? А вдруг Валера - это кто-то совсем другой?"
- Никита! - опять кричат. - Николай!
"Не я, - вспоминает Юра. - Опять не я. А может, как раз и я…"
Занервничал сразу Юра, по двору заметался и спрятался в зарослях у забора. Вдруг слышит, мама кричит:
- Юра, иди обедать!
- Иду, мамочка! - отвечает Юра и думает: "Слава Богу! Значит, всё-таки Юра. Как хорошо, что хоть что-то ещё в этом мире остаётся по-прежнему на своих местах…"
Ксения Драгунская, Время
Посвящается Ане Сабецкой и её папе Стасику
Когда в класс вошёл Иван Борисович по химии, в сумке у Саши Муриной залаяла собачка. Саша уже несколько дней приносит собачку с собой в школу. На всех уроках собачка вела себя прилично, но учитель химии ей очень не понравился. Может, от него пахло чем-нибудь? Химией? Иван Борисович страшно обиделся, когда узнал, что на других учителей собачка не лаяла. Он даже раскричался. Он вообще ужасно нервный. Ластиками кидается, если что не так. А однажды так разозлился, что все колбы переколотил. После этого я своими ушами слышал, как завуч Ольга Игоревна спросила его: "Таблетки пил?" А он ответил: "Нет, мы с мамой решили попробовать один день без таблеток". А Ольга Игоревна: "Вот пусть мама тебе зарплату и платит".
- Мурина, - сказала Ольга Игоревна, прибежавшая на крики Ивана Борисовича вместе с охранником и медсестрой. - Ты как додумалась собаку в школу притащить?
- К нам в гости приехала родственница из Мордовии, очень толстая и рассеянная. Я боялась, что она может просто сесть на собачку или случайно засосать пылесосом во время уборки.
Ей бы соврать что-нибудь - мол, ничего не знаю, это мне подкинули собачку, злоумышленники засунули в сумку… А она так серьёзно ответила. Саша Мурина очень честная и вообще хорошая. У неё задумчивые, немножко грустные глаза, и цвет у них меняется от погоды и времени суток, как цвет моря.
- Отведи собаку домой и возвращайся, - велела Ольга Игоревна.
"Отведи собаку"! Можно подумать, это целая овчарка или эрдель-терьер! Собачка у Саши маленькая и довольно противная, я таких не люблю, похожа на какую-то муху на ножках, но всё-таки не надо, чтобы её давила мордовская тётя.
- Я провожу Сашу и прослежу, чтобы она вернулась в школу, - предложил я.
Ольга Игоревна доверчиво кивнула, лично пощупала у Ивана Борисовича пульс и ушла.
Мы вышли из школы.
- Правильно, что собаку в школу принесла, - сказал я. - Обидно же, если эта мордовская тётя её случайно задавит. У меня однажды собака под машину попала, знаешь… Лучше не вспоминать.
- Вообще, несправедливо - собака может попасть под машину, а машина под собаку - нет, - сказала Саша.
- Или даже если какая-то маленькая машинка угодит под большую собаку, то машинке ничего не будет, - согласился я. - Несправедливо!
- Никакой справедливости нет на свете, - нахмурившись, повторила Саша.
Я даже остановился.
- Если мы оба понимаем, что справедливости на свете нет, значит, детство кончилось. Мы оба взрослые, что ли? - спросил я.
- Наверно, - серьёзно сказала Саша.
- Тогда давай поженимся? - предложил я.
Я уже давно понял, что жениться всё равно придётся, чтобы родители не волновались и не ставили мне в пример какого-нибудь там Вовочку, у которого уже сто детей… А ведь жениться надо на ком-то хорошем, нормальном, кто тебя понимает. И ещё неизвестно, повстречается ли мне кто-то путный в будущем. Поэтому надо сразу, уже сейчас зарезервировать Сашу Мурину, как авиабилет.
Саша внимательно посмотрела на меня своими морскими глазами.
- Давай, - серьёзно сказала она, - только не сейчас, а то завтра контрольная по инглишу.
- Конечно, попозже, когда разбогатеем. А пока что я тебя могу с родителями познакомить. Они у меня такие, что к ним лучше постепенно привыкать.
