Закрытый референт по советской поэзии.
http://alikhanov.livejournal.com/75899.html - фотографии поэтических обзоров для Риммы Казаковой
Однажды вечером, февральской зимой 1971 года, В Центральном Доме Литераторов шел очередной праздник.
«Столы все сдвинуты, море разливанное» - сказано позже, но ни юбилей, ни выход книжки тогда не отмечался - просто гулял народ - каждая компашка за своим столиком.
Меня провел Член Союза Писателей СССР И. Шкля-евкий, и сам Аркадий Семенович Бродский, администратор ЦДЛ, пропустил меня.
Поэтому за ужин в ресторане расплачивался я - из тбилисских денег, зарабатанных за рулем.
Шк-евкий сразу заказал две бутылки шампанского.
Когда официант Адик принес их, Шкля-евский одну бутылку тут же открыл, а другую вручил мне и сказал, указывая рукой мне за спину:
- Вон, отнеси им. Тебе знакомство пригодится.
Я встал, взял бутылку, прошел через весь зал и поставил ее на столик, за которым ужинали Римма Казакова и Инна Кашежева.
С ними я не был тогда знаком, но конечно же тот час узнал их по фотографиям - в журнале «Юность» часто публиковались их стихи.
- От нашего стола Вашему столу - сказал я, поклонился по тифлисской традиции, и поставил шампанское на столик.
- Ты что, блин, сделал? Ты что, блин, совсем е-анулся? - зашипел Шкля-евкий. - Ты куда шампанское поставил?
- А куда же надо было? - я недоуменно оглянулся.
- Вон, вон на тот, на тот стол, блин, стол, за которым Егор сидит! Олух царя небесного! Поди переставь!
- Лучше я еще одну бутылку закажу, - возразил я.
- Суки, они сейчас ее откроют! - Шкля-евский не выдержал, вскочил, перебежал через зал, схватил бутылку и переставил на нужный столик.
Но и Казакова, и Кашежева видели, откуда пришло шампанское, и знали, что я ошибся, и не думали ее открывать.
Когда минут через десять официант Адик принес еще бутылку, я опять отнес ее Казаковой и Кашежевой и сказал: «Это от меня лично Вашему столу».
Римма Казакова улыбнулась.
Лет через семь лет, когда я через кухню ресторана и Пестрый зал пробирался в бильярдную ЦДЛ, тоже зимой, в осенней курточке, Римма Казакова пила кофе в буфете, и со спины, с первого взгляда увидела, что тифлисссикие деньги у бывшего бомбилы давно кончились и окликнула меня:
- Сергей, подработать хочешь?
- Здрасьте, Римма Федоровна! Конечно хочу!
- Завтра часиков в 12-ть зайди ко мне.
- В Большой Союз?!
- Ну да, конечно.
Недавно награжденная Орденом Дружбы народов, работающий Секретарь (Большого) Союза Писателей СССР благосклонно приняла меня.
- У меня к тебе вот какое предложение, - сказала Римма Федоровна, - поудобнее устроилась в кожаном кресле Секретарского кабинета, взглянула со значением через заснеженный скверик на памятик Льву Толстому, и продолжила:
- В Союзе я курирую поэзию, и делаю по ней доклады на Секретариате, да и на писательском Съезде тоже буду делать итоговый доклад .
Мне нужен материал.
Возьми годовые подшивки «Литературки», «Литературной России», возьми все журналы, проанализируй их, выяви тенденции, продумай замечания и пр. Ты меня понял?
- По количеству подборок или по качеству? -
- Мне нужен анализ живого поэтического процесса. Изучи все публикации вдоль и поперек, и подготовь мне обзор.
Хорошо напишешь - дальше будешь у меня работать
-А какой объем?
- По каждой годовой подшивке страниц 15.
Я задержал дыхание.
Римма Федоровна тут же объявила:
- Получать будешь - как мой референт - триста рублей через кассу.
- За каждый анализ? - не поверил я.
- Да, за каждый.
300 рублей!
Триста рублей!
Это три тонны картошки!
(Картошка стоила тогда 10 копеек килограмм - в ценах нынешней осени по 35 рублей за килограмм, если переводить через картошку - это почти 100 000 рублей - больше трех тысяч долларов!)
Почти полтонны манки, которую я всегда ел по утрам!
Ура! Я был спасен!
