кащей бессмертный
хожу-брожу, тоску свою бережу, на берегу реки под дождем сижу, ногами грязь осеннюю борозжу, и выстрел в голову кажется избавленьем. болит-болит, устала моя голова, и я молюсь, но не слышат мои слова: податель жизни для всякого существа отправил меня скитаться за искупленьем.
и я живу которую сотню лет, я видел мрак беззвёздный, и видел свет, я видел сотни радостей, тысячи бед, и мертвой воды я выпил в черном колодце. и я хожу, болит голова моя, но вместо крови во мне кислота и яд, и если, скажем, я проглочу мышьяк, то он во мне на атомы распадётся. и если нож вонзится в сердце моё, то превратится из стали во мне в гнильё, поскольку я есть тлен и есть небытьё, зовут меня чудовищем и святотатцем.
господь услышит и цесаря, и бедняка, и я молюсь, но смерть моя далека, на берег меня выплескивает река и отправляет дальше меня скитаться.
а смерть моя есть игла и нитка на ней, и вьется нитка между земель и дней, и нет ни начала, ни хвостика, хоть убей, и я все иду, а годы идут надо мною.
податель смерти для всякого существа, пошли мне героя, не помнящего родства, чтоб он отыскал мою смерть и нитку порвал, и ты забрал меня в темноту покоя.
и я живу которую сотню лет, я видел мрак беззвёздный, и видел свет, я видел сотни радостей, тысячи бед, и мертвой воды я выпил в черном колодце. и я хожу, болит голова моя, но вместо крови во мне кислота и яд, и если, скажем, я проглочу мышьяк, то он во мне на атомы распадётся. и если нож вонзится в сердце моё, то превратится из стали во мне в гнильё, поскольку я есть тлен и есть небытьё, зовут меня чудовищем и святотатцем.
господь услышит и цесаря, и бедняка, и я молюсь, но смерть моя далека, на берег меня выплескивает река и отправляет дальше меня скитаться.
а смерть моя есть игла и нитка на ней, и вьется нитка между земель и дней, и нет ни начала, ни хвостика, хоть убей, и я все иду, а годы идут надо мною.
податель смерти для всякого существа, пошли мне героя, не помнящего родства, чтоб он отыскал мою смерть и нитку порвал, и ты забрал меня в темноту покоя.