Мы пришли ко мне. Там всё было перевёрнуто кверху дном и разбито вдребезги. Саша даже не стала собачку на пол выпускать, так в руках и держала.
Бабушка, пыхтя как паровоз и высунув язык, пыталась навести порядок.
- Это папа и мама утром собирались на работу и спорили, кто кого больше любит, - объяснила она.
Саша посмотрела на бабушку и сказала:
- Не знала, что у тебя есть сестрёнка.
- Это моя бабушка, - мне уже надоело объяснять всем. - Просто она выпила слишком много средств для омоложения и превратилась в восьмилетнюю девочку. Ей омолаживающие папа на прошлый Новый год подарил. А маме - талончик со скидкой на пластическую операцию.
На кухне дедушка пел песню Геннадию Васильевичу. Геннадий Васильевич - это чайный гриб редкой китайской породы. Он любит серьёзную музыку или старинные песни, которые дедушка называет "комсомольские". Welсome to the hotel California или Show me the way to the next whiskey bar… Кратко дедушка зовёт свой гриб Жорой. Почему Геннадия - Жорой? Непонятно. Дедушка строгий, с нами почти не разговаривает, всё с Жорой да с Жорой. "Один ты у меня и есть, Жора", - говорит он, а гриб в ответ пускает пузырьки, как будто понимает. Нам дедушка не разрешает называть гриб Жорой. Только по отчеству - Геннадий Васильевич.
- Бабушка, что у нас на обед?
- Сегодня ничего особенного, как обычно - конфеты с ликёром на первое, вобла на третье, на четвёртое - чебуреки, а вместо второго могу наподдать вам веником.
Мы с Сашей с удовольствием пообедали.
- Здорово! - вздохнула Саша. - Весело вы живёте.
- Да, мы такие. А у вас как?
- Ну, у нас ничего интересного. Мы из тех, у кого на Новый год салат с зелёным горошком. Мои родители мечтают о втором ребёнке. Но сначала надо как-то обзавестись квартирой побольше. Так что пока они сидят вот так вот и мечтают, мечтают… А ещё у них всё время нет времени.
- Времени ни у кого нет.
Чтобы не грустить, мы пошли гулять. На пешеходке сидела гадалка, люди уходили от неё, удивлённо и радостно глядя на свои ладони. Я увидел, что это Варвара Вильямовна, наша учительница по инглишу.
- Узнаёшь? - спросил я Сашу.
- Но ведь она умерла ещё в пятом классе, - удивилась Саша. - Мы деньги на цветы собирали.
- Ты только ей не говори, это невежливо.
- Twinkle, twinkle, little star, Варвара Вильямовна, - рявкнули мы с Сашей.
- Тише, а то все догадаются, что я никакая не гадалка, - прошептала Варвара Вильямовна. - Просто хочется сказать людям что-нибудь хорошее. Что всё будет хорошо…
- Приходите на юбилей школы двадцать восьмого января.
- Не могу, ведь школа находится в центральном округе, а туда запрещён вход тем, кто не в Армани.
- Мы вам купим Армани, - пообещал я.
- Варвара Вильямовна, а у вас время есть? - спросила Саша.
- Конечно, сколько угодно.
- Можете дать немножко, а то у моих родителей нету?
Я всегда говорил, что девчонки бывают очень хозяйственные.
Вравара Вильямовна стала давать Саше время горстями, и говорила:
- Вот вам много, много времени, и дни станут долгими, как в детстве…
- Это в вашем детстве дни долгими были, а теперь у всех всегда очень короткие, - это я зря сказал, не в кассу что-то.
А люди на улице услышали, что тут раздают время, и стали толпиться вокруг Варвары Вильямовны. Хорошо ещё, что полицейский с автоматом пил пиво неподалёку…
Мы с Сашей и её собачкой пошли дальше, время Саша положила в сумку и набила им карманы, погода была такая, когда в конце января становится понятно, что скоро быстрый февраль, а потом длинная весна, и вдруг нам тоже захотелось сказать людям что-нибудь хорошее, и мы стали кричать погромче:
- Грибной дождь!
- Море!
- Каникулы!
- "Лексус" джи-эл-икс!
- Любовь и дружба!
- Айпод четыре!
- Вре-мяаааааааа!..