Цвет времени
ЦВЕТ ВРЕМЕНИ
Лидия Флем. «Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов». М. «Молодая гвардия» «Палимпсест» 242 стр. тир. 6000 2003 г.
ISBN 5-235-02567-9
В книге Лидии Флем тщательному психоанализу подвергается сам его создатель - Зигмунд Фрейд.
Лидия Флем называет даже день, когда, по ее мнению, Зигмунд Фрейд провел первый психоаналитический сеанс.
Это было 1-го мая 1889 года - в день открытия Эйфелевой башни. Приват-доцент Венского университета по невропатологии обследовал в тот день мадам Мозер.
Фрейду было тридцать три года, и добрая четверть века была посвящена учебе - в семье старший сын считался самым талантливым ребенком, и сестры завидовали Зигмунду - только у него была отдельная комната, и занимался он при свете керосиновой лампы, а остальные дети учились при свечах. В семье было запрещено играть на пианино, когда Зигмунд читал. На старшего сына возлагались все надежды отца, торговца мануфактурой, который из-за антисемитизма, бытовавшего, и даже входящего в какие-то паскудные законы разлагавшейся Австро-Венгерской монархии, был неоднократно унижаем при сыне встречными на улице, да и вся семья была обязана раз в шесть месяцев менять местожительство.
Но Фрейд выучился, блестяще закончил университет, получил диплом врача, снял кабинет, дал объявление в газеты, и во всеоружии тогдашних медицинских знаний стал поджидать пациентов. Однако забредали они к молодому приват-доценту редко, еще реже платили.
И вот в тот майский день его учитель и старший друг доктор Йозеф Брейер подкинул Фрейду работенку - богатую вдову, владелицу замка на побережье Балтийского моря, которая была на сорок лет младше своего мужа, богатого швейцарского промышленника. Едва разбередив юное воображение, старый муж отошел в мир иной, а юная вдовушка приехала в Вену, сняла шикарный пансион и стала лечиться, объедаясь знаменитым венским шоколадом, который только усугублял ее тоску.
Казус заключался в том, что при разговоре юная страдалица все время прищелкивала, и звуки напоминали брачное глухариное токование (недуги других знаменитых пациенток Фрейда были в чем-то схожи - одна дама боялась взять со стола чайную чашку, другая не могла одна заходить в продуктовую лавку, третьей снился запах сигарного дыма, и пр.)
И вот в наемном фиакре и в свежих белых перчатках (фиакр был нанят и поджидал господина Фрейда у окон пациентки именно по настойчивой рекомендации учителя и друга) бедный приват-доцент подкатил к пансиону, а принадлежавшая к высшему сословию мадам Мозер, несомненно, следила за визитером из окна - не на трамвае ли, часом, подкатил к ней голубчик, и тогда она бы просто не пустила приват-доцента на порог.
Но Фрейд послушался мудрого наставника, взял фиакр, да и оставил возницу ожидать у ворот, хотя денег в тот день у него вполне могло быть лишь на один конец...
Введенный в гостиную приват-доцент, несомненно, с первого же взгляда определил, почему у вдовушки зубы сводит. Фрейд направился было к возлежавшей страдалице, с порога залился соловьем, и стал осыпать юную пациентку вопросами.
Но Фанни Мозер, увековеченная впоследствии Фрейдом в книгах под именем Эмми фон Н., не вставая с дивана, завопила на целителя благим матом:
- Не двигайтесь! Замолчите! Не трогайте меня! Не смейте задавать мне вопросов! Я сама все вам расскажу!
- Согласен! - стушевался Фрейд.
И это было одно из немногих слов, которые сумел произнести приват-доцент, прежде чем попрощаться и закончить первый, исторически зафиксированный сеанс психоанализа.
Лидия Флем приводит письма Фрейда, из которых ясно, что отец психоанализа предпочитал получать за сеансы исключительно наличную «зелень»:
«За свои услуги я беру 10 долларов в час, что составляет примерно 250 долларов в месяц, и прошу выплачивать мне мой гонорар наличными, а не чеками, поскольку чеки я смогу обменять только на кроны» - предуведомлял Фрейд своих пациентов. ( В те годы рудокоп в штате Невада - за день каторжного труда в штольнях серебряного рудника получал один единственный доллар).