Раздобыв толстую тетрадь, я отправился в библиотеку и стал изучать и анализировать годовые газетные и журнальные поэтические подборки.
С левой стороны первой страницы толстой тетради написал разблюдовки:
1. К юбилею автора.
2. К празднику 23 февраля, 8 марта, 1 мая, 7 ноября, Нового Года.
3. С врезкой «Доброго пути».
4. Подборки перед и после совещания молодых литераторов, с врезкой руководителей семинаров по поэзии.
5. К праздникам Союзных республик, поэтические переводы
6. Просто подборки русских поэтов.
7. Краевые подборки русских поэтов.
8. Подборки стихотворных переводов народов РСФСР ( с чувашского,с мордовского, с бурятского и т.д.)
9. Переводы прогрессивных иностранных поэтов.
Сверху разблюдовки были номера с первого по пятьдесят второй - по количеству недель - анализируемые газеты были еженедельными, а журналы - ежемесячными.
Работа закипела.
Однажды один из поэтических обзоров Римма Федоровна попросила принести ей домой.
Она жила в Безбожном переулке в неправдоподобно огромной квартире.
Поэтесса предложила мне чаю.
Мы сидели на кухне:
- Вон, погляди. Похоже, у них сегодня выездное заседание Политбюро, - указала Римма Федоровна.
Я глянул в окно, и обалдел - в доме напротив на балкончике стоял Луис Корвалан!
- Неужели это он? - не поверил я собственным глазам. И невольно проборматал «Обменяли Корвалана на простого хулигана...»
(Корвалана тогда выменяли на правозащитника Буковского)
Римма Казакова кивнула, и посмотрела на мою чашку.
Я допил чай, и раскланялся.
У дверей Римма Федоровна мне сказала:
- Слышала недавно твою песню по радио, что-то про библиотеку.
- Да, это моя песня, - с гордой улыбкой подтвердил я.
- А кто композитор?
- Парень деревенский один, из-под Одессы. Способный...
- А телефон не помнишь?
- Ну, как же, это мой соавтор, Игорь Крутой, - и я продиктовал телефон.
- Деньги получишь в конце месяца, - попрощалась со мной Римма Федоровна.
Так я стал закрытым референтом по отечественной поэзии.
С братом Риммы Казаковой - Сашкой, мы многие годы играли в бильярдной ЦДЛ, по дороге в которую меня и остановила тогда Римма Федоровна.
Сашка был махровый алкаш, всегда играл пьяным, но кладка у него была удивительная. Если пошла игра, выиграть у него было невозможно.
Как-то пили мы с ним пиво после бильярдной, и вид у него был совершенно опустившегося человека.
Мне даже жаль стало, что у такой потрясающей сестры весьма неудачный брат.
- Сашка, а ты по жизни что делаешь? - спросил я.
- Пою, - пробурчал Сашка.
- Поешь? В кабаке?
- Я пою на радио, во Втором тон-ателье.
Эта была студия на улице Качалова в Доме Радио, где записывались симфонические оркестры.
Было ясно, что Сашка врет.
- И кем же ты там работаешь?
- Кем, кем... - басом!
- Ну, ты даешь! Спой-ка что нибудь!
И вдруг Сашка как загудит низким басом, да таким, что лампочки в плафоне задрожали.
- Ты впрямь, Шаляпин! - изумился я.
-Да разве Шаляпин умел петь, - махнул рукой Сашка, и пошел еще за пивом.
За усердные, обзорные мои труды Римма Казакова дала мне рекомендацию в Союз Писателей, но прием отложили до следующей книжки - стало быть, на семь лет.
Порекомендовала Римма Федоровна меня еще на одну работу, и я стал закрытым рецензентом грузинской поэзии в комитете по «Госкомпечати» - к концу 80-х годов общее количество переведенных мной с грузинского языка поэтических строк шло уже на десятки тысяч.
Меж тем, пролетели годы.
В перестройку я успел-таки вступить в Союз писателей СССР, который буквально через пару лет разлетелся на пять или шесть мелких Союзов.
Кажется в году 1997-ом, когда у меня был годовалый сын, пришел я за справкой о том, что по Постановлению Совмина чуть ли ни от 38-го года член Союза писателей имеет льготы по оплате жилпрощади - время было тяжелое, и каждая копейка была на счету.
