В центре Москвы, на углу Малой Никитской и Спиридоновки, стоит удивительный дом. Впервые я увидела его на старых фотографиях в саратовском
доме Рейнеке, прототипом которого и считают особняк Рябушинского: эти здания очень похожи, только московское было построено на несколько лет раньше, в самом начале XX века. С тех пор я точно знаю, что хотела бы увидеть в Москве. Но на этот раз туда поехала не я, а муж - его я и попросила сфотографировать особняк. Муж приехал, увидел и возмутился: что здесь вообще снимать, две каких-то мозаики, в Саратове и то лучше! Но модерн не так прост и скромен, как кажется, и особняк Рябушинского тоже полон сюрпризов.
Снаружи особняк действительно похож на дом Рейнеке: фасад из светлого глазурованного кирпича, ассиметричная композиция, цветные мозаичные вставки по фризу - только в Саратове павлины, а в Москве - ирисы.
Считается, что у этих зданий - один автор, известный русский архитектор Фёдор Шехтель. Но в случае с домом Рейнеке его авторство не подтверждено документально, так что разгадывать эту загадку модерна можно ещё долго.
Фёдора Шехтеля называют отцом московского модерна. «Он нам оставил целую Москву», - говорят современные искусствоведы. В столице и окрестностях сохранилось около 50 сооружений архитектора, в том числе Ярославский вокзал, МХТ, усадьбы и купеческие особняки. Но увидеть их внутри непросто - многие заняты консульствами и посольствами. И только в особняк Рябушинского можно войти совершенно свободно - потому что сейчас в нём работает музей-квартира Горького.
Видимо, благодаря именно этому обстоятельству в доме хорошо сохранился интерьер, до мелочей спроектированный Шехтелем: при жизни Горький почти ничего не менял в доме, а потом здесь открылся литературный музей. Как и в саратовском доме Рейнеке, всё внутреннее пространство организовано вокруг лестницы, но в особняке Рябушинского она просто фантастическая - мраморная лестница-волна, украшенная необычным светильником.
Снизу светильник напоминает медузу, поднимаешься по лестнице - и видишь уже черепаху.
И весь интерьер такой же живой, подвижный, трансформирующийся: всплески и повороты лестницы, переплетения балконных решёток и причудливые изгибы оконных рам, хитросплетения растительных орнаментов.
При проектировании этого дома Фёдор Шехтель впервые применил тот приём, который потом стал отличительной чертой модерна в архитектуре, - от внутреннего к внешнему: сначала проектируются жилые помещения, и только потом вокруг них выстраивается фасад.
А в оформлении интерьер выплёскивается наружу: растительные мотивы повторяются в мозаиках на фасаде, морские - в завитках изящной чугунной ограды, вновь напоминающей о доме Рейнеке.
В общем, особняк Рябушинского - это модерн в его расцвете, волшебство и праздник: цветные витражи, таинственные двери, фантастические растения и животные - дом, как живой организм.
Со времён первого хозяина дома, купца Степана Рябушинского, лучше всего сохранились помещения на первом этаже, например, столовая и библиотека.
И только одну важную деталь муж так и не нашёл - это камин. Между тем, я была уверена, что своими глазами видела его на фотографии… в общем, выяснилось, что «уникальный камин из каррарского мрамора» разобрали по просьбе Горького, поселившегося здесь в 1931 году. Лампа в столовой тоже не сохранилась. Увидеть всё это теперь можно только на старых снимках.
А вот эта неожиданная лестница - будто не отсюда, а из советской пятиэтажки.
Но это тоже неспроста - чёрный ход в башне вёл в тайную комнату под самой крышей - моленную, стилизованную под древнюю церковь. Рябушинские были старообрядцами, так что это помещение было скрыто от любопытных глаз - зато сейчас оно открыто для всех желающих.
В настенной росписи не увидишь традиционных для православных церквей образов, только символические изображения - например, четыре евангелиста под куполом. Говорят, лик святого Матфея списан с хозяина дома, Степана Рябушинского.
После революции Рябушинские эмигрировали, а Фёдор Шехтель остался в Москве. Но модерн быстро вышел из моды, был объявлен упадочным искусством, и архитектор потерял работу, а в 1926-м умер в нищете. Племянник Шехтеля, театральный режиссёр Николай Попов вспоминал о нём так: «Он работал полушутя, как добродушный гуляка, разбрасывая кругом блёстки своей фантазии. Это был фонтан жизнерадостности, почти беспечного наслаждения жизнью. Жизнь в нём бурлила, как бурлит бутылка откупоренного шампанского». И сейчас, больше ста лет спустя, сталкиваясь с шедеврами Шехтеля, видишь и чувствуешь именно это - искрящуюся радость, свет, торжество фантазии: неуловимый дух смог воплотиться в архитектуре - самом материальном из всех искусств.