"Будет сделано все, что хотелось..." - стихи о Тбилиси.
* * *
Я вернусь в сентябре
в оживленный, в единственный город.
Желтизна вдоль Мтацминды
пройдет по кустарникам вниз,
и начнется бессмертная осень.
Будет вечно шуметь
разлетающаяся листва.
В бесконечном полете
прокричат пролетевшие птицы.
Будет сделано все, что хотелось,
и все будет сделано зря -
Потому что осеннейшим воздухом
Вдоволь нельзя надышаться.
читать
* * *
В двух часах полета отчий дом.
Никогда на жить мне больше в нем.
В получасе много есть родных.
Не добраться никогда до них.
В коммунальном гаме, блудный сын,
Буду жить один. Всегда один.
* * *
Живу урывками. То от чего-то спрячусь,
То снова появлюсь среди людей.
В нарядах на разгрузку овощей
И в списках на парад я все же значусь.
Я все же есть. И от меня скажите
Поклон отцу, поехав в те края.
У агитпунктов школ и общежитий
Встречается фамилия моя.
Когда стихи печатал я в журнале -
Какой восторг охватывал меня!
Как ликовал, как радовался я!
Но все мои успехи миновали.
ТИФЛИССКИЕ ЮВЕЛИРЫ
Когда клиентов ждут худые ювелиры
Брильянты их гнетут по этой жизни сирой,
Без оформления лежащие в столах.
Тогда они идут в хинкальную, в пивную,
И там они клянут судьбу свою шальную,
Под богом им ходить - есть риск во все делах.
Средь шумных продавцов, средь спекулянтов грузных,
Средь помидорных гор, среди холмов арбузных
На темных лицах их тревоги скрытой тень.
О, золото, когда ж ты в деньги обратишься,
О этот вечный страх, когда ты прекратишься,
Клиенты, где же вы?! Какой опасный день!
Я перстень закажу с таинственной печаткой,
Из мастерской пойду с опасливой оглядкой:
Кто соглядатай здесь? - смотрю я невзначай.
О, золото! Своей безумной, страшной власти
Нас не лишай, и как ты нам дало напасти,
Как ты дало нам страх, так нам свободу дай!
* * *
Все эти дни, все месяцы, все годы
У моря суеты я ждал погоды,
Искал знакомств в пустыне бытия.
Покинул дом, с друзьями я расстался,
В доверие вошел, перестарался
И сам себе уже не верю я...
* * *
Пока над нами не растет ковыль.
Не слой сырой земли - сухая пыль,
Лишь пыли взмет остался между нами.
И словно смерть покрыла нас крылами,
И в небыль обратила жизнь и быль.
Вся жизнь моя пошла куда-то вкось.
Как тяжело и жить и верить врозь.
Груз общий не неволил наши плечи.
Запамятовать час условной встречи
Не приходилось, а теперь пришлось.
Да, многого теперь навеки нет -
Ни встреч, ни откровений, ни бесед,
Ни долгих по окрестностям осенним
Прогулок. С опозданьем мы оценим
Их уходящий благотворный свет...
ПТИЦЫ
И когда я газетку беспомощно смял -
Лжи и фальши страницы -
На завистливом взгляде себя я поймал -
Как парят эти птицы!
Где б я был, если б мог выбирать, где мне быть -
В государстве негодном,
Или там - где уже все равно где парить,
Бесконечно свободным.
Тбилиси 1980 г.
Журнал «Новый мир» 1999 г
* * *
Листая том, разглажу лист измятый, -
Читаю диссертацию отца.
Он изучал метание гранаты -
Бросок, полет до самого конца.
Открыл он - траектория важна,
Чтоб поразить мишени круг центральный.
49-й год. Прошла война,
Но тема оставалась актуальной.
Энтузиазм строителей крепчал.
И всем на вахту вставшим миллионам
Товарищ Сталин чутко прививал
Большое уважение к ученым.
У бедности советской на краю,
Бросая вверх учебные гранаты,
Отец мой защитил свою семью,
Добившись удвоения зарплаты.
Он дать сумел нам в детские года
Снег Бакуриани, звездный воздух Крыма.
Все, что потом уже невосполнимо,
Дал во время, а значит, навсегда.
Журнал «Новый мир» 1998 г.
ДЯДЯ КОЛЯ
Он, старожил и уроженец края
Не уезжал надолго никуда,
Но так и не прижился здесь, считая,
Жизнь прожита - не велика беда.
Отсталость, как ведется, изживалась,
И благодать дошла до этих мест.
И лишь ему по-прежнему казалось,
Что он несет извечный русский крест.
Он, правнук тех чиновников кавказских,
Голубоглазый, сухонький, живой,
Сомнениям своим не дал огласки,
Их так не решив с самим собой.