. И вот, в тот майский 1889 года день, возвращаясь с деньгами на наемном фиакре по улицам Вены в свой кабинет, доктор Фрейд ощупывал в кармане пресловутую «наличку», предавался размышлениям и все задавался вопросом:
«Что же я продал сегодня этой истеричке? Мои обширные знания, на которые я положил всю жизнь? - Но вдовушка мне и рта не дала раскрыть. Мой приезд на фиакре в белых перчатках? - Разумеется, нет. Но мадам щедро заплатила, а значит, продажа несомненно состоялась».
- Что же я ей продал? Я продал ей саму себя! - озарило первого психоаналитика.
И это было действительно великое открытие!
Госпожа Мозер заплатила Фрейду за то, что ее интересовало, и будет интересовать всегда - за самое себя. Ни за что больше она платить не намерена, и не будет.
Только это и можно продавать людям - их собственные наваждения, страхи, их бред и фобии, их бессознательные и сознательные черты характеры, их сны и сновидения (по классификации Фрейда - это понятия разняться).
Люди стали платить доктору Фрейду за то, что он стал зеркалом их мятущихся душ, страждущих от нелепостей, которыми неловко поделиться даже с самыми близкими людьми
Так родился психоанализ.
Но главное в тот майский денек обозначился путь, по которому пошла в самом начале прошлом века вся западная цивилизация.
Зигмунд Фрейд своим открытием предопределил очевидное - человеческую личность интересует только она сама - запах духов, которыми она пахнет, одежда в которой она блистает, еда которую предпочитает есть. А главное - людей волнуют только их собственные сны и мысли - сознательные и бессознательные, и чувства, которые их обуревают.
Все остальное - постольку поскольку, в меру воспитанности
Выдающееся открытие Фрейда, которым восхищался даже Эйнштейн было по сути просто, как ньютоново яблоко: люди интересуются исключительно собой, и щедро и с радостью платят только за сочувственное, вдумчивое объяснение их внутреннего и всегда страждущего мира.
Психоанализ же - как раз и есть конечный продукт для каждой личности, и приобретается ею отнюдь не для перепродажи. За свое либидо, за свою амбивалентность - за свое бессознательное, за свой аутоэротизм и пр. явления собственной психики, которым именно Фрейд дал впоследствии эти названия и сделал общеупотребительными терминами - платят только за то, чем на самом деле люди живут.
В книге Лидии Флем подробно и захватывающе описывается, как Зигмунд Фрейд благодаря своему открытию стал исследовать сложнейший объект мира - человеческую психику. Кропотливый анализ Фреда добавил к традиционному противопоставлению фактов и вымысла, материальной действительности и полетов воображения еще одно важнейшее звено человеческого повседневного бытования - психическую реальность. Благодаря Фрейду обмолвки стали столь же важны, как и слова, скрытые мотивы поведения стали мотивироваться закулисной стороной обыденного сознания.
Фрейд стал «первопроходцем» обнаруженного им пространства, воспеваемого до него только поэтами.
В своих книгах Фрейд облек психоанализ в форму долгого рассказа о самых сокровенных тайнах психики своих пациентов - рассказа от первого лица единственного числа. Лидия Флем прослеживает, как исключительная образованность Зигмунда Фрейда позволила ему в своеобразном путешествие по просторам бессознательного, взять с собой в попутчики светочей мировой культуры- Гете и Шекспира, Данте и Вергилия, Шлимана и Моисея.
Вера в целебные свойства слова позволила Зигмунду Фреду пробудить силу воли и разума своих пациенток, и направить их внутренние силы на борьбу с собственными неврозами. Выговариваясь перед Фрейдом, больные запускали внутренний процесс само исцеления.
Лидия Флем описывая повседневную врачебную практику Фрейда, показывает как помимо психоанализа, выкристаллизовывалось еще более значимое - отношение к личности, определившее с начала прошлого века путь развития всей западной цивилизации, путь становления западной ментальности..
В России же наука о личности, ставящая предметом своего исследования внутренний мир человека, в 1936 году была объявлена товарищем Сталиным вне закона.
Последовали закрытия институтов психологии, разгон психоаналитиков.
С того сталинского решения - три четверти прошлого века - имя Зигмунда Фрейда, все его открытия, и все его книги были в России под строжайшим запретом, их вплоть до конца восьмидесятых годов даже не выдавали в публичных библиотеках.
«Психоанализ», «фрейдизм - морганизм», и все термины, введенные Фрейдом, писались только в кавычках, как явные признаки враждебной капиталистической идеологии. Подобное мракобесие легко списать на дегенератов «коммуняк», которые вскорости, ничтоже сумняшеся, расстреляли всех отечественных ученых-генетиков.
