"ДОРОГА ПРОКОРМИТ" - поэма. К очередному закону о такси.
ДОРОГА ПРОКОРМИТ
поэма
Вступление
Казалось поэтам, что действенен
гневный протест,
Что сломит тиранов
комедии едкий подтекст.
Казалось, что стих,
прозвучавший как гимн и как гром
Для полной гармонии мира
адамовым станет ребром.
Им даже казалось:
как только престолы падут
Их вольные браться,
как будто дрозды запоют.
Замолкни, мой брат.
На помойке ты будешь убит
Вновь воздух тиранства
неслыханно здесь ядовит.
Довольно!
Довольно свободу опять призывать.
Да здравствует рабство!
Я так не хочу умирать….
Казалось безумцам
и баловням вещим молвы -
Из срубленной шеи
не вырастет две головы...
Перед выездом
Дай мне не разбиться
этой ночью, боже!
И не дай зеваку
в тротуары вмять.
Я в тебя не верю.
Ну а все же,
все же -
Дай мне не разбиться,
мать-перемать.
Не позволь бандиту
сесть в мою машину,
Не позволь кастету
разорвать мне рот,
сохрани от пули
сгорбленную спину,
Сохрани от спицы
втянутый живот
Дай мне заработать
этой ночью много,
И из рук не вырви
дернувшийся руль.
Я в тебя поверю.
я поверю
в Бога -
Дай мне милицейский
обмануть патруль.
А когда с рублем
меня,
поэта,
схватят,
Я скажу, что на стихи
я прожить не мог.
И тебе же господи,
ничего не платят
За то,
что ты,
господи,
есть Бог.
Рублевый клиент
Город полон фар,
визга тормозов,
В оспинах щека
серых корпусов.
Правнук ямщика
в сутолоке ночной,
Что же у тебя
нынче за душой?
Есть тоска мужицкая
с темной хитрецой,
И любовь есть тяжкая -
слушать ветра вой.
Прадед мчал на тройке,
да в мороз лютой,
С гамом, с колокольчиками
по Твери честной.
Правнук едет крадучись,
развозя ворюг,
И молчит, как будто
проглотил утюг.
Город полон фар,
наглых и слепящих,
Бьющих мне в глаза,
прущих на запрет.
Я уже везу
царственно сидящих,
Может, двухрублевых,
но скорее нет.
И они меня
поднимают на смех -
Не найду я адреса -
все дома равны.
Длятся корпуса,
сделанные наспех
В смутном предчувствии
большой войны.
Телеинтереса чешется короста.
До чего бессмысленна
перемена мест.
Вдоль по плоским крышам,
как кресты погоста,
Над душою каждою
воткнут телекрест.
Настоящие клиенты
То бабы, тормоза ль визжат? -
По городу кружа
Попал я пять минут назад
В воронку кутежа.
Я становлюсь, как истукан,
Подлаживаясь к ним.
Мы направляемся в духан,
Как будто едем в Рим.
Приехали! Гудки и свист,
Всех половых - во двор!
Один клиент мой - аферист,
Другой клиент мой - вор.
Шарманщику двадцатник в рот
Засунут в тот же миг.
Усы в них ловко завернет
Затейливый старик.
Восьмые сутки круговерть
бормочет троглодит.
И кажется - раздастся твердь,
Чтоб всех нас поглотить.
Пятирублевый клиент
Террор прошелся по России,
Покуролесил, словно пьянь.
Покамест мы еще живые,
Но с нашей жизнью - дело дрянь.
Я посажу его у рынка,
Он мне в кабак езжать велит.
И лучше Сталина - Ходынка
Мне все ГУЛаги объяснит.
Я повезу тебя кругами,
Я не скажу тебе - катись.
Но ты кровавыми руками
Со мной щедрее расплатись.
Я сбегаю тебе за водкой.
Тебе неможется, палач?
Стоит, наверно, комом в глотке
Сиротский крик и вдовий плач.
Ты страждишь не от угрызений -
Воспоминанья не гнетут.
К тебе являются не тени -
Я только в руки мерзкий зуд.
Холостой пробег
Мне не доступен взгляд со стороны.
Я слишком врос ногами в эту землю.
И чувство беспощадное вины
Я как наследство тяжкое приемлю.
И в городе надменном и пустом,
Прокатываясь в поисках рублевых,
Я набираюсь впечатлений новых,
И пробую не помнить ни о чем:
Ни о погибших, ни об убиенных,
Ни о своих пороках откровенных,
Ни о руле, что у меня в руках.
А главное - не помнить путь кровавый
Моей всеподавляющей державы -
Потом, потом пусть помнится, в веках.
Разговорчивый клиент
И кончается жизнь -
построенье ее начинается.
Замирают укромные улочки, таит базар.
По глухим закуткам
спекулянты
стремглав
разбегаются
За бесценок идет
заграничный роскошный товар.
И сжигаются склады -
раз не перепрятать продукцию -
пропади она пропадом -
вместе с о складом гори.
И богаты люди
от страха спускают полюцию,
Но и бедные люди
с опаскою на революцию
Все из полуподвалов глядят, оставаясь внутри.
