100 - "Где свет мелькал на сквозняке..."
51. ВОЛЬНАЯ ИСПАНИЯ
( Горная вершина на Кавказе)
Нет, не флаги белые* - ореол названия
Вижу над горой.
«Вольная Испания», вольная Испания -
Мы опять с тобой!
Зубы и признания на допросах выбили,
Но года летят.
Пропадая без вести, вовсе мы не выбыли
Из интербригад!
Мы пройдем по площади вслед за пионерами,
В сердце горн звучит.
Вся страна в волнении - что за Пиренеями,
Как дела, Мадрид?
Как дела на западе, как дела на севере,
На востоке как?
И бойцы в расщелине вновь вздохнут о клевере
Между двух атак.
* «Белые флаги» - снежные сдувы со склонов горы.
1987.
49 стихотворений
52.УЛИЦА ВЕРЫ ВОЛОШИНОЙ
И снова спрашиваю мать -
Как вы пробились воевать?
Мать говорит: «Пришли вдвоем,
Забраковал нас военком.
Я тут же принялась реветь,
Но военком сказал: «- Не сметь!
Умеешь мотоцикл водить -
Повестки будешь развозить».
Я с каскою на голове
Помчалась по пустой Москве.
А Вера, уж такое дело,
На третьем курсе заболела,
Но скрыли мы - не знал никто -
Она не сдала ГТО!
Сказалась не больной - голодной,
Врачи ее признали годной.
Перед глазами, как живая,
Она мне машет из трамвая
И по ветру летит коса...
Так в подмосковные леса,
В тыл фрицам, под огонь засады,
Послали девушек отряды.
В плен Веру раненную взяли
Под Крюково.
Ее пытали,
Сломить подругу не смогли -
Ее повесили враги».
53.
* * *
Где дом стоял - там нету ничего.
Но строить стены не начну сначала,
Хоть землю жаль, и деда моего,
Зарытого у Беломорканала.
По воле было, стало по судьбе.
След заметен великой круговертью.
И дом бы рухнул сам бы по себе,
И дед бы умер собственною смертью.
Что было внове, стало вдруг старо.
Когда же оклемались недобитки,
И стали жить да наживать добро,
И внуки оказались не в убытке.
Когда мы прикатили по лугам,
Старухи в деревеньки встрепенулись:
«Гляди-ка, раскулаченные к нам
На «Жигулях» вернулись...»
1988.
54.
* * *
Жил в коммунальной я каморке,
Внимал соседке-тараторке,
И думал долгие года,
О тех, кто был хоть раз в Нью-Йорке,
И тех, кто не был никогда.
Предметом зависти и злобы
Средь узких улиц небоскребы
Стоят вокруг, куда ни глянь...
Когда я прожил миг особуй,
Какую преступил я грань?..
55. ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ НАРЯД
Тот, что слева, прищурясь, глядит в океан -
Что там чайки ныряют в волнах?
Тот, что справа, на сопки глядит сквозь туман.
Пальцы твердо лежат на курках.
А по центру с овчаркой спешит старшина,
Ничего не заметил пока.
Но шумит, набегая на берег, волна,
И, рыча, рвется пес с поводка.
И недаром собака тревожит его -
Лишь врага здесь учуять могла,
Ведь на запад на тысячи верст никого,
И на север лишь тундра и мгла.
И ни звука, ни промелька не упустив,
Вновь вернутся в означенный срок.
А на мокрый песок наступает прилив
И смывает следы от сапог.
1989. Владивосток
Журнал "Новый мир"
56.
* * *
Среди старинных книг, где свет мерцаньем сада
Изысканно рябит высокий потолок,
Я заронил ее - и вот зерно распада
Ждет часа своего, чтоб слабый дать росток.
Там в ней кромешный бред, там соколы, Малюта,
Там идолы, там тьма со свистом из щелей.
Но я ее в камин не бросил почему-то,
А спрятал меж рядов дубовых стеллажей.
О, собственник, страшись той дьявольской книжонки,
Чтоб покатиться, ей не надо колеса.
А красные леса рождают воздух звонкий,
Калифорнийский май полощет небеса.
57.
* * *
Прощай, родимый дом, прощай, моя квартира.
Здесь длилась жизнь семьи, и вот она прошла.
Чтоб удержаться здесь нам рода не хватило,
Нас много меньше тех, которым несть числа.
Нам столько нанесли кровавого урона,
Отняли у семьи, не передав стране.
И вот нас меньше их, которым нет закона,
Вернее, сам закон на ихней стороне.
И письма, и счета, и пачку облигаций
Из ящиков стола все вытрясли в мешки.
А среди них конверт, где реабилитаций
С синюшным гербом лжи ненужные листки.
И вновь вся наша жизнь вдруг превратилась в небыль.
Все речи этих лет как длинный приговор.
И в беженецкий скарб вдруг превратилась мебель,
Когда ее за час вдруг вынесли во двор.
Дубовая кровать, резная спинка стула,
К которым так привык еще мой детский взгляд,
Что с ними делать мне здесь посреди разгула,
Который вновь кружит, ломая все подряд.
Но я построю дом, дождусь цветенья сада.
Меня не разделить с моей больной страной.
Ведь я и есть теперь последняя преграда,
И хаос у меня клубится за спиной.
Тбилиси
Стихотворение отмеченно "Золотым пером Руси" 2010 году.
58.
* * *
Приятель мой, нищий киношник,
Оставленный славой, женой,
Бродяга, хвастун, полуночник,
Заехал однажды за мной.
И с ним мы немедля помчались,
Погнали, пошли, понеслись.
И вроде неплохо набрались.
Но все еще не добрались.
59. «КАЛАШНИКОВ»
С ним патриоты в праведных чалмах,
И он прижат к бунтарским гимнастеркам.
«Калашников» в уверенных руках
В толпу стреляет, в окна, по задворкам.
В тропическом лесу, в полупустыне
Был равенства и братства острием,
Идеи путь прокладывал огнем,
И просто смерть по миру сеет ныне.
60.
* * *
Мне снилась Москва. Я спешил на вокзал,
Скользил и на наледи я расшибался,
Вздыхал, но от выхлопов я задыхался,
И от отморозков в подъезд заползал.
Мне снилась Москва, - открывал я капот,
И днище осматривал в поисках мины.
Я шел с монтировкою за поворот,
И очередь била из темной машины.
Мне снилась Москва и я другу звонил,
И он мне немедля на помощь являлся.
Он был мне врагом, блефовал и смеялся,
И он за убийство мое заплатил.
Как только упал я, он вещи украл.
Но стоило мне заявить о пропаже -
Проламывал стену спецназ в камуфляже,
И бил, сапогами мне ребра ломал.
И я убегал и средь грязных углов,
Под пиво, рвал воблу и лапал соседку.
Квартиру свою проиграл я в рулетку.
Рулоны бумаги катил со складов.
Составы грузил, а когда перекур,
Я пил кока-колу с рисованной майки.
И вновь сто гринов я давал попрошайке,
Поскольку и не было мельче купюр.
Мне снилась Москва, и несли образа.
Нанизывал ангелов штык обелиска.
Из ящика пьяный муляж Василиска
Всей снайперской кистью мне тыкал в глаза.
Журнал "Знамя" 1999 г.
61. КАНОИСТ - ОДИНОЧНИК
По сетке Олимпийских баз
Идет за сбором сбор.
Прибалтика, затем Кавказ,
Работа на измор.
Здесь не бывает через чур,
Хоть воздух ловишь ртом.
Из Кяярику в Мингечаур,
И Гали на потом.
Водохранилищ поперек,
С веслом наперевес,
Он словно сам рождает ток
Турбин ИнгуриГЭС.
На суше очень неуклюж,
Сутулится, молчит,
Таскает штангу, входит в душ,
Питается и спит.
А утром снова раньше птиц,
Нелепый рукокрыл,
Касаясь кистью половиц,
Пошел, потом поплыл.
Стартует по шестой воде
Великий чемпион.
В честь той, которой нет нигде,
Обгонит время он.
В реляциях газетный лист,
Стреляет пулемет.
И лишь безумный каноист
Гребет, гребет, гребет...
62.
* * *
И всё корю себя, и всё гляжу назад.
