Смерть катастройщика
Оригинал взят у general_ivanoff в Смерть катастройщика
Эпитафией на надгробной плите Анатолия Сергеевича Черняева (1921-2017) вполне могла бы стать его фраза, произнесённая в интервью газете "Еврейское слово", озаглавленном "Хочу сказать правду":
«У меня не то что принципов, у меня убеждений никогда не было».
Лукавил он, правда. Кое-какие взгляды имелись. И воплощались в жизнь - к несчастью для нашей страны.
Анатолий Сергеевич оставил после себя обширное мемуарное наследство. Гуглите, если кто не читал.
11 ноября 1982 года (через день после смерти Л. И. Брежнева) Черняев записывает в дневнике те срочные меры, которые, по его мнению, немедленно должны быть предприняты андроповской командой. Программа-минимум, как он её назвал.
Среди этих мер значились:
"уйти из Афганистана"
"сказать Ярузельскому, чтобы выкручивался сам"
"принять в отношении соцстран декларацию... пусть делают, что хотят"
"убрать СС-20 из Европы"
"обуздать военно-промышленный комплекс... сократить численность армии вчетверо"
"МИД поставить в подчинение ЦК"
"отпустить всех диссидентов"
"объявить вне закона антисемитизм"
"реальную самостоятельность республикам, в том числе автономным"
"возвысить роль отделов ЦК... поставить их над министерствами"
"дать больше прав прессе"
Неуклонно в своих дневниковых записях он возвращался к одному и тому же, фанатично желая (1989) "...сокращать армию, ВПК, уходить из Восточной Европы".
А цель? Ради чего всё?
Цитируем (Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника президента СССР. - М., ТЕРРА, 1997):
"Главные из его (Горбачёва - прим.) достижений, каждое из которых, с точки зрения оценки личной его роли в них, может быть приравнено к подвигу, таковы. Он разрушил самый мощный из существовавших когда-либо тоталитарный режим... Он открыл населению шестой части планеты возможность войти в общее русло современной цивилизации... Ему, Горбачёву, мы обязаны тем, что окружающий мир начал видеть в нас нормальных людей..."
Оттуда же:
"Я камерный человек, и в политике самое моё место - за кулисами... Я жил всё-таки в основном по законам московской интеллигенции... Никогда я никого, включая Троцкого, не считал врагами народа, не восхищался Сталиным и всегда во мне вызывало отвращение его духовное убожество..."
Вернёмся к интервью газете "Еврейское слово" (2005, №18). Которое, напомню, носило название "Хочу сказать правду". Символично, что 84-летний (на тот момент) Черняев решился "сказать правду" именно листку Российского еврейского конгресса.
- Родился я в Москве в семье интеллигентов... После аспирантуры меня оставили при кафедре новейшей истории, где я был даже одно время и. о. заведующего. Проректором МГУ был тогда А. И. Сидоров. На должность заведующего нашей кафедры ему сначала навязывали одного моего коллегу, но он его не взял, зная его антисемитские взгляды. Назначил меня. Я проработал на истфаке 8 лет. Затем оказался в Праге, где с 1958 по 1961 гг. заведовал отделом в международном журнале «Проблемы мира и социализма». Это очень расширило мой горизонт. У меня уже тогда возникли сомнения в нашем строе, в нашей политике... Мы, москвичи, оказались за границей в совершенно особой ситуации: не было над нами никакого идеологического контроля. Посольские, правда, пытались наложить на нас лапу, но главный редактор А. М. Румянцев их отшил. Жили отдельной колонией, веселились, общались без всякого разрешения с иностранцами, занимались международной журналистикой и бурно обсуждали любые мировые проблемы. Многие из тех, кто прошел через этот журнал, стали потом перестроичниками. Когда моя работа в Праге подошла к концу, я понял, что журналиста из меня все равно не получится. И меня перетянули в международный отдел ЦК КПСС, где я был сначала референтом, потом консультантом, потом руководителем группы консультантов, потом заместителем заведующего отделом. С этой должности в 1986-м Горбачев взял меня к себе помощником по международным делам.
- Я никогда сам для себя ничего не решал. В 1941 году ушел добровольцем в армию, потому что все люди моего возраста так поступали, и деваться было некуда. Единственный выбор, который я сам сделал, - перебежал с мехмата на истфак. Если бы я остался на мехмате, моя судьба сложилась бы иначе. А потом все шло так: мне предлагали, я соглашался. Вот, скажем, главный редактор журнала «Новая и новейшая история» в начале 60-х звал меня в журнал на должность ответственного секретаря, я дал согласие, но потом меня, как я уже сказал, перехватил ЦК.