Но толковал всегда о чем-то здравом,
Не пользовался внеочередным
Бесплатным и еще каким-то правом -
Гордился я своим знакомством с ним.
Пенсионера не было счастливей!
И в Доме офицеров окружном
Из года в год он числился в активе,
О стенку безразличья бился лбом,
Кассиршам учинял головомойки,
А для вальяжных офицерских жен
Курировал кружки шитья и кройки
И выписал для них аккордеон.
Неугомонным был он заводилой!
Пожатье легкой жилистой руки
Вас заряжало бодростью и силой -
Хотелось записаться в те кружки…
А время для него тянулось долго
Был вдовым он, соседей не любил.
Но крут замес терпения и долга,
И он не коротал свой век, а жил
В многоязычном, суетном районе
Где целый день судачит стар и мал,
Где вьются сплетни на резном балконе
Он только лишь по-русски понимал.
Еще я помню - в месяц листопада
Мы на проспекте встретились ночном
В разгаре репетиции парада -
Шли танки и скрывались за углом.
Они в простор проспекта уходили,
А мы с восторгом преданным своим
На месте оставались и следили,
Вдыхая дизелей тяжелый дым.
А напоследок, уж впадая в детство,
Он все твердил, что ждут преграды нас.
И умер он, оставив мне в наследство
Стол, на котором я пишу сейчас.
Тбилиси 1980 -
«День поэзии 1982»
* * *
Над улицами узкими июль.
Желтеют преждевременно сады,
Земля в предместьях превратилась в пыль.
Плывет асфальт и в мареве деревья
Колышутся, хотя ни ветерка...
А я тебя люблю, и в топке лета
Меня озноб желанья лихорадит...
АРКА
Угрюма каменная пойма,
Но весел дикий смех ручья -
Он скалами едва не пойман,
Но, извиваясь, как змея,
Юля и прыгая меж скал,
Ручей лазейку отыскал.
Моста изогнутая арка
Из темных, плоских кирпичей.
Когда здесь в полдень очень жарко
Люблю я посидеть под ней.
Здесь никогда не прозвучит.
Ни скрип колес, ни стук копыт
Сперва крута, потом полога,
Из города сюда идет,
И здесь кончается дорога,
И бесполезен древний свод.
Есть лишь один из берегов -
Другой ушел на сто шагов.
Что это? - След каменоломни,
Иль берег паводки свели,
Иль божий знак - живи и помни
И шум воды, и зной земли.
1969-1980 г.
Журнал «Новый мир» 1999 г.
Я вернусь в сентябре
в оживленный, в единственный город.
Желтизна вдоль Мтацминды
пройдет по кустарникам вниз,
и начнется бессмертная осень.
Будет вечно шуметь
разлетающаяся листва.
В бесконечном полете
прокричат пролетевшие птицы.
Будет сделано все, что хотелось,
и все будет сделано зря -
Потому что осеннейшим воздухом
Вдоволь нельзя надышаться.
читать
* * *
В двух часах полета отчий дом.
Никогда на жить мне больше в нем.
В получасе много есть родных.
Не добраться никогда до них.
В коммунальном гаме, блудный сын,
Буду жить один. Всегда один.
* * *
Живу урывками. То от чего-то спрячусь,
То снова появлюсь среди людей.
В нарядах на разгрузку овощей
И в списках на парад я все же значусь.
Я все же есть. И от меня скажите
Поклон отцу, поехав в те края.
У агитпунктов школ и общежитий
Встречается фамилия моя.
Когда стихи печатал я в журнале -
Какой восторг охватывал меня!
Как ликовал, как радовался я!
Но все мои успехи миновали.
ТИФЛИССКИЕ ЮВЕЛИРЫ
Когда клиентов ждут худые ювелиры
Брильянты их гнетут по этой жизни сирой,
Без оформления лежащие в столах.
Тогда они идут в хинкальную, в пивную,
И там они клянут судьбу свою шальную,
Под богом им ходить - есть риск во все делах.
Средь шумных продавцов, средь спекулянтов грузных,
Средь помидорных гор, среди холмов арбузных
На темных лицах их тревоги скрытой тень.
О, золото, когда ж ты в деньги обратишься,
О этот вечный страх, когда ты прекратишься,
Клиенты, где же вы?! Какой опасный день!
Я перстень закажу с таинственной печаткой,
Из мастерской пойду с опасливой оглядкой:
Кто соглядатай здесь? - смотрю я невзначай.
О, золото! Своей безумной, страшной власти
Нас не лишай, и как ты нам дало напасти,
Как ты дало нам страх, так нам свободу дай!
* * *
Все эти дни, все месяцы, все годы
У моря суеты я ждал погоды,
Искал знакомств в пустыне бытия.
Покинул дом, с друзьями я расстался,
В доверие вошел, перестарался
И сам себе уже не верю я...
* * *
Пока над нами не растет ковыль.