Вертится на губах то прозвище, то имя.
Подруги и друзья, о как я виноват,
Тем, что любил одних, валандался с другими.
Но что я погубил присутствием своим,
Отсутствие моё теперь уж не исправит.
Ведь молодость прошла, мы проигрались в дым.
Забвенье, нищета нам силы не прибавит.
И как ни сожалей о пагубе страстей,
Мы все разделены пространством, буйством лета,
Узорами стрекоз, и тяжестью камней,
И чистотой воды, и донной сеткой света.
63. МАТЬ
Читала, радовалась, пела,
Росла и крепла со страной.
С живой Волошиной сидела
За школьной партой за одной.
Ты все парады начинала,
Вручала Сталину цветы.
И ты всегда собой венчала
Из физкультурников торты.
Такая преданность и сила
Была в твоём лице простом,
Что даже Мухина слепила
С тебя колхозницу с серпом.
На танцы бегала в пилотке,
Платочек синий был мечтой.
И танцевали патриотки
Лишь под оркестр духовой...
Когда до пятачка с картошкой
Родная сузилась земля,
На мотоцикле под бомбёжкой
Пакеты мчала из Кремля.
И за Кавказом оказалась.
Когда закончились бои,
Держава твёрдо опиралась
На плечи гордые твои...
И вот опять в большой разрухе,
Всем помогала, как могла.
Но у России для старухи
Не оказалось ни краюхи,
Ни даже тёплого угла.
И ощущая виноватой
Себя, сама не зная в чем,
Под флаг
Под звёздно-полосатый
Ты добралась почти ползком.
Забыв года чересполосиц,
Вновь молодою стала мать,
И в океан авианосец
Тебя уходит защищать.
Журнал "Знамя"
64. ОЧЕРЕДЬ ЗА ГОНОРАРОМ в “День Поэзии”
Тогда, устав от лет суровых,
Желая просвещенной слыть,
Россия граждан непутёвых
Своих решила подкормить.
Спешили мы со всей столицы,
Стояли, прислонясь к стене,
Свои выпрастывая лица,
Из-под заснеженных кашне.
Там “Юности” один из замов,
Стоял без кресла, просто так.
В углу угрюмо ждал Шаламов,
А Смеляков курил в кулак.
И шёл совсем не по ранжиру
Один поэт вослед другим.
Так начавший стареть Межиров
Был лишь за Самченко младым.
И Мориц бедную пугая
Ухмылкою грядущих мер,
Её в упор не замечая,
Стоял боксёр и браконьер.
И даже прямиком оттуда,
Вновь улетавшие туда,
Своих мехов являя чудо,
Там становились иногда.
В тот зимний день шутила муза,
Долистывая календарь.
Стоял там я, не член Союза,
За мной - Луконин, секретарь.
О, государственной заботы
Благословенные года.
И за недолгие щедроты
Мы благодарны навсегда.
Журнал "Знамя"
65.
* * *
В компьютерной стране я сложностью измучен,
И в лодочку сажусь послушать скрип уключин.
От косности своей хоть плачь тут от обиды.
А под такой же скрип Язон достиг Колхиды.
Две тысячи пятьсот иль больше лет спустя,
И хитроумный бог здесь был бы как дитя.
А окажись опять на том же побережье -
Там та же простота, и все законы те же.
И если б из Арго он вылезти посмел,
Там встретили б его лишь пули вместо стрел.
1996.
66.
* * *
Кто жертва, кто палач, кто виноват?.. -
Задышано тяжким перегаром.
О зеках книги, Горный комбинат -
Все оказалось ходовым товаром.
Тот, кто писал о наших лагерях
И кто скупил построенные домны -
Теперь живут в одном и том же доме
И кланяются вежливо в дверях.
Делились - политический, блатной,
Когда-то враждовали. Нынче квиты.
Один магнат, стал частью главной свиты.
Другой - стал индульгенцией живой.
Журнал "Новый мир"
67.
* * *
Листая том, разглажу лист измятый,
Читаю диссертацию отца.
Он изучал метание гранаты -
Бросок, полет до самого конца.
Открыл он - траектория важна,
Чтоб поразить мишени круг центральный.
49-й год.
Прошла война,
Но тема оставалась актуальной.
Энтузиазм строителей крепчал.
И всем на вахту вставшим миллионам
Товарищ Сталин чутко прививал
Большое уважение к ученым.
У бедности советской на краю,
Бросая вверх учебные гранаты,
Отец мой защитил свою семью,
Добившись удвоения зарплаты.
Он дать сумел нам в детские года
Снег Бакуриани, звездный воздух Крыма.
Все, что потом уже невосполнимо,
Дал вовремя, а значит, навсегда.
Журнал "Новый мир" 1999.
68.
* * *
По аду шествовали важно,
Вещали долго и всерьез.
Стенали грешники протяжно
Картинность мук, потоки слез.
Иронии б хоть в малой мере...
Себя он сдерживал давно.
Вложил упрек в уста Сальери,
Что, мол, бесчестье не смешно.
Прошло два года. Спать ложился.
Взял с полки том. Потом в ночи
Вдруг рассмеялся и решился:
«-Ах, Дант надменный, получи!..»
69.
ПАМЯТИ АДМИНИСТРАТОРА ЦДЛ
Аркадия Семеновича Бродского
Неутомимый маленький герой,
Он с планкой орденов стоял горой
За всех писателей.
Счастливо заседали
Они в парткоме и в дубовом зале.
Он засекал уже издалека
Пушок демократического рыльца,
Хватал за шкирку и давал пинка
От Венички и до однофамильца.
Разишь душком иль арестантской робой -
Тогда к буфету подходить не пробуй.
Труд цербера безжалостен и тяжек.
Империя рыхлеет от поблажек.
Он раскусил борцовский куцый шарм
Тех, на глушилки навостривших ушки,
Когда они на брайтонский плацдарм
Сквозь голодовки двигались к кормушке.
Творили как за каменной стеной.
А умер он - писателей прогнали,
И свой бифштекс последний дожевали
Они в сугробах грязной Поварской.
"Новая газета"
70. ПОСЛЕ ПРАЗДНИКОВ
Сквозь рамы - стёкол нет на тёмном этаже -
Я ёлку кинул вниз с клочками серой ваты.
Пора и самому пускаться за зарплатой,
Но заниматься чем? - всё сделано уже.
Осели звуки труб и ледяная пыль,
В маршруте долговом двумерные цистерны,
И БАМа посреди вбит золотой костыль.
И подвиг завершён и путь неимоверный.
Из адовых пустот и полостей земли,
Несчитано руды, и газа, и урана,
В кредитной карты код умело занесли,
И взяли в самолет в кармашке чемодана.
Журнал "Знамя"
71.
* * *
Однажды в мае, в электричке,
Где свет мелькал на сквозняке,
Я вышел в тамбур, чиркал спички,
И коробок чихал в руке.
На голос слева оглянулся,
Взгляд справа на себе поймал.
Заговорил, перемигнулся
И телефончик записал.
Уже под осень постирушку
Я начал, вывернул карман
И тамбурную хохотушку
Вдруг вспомнил, закрывая кран.
Я номер накрутил с ухмылкой,
Разговорил не без труда.
И к ней отправился с бутылкой,
И задержался навсегда.
Журнал "Новый мир"
72.
* * *
На маленькой войне нет сводок, только слухи.
Ворота - это фронт, а кухня - это тыл.
Но помнят навсегда и дети, и старухи
Не только кто убит, но кто его убил.
Взрывали за собой дороги и ущелья,
Стирая даже тень халатов с мертвых скал.
Жестокость лишь продлит срок давности у мщенья,
И призраки встают сраженных наповал.
73.
***
Мы не нужны тебе, моя страна.
Мы оказались ни при чем. Обузой.
Моя жена, бухгалтер, не нужна.
Я со своей нерасторопной музой
Тем более. Закрою лишний рот,
Пока меня куском не попрекнули.
Перековав ракеты на кастрюли,
Пора и их расплющить в свой черед.
74.
***
В мельканье лиц непостижимом,
Сойдя с дорог, ведущих в Рим,
Борцы бесстрашные с режимом
Исчезли сразу вслед за ним.