В конце же сороковых годов - в последние годы своей жизни, и сам Фрейд, больше всех на земле сделавший для исцеления слабых человеческих душ, едва спасся от насильственной смерти. Австрии была захвачена фашистами, и только при помощи американского посла во Франции, Фрейд сумел убежал в Англию, а четыре его сестры как и бедные сестры Франца Кафки, погибли в фашистских лагерях...
Но еще до этой чудовищной трагедии Фрейдом стал Фрейдом - и научил своих многочисленных последователей, как с добрым сердцем заниматься и сложными недугами, и самыми пустяковыми проблемами, и вылечивать страждущих словом и своим участливым вниманием.
И все знаменитости прошлого века - от Эйнштейна до Дали, от Стефана Цвейга до родственницы императора Наполеона - все закрутились, замельтешили вокруг него…
Размышляя над удивительным жизненным путем Зигмунда Фрейда, я все повторял одесскую поговорку, заключающую в себе весь наш совковый психоанализ: «умер -шмумер - лишь бы был здоровенький», и ловил себя на странной, фрейдовской реминисценции.
Меня преследовало воспоминание, как в конце семидесятых годов в Безбожном переулке на выходе из продуктового магазина повстречался я с поэтом Владимиром Соколовым.
Соколов шел в сером, под «цвет времени» (Бродский) пальто, нес в авоське буханку черного хлеба и упаковку лавровых листьев с зелеными грузинскими буквами на пакете - тогда на прилавках больше ничего и не было.
Мы поздоровались, он поднял на меня взгляд, опустил его, и продолжил неспешно идти, и смотреть на неметеный асфальт нашей повседневности…
«Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека -
Я давно уже не человек» -
все крутятся с тех пор в памяти его строки.
И никакому Фрейду, да и никому в мире не было тогда - ни до одного из нас, из «совков», никакого дела.
Не было, да и сейчас нет.
(Статья была опубликовано в газете «Книжное обозрение» 1 декабря 2003 г., висела на сайте «knigoboz.ru», и на сайте и в одноименной газете «kontinent. org», Вашингтон)
Лидия Флем. «Повседневная жизнь Фрейда и его пациентов». М. «Молодая гвардия» «Палимпсест» 242 стр. тир. 6000 2003 г.
ISBN 5-235-02567-9
В книге Лидии Флем тщательному психоанализу подвергается сам его создатель - Зигмунд Фрейд.
Лидия Флем называет даже день, когда, по ее мнению, Зигмунд Фрейд провел первый психоаналитический сеанс.
Это было 1-го мая 1889 года - в день открытия Эйфелевой башни. Приват-доцент Венского университета по невропатологии обследовал в тот день мадам Мозер.
Фрейду было тридцать три года, и добрая четверть века была посвящена учебе - в семье старший сын считался самым талантливым ребенком, и сестры завидовали Зигмунду - только у него была отдельная комната, и занимался он при свете керосиновой лампы, а остальные дети учились при свечах. В семье было запрещено играть на пианино, когда Зигмунд читал. На старшего сына возлагались все надежды отца, торговца мануфактурой, который из-за антисемитизма, бытовавшего, и даже входящего в какие-то паскудные законы разлагавшейся Австро-Венгерской монархии, был неоднократно унижаем при сыне встречными на улице, да и вся семья была обязана раз в шесть месяцев менять местожительство.
Но Фрейд выучился, блестяще закончил университет, получил диплом врача, снял кабинет, дал объявление в газеты, и во всеоружии тогдашних медицинских знаний стал поджидать пациентов. Однако забредали они к молодому приват-доценту редко, еще реже платили.
И вот в тот майский день его учитель и старший друг доктор Йозеф Брейер подкинул Фрейду работенку - богатую вдову, владелицу замка на побережье Балтийского моря, которая была на сорок лет младше своего мужа, богатого швейцарского промышленника. Едва разбередив юное воображение, старый муж отошел в мир иной, а юная вдовушка приехала в Вену, сняла шикарный пансион и стала лечиться, объедаясь знаменитым венским шоколадом, который только усугублял ее тоску.
Казус заключался в том, что при разговоре юная страдалица все время прищелкивала, и звуки напоминали брачное глухариное токование (недуги других знаменитых пациенток Фрейда были в чем-то схожи - одна дама боялась взять со стола чайную чашку, другая не могла одна заходить в продуктовую лавку, третьей снился запах сигарного дыма, и пр.)