- У меня не то что принципов, у меня убеждений никогда не было. Да, я был 48 лет членом партии, но никогда - убежденным коммунистом... А потом появилась возможность как-то влиять на политику. Возникла в международном отделе консультантская группа, умные люди, доктора наук. Мы писали Брежневу и другим доклады, старались стилистически что-то подправлять. Политику мы определять не могли, но что касается формулировок - тут можно было что-то откорректировать. В этом деле огромна заслуга таких людей, как Бовин, Арбатов, Богомолов, Иноземцев. И я тоже принимал в этом участие. Мы старались выбирать такой вокабулярий, во всяком случае, в том, что касалось международных дел, чтобы не провоцировать разрастание холодной войны, не тянуть дело к катастрофе. Если бы речи для Брежнева, Андропова и т. п. попали в руки черносотенцев, которых было полно наверху, то неизвестно, чем бы кончились 70-е годы.
- Бовин мне рассказывал (а они были очень близки), что Андропов еще с 60-х годов мечтал стать генеральным секретарем. Андропов хорошо подстроился под Брежнева, который его любил, доверял ему и очень высоко ценил его деятельность. Но другие члены Политбюро относились к Андропову с некоторым подозрением и сомнением. И ему надо было доказать, что он святее папы римского. Андропов придумал диссидентское движение, раскрутил его, а потом сам же его давил и душил... В обстановке государственного антисемитизма ему надо было постоянно выгораживать себя, поскольку он еврей наполовину... Он хотел стать генеральным секретарем. Он им стал, но когда узнал, что ему отмерено всего несколько месяцев жизни, выбрал человека, который способен был начать преобразования. Так появился Горбачев.
- В аппарате была довольно большая группа людей, которые была готова к реформам. В 1978 году Горбачева избрали секретарем ЦК, его поставили на сельское хозяйство. Но он сразу стал окружать себя людьми из научных институтов. Они с ним обсуждали «большие» проблемы и составляли аналитические записки. Одна была, помню, о неизбежности объединения Германии. Особенно много записок было по мировой политике и нашим отношениям с внешним миром. Горбачеву всё выкладывали без дураков, как есть. Т. е. еще до того как Горбачев стал генеральным секретарем, он пришел к убеждению (со знанием дела!), что все надо менять... Люди, окружавшие Горбачева, понимали: если он пойдет вверх - а все этого ждали - им предстоит участвовать в серьезных переменах.
- Я ненавидел антисемитов. Они всегда у меня вызывали физическое отвращение... Никто бы не поверил нашему «новому мышлению», если бы Горбачев продолжал антидиссидентскую и антиеврейскую политику. Кстати, Горбачеву лично совершенно не свойственны антисемитские настроения.
- Наша пресса уже сказала много правды о помощи союзников, но не Путин. Что касается оккупации Восточной Европы и Прибалтики, мы упираемся, потому что в нас сидит имперское великодержавное сознание. Мы считаем, что замалчивая роль помощи союзников в общей победе, отстаиваем свое достоинство. На самом деле - наоборот: мы унижаем себя. Если бы мы это признавали громко, то и нас бы больше признавали.
- Когда мы пересекли старую русскую границу в Псковской области и вошли в Прибалтику, я сразу почувствовал что мы в чужой стране. Уже тогда я записал в блокнотик, что Прибалтике надо вернуть все, что она имела до 1939 года. Я говорил Горбачеву: Михаил Сергеевич, отпустите Латвию, Литву, Эстонию. У нас с ними сложатся прекрасные отношения, и с Западом, с Бушем отношения быстрее наладятся.
- Я недавно написал лихую статью, которая была посвящена развенчанию претензий православной церкви на государственный статут. Хотел ее поместить в сборник, посвященный 20-летию перестройки, но ее отвергли - чтобы не ссориться с Алексием II. Православие играет реакционную роль. Вот на улице скинхеды или просто хулиганы избивают раввина. Не слышал протестов со стороны РПЦ. Я не помню такого случая, чтобы еврейские мальчишки избивали православного попа. Православная церковь терпит такой «патриотизм», она одобряет войну в Чечне, благословляет солдат, которые едут туда и совершают дикие преступления. И при этом претендует на право быть нравственным учителем нашей жизни.
Некоторые информированные люди считают, что "камерный человек" на протяжении многих лет контактировал со спецслужбами Великобритании. Есть, наверное, здравое зерно. Черняев всегда был англоманом. Дипломированный специалист по британской истории. Любимый ученик историка-англоведа Исаака Звавича (выпускника Лондонского университета, долгие годы жившего в Великобритании), позднее обвинённого в космополитизме.
Британские, не британские... Доподлинно известно следующее: предатель высшей пробы.
Анатолий Сергеевич Черняев стал одним из ключевых "архитекторов перестройки". Его роль в разрушительных процессах велика. Сегодняшний некролог Горбачёв-Фонда справедливо именует эту роль "неоценимой".
