Страна Колчакия
В связи с установкой в Петербурге памятной доски адмиралу Колчаку, разгорелись споры вокруг его фигуры. Хочу добавить и свои пять копеек.
Поклонники «белых» часто утверждают, что большевики - это банда убийц и кровопийц, уничтожившие миллионы людей. А вот если бы победили «белые», то было бы совсем другое дело.
Весьма наивное мнение. Увы… Но печальная истина тех времен состоит в том, что у любых «спасителей Отечества», независимо от их политических взглядов, руки были бы в крови по локоть, а ноги - по колено.
Действительно, большевики пролили больше крови, чем их противники (хоть не столь много, как им приписывают). Но тут дело не в их кровожадности. Просто-напросто белые не успели пролить столько, поскольку их разбили. А победителям пришлось зачищать "хвосты": давить национал-сепаратистов, бороться с политическим и уголовным бандитизмом, крестьянскими восстаниями и т.д. и т.п.; плюс разборки уже среди победителей. Ведь ни белые не были чем-то единым и монолитным, ни красные. Фактически, это были коалиции, «дружившие против...». Как только этот «против» исчезал, на поверхность всплывали противоречия внутри коалиции.
Ей-ей, победи Колчак (или кто другой), все было бы точно так же за исключением нюансов. Удайся ему победить, что ему бы пришлось сделать? Во-первых добить Красную армию. Перестрелять, переловить, пересажать ее остатки. Далее на очереди к стенке националисты-сепаратисты. Финские, польские, прибалтийские, украинские, грузинские, казацкие и так далее… И продразверстка была бы, и продотряды, а уж крестьянских восстаний - побольше чем при большевиках (те хоть на землю отобранную у помещиков не зарились). Ну, было бы вместо «раскулачивания» - «разсовечивание». Отправилось бы несколько сотен тысяч членов крестьянских Советов и комбедов с семьями в Сибирь на поселение (это те, кто до этого дожил бы). Ну и так далее... Счет пойдет на миллионы…
Не верите? Единственно, что здесь фантастичного - это предположение, что колчаковцы победили. Все остальное всего лишь пролонгирование тенденций в политике Колчака на подконтрольных ему территориях. Давайте посмотрим, что творилось в Сибире при Колчаке. Притом будем опираться на свидетельства самих колчаковцев и тех, кого в симпатиях к большевикам не заподозришь.
Давайте сначала вспомним, откуда взялась продразверстка. Впервые продразвёрстка была введена в Российской империи 2 декабря 1916 года, в то же время сохранялась и ранее действовавшая система государственных закупок на свободном рынке. То, что продразверстка лишь дополняла госзакупки, вполне понятно. Несмотря на некоторые проблемы с хлебом, ситуация была еще не критической. Однако положение продолжало ухудшаться. Поэтому, в связи с низким поступлением хлеба по государственным заготовкам и продразвёрстке, 25 марта 1917 Временное правительство ввело хлебную монополию, предполагавшую передачу всего объёма произведенного хлеба за вычетом установленных норм потребления на личные и хозяйственные нужды. Политику государственной монополии на хлеб, а также продразверстки продолжили и большевики.
Кстати, не они одни. 15 июля 1918 года правительством Гетмана Скоропадского был принят закон «Про передачу хлеба урожая 1918 года в распоряжение державы», который вводил на подконтрольной территории режим хлебной монополии.
Такая политика вполне естественна в условиях чрезвычайного положения, которым является война, тем более война гражданская. А что прикажете делать? Денежное обращение разрушено, дикая инфляция. Если сказать, что за мешок хлеба платили мешком денег, то это не будет сильным преувеличением. Ходившие одновременно деньги разных времен и разных властей не вызывали доверия у крестьян. Можно бы менять на хлеб промышленные товары, но где их взять, если промышленность разрушена. Города голодают и на грани вымирания.
К сожалению в сети я не нашел подробного материала о продовольственной политике правительства Колчака. Известно, что оно было приверженцем свободной торговли. Кое-кто считает, что именно из-за этого Колчак не смог наладить нормальное снабжение своей армии продовольствием. В следствии этого, войсковые части частенько сами занимались реквизициями и самоснабжением, а попросту говоря - грабежом, вызывая возмущения среди крестьянства. Военные реквизиционные отряды забирали у крестьян хлеб, имущество, лошадей, огромные денежные контрибуции и прочее.
Барон А.Будберг, военный министр Колчака писал в своем дневнике:
«По словам одного раненого офицера, крестьяне говорят: «Что красные, что свои - одинаковая сволочь». Теперь же, на нашу невыгоду, красноармейцам на фронте отдан строжайший приказ не трогать население и за все взятое платить по установленной таксе. Адмирал несколько раз отдавал такие же приказы и распоряжения, но у нас все это остается писаной бумажкой и кимвалом бряцающим, а у красных подкрепляется немедленным расстрелом виновных...»
Один из соратников Колчака Г. К. Гинс признавал:
«Забывая, что война ведется на русской земле и с русскими людьми, военачальники, пользуясь своими исключительными правами, подвергали население непосильным тяготам. Я ездил на Урал, проезжал плодородные и богатые районы Шадринского и Камышловского уездов... Но вот отступавшие войска докатились до этих районов. Что сталось с населением, почему стало оно большевистски настроенным? Почему не защищалось всеми силами против нашествия красных? Вспомним приказы Главнокомандующего о поголовной мобилизации всех мужчин, представим себе картину отступления, когда в одном Шадринском уезде было отобрано у крестьян до 5000 лошадей и повозок - и мы поймем, что никто не «обольшевичился», но все крестьяне проклинали власть, которая причинила им столько бедствий. «Пусть лучше будут большевики».