И вот в наемном фиакре и в свежих белых перчатках (фиакр был нанят и поджидал господина Фрейда у окон пациентки именно по настойчивой рекомендации учителя и друга) бедный приват-доцент подкатил к пансиону, а принадлежавшая к высшему сословию мадам Мозер, несомненно, следила за визитером из окна - не на трамвае ли, часом, подкатил к ней голубчик, и тогда она бы просто не пустила приват-доцента на порог.
Но Фрейд послушался мудрого наставника, взял фиакр, да и оставил возницу ожидать у ворот, хотя денег в тот день у него вполне могло быть лишь на один конец...
Введенный в гостиную приват-доцент, несомненно, с первого же взгляда определил, почему у вдовушки зубы сводит. Фрейд направился было к возлежавшей страдалице, с порога залился соловьем, и стал осыпать юную пациентку вопросами.
Но Фанни Мозер, увековеченная впоследствии Фрейдом в книгах под именем Эмми фон Н., не вставая с дивана, завопила на целителя благим матом:
- Не двигайтесь! Замолчите! Не трогайте меня! Не смейте задавать мне вопросов! Я сама все вам расскажу!
- Согласен! - стушевался Фрейд.
И это было одно из немногих слов, которые сумел произнести приват-доцент, прежде чем попрощаться и закончить первый, исторически зафиксированный сеанс психоанализа.
Лидия Флем приводит письма Фрейда, из которых ясно, что отец психоанализа предпочитал получать за сеансы исключительно наличную «зелень»:
«За свои услуги я беру 10 долларов в час, что составляет примерно 250 долларов в месяц, и прошу выплачивать мне мой гонорар наличными, а не чеками, поскольку чеки я смогу обменять только на кроны» - предуведомлял Фрейд своих пациентов. ( В те годы рудокоп в штате Невада - за день каторжного труда в штольнях серебряного рудника получал один единственный доллар).
. И вот, в тот майский 1889 года день, возвращаясь с деньгами на наемном фиакре по улицам Вены в свой кабинет, доктор Фрейд ощупывал в кармане пресловутую «наличку», предавался размышлениям и все задавался вопросом:
«Что же я продал сегодня этой истеричке? Мои обширные знания, на которые я положил всю жизнь? - Но вдовушка мне и рта не дала раскрыть. Мой приезд на фиакре в белых перчатках? - Разумеется, нет. Но мадам щедро заплатила, а значит, продажа несомненно состоялась».
- Что же я ей продал? Я продал ей саму себя! - озарило первого психоаналитика.
И это было действительно великое открытие!
Госпожа Мозер заплатила Фрейду за то, что ее интересовало, и будет интересовать всегда - за самое себя. Ни за что больше она платить не намерена, и не будет.
Только это и можно продавать людям - их собственные наваждения, страхи, их бред и фобии, их бессознательные и сознательные черты характеры, их сны и сновидения (по классификации Фрейда - это понятия разняться).
Люди стали платить доктору Фрейду за то, что он стал зеркалом их мятущихся душ, страждущих от нелепостей, которыми неловко поделиться даже с самыми близкими людьми
Так родился психоанализ.
Но главное в тот майский денек обозначился путь, по которому пошла в самом начале прошлом века вся западная цивилизация.
Зигмунд Фрейд своим открытием предопределил очевидное - человеческую личность интересует только она сама - запах духов, которыми она пахнет, одежда в которой она блистает, еда которую предпочитает есть. А главное - людей волнуют только их собственные сны и мысли - сознательные и бессознательные, и чувства, которые их обуревают.
Все остальное - постольку поскольку, в меру воспитанности
Выдающееся открытие Фрейда, которым восхищался даже Эйнштейн было по сути просто, как ньютоново яблоко: люди интересуются исключительно собой, и щедро и с радостью платят только за сочувственное, вдумчивое объяснение их внутреннего и всегда страждущего мира.
Психоанализ же - как раз и есть конечный продукт для каждой личности, и приобретается ею отнюдь не для перепродажи. За свое либидо, за свою амбивалентность - за свое бессознательное, за свой аутоэротизм и пр. явления собственной психики, которым именно Фрейд дал впоследствии эти названия и сделал общеупотребительными терминами - платят только за то, чем на самом деле люди живут.