Эпитафией на надгробной плите Анатолия Сергеевича Черняева (1921-2017) вполне могла бы стать его фраза, произнесённая в интервью газете "Еврейское слово", озаглавленном "Хочу сказать правду":
«У меня не то что принципов, у меня убеждений никогда не было».
Лукавил он, правда. Кое-какие взгляды имелись. И воплощались в жизнь - к несчастью для нашей страны.
Анатолий Сергеевич оставил после себя обширное мемуарное наследство. Гуглите, если кто не читал.
11 ноября 1982 года (через день после смерти Л. И. Брежнева) Черняев записывает в дневнике те срочные меры, которые, по его мнению, немедленно должны быть предприняты андроповской командой. Программа-минимум, как он её назвал.
Среди этих мер значились:
"уйти из Афганистана"
"сказать Ярузельскому, чтобы выкручивался сам"
"принять в отношении соцстран декларацию... пусть делают, что хотят"
"убрать СС-20 из Европы"
"обуздать военно-промышленный комплекс... сократить численность армии вчетверо"
"МИД поставить в подчинение ЦК"
"отпустить всех диссидентов"
"объявить вне закона антисемитизм"
"реальную самостоятельность республикам, в том числе автономным"
"возвысить роль отделов ЦК... поставить их над министерствами"
"дать больше прав прессе"
Неуклонно в своих дневниковых записях он возвращался к одному и тому же, фанатично желая (1989) "...сокращать армию, ВПК, уходить из Восточной Европы".
А цель? Ради чего всё?
Цитируем (Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника президента СССР. - М., ТЕРРА, 1997):
"Главные из его (Горбачёва - прим.) достижений, каждое из которых, с точки зрения оценки личной его роли в них, может быть приравнено к подвигу, таковы. Он разрушил самый мощный из существовавших когда-либо тоталитарный режим... Он открыл населению шестой части планеты возможность войти в общее русло современной цивилизации... Ему, Горбачёву, мы обязаны тем, что окружающий мир начал видеть в нас нормальных людей..."
Оттуда же:
"Я камерный человек, и в политике самое моё место - за кулисами... Я жил всё-таки в основном по законам московской интеллигенции... Никогда я никого, включая Троцкого, не считал врагами народа, не восхищался Сталиным и всегда во мне вызывало отвращение его духовное убожество..."
Вернёмся к интервью газете "Еврейское слово" (2005, №18). Которое, напомню, носило название "Хочу сказать правду". Символично, что 84-летний (на тот момент) Черняев решился "сказать правду" именно листку Российского еврейского конгресса.
- Родился я в Москве в семье интеллигентов... После аспирантуры меня оставили при кафедре новейшей истории, где я был даже одно время и. о. заведующего. Проректором МГУ был тогда А. И. Сидоров. На должность заведующего нашей кафедры ему сначала навязывали одного моего коллегу, но он его не взял, зная его антисемитские взгляды. Назначил меня. Я проработал на истфаке 8 лет. Затем оказался в Праге, где с 1958 по 1961 гг. заведовал отделом в международном журнале «Проблемы мира и социализма». Это очень расширило мой горизонт. У меня уже тогда возникли сомнения в нашем строе, в нашей политике... Мы, москвичи, оказались за границей в совершенно особой ситуации: не было над нами никакого идеологического контроля. Посольские, правда, пытались наложить на нас лапу, но главный редактор А. М. Румянцев их отшил. Жили отдельной колонией, веселились, общались без всякого разрешения с иностранцами, занимались международной журналистикой и бурно обсуждали любые мировые проблемы. Многие из тех, кто прошел через этот журнал, стали потом перестроичниками. Когда моя работа в Праге подошла к концу, я понял, что журналиста из меня все равно не получится. И меня перетянули в международный отдел ЦК КПСС, где я был сначала референтом, потом консультантом, потом руководителем группы консультантов, потом заместителем заведующего отделом. С этой должности в 1986-м Горбачев взял меня к себе помощником по международным делам.
- Я никогда сам для себя ничего не решал. В 1941 году ушел добровольцем в армию, потому что все люди моего возраста так поступали, и деваться было некуда. Единственный выбор, который я сам сделал, - перебежал с мехмата на истфак. Если бы я остался на мехмате, моя судьба сложилась бы иначе. А потом все шло так: мне предлагали, я соглашался. Вот, скажем, главный редактор журнала «Новая и новейшая история» в начале 60-х звал меня в журнал на должность ответственного секретаря, я дал согласие, но потом меня, как я уже сказал, перехватил ЦК.