По дороге в отдел Творческих кадров я увидел табличку - «Демократический союз писателей».
Ба! -думаю. Это ж тот самый «Союз писателей», который как раз Римма Федоровна Казакова возглявляет!
И кабинет, вроде, тот же самый.
Дай, думаю, зайду поприветствовую ее по старой памяти.
Зашел в кабинет, и действительно увидел Римму Федоровну и очень ей обрадовался:
- Здрасте, - говорю- дорогая Римма Федоровна! Как Вы поживаете?
- Вот, Сергей, ты все еще не отделался от грузинского акцента. А давно пора бы!... - вдруг поморщилась известная поэтесса.
- Да я не к Вам в Союз вступать... я просто так зашел, Вас поприветствовать.
- Ну, ладно, ладно, ступай, - спровадила меня Казакова.
В последний раз довелось мне увидеться с Риммой Федоровной когда ее уже навсегда выгнали из насиженного в двух временах Секретарского кабинета, а единственным телефоном «Демократического союза писателей» стал ее сотовый.
Я стоял в очереди в Сберкассу Российского Авторского общество на Малой Бронной, и вдруг появилась Римма Федоровна Казакова - старушка-старушкой
Она пришла получить деньги за песню «Мадонна», которую когда-то она написала с Игорем Крутым с моей легкой руки.
На счастье, у меня с собой был номер газеты «Информпространство» - там как раз была напечатана подборка ее стихов, да и моя статья о Шопене.
Я подарил ей номер, и пропусил ее вперед в очередь.
Остались переписанные в тетради стихи из сотен, из тысяч советских газетных подборок, которые потом больше нигде не встречались:
Ирэна Сергеева:
И наши имена
Как наши письмена
Из одного истока...
Сильна, но не жестока
Славянская душа
А начертанья слов,
Как очертанья снов -
Суровостью похожи
Судьба сурова тоже,
Да тем и хороша.
Белла Ахмадулина:
Ямщик! Я, что ли, - завсегдатай
Саней?
Скорей! Пора домой, -
В былое. О Булат, солдатик
Родимый, не убитый мой...
Леонид Решетников:
И прост я, не прост ли -
Три жизни сложилось во мне:
До битвы, и после,
И целая жизнь на войне.
Имя советским поэтам - легион...
Однажды вечером, февральской зимой 1971 года, В Центральном Доме Литераторов шел очередной праздник.
«Столы все сдвинуты, море разливанное» - сказано позже, но ни юбилей, ни выход книжки тогда не отмечался - просто гулял народ - каждая компашка за своим столиком.
Меня провел Член Союза Писателей СССР И. Шкля-евкий, и сам Аркадий Семенович Бродский, администратор ЦДЛ, пропустил меня.
Поэтому за ужин в ресторане расплачивался я - из тбилисских денег, зарабатанных за рулем.
Шк-евкий сразу заказал две бутылки шампанского.
Когда официант Адик принес их, Шкля-евский одну бутылку тут же открыл, а другую вручил мне и сказал, указывая рукой мне за спину:
- Вон, отнеси им. Тебе знакомство пригодится.
Я встал, взял бутылку, прошел через весь зал и поставил ее на столик, за которым ужинали Римма Казакова и Инна Кашежева.
С ними я не был тогда знаком, но конечно же тот час узнал их по фотографиям - в журнале «Юность» часто публиковались их стихи.
- От нашего стола Вашему столу - сказал я, поклонился по тифлисской традиции, и поставил шампанское на столик.
- Ты что, блин, сделал? Ты что, блин, совсем е-анулся? - зашипел Шкля-евкий. - Ты куда шампанское поставил?
- А куда же надо было? - я недоуменно оглянулся.
- Вон, вон на тот, на тот стол, блин, стол, за которым Егор сидит! Олух царя небесного! Поди переставь!
- Лучше я еще одну бутылку закажу, - возразил я.
- Суки, они сейчас ее откроют! - Шкля-евский не выдержал, вскочил, перебежал через зал, схватил бутылку и переставил на нужный столик.
Но и Казакова, и Кашежева видели, откуда пришло шампанское, и знали, что я ошибся, и не думали ее открывать.
Когда минут через десять официант Адик принес еще бутылку, я опять отнес ее Казаковой и Кашежевой и сказал: «Это от меня лично Вашему столу».
Римма Казакова улыбнулась.