В книге Лидии Флем подробно и захватывающе описывается, как Зигмунд Фрейд благодаря своему открытию стал исследовать сложнейший объект мира - человеческую психику. Кропотливый анализ Фреда добавил к традиционному противопоставлению фактов и вымысла, материальной действительности и полетов воображения еще одно важнейшее звено человеческого повседневного бытования - психическую реальность. Благодаря Фрейду обмолвки стали столь же важны, как и слова, скрытые мотивы поведения стали мотивироваться закулисной стороной обыденного сознания.
Фрейд стал «первопроходцем» обнаруженного им пространства, воспеваемого до него только поэтами.
В своих книгах Фрейд облек психоанализ в форму долгого рассказа о самых сокровенных тайнах психики своих пациентов - рассказа от первого лица единственного числа. Лидия Флем прослеживает, как исключительная образованность Зигмунда Фрейда позволила ему в своеобразном путешествие по просторам бессознательного, взять с собой в попутчики светочей мировой культуры- Гете и Шекспира, Данте и Вергилия, Шлимана и Моисея.
Вера в целебные свойства слова позволила Зигмунду Фреду пробудить силу воли и разума своих пациенток, и направить их внутренние силы на борьбу с собственными неврозами. Выговариваясь перед Фрейдом, больные запускали внутренний процесс само исцеления.
Лидия Флем описывая повседневную врачебную практику Фрейда, показывает как помимо психоанализа, выкристаллизовывалось еще более значимое - отношение к личности, определившее с начала прошлого века путь развития всей западной цивилизации, путь становления западной ментальности..
В России же наука о личности, ставящая предметом своего исследования внутренний мир человека, в 1936 году была объявлена товарищем Сталиным вне закона.
Последовали закрытия институтов психологии, разгон психоаналитиков.
С того сталинского решения - три четверти прошлого века - имя Зигмунда Фрейда, все его открытия, и все его книги были в России под строжайшим запретом, их вплоть до конца восьмидесятых годов даже не выдавали в публичных библиотеках.
«Психоанализ», «фрейдизм - морганизм», и все термины, введенные Фрейдом, писались только в кавычках, как явные признаки враждебной капиталистической идеологии. Подобное мракобесие легко списать на дегенератов «коммуняк», которые вскорости, ничтоже сумняшеся, расстреляли всех отечественных ученых-генетиков.
В конце же сороковых годов - в последние годы своей жизни, и сам Фрейд, больше всех на земле сделавший для исцеления слабых человеческих душ, едва спасся от насильственной смерти. Австрии была захвачена фашистами, и только при помощи американского посла во Франции, Фрейд сумел убежал в Англию, а четыре его сестры как и бедные сестры Франца Кафки, погибли в фашистских лагерях...
Но еще до этой чудовищной трагедии Фрейдом стал Фрейдом - и научил своих многочисленных последователей, как с добрым сердцем заниматься и сложными недугами, и самыми пустяковыми проблемами, и вылечивать страждущих словом и своим участливым вниманием.
И все знаменитости прошлого века - от Эйнштейна до Дали, от Стефана Цвейга до родственницы императора Наполеона - все закрутились, замельтешили вокруг него…
Размышляя над удивительным жизненным путем Зигмунда Фрейда, я все повторял одесскую поговорку, заключающую в себе весь наш совковый психоанализ: «умер -шмумер - лишь бы был здоровенький», и ловил себя на странной, фрейдовской реминисценции.
Меня преследовало воспоминание, как в конце семидесятых годов в Безбожном переулке на выходе из продуктового магазина повстречался я с поэтом Владимиром Соколовым.
Соколов шел в сером, под «цвет времени» (Бродский) пальто, нес в авоське буханку черного хлеба и упаковку лавровых листьев с зелеными грузинскими буквами на пакете - тогда на прилавках больше ничего и не было.
Мы поздоровались, он поднял на меня взгляд, опустил его, и продолжил неспешно идти, и смотреть на неметеный асфальт нашей повседневности…
«Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека -
Я давно уже не человек» -
все крутятся с тех пор в памяти его строки.
И никакому Фрейду, да и никому в мире не было тогда - ни до одного из нас, из «совков», никакого дела.
Не было, да и сейчас нет.
(Статья была опубликовано в газете «Книжное обозрение» 1 декабря 2003 г., висела на сайте «knigoboz.ru», и на сайте и в одноименной газете «kontinent. org», Вашингтон)