Так правотой они светились,
Что гусениц взнесенный вал,
Когда они под танк ложились,
Над их телами застывал.
А шлемофон гудел не слабо,
Чтобы давить не тормозя.
Интеллигенция, как баба,
Себе купила порося.
Попятилась, прошла эпоха
И лагерей, и трудодней.
А тут и с сердцем стало плохо,
И поспешили вслед за ней...
Журнал "Новый мир"
75.
* * *
Гале
А над ближней к лесу дачей,
Дождь слепой и ветер зрячий.
Там не слышно электрички,
И дитя с высоким лбом
Всё о золотом яичке
Размышляет под дождем:
«Бабка соскребла в кубышку
Золотую скорлупу,
А ругмя ругает мышку,
Что испортит ей крупу.
Со всего размаху били
Яйцо - и у стола
Доски чуть не проломили -
Мышка им же помогла.
Что же причитают в голос? -
Яйцо ведь раскололось.
Соли все держал щепотку,
Дед слюною изошел, -
Приготовил сковородку,
Яйцо - на грязный пол!
Дуру-курицу гоняет,
Да надеется - авось,
Вновь простое нагуляет, -
Золотое растеклось…»
Ветер зрячий, дождь слепой,
Солнце, родина, покой.
76. ЭПОХА ОТКРЫТИЙ
Руины под липами, воздух и чист и смертелен -
Дубы на холме в озаренье незримых лучей.
Там «светят» решетки, развалины ржавых котелен
И грай оглашенный - сбиваются стаи грачей...
Когда ту эпоху еще не затмили потери,
Два физика ездили из дому на «Москвиче»,
Спешили на холм - сотворение темных мистерий
Они обсуждали дорогой в мажорном ключе.
Все так хорошо, так удачно сумело сложиться -
И атом ручнел, и реакторы шли на поток…
Но только не знали, и знать не могли сослуживцы,
Что точные формулы боком выходят потом.
А мысли рождались, и делалось общее дело,
И тайна за тайной крушились пытливым умом.
Но чтобы вода в радиаторе не закипела,
Хозяин высаживал друга пред самым холмом,
И ехал один.
А сосед поднимался пешком
Сюда, где усталость теперь воплощается божья,
Где долгая осень восходит наверх от подножья,
И слабая жухнет трава, не справляясь с песком...
«Новый журнал»
77.
* * *
Барменша Сонечка, налей мне водки с соком,
Зайди за пыльные цветные витражи.
Согласен я за анекдот ходить под сроком,
И ты об этом хоть кому-то расскажи.
Допетрил я -твое брильянтовое ушко
На самом деле -государево ушко.
Так передай, что мне мерещилась наружка,
И настучи, что я собрался далеко.
Ведь ты не зря же так за стойкой навострилась,
Следи, как буду пробивать я стенку лбом.
Чтоб до тебя, тобой бы слово доносилось,
И в переносном смысле, лучше бы -в прямом.
А возле бара было тесно, словно в трюме.
Плохие рифмы разносились по стране.
Для бедной Сонечки слова тонули в шуме,
А потонули все словечки в тишине.
И ни единой не пронес я рюмки мимо,
И каждый слог кремлевских звезд почти достиг.
Тебе зачем-то было знать необходимо,
Что приходило мне на ум и на язык.
78.
* * *
Она еще живет, выходит на дорогу
По всей глухой версте заросшею травой.
Вернулась в отчий дом, и напоследок к Богу.
Нет больше стариков по всей Руси святой.
От всех земных трудов осталась ей прополка,
От голода ее спасает огород.
Молитвами без слов седая комсомолка
Не просит ничего и никого не ждет.
Журнал "Наш Свремнник"
79.
* * *
И все-таки пришлось покинуть Питер,
Действительно уже не Ленинград, -
О Вас он безразлично ноги вытер
Своим ничтожным уровнем зарплат.
А женственность - последнее оружье,
К тому же ум все светиться в глазах.
А безотцовщина переросла в безмужье,
И мать и дочь остались на руках.
В Москву, в Москву! - где жизнь еще фурычит,
И "на чужой манер" еще родит,
И где фирмач Вам с бодуна не тычит,
И в вырез заглянуть не норовит.
В ночь пятницы на светлую субботу,
Вокзальную пронзая канитель,
Домой Вы мчитесь, словно на работу,
Все пятьдесят безвылазных недель.
На Стрелку, на трамвае, рано-рано,
С гостинцами, съестным спешите Вы,
Не замечая падших истуканов,
Колонн и львов, сидящих у Невы.
80.
* * *
Случилось это темной ночью
Со звездами наедине,
И Бог не видел грех воочию -
Ведь яблоко нашли во тьме.
Его нащупали на ветке -
Двоим и ужин и обед.
В тот год плоды родились редки
Вот майских заморозков след.
И Ева бросила огрызок
В крапиву - там он и лежит.
Ведь знала, что поступок низок,
Что отвечать им предстоит.
Бог утром вежды открывает
Послушать райских птичек грай,
Тут падший ангел подлетает
И говорит - пересчитай.
Считает раз, считает дважды
И трижды - чтоб наверняка.
А если так утащит каждый?! -
И получил Адам пинка!..
Играем мыслями словами
Под музыку небесных сфер,
А сын восхода - Люцифер
Как и тогда следит за нами.
81.
* * *
Пишу тебя, лгунью и буку,
с маленькой буквы,
и этим мщу.
Потом тебя же ищу,
прогуливаясь ежевечерне,
оглядываясь надо - не надо.
Все что ты говоришь - правда,
просто слова поменяли значение.
Бог создал вас, вороватых,
которым не нужно ничего.
Ищу виноватых -
нахожу себя одного.
Ни мгновенья не выпросить
на митингах протеста.
Надо бы меня выбросить -
и без того в твоей сумочке тесно.
82.
* * *
Вам было все равно, когда вы выбирали -
Родиться в поздний век или в какой другой,
Жить теснотой октав на чуть глухом рояле,
Листать все тот же том прилежною рукой.
Дигест потом сонат непостижимый строй
Так оказался прост, что был озвучен в зале.
А образ ваш сиял над дымной суетой,
Как в ладанке финифть, как профиль на эмали.
Самодостаточность - вот каверзный итог,
И знает меньше вас ворчливый педагог,
И подошли к концу года упорных штудий.
И вот, накинув плащ, все не уйти никак -
Там подворотен ждет губительный сквозняк,
Где зависть, лед и злость бьют изо всех орудий.
83.
* * *
В театре ветвей
Только галки играют да белки.
Множество дней
Наблюдаю сюжета безделки.
Прыгнет по ветру,
Промчится прореженной высью
С ветки на ветку -
Вослед осыпаются листья.
И допоздна
Белка прыгает, словно не весит.
А желтизна
Мне пытается свет занавесить,
Чтоб за листвой,
Заметающей сумрак пространства,
Жил я тоской
И отсутствия, и постоянства…
Книга "Мимолетный сентябрь"
84.
* * *
Когда душа ранима и чиста -
Монастыря не угнетают своды,
И все же лишь подобие свободы
Дает ярмо молитвы и поста.
И как пройти сквозь тесные врата,
Как убежать от собственной природы? -
Чтоб вынести затворничества годы
Быть надобно невестою Христа.
Сквозь дымоход - от слишком тесных врат
Ползешь вперед, а приползешь назад -
На пыльные бульвары, тусоваться
Среди богемной нечисти Москвы…
А в пустынях ни силы, ни молвы -
Ни замысла родить, ни самозванца.
85.
* * *
Отцу
Чтобы выжить - терпи,
И в мороз собирай
По Голодной степи
Саксаул и курай.
Над костром зашумит
Чайник…
Слышишь сквозь сон? -
Это внучка гудит
В золотой саксофон.
86. УТРО ВЕКА
Мой век - огнями за холмом,
И вновь не просиять.
Что понимаешь лишь умом
Душой нельзя принять.
И щемит сердце каждый год,
Знакомый, как ладонь.
Меня уже не обожжет
Всех войн его огонь.
Мой век нас лишь уничтожал,
Гнал в топки, на убой.
Но лучше всех его я знал,
И потому он мой.
Меня оставил одного,
На благо ли на зло.
