Первый русский турист
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ КАРАМЗИН
(1766-1826 гг.)
Николай Михайлович Карамзин - редчайший русский путешественник.
Он присутствовал на заседаниях революционного собрания Франции (Национального Конвента), слушал речи одержимого Робеспьера, и внимал «думским» спорам «за народное счастье» аристократа Мирабо (стоявшего за народ) с честолюбцем аббатом Мори (вроде нашего «отца Глеба Якунина»).
Карамзин отправился из Санкт-Петербурга с рекомендательными (масонскими) письмами по европейским адресам. В России того времени самыми живыми - и подозрительными для властителей! - были чопорные заседания масонских лож, своим вольнодумством весьма раздражавшие Екатерину Великую.
В Европе же стоит дым коромыслом - происходят первые буржуазные революции, фрондирует Вольтер (в сочинениях философ выступал против феодализма, а в жизни - напротив - энергично скупал у феодалов старые замки, перестраивал, делал новый «дизайн» и затем перепродавал), философствует Кант, Гете пишет о гомункулусах, то есть о биологических роботах, дюжина гениальных композиторов сочиняет оперы, симфонии, функционирует десятки блестящих парижских салонов - «салонная эпоха» в разгаре, в Париже за публику борются между собой 15-ть или 16-ть театров.
Перед глазами Карамзина-путешественника, наблюдающего за окрестностями из окна кареты, мелькали близлежащие избы и плетни, а дальние перелески проплывали медленно и величаво…
Так и Европа мельтешила карнавальными промельками огромного числа событий, в России же все проплавало неспешно, торжественно, но главным образом, косно.
Настороженно чувствовал себя в обновляющейся Европе и сам Карамзин. По возвращению, прежде чем опубликовать «Письма русского путешественника», Карамзин провел свои европейские впечатления через внутреннего цензора, и предстал перед тогдашними вельможными читателями и бдительными «высочайшими» взорами весьма легкомысленным вертопрахом, а отнюдь ни великим мыслителем, каковым был на самом деле.
Чего уж тут говорить, если знаменитое стихотворения дипломата Тютчева, написанного три четверти века спустя карамзинского путешествия, до сих пор понимается нами в прямо противоположном смысле, который вкладывал в четверостишие поэт, говоря что «в Россию можно только верить».
Тютчев противопоставлял крепостническую, скованную Россию революционной Европе, Россию у которой «особенная стать» - вот ключевое слово! - «стать» - кондовая, монархически несгибаемая.
Именно в эту имперскую «стать» и предлагал верить Тютчев!
Путешествие Н.М. Карамзина действительно было редчайшим вековым исключением. Ни Александр I , ни потом Николай I так и не позволили поехать в Европу Пушкину, который так и остался «невыездным»!
Пушкин и Карамзин общались и дружили в течении шести лет - до самой смерти историка.
Так и видится сценка, описанная А.С.Пушкиным - отправляясь во дворец, Карамзин перед зеркалом надевает ленту (Андреевскую), встречается глазами с Пушкиным, и приятели весело хохочут…
За границей Пушкин был только один единственный раз в Арзруме. Но, как пишет сам великий поэт «это тоже была уже Россия» - потому что войска, добавим «антитеррористические» уже ушли дальше.
Наказанием же для дворянина за самовольное путешествие в Европу - было лишение всех прав состояния, причем и его лично, и всего рода! Это беспримерное и вполне возможное наказание и остановило Пушкина, когда из Михайловского, в костюме крепостного кучера, вписанного в «пашпорт» своего соседа-барина, собирался он, но так и не решился, не убежал из России. А ведь это было тридцать пять лет спустя после европейской поездки Карамзина!
Пушкин весьма сожалел, что его дед в 1762 году вовремя не сообразил, и не переметнулся от Петра III к ловкой путчистке Екатерине, и поэтому род Пушкиных за время ее царствования отошел в тень, хотя имя Пушкиных находились на «страницах всех летописей».
Пушкин по примеру своего великого приятеля тоже изучал летописи и архивные материалы, и - опять-таки с «высочайшего повеления» - занимаясь историей Петра, а потом Пугачева. Пушкин много путешествовал по России, а подорожные для поездок внутри страны подписывали ему Санкт-Петербургский или московский генерал- губернаторы. Без подорожных ездить было нельзя.
Но до этой работы с первоисточниками и архивными материалами имя своих предков великий поэт «встречал» только на страницах «Истории государства Российского».
Карамзин первый великий реформатор русского языка и - по пушкинскому определению - «Колумб русской истории» своим десятилетним титанический трудом выстроил колоссальное тысячелетнее здание русской истории. Этот труд был осуществлен по повелению покровителя, друга и спутника ежедневных прогулок по «зеленому кабинету» Александра I, «освободителя Парижа».
Карамзин был назначен Императором официальным дворцовым историографом.
Легковесные же «Письма путешественника», стихи, и ряд других прозаических произведений - при всей независимости, честности, трудолюбии, образованности и прочих чудных качествах, присущих Карамзину - первому русскому профессиональном писателю - вряд ли обессмертили бы его имя.
Тютчев посвятил столетнему юбилею Н.М. Карамзина следующие строки, которые в России звучали тогда, да и сейчас звучат весьма современно:
«При этой смеси безобразной/ Бессильной правды, дерзкой лжи,/ Так ненавистной для души…
"Мы скажем: будь нам путеводной
Будь вдохновительной звездой
Свети в наш сумрак роковой,
Дух целомудренно-свободный,
Умевший, не сгибая выи
Пред обаянием венца,
Царю быть другом до конца
И верноподданным России…»
(опубликовано в газете «CD-про. ru».)