Лет через семь лет, когда я через кухню ресторана и Пестрый зал пробирался в бильярдную ЦДЛ, тоже зимой, в осенней курточке, Римма Казакова пила кофе в буфете, и со спины, с первого взгляда увидела, что тифлисссикие деньги у бывшего бомбилы давно кончились и окликнула меня:
- Сергей, подработать хочешь?
- Здрасьте, Римма Федоровна! Конечно хочу!
- Завтра часиков в 12-ть зайди ко мне.
- В Большой Союз?!
- Ну да, конечно.
Недавно награжденная Орденом Дружбы народов, работающий Секретарь (Большого) Союза Писателей СССР благосклонно приняла меня.
- У меня к тебе вот какое предложение, - сказала Римма Федоровна, - поудобнее устроилась в кожаном кресле Секретарского кабинета, взглянула со значением через заснеженный скверик на памятик Льву Толстому, и продолжила:
- В Союзе я курирую поэзию, и делаю по ней доклады на Секретариате, да и на писательском Съезде тоже буду делать итоговый доклад .
Мне нужен материал.
Возьми годовые подшивки «Литературки», «Литературной России», возьми все журналы, проанализируй их, выяви тенденции, продумай замечания и пр. Ты меня понял?
- По количеству подборок или по качеству? -
- Мне нужен анализ живого поэтического процесса. Изучи все публикации вдоль и поперек, и подготовь мне обзор.
Хорошо напишешь - дальше будешь у меня работать
-А какой объем?
- По каждой годовой подшивке страниц 15.
Я задержал дыхание.
Римма Федоровна тут же объявила:
- Получать будешь - как мой референт - триста рублей через кассу.
- За каждый анализ? - не поверил я.
- Да, за каждый.
300 рублей!
Триста рублей!
Это три тонны картошки!
(Картошка стоила тогда 10 копеек килограмм - в ценах нынешней осени по 35 рублей за килограмм, если переводить через картошку - это почти 100 000 рублей - больше трех тысяч долларов!)
Почти полтонны манки, которую я всегда ел по утрам!
Ура! Я был спасен!
Раздобыв толстую тетрадь, я отправился в библиотеку и стал изучать и анализировать годовые газетные и журнальные поэтические подборки.
С левой стороны первой страницы толстой тетради написал разблюдовки:
1. К юбилею автора.
2. К празднику 23 февраля, 8 марта, 1 мая, 7 ноября, Нового Года.
3. С врезкой «Доброго пути».
4. Подборки перед и после совещания молодых литераторов, с врезкой руководителей семинаров по поэзии.
5. К праздникам Союзных республик, поэтические переводы
6. Просто подборки русских поэтов.
7. Краевые подборки русских поэтов.
8. Подборки стихотворных переводов народов РСФСР ( с чувашского,с мордовского, с бурятского и т.д.)
9. Переводы прогрессивных иностранных поэтов.
Сверху разблюдовки были номера с первого по пятьдесят второй - по количеству недель - анализируемые газеты были еженедельными, а журналы - ежемесячными.
Работа закипела.
Однажды один из поэтических обзоров Римма Федоровна попросила принести ей домой.
Она жила в Безбожном переулке в неправдоподобно огромной квартире.
Поэтесса предложила мне чаю.
Мы сидели на кухне:
- Вон, погляди. Похоже, у них сегодня выездное заседание Политбюро, - указала Римма Федоровна.
Я глянул в окно, и обалдел - в доме напротив на балкончике стоял Луис Корвалан!
- Неужели это он? - не поверил я собственным глазам. И невольно проборматал «Обменяли Корвалана на простого хулигана...»
(Корвалана тогда выменяли на правозащитника Буковского)
Римма Казакова кивнула, и посмотрела на мою чашку.
Я допил чай, и раскланялся.
У дверей Римма Федоровна мне сказала:
- Слышала недавно твою песню по радио, что-то про библиотеку.
- Да, это моя песня, - с гордой улыбкой подтвердил я.
- А кто композитор?
- Парень деревенский один, из-под Одессы. Способный...
- А телефон не помнишь?
- Ну, как же, это мой соавтор, Игорь Крутой, - и я продиктовал телефон.
- Деньги получишь в конце месяца, - попрощалась со мной Римма Федоровна.
Так я стал закрытым референтом по отечественной поэзии.