Хотя всего-то ничего -
Сменилось лишь число.
И наступает утра рань,
И в предрассветной мгле
Не вижу я - куда ни глянь -
Что будет на земле.
87.
* * *
Как лучше для детей,
Вот так должны мы жить,
И никаких страстей
Уже не может быть.
Все лучшее - для них,
Все худшее - для нас.
Но все-таки взгляни
Хотя б в последний раз.
Ведь отлюбили мы
Чтоб родились они -
Потомков тьмы и тьмы
Затопчут наши дни,
В которых я и ты
Пытались без конца
Запомнить все черты
Любимого лица.
Нельзя не целовать
И целовать нельзя,
И не вернуться вспять,
Над вечностью скользя…
88.
* * *
Книги, как упадка знаки,
В надвигающемся мраке
Ходасевич продает -
Холод, голод, красный гнет.
Входят нищие, зеваки,
Чтоб погреться у прилавка.
К пайке малая прибавка
Получается от книг.
Мысль Державина постиг,
И ложится к главке главка.
А в Париже выйдет книга -
Сгусток воли, вестник сдвига.
Там и застит свет не так
Надвигающийся мрак -
Вдруг Европа не барыга.
Но взойдет не то, что сеешь.
И в рассеянье рассеясь,
Сам не видел перемен
И поэтому блажен
Спит в Бьян-Куре Ходасевич.
Современная русская поэзия
Электронная библиотека.
Изд-во «ИДДК» 2006 г.
89. БРАТЬЯ БЕРЕНСЫ
И верою и правдой комиссарам
Евгений служит, но теряет флот.
Брат Михаил эскадры уведет,
Чтобы войну решить одним ударом,
На Балтику вернувшись через год.
Но у Туниса не прожить задаром -
И вот по царским, по долгам, по старым
Француз за уголь предъявляет счет.
И русский флот уходит за долги -
Друзья-французы хуже, чем враги.
Родные братья, ссориться не смейте,
А сохраняйте флот и корабли! -
Их силуэты у чужой земли
Растаяли на Бизертинском рейде...
90.
* * *
На вокзале, построенном Дуче,
Обустроены люди, как лучше -
Надувной приминают матрац.
Жизнь проходит не так уж и плохо,
Ведь для тех кто ошибся эпохой
Все равно, где ютиться сейчас.
Так хотелось не в прошлой родиться -
В позапрошлой, чтоб силой гордиться,
И во снах, в привокзальную рань -
Ни позор сталинградских дивизий,
А триумф легионов, с провинций
Собирающих славную дань!
И презренные эти палатки
Снова в лагерном станут порядке -
Звук рожка, как орел, распростерт.
И бомжи, словно Рима солдаты,
Вновь на шутку царя Митридата
Рассмеются ударом когорт!
91.
* * *
Памяти Михаила Луконина.
Бьет фар истребительный свет,
И целится, целится взгляд,
И падают фрицы в кювет
Вдоль трассы Москва-Сталинград.
Он мчится и мчится один
Военную тысячу верст,
И снова над грудой руин
Трассирует очередь звезд.
А в сон начинает клонить,-
Он посередине страны
К обочине выйдет курить -
В живительный холод войны.
92.
* * *
Колонны, что обрушил Герострат,
Опорой кладки в толще стен стоят, -
Айя-Софии возвышая купол.
В Константинополь, обделив Эфес,
Имперский соблюдая интерес,
Порфир зеленый, как китайских кукол,
Как обелиски из Египта в Рим,
Как зеков в Магадан, в морозный дым,
Триремами, и в трюм - всегда вповалку:
Логистика для Клио не важна,
И по морю нас все везет она, -
Ни денег, ни столетий ей не жалко...
Эфес-Стамбул
93. ФОРНАРИНА
С подмастерьем по Фарнезе
Шел однажды Рафаэль,
И, участвуя в ликбезе,
Он имел благую цель:
Он искал лицо Психеи,
Чтоб на все бы времена -
Встретил ты ее в музее:
Сразу видишь - вот она.
Тут навстречу - Форнарина!
Папа - местный хлебопек.
И пошла писать картина,
И пустилась наутек!
Было - ваше, стало - наше, -
Кто же в Риме без греха! -
Дал он золота папаше
За невесту пастуха.
Форнарина же не дура -
Подцепила дурака,
Подвернулась ей халтура
На грядущие века:
Если удовлетворенный
Плотский пыл маэстро сник -
Значит одухотворенный
У мадонны вышел лик.
Изумительные плечи,
Крылья ангела оплечь.
Вовсе нет противоречья
В трепетанье губ и свеч!
Заглушен любовный лепет
Бормотанием молитв,
Пусть не страсть, а только трепет,
Как свеча во тьме, горит...
94.
* * *
Когда держава принимает
Своих юродивых всерьез -
Такое раз в сто лет бывает! -
До дел доходит от угроз.
Вдруг изведут обэриутов
Энтузиасты СССР, -
И с ними разберутся круто,
Чтобы себе подать пример.
Прочь вражеское разночтенье,
Даешь! - вот Родины призыв!
Ведет нас пафос построенья
На повышение в разы!
Мы знаем - будущее будет,
Когда к станку спешишь с утра,
Когда в стране "такие люди"
Осваивают Севера!
95.
* * *
Строили здесь Епифанские шлюзы,
Да пароходы рассыпались в прах -
Что для других - для себя мы обуза:
В бомж-городке у затопленных шахт,
В малоэтажках житуха - не ах!
Дорого, если маршруткой до Тулы,
В Новомосковском запишут прогулы,
Как загулял - обрывается стаж.
Сорок накатит - тридцать не дашь,
А сослуживцы сживают со стула.
Да уж, народец у нас хамоватый, -
Лишь бы добраться до химкомбината,
Лезут в автобус, набитый битком.
Втиснулся, значит, дожил до зарплаты,
Из магазина - домой прямиком…
2011.
96. СОВЕТ №2
Двигай, дергайся, вали, но не часто,
лучше покатайся на велосипеде -
ты - лишний и внутри, и снаружи,
и завтра, и днесь,
и для них, и для нас.
Не надо перемещаться, -
потому что там, куда ты едешь,
ты так же не нужен,
как и здесь,
где ты валандаешься сейчас.
Поборись с икотой,
доприми полбанки,
и пусть сходят на нет -
и ВАЗ, и Тойота,
и процентщики, и банки,
и "BP" и "Роснефть".
97.
* * *
Всезнайка век со скул воротит зев:
Нам разрешили жизнь вместить в припев -
И ради денег, и чтоб стать сюжетом,
И чтоб тебе дорожкой звуковой
Дойти до всех экранов, стать звездой,
И только запретили петь при этом.
98.
* * *
В нашей, смертельно опасной стране,
Долго живу беззаветно и смело,
Зная, - таблетки прописаны мне -
Выплюнь! - штамповка из чистого мела!
Место в потоке - и фигу судьбе! -
Выбил, бордюрщик, любимый народом,
Зная, что каждый 7-ой ДТП
На "Жигулях" - со смертельным исходом.
Употреблю - проканать не смогу, -
Что с бодуна намастырено нами.
И предстоит нам навстречу врагу
Мчаться, вздымая победное знамя...
99.
"Апраксину не отдавать Азов или отдать,
взяв сперва подписку, что король непременно будут отправлен."
История Петра
А.С. Пушкин
К Султану удрал пораженец полтавский -
Петр в этом увидел опасность, лукавство.
Карл вроде в плену - ведь ни денег, ни войска, -
Живет на Босфоре и взят на довольство.
Карл через Украйну собрался домой -
У Порты стотысячный просит конвой!
А как же разбитая шведская доблесть? -
Не сходится вроде - все как-то, все то есть...
Султан шведским пленником так козыряет,
Что Петр ему крепость Азов возвращает!
Петр принял обмен для него равноценный!
В столетиях смутных все смыслы мгновенны...
100.
* * *
Набальзамирована ткань,
Спеленута, крепка.
И римляне - куда ни глянь,
И камень на века.
Кто сказанное воплотит
На гаснущей земле? -
И ангел посланный летит,
Сияющий во мгле.
До воскрешения Христа
Пройдет еще три дня.