- У меня не то что принципов, у меня убеждений никогда не было. Да, я был 48 лет членом партии, но никогда - убежденным коммунистом... А потом появилась возможность как-то влиять на политику. Возникла в международном отделе консультантская группа, умные люди, доктора наук. Мы писали Брежневу и другим доклады, старались стилистически что-то подправлять. Политику мы определять не могли, но что касается формулировок - тут можно было что-то откорректировать. В этом деле огромна заслуга таких людей, как Бовин, Арбатов, Богомолов, Иноземцев. И я тоже принимал в этом участие. Мы старались выбирать такой вокабулярий, во всяком случае, в том, что касалось международных дел, чтобы не провоцировать разрастание холодной войны, не тянуть дело к катастрофе. Если бы речи для Брежнева, Андропова и т. п. попали в руки черносотенцев, которых было полно наверху, то неизвестно, чем бы кончились 70-е годы.
- Бовин мне рассказывал (а они были очень близки), что Андропов еще с 60-х годов мечтал стать генеральным секретарем. Андропов хорошо подстроился под Брежнева, который его любил, доверял ему и очень высоко ценил его деятельность. Но другие члены Политбюро относились к Андропову с некоторым подозрением и сомнением. И ему надо было доказать, что он святее папы римского. Андропов придумал диссидентское движение, раскрутил его, а потом сам же его давил и душил... В обстановке государственного антисемитизма ему надо было постоянно выгораживать себя, поскольку он еврей наполовину... Он хотел стать генеральным секретарем. Он им стал, но когда узнал, что ему отмерено всего несколько месяцев жизни, выбрал человека, который способен был начать преобразования. Так появился Горбачев.
- В аппарате была довольно большая группа людей, которые была готова к реформам. В 1978 году Горбачева избрали секретарем ЦК, его поставили на сельское хозяйство. Но он сразу стал окружать себя людьми из научных институтов. Они с ним обсуждали «большие» проблемы и составляли аналитические записки. Одна была, помню, о неизбежности объединения Германии. Особенно много записок было по мировой политике и нашим отношениям с внешним миром. Горбачеву всё выкладывали без дураков, как есть. Т. е. еще до того как Горбачев стал генеральным секретарем, он пришел к убеждению (со знанием дела!), что все надо менять... Люди, окружавшие Горбачева, понимали: если он пойдет вверх - а все этого ждали - им предстоит участвовать в серьезных переменах.
- Я ненавидел антисемитов. Они всегда у меня вызывали физическое отвращение... Никто бы не поверил нашему «новому мышлению», если бы Горбачев продолжал антидиссидентскую и антиеврейскую политику. Кстати, Горбачеву лично совершенно не свойственны антисемитские настроения.
- Наша пресса уже сказала много правды о помощи союзников, но не Путин. Что касается оккупации Восточной Европы и Прибалтики, мы упираемся, потому что в нас сидит имперское великодержавное сознание. Мы считаем, что замалчивая роль помощи союзников в общей победе, отстаиваем свое достоинство. На самом деле - наоборот: мы унижаем себя. Если бы мы это признавали громко, то и нас бы больше признавали.
- Когда мы пересекли старую русскую границу в Псковской области и вошли в Прибалтику, я сразу почувствовал что мы в чужой стране. Уже тогда я записал в блокнотик, что Прибалтике надо вернуть все, что она имела до 1939 года. Я говорил Горбачеву: Михаил Сергеевич, отпустите Латвию, Литву, Эстонию. У нас с ними сложатся прекрасные отношения, и с Западом, с Бушем отношения быстрее наладятся.
- Я недавно написал лихую статью, которая была посвящена развенчанию претензий православной церкви на государственный статут. Хотел ее поместить в сборник, посвященный 20-летию перестройки, но ее отвергли - чтобы не ссориться с Алексием II. Православие играет реакционную роль. Вот на улице скинхеды или просто хулиганы избивают раввина. Не слышал протестов со стороны РПЦ. Я не помню такого случая, чтобы еврейские мальчишки избивали православного попа. Православная церковь терпит такой «патриотизм», она одобряет войну в Чечне, благословляет солдат, которые едут туда и совершают дикие преступления. И при этом претендует на право быть нравственным учителем нашей жизни.
Некоторые информированные люди считают, что "камерный человек" на протяжении многих лет контактировал со спецслужбами Великобритании. Есть, наверное, здравое зерно. Черняев всегда был англоманом. Дипломированный специалист по британской истории. Любимый ученик историка-англоведа Исаака Звавича (выпускника Лондонского университета, долгие годы жившего в Великобритании), позднее обвинённого в космополитизме.
Британские, не британские... Доподлинно известно следующее: предатель высшей пробы.
Анатолий Сергеевич Черняев стал одним из ключевых "архитекторов перестройки". Его роль в разрушительных процессах велика. Сегодняшний некролог Горбачёв-Фонда справедливо именует эту роль "неоценимой".