С братом Риммы Казаковой - Сашкой, мы многие годы играли в бильярдной ЦДЛ, по дороге в которую меня и остановила тогда Римма Федоровна.
Сашка был махровый алкаш, всегда играл пьяным, но кладка у него была удивительная. Если пошла игра, выиграть у него было невозможно.
Как-то пили мы с ним пиво после бильярдной, и вид у него был совершенно опустившегося человека.
Мне даже жаль стало, что у такой потрясающей сестры весьма неудачный брат.
- Сашка, а ты по жизни что делаешь? - спросил я.
- Пою, - пробурчал Сашка.
- Поешь? В кабаке?
- Я пою на радио, во Втором тон-ателье.
Эта была студия на улице Качалова в Доме Радио, где записывались симфонические оркестры.
Было ясно, что Сашка врет.
- И кем же ты там работаешь?
- Кем, кем... - басом!
- Ну, ты даешь! Спой-ка что нибудь!
И вдруг Сашка как загудит низким басом, да таким, что лампочки в плафоне задрожали.
- Ты впрямь, Шаляпин! - изумился я.
-Да разве Шаляпин умел петь, - махнул рукой Сашка, и пошел еще за пивом.
За усердные, обзорные мои труды Римма Казакова дала мне рекомендацию в Союз Писателей, но прием отложили до следующей книжки - стало быть, на семь лет.
Порекомендовала Римма Федоровна меня еще на одну работу, и я стал закрытым рецензентом грузинской поэзии в комитете по «Госкомпечати» - к концу 80-х годов общее количество переведенных мной с грузинского языка поэтических строк шло уже на десятки тысяч.
Меж тем, пролетели годы.
В перестройку я успел-таки вступить в Союз писателей СССР, который буквально через пару лет разлетелся на пять или шесть мелких Союзов.
Кажется в году 1997-ом, когда у меня был годовалый сын, пришел я за справкой о том, что по Постановлению Совмина чуть ли ни от 38-го года член Союза писателей имеет льготы по оплате жилпрощади - время было тяжелое, и каждая копейка была на счету.
По дороге в отдел Творческих кадров я увидел табличку - «Демократический союз писателей».
Ба! -думаю. Это ж тот самый «Союз писателей», который как раз Римма Федоровна Казакова возглявляет!
И кабинет, вроде, тот же самый.
Дай, думаю, зайду поприветствовую ее по старой памяти.
Зашел в кабинет, и действительно увидел Римму Федоровну и очень ей обрадовался:
- Здрасте, - говорю- дорогая Римма Федоровна! Как Вы поживаете?
- Вот, Сергей, ты все еще не отделался от грузинского акцента. А давно пора бы!... - вдруг поморщилась известная поэтесса.
- Да я не к Вам в Союз вступать... я просто так зашел, Вас поприветствовать.
- Ну, ладно, ладно, ступай, - спровадила меня Казакова.
В последний раз довелось мне увидеться с Риммой Федоровной когда ее уже навсегда выгнали из насиженного в двух временах Секретарского кабинета, а единственным телефоном «Демократического союза писателей» стал ее сотовый.
Я стоял в очереди в Сберкассу Российского Авторского общество на Малой Бронной, и вдруг появилась Римма Федоровна Казакова - старушка-старушкой
Она пришла получить деньги за песню «Мадонна», которую когда-то она написала с Игорем Крутым с моей легкой руки.
На счастье, у меня с собой был номер газеты «Информпространство» - там как раз была напечатана подборка ее стихов, да и моя статья о Шопене.
Я подарил ей номер, и пропусил ее вперед в очередь.
Остались переписанные в тетради стихи из сотен, из тысяч советских газетных подборок, которые потом больше нигде не встречались:
Ирэна Сергеева:
И наши имена
Как наши письмена
Из одного истока...
Сильна, но не жестока
Славянская душа
А начертанья слов,
Как очертанья снов -
Суровостью похожи
Судьба сурова тоже,
Да тем и хороша.
Белла Ахмадулина:
Ямщик! Я, что ли, - завсегдатай
Саней?
Скорей! Пора домой, -
В былое. О Булат, солдатик
Родимый, не убитый мой...
Леонид Решетников:
И прост я, не прост ли -
Три жизни сложилось во мне:
До битвы, и после,
И целая жизнь на войне.
Имя советским поэтам - легион...