Еще на небе пустота,
И в сердце у меня...
( Горная вершина на Кавказе)
Нет, не флаги белые* - ореол названия
Вижу над горой.
«Вольная Испания», вольная Испания -
Мы опять с тобой!
Зубы и признания на допросах выбили,
Но года летят.
Пропадая без вести, вовсе мы не выбыли
Из интербригад!
Мы пройдем по площади вслед за пионерами,
В сердце горн звучит.
Вся страна в волнении - что за Пиренеями,
Как дела, Мадрид?
Как дела на западе, как дела на севере,
На востоке как?
И бойцы в расщелине вновь вздохнут о клевере
Между двух атак.
* «Белые флаги» - снежные сдувы со склонов горы.
1987.
49 стихотворений
52.УЛИЦА ВЕРЫ ВОЛОШИНОЙ
И снова спрашиваю мать -
Как вы пробились воевать?
Мать говорит: «Пришли вдвоем,
Забраковал нас военком.
Я тут же принялась реветь,
Но военком сказал: «- Не сметь!
Умеешь мотоцикл водить -
Повестки будешь развозить».
Я с каскою на голове
Помчалась по пустой Москве.
А Вера, уж такое дело,
На третьем курсе заболела,
Но скрыли мы - не знал никто -
Она не сдала ГТО!
Сказалась не больной - голодной,
Врачи ее признали годной.
Перед глазами, как живая,
Она мне машет из трамвая
И по ветру летит коса...
Так в подмосковные леса,
В тыл фрицам, под огонь засады,
Послали девушек отряды.
В плен Веру раненную взяли
Под Крюково.
Ее пытали,
Сломить подругу не смогли -
Ее повесили враги».
53.
* * *
Где дом стоял - там нету ничего.
Но строить стены не начну сначала,
Хоть землю жаль, и деда моего,
Зарытого у Беломорканала.
По воле было, стало по судьбе.
След заметен великой круговертью.
И дом бы рухнул сам бы по себе,
И дед бы умер собственною смертью.
Что было внове, стало вдруг старо.
Когда же оклемались недобитки,
И стали жить да наживать добро,
И внуки оказались не в убытке.
Когда мы прикатили по лугам,
Старухи в деревеньки встрепенулись:
«Гляди-ка, раскулаченные к нам
На «Жигулях» вернулись...»
1988.
54.
* * *
Жил в коммунальной я каморке,
Внимал соседке-тараторке,
И думал долгие года,
О тех, кто был хоть раз в Нью-Йорке,
И тех, кто не был никогда.
Предметом зависти и злобы
Средь узких улиц небоскребы
Стоят вокруг, куда ни глянь...
Когда я прожил миг особуй,
Какую преступил я грань?..
55. ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ НАРЯД
Тот, что слева, прищурясь, глядит в океан -
Что там чайки ныряют в волнах?
Тот, что справа, на сопки глядит сквозь туман.
Пальцы твердо лежат на курках.
А по центру с овчаркой спешит старшина,
Ничего не заметил пока.
Но шумит, набегая на берег, волна,
И, рыча, рвется пес с поводка.
И недаром собака тревожит его -
Лишь врага здесь учуять могла,
Ведь на запад на тысячи верст никого,
И на север лишь тундра и мгла.
И ни звука, ни промелька не упустив,
Вновь вернутся в означенный срок.
А на мокрый песок наступает прилив
И смывает следы от сапог.
1989. Владивосток
Журнал "Новый мир"
56.
* * *
Среди старинных книг, где свет мерцаньем сада
Изысканно рябит высокий потолок,
Я заронил ее - и вот зерно распада
Ждет часа своего, чтоб слабый дать росток.
Там в ней кромешный бред, там соколы, Малюта,
Там идолы, там тьма со свистом из щелей.
Но я ее в камин не бросил почему-то,
А спрятал меж рядов дубовых стеллажей.
О, собственник, страшись той дьявольской книжонки,
Чтоб покатиться, ей не надо колеса.
А красные леса рождают воздух звонкий,
Калифорнийский май полощет небеса.
57.
* * *
Прощай, родимый дом, прощай, моя квартира.
Здесь длилась жизнь семьи, и вот она прошла.
Чтоб удержаться здесь нам рода не хватило,
Нас много меньше тех, которым несть числа.
Нам столько нанесли кровавого урона,
Отняли у семьи, не передав стране.
И вот нас меньше их, которым нет закона,
Вернее, сам закон на ихней стороне.
И письма, и счета, и пачку облигаций
Из ящиков стола все вытрясли в мешки.
А среди них конверт, где реабилитаций
С синюшным гербом лжи ненужные листки.
И вновь вся наша жизнь вдруг превратилась в небыль.
Все речи этих лет как длинный приговор.
И в беженецкий скарб вдруг превратилась мебель,
Когда ее за час вдруг вынесли во двор.
Дубовая кровать, резная спинка стула,
К которым так привык еще мой детский взгляд,
Что с ними делать мне здесь посреди разгула,
Который вновь кружит, ломая все подряд.
Но я построю дом, дождусь цветенья сада.
Меня не разделить с моей больной страной.
Ведь я и есть теперь последняя преграда,
И хаос у меня клубится за спиной.
Тбилиси
Стихотворение отмеченно "Золотым пером Руси" 2010 году.
58.
* * *
Приятель мой, нищий киношник,
Оставленный славой, женой,
Бродяга, хвастун, полуночник,
Заехал однажды за мной.
И с ним мы немедля помчались,
Погнали, пошли, понеслись.
И вроде неплохо набрались.
Но все еще не добрались.
59. «КАЛАШНИКОВ»
С ним патриоты в праведных чалмах,
И он прижат к бунтарским гимнастеркам.
«Калашников» в уверенных руках
В толпу стреляет, в окна, по задворкам.
В тропическом лесу, в полупустыне
Был равенства и братства острием,
Идеи путь прокладывал огнем,
И просто смерть по миру сеет ныне.
60.
* * *
Мне снилась Москва. Я спешил на вокзал,
Скользил и на наледи я расшибался,
Вздыхал, но от выхлопов я задыхался,
И от отморозков в подъезд заползал.
Мне снилась Москва, - открывал я капот,
И днище осматривал в поисках мины.
Я шел с монтировкою за поворот,
И очередь била из темной машины.
Мне снилась Москва и я другу звонил,
И он мне немедля на помощь являлся.
Он был мне врагом, блефовал и смеялся,
И он за убийство мое заплатил.
Как только упал я, он вещи украл.
Но стоило мне заявить о пропаже -
Проламывал стену спецназ в камуфляже,
И бил, сапогами мне ребра ломал.
И я убегал и средь грязных углов,
Под пиво, рвал воблу и лапал соседку.
Квартиру свою проиграл я в рулетку.
Рулоны бумаги катил со складов.
Составы грузил, а когда перекур,
Я пил кока-колу с рисованной майки.
И вновь сто гринов я давал попрошайке,
Поскольку и не было мельче купюр.
Мне снилась Москва, и несли образа.
Нанизывал ангелов штык обелиска.
Из ящика пьяный муляж Василиска
Всей снайперской кистью мне тыкал в глаза.
Журнал "Знамя" 1999 г.
61. КАНОИСТ - ОДИНОЧНИК
По сетке Олимпийских баз
Идет за сбором сбор.
Прибалтика, затем Кавказ,
Работа на измор.
Здесь не бывает через чур,
Хоть воздух ловишь ртом.
Из Кяярику в Мингечаур,
И Гали на потом.
Водохранилищ поперек,
С веслом наперевес,
Он словно сам рождает ток
Турбин ИнгуриГЭС.
На суше очень неуклюж,
Сутулится, молчит,
Таскает штангу, входит в душ,
Питается и спит.
А утром снова раньше птиц,
Нелепый рукокрыл,
Касаясь кистью половиц,
Пошел, потом поплыл.
Стартует по шестой воде
Великий чемпион.
В честь той, которой нет нигде,
Обгонит время он.
В реляциях газетный лист,
Стреляет пулемет.
И лишь безумный каноист
Гребет, гребет, гребет...
62.
* * *
И всё корю себя, и всё гляжу назад.
Вертится на губах то прозвище, то имя.