Не слой сырой земли - сухая пыль,
Лишь пыли взмет остался между нами.
И словно смерть покрыла нас крылами,
И в небыль обратила жизнь и быль.
Вся жизнь моя пошла куда-то вкось.
Как тяжело и жить и верить врозь.
Груз общий не неволил наши плечи.
Запамятовать час условной встречи
Не приходилось, а теперь пришлось.
Да, многого теперь навеки нет -
Ни встреч, ни откровений, ни бесед,
Ни долгих по окрестностям осенним
Прогулок. С опозданьем мы оценим
Их уходящий благотворный свет...
ПТИЦЫ
И когда я газетку беспомощно смял -
Лжи и фальши страницы -
На завистливом взгляде себя я поймал -
Как парят эти птицы!
Где б я был, если б мог выбирать, где мне быть -
В государстве негодном,
Или там - где уже все равно где парить,
Бесконечно свободным.
Тбилиси 1980 г.
Журнал «Новый мир» 1999 г
* * *
Листая том, разглажу лист измятый, -
Читаю диссертацию отца.
Он изучал метание гранаты -
Бросок, полет до самого конца.
Открыл он - траектория важна,
Чтоб поразить мишени круг центральный.
49-й год. Прошла война,
Но тема оставалась актуальной.
Энтузиазм строителей крепчал.
И всем на вахту вставшим миллионам
Товарищ Сталин чутко прививал
Большое уважение к ученым.
У бедности советской на краю,
Бросая вверх учебные гранаты,
Отец мой защитил свою семью,
Добившись удвоения зарплаты.
Он дать сумел нам в детские года
Снег Бакуриани, звездный воздух Крыма.
Все, что потом уже невосполнимо,
Дал во время, а значит, навсегда.
Журнал «Новый мир» 1998 г.
ДЯДЯ КОЛЯ
Он, старожил и уроженец края
Не уезжал надолго никуда,
Но так и не прижился здесь, считая,
Жизнь прожита - не велика беда.
Отсталость, как ведется, изживалась,
И благодать дошла до этих мест.
И лишь ему по-прежнему казалось,
Что он несет извечный русский крест.
Он, правнук тех чиновников кавказских,
Голубоглазый, сухонький, живой,
Сомнениям своим не дал огласки,
Их так не решив с самим собой.
Но толковал всегда о чем-то здравом,
Не пользовался внеочередным
Бесплатным и еще каким-то правом -
Гордился я своим знакомством с ним.
Пенсионера не было счастливей!
И в Доме офицеров окружном
Из года в год он числился в активе,
О стенку безразличья бился лбом,
Кассиршам учинял головомойки,
А для вальяжных офицерских жен
Курировал кружки шитья и кройки
И выписал для них аккордеон.
Неугомонным был он заводилой!
Пожатье легкой жилистой руки
Вас заряжало бодростью и силой -
Хотелось записаться в те кружки…
А время для него тянулось долго
Был вдовым он, соседей не любил.
Но крут замес терпения и долга,
И он не коротал свой век, а жил
В многоязычном, суетном районе
Где целый день судачит стар и мал,
Где вьются сплетни на резном балконе
Он только лишь по-русски понимал.
Еще я помню - в месяц листопада
Мы на проспекте встретились ночном
В разгаре репетиции парада -
Шли танки и скрывались за углом.
Они в простор проспекта уходили,
А мы с восторгом преданным своим
На месте оставались и следили,
Вдыхая дизелей тяжелый дым.
А напоследок, уж впадая в детство,
Он все твердил, что ждут преграды нас.
И умер он, оставив мне в наследство
Стол, на котором я пишу сейчас.
Тбилиси 1980 -
«День поэзии 1982»
* * *
Над улицами узкими июль.
Желтеют преждевременно сады,
Земля в предместьях превратилась в пыль.
Плывет асфальт и в мареве деревья
Колышутся, хотя ни ветерка...
А я тебя люблю, и в топке лета
Меня озноб желанья лихорадит...
АРКА
Угрюма каменная пойма,
Но весел дикий смех ручья -
Он скалами едва не пойман,
Но, извиваясь, как змея,
Юля и прыгая меж скал,
Ручей лазейку отыскал.
Моста изогнутая арка
Из темных, плоских кирпичей.
Когда здесь в полдень очень жарко
Люблю я посидеть под ней.
Здесь никогда не прозвучит.
Ни скрип колес, ни стук копыт
Сперва крута, потом полога,
Из города сюда идет,
И здесь кончается дорога,
И бесполезен древний свод.
Есть лишь один из берегов -
Другой ушел на сто шагов.
Что это? - След каменоломни,
Иль берег паводки свели,
Иль божий знак - живи и помни
И шум воды, и зной земли.
1969-1980 г.
Журнал «Новый мир» 1999 г.