А снаружи,
гражданский патруль, проходя ресторанами,
Всех кутящих
берет за грудки
неподкупной рукой.
И тогда побегут в туалет,
но не глоткой блевать, а карманами -
Все наличные деньги свои
торопливо смывая водой.
Построенье идет -
все теплицы цветочные рушатся,
Рестораторам, официантам
на чай не дают.
Но к исходу недели
трагически вдруг обнаружится,
Что министры - воруют, а жены их взятки берут.
А когда через месяц
зарвавшийся сядет промышленник,
Обнаглевший министр
замечанье схлопочет себе,
Вновь на свет спекулянт
выйдет с дивною шмоткой под мышкою,
Чтоб товаром помочь,
тем, кто перенапрягся в борьбе.
Двухрублевый клиент
Ах, в темноте-то я не догляжу,
Девушку с парнем я посажу.
Чувствую в зеркале пристальный взгляд
Жму на педали свои.
Девушке этой два года назад
Я признавался в любви.
Камешки в окна ее я кидал,
И ожидая внизу
Что-то восторженное бормотал.
Я парнем ее я везу.
Притормозить у подъезда веля,
Парень мне трешку сует.
Стоит услуга два рубля.
Рубль сдачи. Вперед.
Эпилог
Прошло восемь лет.
Я тропинкой окольной
Дошел до бюро пропаганды, и вот
Уже я трезвоню с другой колокольни:
Линейка дружины
торжественно ждет.
Я слушаю рапорт
и в недоуменье
Гляжу на красивых российских детей.
Что это все значит?
Недоразумение -
К чему этот строй перед рифмой моей?
На стенах портреты-
И Герцен, и Бунин, Эйнштейн, Руставели,
Попов, Навои...
Играет горнист,
Я стою на трибуне.
Неужто и это клиенты мои?
Я буду кричать о поэтах военных.
Напыщенно куцый прочту перевод.
Потом в предложеньях скажу непременных
О том, что известно им всем наперед.
Смотрю поверх глаз и пытливых и ждущих:
Считается так, что им незачем знать
О жизни людей, вместе с ними живущих,
А надо в неведеньи им пребывать.
Часок потреплюсь, да , нверно и хватит.
плохая работа - морочить детей.
За оложь, за нахальство мне щедро заплатит
Бюро пропаганды
пятнадцать рублей.
1972-1976 гг.
Поэма была опубликована в
однотомнике «Блаженства бега".
Изд-во «Известия» 1992 год, тираж 5000
В книге "Где свет мелькал на сквозняке" 2007 г.
поэма
Вступление
Казалось поэтам, что действенен
гневный протест,
Что сломит тиранов
комедии едкий подтекст.
Казалось, что стих,
прозвучавший как гимн и как гром
Для полной гармонии мира
адамовым станет ребром.
Им даже казалось:
как только престолы падут
Их вольные браться,
как будто дрозды запоют.
Замолкни, мой брат.
На помойке ты будешь убит
Вновь воздух тиранства
неслыханно здесь ядовит.
Довольно!
Довольно свободу опять призывать.
Да здравствует рабство!
Я так не хочу умирать….
Казалось безумцам
и баловням вещим молвы -
Из срубленной шеи
не вырастет две головы...
Перед выездом
Дай мне не разбиться
этой ночью, боже!
И не дай зеваку
в тротуары вмять.
Я в тебя не верю.
Ну а все же,
все же -
Дай мне не разбиться,
мать-перемать.
Не позволь бандиту
сесть в мою машину,
Не позволь кастету
разорвать мне рот,
сохрани от пули
сгорбленную спину,
Сохрани от спицы
втянутый живот
Дай мне заработать
этой ночью много,
И из рук не вырви
дернувшийся руль.
Я в тебя поверю.
я поверю
в Бога -
Дай мне милицейский
обмануть патруль.
А когда с рублем
меня,
поэта,
схватят,
Я скажу, что на стихи
я прожить не мог.
И тебе же господи,
ничего не платят
За то,
что ты,
господи,
есть Бог.
Рублевый клиент
Город полон фар,
визга тормозов,
В оспинах щека
серых корпусов.
Правнук ямщика
в сутолоке ночной,
Что же у тебя
нынче за душой?
Есть тоска мужицкая
с темной хитрецой,
И любовь есть тяжкая -
слушать ветра вой.
Прадед мчал на тройке,
да в мороз лютой,
С гамом, с колокольчиками
по Твери честной.
Правнук едет крадучись,
развозя ворюг,
И молчит, как будто
проглотил утюг.
Город полон фар,
наглых и слепящих,
Бьющих мне в глаза,
прущих на запрет.
Я уже везу
царственно сидящих,
Может, двухрублевых,
но скорее нет.
И они меня
поднимают на смех -
Не найду я адреса -
все дома равны.
Длятся корпуса,
сделанные наспех
В смутном предчувствии
большой войны.
Телеинтереса чешется короста.
До чего бессмысленна
перемена мест.