Подруги и друзья, о как я виноват,
Тем, что любил одних, валандался с другими.
Но что я погубил присутствием своим,
Отсутствие моё теперь уж не исправит.
Ведь молодость прошла, мы проигрались в дым.
Забвенье, нищета нам силы не прибавит.
И как ни сожалей о пагубе страстей,
Мы все разделены пространством, буйством лета,
Узорами стрекоз, и тяжестью камней,
И чистотой воды, и донной сеткой света.
63. МАТЬ
Читала, радовалась, пела,
Росла и крепла со страной.
С живой Волошиной сидела
За школьной партой за одной.
Ты все парады начинала,
Вручала Сталину цветы.
И ты всегда собой венчала
Из физкультурников торты.
Такая преданность и сила
Была в твоём лице простом,
Что даже Мухина слепила
С тебя колхозницу с серпом.
На танцы бегала в пилотке,
Платочек синий был мечтой.
И танцевали патриотки
Лишь под оркестр духовой...
Когда до пятачка с картошкой
Родная сузилась земля,
На мотоцикле под бомбёжкой
Пакеты мчала из Кремля.
И за Кавказом оказалась.
Когда закончились бои,
Держава твёрдо опиралась
На плечи гордые твои...
И вот опять в большой разрухе,
Всем помогала, как могла.
Но у России для старухи
Не оказалось ни краюхи,
Ни даже тёплого угла.
И ощущая виноватой
Себя, сама не зная в чем,
Под флаг
Под звёздно-полосатый
Ты добралась почти ползком.
Забыв года чересполосиц,
Вновь молодою стала мать,
И в океан авианосец
Тебя уходит защищать.
Журнал "Знамя"
64. ОЧЕРЕДЬ ЗА ГОНОРАРОМ в “День Поэзии”
Тогда, устав от лет суровых,
Желая просвещенной слыть,
Россия граждан непутёвых
Своих решила подкормить.
Спешили мы со всей столицы,
Стояли, прислонясь к стене,
Свои выпрастывая лица,
Из-под заснеженных кашне.
Там “Юности” один из замов,
Стоял без кресла, просто так.
В углу угрюмо ждал Шаламов,
А Смеляков курил в кулак.
И шёл совсем не по ранжиру
Один поэт вослед другим.
Так начавший стареть Межиров
Был лишь за Самченко младым.
И Мориц бедную пугая
Ухмылкою грядущих мер,
Её в упор не замечая,
Стоял боксёр и браконьер.
И даже прямиком оттуда,
Вновь улетавшие туда,
Своих мехов являя чудо,
Там становились иногда.
В тот зимний день шутила муза,
Долистывая календарь.
Стоял там я, не член Союза,
За мной - Луконин, секретарь.
О, государственной заботы
Благословенные года.
И за недолгие щедроты
Мы благодарны навсегда.
Журнал "Знамя"
65.
* * *
В компьютерной стране я сложностью измучен,
И в лодочку сажусь послушать скрип уключин.
От косности своей хоть плачь тут от обиды.
А под такой же скрип Язон достиг Колхиды.
Две тысячи пятьсот иль больше лет спустя,
И хитроумный бог здесь был бы как дитя.
А окажись опять на том же побережье -
Там та же простота, и все законы те же.
И если б из Арго он вылезти посмел,
Там встретили б его лишь пули вместо стрел.
1996.
66.
* * *
Кто жертва, кто палач, кто виноват?.. -
Задышано тяжким перегаром.
О зеках книги, Горный комбинат -
Все оказалось ходовым товаром.
Тот, кто писал о наших лагерях
И кто скупил построенные домны -
Теперь живут в одном и том же доме
И кланяются вежливо в дверях.
Делились - политический, блатной,
Когда-то враждовали. Нынче квиты.
Один магнат, стал частью главной свиты.
Другой - стал индульгенцией живой.
Журнал "Новый мир"
67.
* * *
Листая том, разглажу лист измятый,
Читаю диссертацию отца.
Он изучал метание гранаты -
Бросок, полет до самого конца.
Открыл он - траектория важна,
Чтоб поразить мишени круг центральный.
49-й год.
Прошла война,
Но тема оставалась актуальной.
Энтузиазм строителей крепчал.
И всем на вахту вставшим миллионам
Товарищ Сталин чутко прививал
Большое уважение к ученым.
У бедности советской на краю,
Бросая вверх учебные гранаты,
Отец мой защитил свою семью,
Добившись удвоения зарплаты.
Он дать сумел нам в детские года
Снег Бакуриани, звездный воздух Крыма.
Все, что потом уже невосполнимо,
Дал вовремя, а значит, навсегда.
Журнал "Новый мир" 1999.
68.
* * *
По аду шествовали важно,
Вещали долго и всерьез.
Стенали грешники протяжно
Картинность мук, потоки слез.
Иронии б хоть в малой мере...
Себя он сдерживал давно.
Вложил упрек в уста Сальери,
Что, мол, бесчестье не смешно.
Прошло два года. Спать ложился.
Взял с полки том. Потом в ночи
Вдруг рассмеялся и решился:
«-Ах, Дант надменный, получи!..»
69.
ПАМЯТИ АДМИНИСТРАТОРА ЦДЛ
Аркадия Семеновича Бродского
Неутомимый маленький герой,
Он с планкой орденов стоял горой
За всех писателей.
Счастливо заседали
Они в парткоме и в дубовом зале.
Он засекал уже издалека
Пушок демократического рыльца,
Хватал за шкирку и давал пинка
От Венички и до однофамильца.
Разишь душком иль арестантской робой -
Тогда к буфету подходить не пробуй.
Труд цербера безжалостен и тяжек.
Империя рыхлеет от поблажек.
Он раскусил борцовский куцый шарм
Тех, на глушилки навостривших ушки,
Когда они на брайтонский плацдарм
Сквозь голодовки двигались к кормушке.
Творили как за каменной стеной.
А умер он - писателей прогнали,
И свой бифштекс последний дожевали
Они в сугробах грязной Поварской.
"Новая газета"
70. ПОСЛЕ ПРАЗДНИКОВ
Сквозь рамы - стёкол нет на тёмном этаже -
Я ёлку кинул вниз с клочками серой ваты.
Пора и самому пускаться за зарплатой,
Но заниматься чем? - всё сделано уже.
Осели звуки труб и ледяная пыль,
В маршруте долговом двумерные цистерны,
И БАМа посреди вбит золотой костыль.
И подвиг завершён и путь неимоверный.
Из адовых пустот и полостей земли,
Несчитано руды, и газа, и урана,
В кредитной карты код умело занесли,
И взяли в самолет в кармашке чемодана.
Журнал "Знамя"
71.
* * *
Однажды в мае, в электричке,
Где свет мелькал на сквозняке,
Я вышел в тамбур, чиркал спички,
И коробок чихал в руке.
На голос слева оглянулся,
Взгляд справа на себе поймал.
Заговорил, перемигнулся
И телефончик записал.
Уже под осень постирушку
Я начал, вывернул карман
И тамбурную хохотушку
Вдруг вспомнил, закрывая кран.
Я номер накрутил с ухмылкой,
Разговорил не без труда.
И к ней отправился с бутылкой,
И задержался навсегда.
Журнал "Новый мир"
72.
* * *
На маленькой войне нет сводок, только слухи.
Ворота - это фронт, а кухня - это тыл.
Но помнят навсегда и дети, и старухи
Не только кто убит, но кто его убил.
Взрывали за собой дороги и ущелья,
Стирая даже тень халатов с мертвых скал.
Жестокость лишь продлит срок давности у мщенья,
И призраки встают сраженных наповал.
73.
***
Мы не нужны тебе, моя страна.
Мы оказались ни при чем. Обузой.
Моя жена, бухгалтер, не нужна.
Я со своей нерасторопной музой
Тем более. Закрою лишний рот,
Пока меня куском не попрекнули.
Перековав ракеты на кастрюли,
Пора и их расплющить в свой черед.
74.
***
В мельканье лиц непостижимом,
Сойдя с дорог, ведущих в Рим,
Борцы бесстрашные с режимом
Исчезли сразу вслед за ним.
Так правотой они светились,
Что гусениц взнесенный вал,
Когда они под танк ложились,
Над их телами застывал.
А шлемофон гудел не слабо,
Чтобы давить не тормозя.
Интеллигенция, как баба,
Себе купила порося.
Попятилась, прошла эпоха
И лагерей, и трудодней.
А тут и с сердцем стало плохо,
И поспешили вслед за ней...
Журнал "Новый мир"
75.
* * *
Гале
А над ближней к лесу дачей,
Дождь слепой и ветер зрячий.
Там не слышно электрички,
И дитя с высоким лбом
Всё о золотом яичке
Размышляет под дождем:
«Бабка соскребла в кубышку
Золотую скорлупу,
А ругмя ругает мышку,
Что испортит ей крупу.
Со всего размаху били
Яйцо - и у стола
Доски чуть не проломили -
Мышка им же помогла.
Что же причитают в голос? -
Яйцо ведь раскололось.
Соли все держал щепотку,
Дед слюною изошел, -
Приготовил сковородку,
Яйцо - на грязный пол!
Дуру-курицу гоняет,
Да надеется - авось,
Вновь простое нагуляет, -
Золотое растеклось…»
Ветер зрячий, дождь слепой,
Солнце, родина, покой.
76. ЭПОХА ОТКРЫТИЙ
Руины под липами, воздух и чист и смертелен -
Дубы на холме в озаренье незримых лучей.
Там «светят» решетки, развалины ржавых котелен
И грай оглашенный - сбиваются стаи грачей...
Когда ту эпоху еще не затмили потери,
Два физика ездили из дому на «Москвиче»,
Спешили на холм - сотворение темных мистерий
Они обсуждали дорогой в мажорном ключе.
Все так хорошо, так удачно сумело сложиться -
И атом ручнел, и реакторы шли на поток…
Но только не знали, и знать не могли сослуживцы,
Что точные формулы боком выходят потом.
А мысли рождались, и делалось общее дело,
И тайна за тайной крушились пытливым умом.
Но чтобы вода в радиаторе не закипела,
Хозяин высаживал друга пред самым холмом,
И ехал один.
А сосед поднимался пешком
Сюда, где усталость теперь воплощается божья,
Где долгая осень восходит наверх от подножья,
И слабая жухнет трава, не справляясь с песком...
«Новый журнал»
77.
* * *
Барменша Сонечка, налей мне водки с соком,
Зайди за пыльные цветные витражи.
Согласен я за анекдот ходить под сроком,
И ты об этом хоть кому-то расскажи.
Допетрил я -твое брильянтовое ушко
На самом деле -государево ушко.
Так передай, что мне мерещилась наружка,
И настучи, что я собрался далеко.
Ведь ты не зря же так за стойкой навострилась,
Следи, как буду пробивать я стенку лбом.
Чтоб до тебя, тобой бы слово доносилось,
И в переносном смысле, лучше бы -в прямом.
А возле бара было тесно, словно в трюме.
Плохие рифмы разносились по стране.
Для бедной Сонечки слова тонули в шуме,
А потонули все словечки в тишине.
И ни единой не пронес я рюмки мимо,
И каждый слог кремлевских звезд почти достиг.
Тебе зачем-то было знать необходимо,
Что приходило мне на ум и на язык.
78.
* * *
Она еще живет, выходит на дорогу
По всей глухой версте заросшею травой.
Вернулась в отчий дом, и напоследок к Богу.
Нет больше стариков по всей Руси святой.
От всех земных трудов осталась ей прополка,
От голода ее спасает огород.
Молитвами без слов седая комсомолка
Не просит ничего и никого не ждет.
Журнал "Наш Свремнник"
79.
* * *
И все-таки пришлось покинуть Питер,
Действительно уже не Ленинград, -
О Вас он безразлично ноги вытер
Своим ничтожным уровнем зарплат.
А женственность - последнее оружье,
К тому же ум все светиться в глазах.
А безотцовщина переросла в безмужье,
И мать и дочь остались на руках.
В Москву, в Москву! - где жизнь еще фурычит,
И "на чужой манер" еще родит,
И где фирмач Вам с бодуна не тычит,
И в вырез заглянуть не норовит.
В ночь пятницы на светлую субботу,
Вокзальную пронзая канитель,
Домой Вы мчитесь, словно на работу,
Все пятьдесят безвылазных недель.
На Стрелку, на трамвае, рано-рано,
С гостинцами, съестным спешите Вы,
Не замечая падших истуканов,
Колонн и львов, сидящих у Невы.
80.
* * *
Случилось это темной ночью
Со звездами наедине,
И Бог не видел грех воочию -
Ведь яблоко нашли во тьме.
Его нащупали на ветке -
Двоим и ужин и обед.
В тот год плоды родились редки
Вот майских заморозков след.
И Ева бросила огрызок
В крапиву - там он и лежит.
Ведь знала, что поступок низок,
Что отвечать им предстоит.
Бог утром вежды открывает
Послушать райских птичек грай,
Тут падший ангел подлетает
И говорит - пересчитай.
Считает раз, считает дважды
И трижды - чтоб наверняка.
А если так утащит каждый?! -
И получил Адам пинка!..
Играем мыслями словами
Под музыку небесных сфер,
А сын восхода - Люцифер
Как и тогда следит за нами.
81.
* * *
Пишу тебя, лгунью и буку,
с маленькой буквы,
и этим мщу.
Потом тебя же ищу,
прогуливаясь ежевечерне,
оглядываясь надо - не надо.
Все что ты говоришь - правда,
просто слова поменяли значение.
Бог создал вас, вороватых,
которым не нужно ничего.
Ищу виноватых -
нахожу себя одного.
Ни мгновенья не выпросить
на митингах протеста.
Надо бы меня выбросить -
и без того в твоей сумочке тесно.
82.
* * *
Вам было все равно, когда вы выбирали -
Родиться в поздний век или в какой другой,
Жить теснотой октав на чуть глухом рояле,
Листать все тот же том прилежною рукой.
Дигест потом сонат непостижимый строй
Так оказался прост, что был озвучен в зале.
А образ ваш сиял над дымной суетой,
Как в ладанке финифть, как профиль на эмали.
Самодостаточность - вот каверзный итог,
И знает меньше вас ворчливый педагог,
И подошли к концу года упорных штудий.
И вот, накинув плащ, все не уйти никак -
Там подворотен ждет губительный сквозняк,
Где зависть, лед и злость бьют изо всех орудий.
83.
* * *
В театре ветвей
Только галки играют да белки.
Множество дней
Наблюдаю сюжета безделки.
Прыгнет по ветру,
Промчится прореженной высью
С ветки на ветку -
Вослед осыпаются листья.
И допоздна
Белка прыгает, словно не весит.
А желтизна
Мне пытается свет занавесить,
Чтоб за листвой,
Заметающей сумрак пространства,
Жил я тоской
И отсутствия, и постоянства…
Книга "Мимолетный сентябрь"
84.
* * *
Когда душа ранима и чиста -
Монастыря не угнетают своды,
И все же лишь подобие свободы
Дает ярмо молитвы и поста.
И как пройти сквозь тесные врата,
Как убежать от собственной природы? -
Чтоб вынести затворничества годы
Быть надобно невестою Христа.
Сквозь дымоход - от слишком тесных врат
Ползешь вперед, а приползешь назад -
На пыльные бульвары, тусоваться
Среди богемной нечисти Москвы…
А в пустынях ни силы, ни молвы -
Ни замысла родить, ни самозванца.
85.
* * *
Отцу
Чтобы выжить - терпи,
И в мороз собирай
По Голодной степи
Саксаул и курай.
Над костром зашумит
Чайник…
Слышишь сквозь сон? -
Это внучка гудит
В золотой саксофон.
86. УТРО ВЕКА
Мой век - огнями за холмом,
И вновь не просиять.
Что понимаешь лишь умом
Душой нельзя принять.
И щемит сердце каждый год,
Знакомый, как ладонь.
Меня уже не обожжет
Всех войн его огонь.
Мой век нас лишь уничтожал,
Гнал в топки, на убой.
Но лучше всех его я знал,
И потому он мой.
Меня оставил одного,
На благо ли на зло.
Хотя всего-то ничего -
Сменилось лишь число.