Вдоль по плоским крышам,
как кресты погоста,
Над душою каждою
воткнут телекрест.
Настоящие клиенты
То бабы, тормоза ль визжат? -
По городу кружа
Попал я пять минут назад
В воронку кутежа.
Я становлюсь, как истукан,
Подлаживаясь к ним.
Мы направляемся в духан,
Как будто едем в Рим.
Приехали! Гудки и свист,
Всех половых - во двор!
Один клиент мой - аферист,
Другой клиент мой - вор.
Шарманщику двадцатник в рот
Засунут в тот же миг.
Усы в них ловко завернет
Затейливый старик.
Восьмые сутки круговерть
бормочет троглодит.
И кажется - раздастся твердь,
Чтоб всех нас поглотить.
Пятирублевый клиент
Террор прошелся по России,
Покуролесил, словно пьянь.
Покамест мы еще живые,
Но с нашей жизнью - дело дрянь.
Я посажу его у рынка,
Он мне в кабак езжать велит.
И лучше Сталина - Ходынка
Мне все ГУЛаги объяснит.
Я повезу тебя кругами,
Я не скажу тебе - катись.
Но ты кровавыми руками
Со мной щедрее расплатись.
Я сбегаю тебе за водкой.
Тебе неможется, палач?
Стоит, наверно, комом в глотке
Сиротский крик и вдовий плач.
Ты страждишь не от угрызений -
Воспоминанья не гнетут.
К тебе являются не тени -
Я только в руки мерзкий зуд.
Холостой пробег
Мне не доступен взгляд со стороны.
Я слишком врос ногами в эту землю.
И чувство беспощадное вины
Я как наследство тяжкое приемлю.
И в городе надменном и пустом,
Прокатываясь в поисках рублевых,
Я набираюсь впечатлений новых,
И пробую не помнить ни о чем:
Ни о погибших, ни об убиенных,
Ни о своих пороках откровенных,
Ни о руле, что у меня в руках.
А главное - не помнить путь кровавый
Моей всеподавляющей державы -
Потом, потом пусть помнится, в веках.
Разговорчивый клиент
И кончается жизнь -
построенье ее начинается.
Замирают укромные улочки, таит базар.
По глухим закуткам
спекулянты
стремглав
разбегаются
За бесценок идет
заграничный роскошный товар.
И сжигаются склады -
раз не перепрятать продукцию -
пропади она пропадом -
вместе с о складом гори.
И богаты люди
от страха спускают полюцию,
Но и бедные люди
с опаскою на революцию
Все из полуподвалов глядят, оставаясь внутри.
А снаружи,
гражданский патруль, проходя ресторанами,
Всех кутящих
берет за грудки
неподкупной рукой.
И тогда побегут в туалет,
но не глоткой блевать, а карманами -
Все наличные деньги свои
торопливо смывая водой.
Построенье идет -
все теплицы цветочные рушатся,
Рестораторам, официантам
на чай не дают.
Но к исходу недели
трагически вдруг обнаружится,
Что министры - воруют, а жены их взятки берут.
А когда через месяц
зарвавшийся сядет промышленник,
Обнаглевший министр
замечанье схлопочет себе,
Вновь на свет спекулянт
выйдет с дивною шмоткой под мышкою,
Чтоб товаром помочь,
тем, кто перенапрягся в борьбе.
Двухрублевый клиент
Ах, в темноте-то я не догляжу,
Девушку с парнем я посажу.
Чувствую в зеркале пристальный взгляд
Жму на педали свои.
Девушке этой два года назад
Я признавался в любви.
Камешки в окна ее я кидал,
И ожидая внизу
Что-то восторженное бормотал.
Я парнем ее я везу.
Притормозить у подъезда веля,
Парень мне трешку сует.
Стоит услуга два рубля.
Рубль сдачи. Вперед.
Эпилог
Прошло восемь лет.
Я тропинкой окольной
Дошел до бюро пропаганды, и вот
Уже я трезвоню с другой колокольни:
Линейка дружины
торжественно ждет.
Я слушаю рапорт
и в недоуменье
Гляжу на красивых российских детей.
Что это все значит?
Недоразумение -
К чему этот строй перед рифмой моей?
На стенах портреты-
И Герцен, и Бунин, Эйнштейн, Руставели,
Попов, Навои...
Играет горнист,
Я стою на трибуне.
Неужто и это клиенты мои?
Я буду кричать о поэтах военных.
Напыщенно куцый прочту перевод.
Потом в предложеньях скажу непременных
О том, что известно им всем наперед.
Смотрю поверх глаз и пытливых и ждущих:
Считается так, что им незачем знать
О жизни людей, вместе с ними живущих,
А надо в неведеньи им пребывать.
Часок потреплюсь, да , нверно и хватит.
плохая работа - морочить детей.
За оложь, за нахальство мне щедро заплатит
Бюро пропаганды
пятнадцать рублей.
1972-1976 гг.
Поэма была опубликована в
однотомнике «Блаженства бега".
Изд-во «Известия» 1992 год, тираж 5000
В книге "Где свет мелькал на сквозняке" 2007 г.