И наступает утра рань,
И в предрассветной мгле
Не вижу я - куда ни глянь -
Что будет на земле.
87.
* * *
Как лучше для детей,
Вот так должны мы жить,
И никаких страстей
Уже не может быть.
Все лучшее - для них,
Все худшее - для нас.
Но все-таки взгляни
Хотя б в последний раз.
Ведь отлюбили мы
Чтоб родились они -
Потомков тьмы и тьмы
Затопчут наши дни,
В которых я и ты
Пытались без конца
Запомнить все черты
Любимого лица.
Нельзя не целовать
И целовать нельзя,
И не вернуться вспять,
Над вечностью скользя…
88.
* * *
Книги, как упадка знаки,
В надвигающемся мраке
Ходасевич продает -
Холод, голод, красный гнет.
Входят нищие, зеваки,
Чтоб погреться у прилавка.
К пайке малая прибавка
Получается от книг.
Мысль Державина постиг,
И ложится к главке главка.
А в Париже выйдет книга -
Сгусток воли, вестник сдвига.
Там и застит свет не так
Надвигающийся мрак -
Вдруг Европа не барыга.
Но взойдет не то, что сеешь.
И в рассеянье рассеясь,
Сам не видел перемен
И поэтому блажен
Спит в Бьян-Куре Ходасевич.
Современная русская поэзия
Электронная библиотека.
Изд-во «ИДДК» 2006 г.
89. БРАТЬЯ БЕРЕНСЫ
И верою и правдой комиссарам
Евгений служит, но теряет флот.
Брат Михаил эскадры уведет,
Чтобы войну решить одним ударом,
На Балтику вернувшись через год.
Но у Туниса не прожить задаром -
И вот по царским, по долгам, по старым
Француз за уголь предъявляет счет.
И русский флот уходит за долги -
Друзья-французы хуже, чем враги.
Родные братья, ссориться не смейте,
А сохраняйте флот и корабли! -
Их силуэты у чужой земли
Растаяли на Бизертинском рейде...
90.
* * *
На вокзале, построенном Дуче,
Обустроены люди, как лучше -
Надувной приминают матрац.
Жизнь проходит не так уж и плохо,
Ведь для тех кто ошибся эпохой
Все равно, где ютиться сейчас.
Так хотелось не в прошлой родиться -
В позапрошлой, чтоб силой гордиться,
И во снах, в привокзальную рань -
Ни позор сталинградских дивизий,
А триумф легионов, с провинций
Собирающих славную дань!
И презренные эти палатки
Снова в лагерном станут порядке -
Звук рожка, как орел, распростерт.
И бомжи, словно Рима солдаты,
Вновь на шутку царя Митридата
Рассмеются ударом когорт!
91.
* * *
Памяти Михаила Луконина.
Бьет фар истребительный свет,
И целится, целится взгляд,
И падают фрицы в кювет
Вдоль трассы Москва-Сталинград.
Он мчится и мчится один
Военную тысячу верст,
И снова над грудой руин
Трассирует очередь звезд.
А в сон начинает клонить,-
Он посередине страны
К обочине выйдет курить -
В живительный холод войны.
92.
* * *
Колонны, что обрушил Герострат,
Опорой кладки в толще стен стоят, -
Айя-Софии возвышая купол.
В Константинополь, обделив Эфес,
Имперский соблюдая интерес,
Порфир зеленый, как китайских кукол,
Как обелиски из Египта в Рим,
Как зеков в Магадан, в морозный дым,
Триремами, и в трюм - всегда вповалку:
Логистика для Клио не важна,
И по морю нас все везет она, -
Ни денег, ни столетий ей не жалко...
Эфес-Стамбул
93. ФОРНАРИНА
С подмастерьем по Фарнезе
Шел однажды Рафаэль,
И, участвуя в ликбезе,
Он имел благую цель:
Он искал лицо Психеи,
Чтоб на все бы времена -
Встретил ты ее в музее:
Сразу видишь - вот она.
Тут навстречу - Форнарина!
Папа - местный хлебопек.
И пошла писать картина,
И пустилась наутек!
Было - ваше, стало - наше, -
Кто же в Риме без греха! -
Дал он золота папаше
За невесту пастуха.
Форнарина же не дура -
Подцепила дурака,
Подвернулась ей халтура
На грядущие века:
Если удовлетворенный
Плотский пыл маэстро сник -
Значит одухотворенный
У мадонны вышел лик.
Изумительные плечи,
Крылья ангела оплечь.
Вовсе нет противоречья
В трепетанье губ и свеч!
Заглушен любовный лепет
Бормотанием молитв,
Пусть не страсть, а только трепет,
Как свеча во тьме, горит...
94.
* * *
Когда держава принимает
Своих юродивых всерьез -
Такое раз в сто лет бывает! -
До дел доходит от угроз.
Вдруг изведут обэриутов
Энтузиасты СССР, -
И с ними разберутся круто,
Чтобы себе подать пример.
Прочь вражеское разночтенье,
Даешь! - вот Родины призыв!
Ведет нас пафос построенья
На повышение в разы!
Мы знаем - будущее будет,
Когда к станку спешишь с утра,
Когда в стране "такие люди"
Осваивают Севера!
95.
* * *
Строили здесь Епифанские шлюзы,
Да пароходы рассыпались в прах -
Что для других - для себя мы обуза:
В бомж-городке у затопленных шахт,
В малоэтажках житуха - не ах!
Дорого, если маршруткой до Тулы,
В Новомосковском запишут прогулы,
Как загулял - обрывается стаж.
Сорок накатит - тридцать не дашь,
А сослуживцы сживают со стула.
Да уж, народец у нас хамоватый, -
Лишь бы добраться до химкомбината,
Лезут в автобус, набитый битком.
Втиснулся, значит, дожил до зарплаты,
Из магазина - домой прямиком…
2011.
96. СОВЕТ №2
Двигай, дергайся, вали, но не часто,
лучше покатайся на велосипеде -
ты - лишний и внутри, и снаружи,
и завтра, и днесь,
и для них, и для нас.
Не надо перемещаться, -
потому что там, куда ты едешь,
ты так же не нужен,
как и здесь,
где ты валандаешься сейчас.
Поборись с икотой,
доприми полбанки,
и пусть сходят на нет -
и ВАЗ, и Тойота,
и процентщики, и банки,
и "BP" и "Роснефть".
97.
* * *
Всезнайка век со скул воротит зев:
Нам разрешили жизнь вместить в припев -
И ради денег, и чтоб стать сюжетом,
И чтоб тебе дорожкой звуковой
Дойти до всех экранов, стать звездой,
И только запретили петь при этом.
98.
* * *
В нашей, смертельно опасной стране,
Долго живу беззаветно и смело,
Зная, - таблетки прописаны мне -
Выплюнь! - штамповка из чистого мела!
Место в потоке - и фигу судьбе! -
Выбил, бордюрщик, любимый народом,
Зная, что каждый 7-ой ДТП
На "Жигулях" - со смертельным исходом.
Употреблю - проканать не смогу, -
Что с бодуна намастырено нами.
И предстоит нам навстречу врагу
Мчаться, вздымая победное знамя...
99.
"Апраксину не отдавать Азов или отдать,
взяв сперва подписку, что король непременно будут отправлен."
История Петра
А.С. Пушкин
К Султану удрал пораженец полтавский -
Петр в этом увидел опасность, лукавство.
Карл вроде в плену - ведь ни денег, ни войска, -
Живет на Босфоре и взят на довольство.
Карл через Украйну собрался домой -
У Порты стотысячный просит конвой!
А как же разбитая шведская доблесть? -
Не сходится вроде - все как-то, все то есть...
Султан шведским пленником так козыряет,
Что Петр ему крепость Азов возвращает!
Петр принял обмен для него равноценный!
В столетиях смутных все смыслы мгновенны...
100.
* * *
Набальзамирована ткань,
Спеленута, крепка.
И римляне - куда ни глянь,
И камень на века.
Кто сказанное воплотит
На гаснущей земле? -
И ангел посланный летит,
Сияющий во мгле.
До воскрешения Христа
Пройдет еще три дня.
Еще на небе пустота,
И в сердце у меня...