Управляющий Иркутской губернии П.Д. Яковлев в апреле 1919 г. доносил в Омск правительству Колчака:
«За последнее время настроение широких слоев сельского и особенно городского общества повышается, разрыв правительства с народом углубляется все больше и больше... Недовольство правительственной политикой чувствуется во всех слоях населения. Деревню возмущают налоги и отсутствие товаров».
Колчаковское правительство развернуло тотальную мобилизацию среди рабочих и крестьян, пуская в ход против неповинующихся плети, аресты и расстрелы. Такая повальная мобилизация самой работоспособной части населения, ставила сельские районы в крайне бедственное положение.
К этой тяжелейшей повинности режим добавил многие другие. В феврале 1919 г. правительство приняло постановление "О принудительной поставке лошадей в армию". Таким образом, крестьянские хозяйства лишались не только самых активных работников, но и тягловой силы.
Указом "верховного правителя" в марте 1919 г. была объявлена реквизиция белья для нужд армии, от одного до четырех комплектов в зависимости от размера заработка. Не сдавшие в срок или полностью, а также не сдавшие ничего, что велено, подлежали штрафу от 3 тысяч рублей или заключению в тюрьму на 3 месяца.
В марте 1919 г. правительство в дополнение к уже осуществлявшемуся привлечению населения к различным принудительным работам издало постановление о всеобщей трудовой повинности граждан интеллигентных профессий в возрасте от 18 до 55 лет. Оно касалось также служащих правительственных, земских и городских учреждений.
В апреле 1919 г. правительство адмирала Колчака издало "Декларацию о земле", где попыталось выразить свое отношение к земельному вопросу. По замыслу положения, изложенные в этой декларации, должны были войти в закон, распространяемый на всю Россию.
Правительство заявляло в декларации что «все, в чьем пользовании земля сейчас находится, все, кто ее засеял и обработал, хотя бы не был ни собственником, ни арендатором, имеют право собрать урожай». Таким образом, крестьяне могли в 1919 г. спокойно засевать свои поля, так как урожай во всяком случае должен был бы принадлежать им, на чьих бы полях ни был произведен засев, на землях ли бывших помещичьих и перешедших теперь к крестьянам, или на землях надельных. В обоих этих случаях урожай оставался за крестьянами, так по крайней мере следовало по смыслу правительственной декларации. Но будет ли крестьянам после этого принадлежать также и земля, на которой был сделан посев, этот вопрос в декларации оставался открытым, декларация на него ничего не отвечала. Там имелось глухое обещание, что «правительство примет меры для обеспечения безземельных и малоземельных крестьян и на будущее время, воспользовавшись в первую очередь помещичьей и казенной землей, уже перешедшей в фактическое обладание крестьян… отобранные у хуторян и отрубников земли подлежали возвращению их владельцам… законодательные акты об упорядочении земельных отношений, о порядке временного использования захваченных земель, о последующем справедливом распределении их и, наконец, об условиях вознаграждения прежних владельцев» правительство обещало издать в ближайшее время.
Кроме того правительство пригрозило: «Впредь никакие самовольные захваты ни казённых, ни общественных, ни частновладельческих земель допускаться не будут, и все нарушители чужих земельных прав будут предаваться суду".
Заключало "Декларацию" заявление о том, что "в окончательном виде вековой земельный вопрос будет решён Национальным собранием».
В сущности декларация не обещала ничего определённого ни крестьянам Сибири, не знавшим гнёта помещика, тем более хлеборобам других районов страны, знавшим его.
Министр земледелию Петров комментируя декларацию в интервью газете заявил, что решение всех этих вопросов будет зависеть от соотношения общественных сил. Надо ли было это понимать таким образом: чтобы иметь землю, надо иметь за собою силу, ибо если не будет силы, то не будет и земли. Похоже это было так.
Реальной силой в правительстве Колчака, как вообще, так в частности и при решении земельного вопроса, обладала вовсе не гражданская власть, в данном случае не министерство земледелия, а военные, точнее ставка Колчака. И Ставка, в лице генерала Лебедева, представляющего военное министерство на заседаниях совета министров, официально опротестовала правительственную декларацию о земле, как слишком революционную. К протесту генерала Лебедева тотчас же присоединились министр финансов Михайлов и министр иностранных дел Сукин. Не пожелав принять даже такой умеренной декларации, Ставка не стала вообще дожидаться, когда правительство выработает свои законы о формах землевладения, и там, где армия Колчака занимала новые территории, в этих местах прямо восстанавливались старые владельцы во всех их правах. Так было, например, в Бугурусланском уезде Уфимской губерни, и результаты такой политики быстро начали сказываться - в ближайшем же тылу армии Колчака начали вспыхивать крестьянские восстания.
Американский генерал Гревс вспоминал:
«Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, избивали и грабили народ». И делал очень важное дополнение: «В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами».
Можно возразить, что, не смотря на объявление адмирала Колчака Верховным правителем России, атаманы Семенов и Калмыков ему фактически не подчинялись. Но политические руководители чехословацкого корпуса Б.Павлу и В.Гирс в своем меморандуме от 13 ноября 1919 г. говорят то же самое о всех белогвардейцах в районе Транссибирской магистрали, которую чехословаки контролировали:
«Охраняя железную дорогу и поддерживая в стране порядок, войско наше вынуждено сохранять то состояние полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось. Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление...»
Видный сибирский эсер Е.Колосов, находившийся в то время в подполье в Красноярске и лично видевший зверства кочаковских карателей, вспоминал:
«Разыгрывались сцены потрясающей жестокости, телеграфные столбы то тут, то там превращались в виселицы, и так на протяжении многих верст от станции до станции».
А может врут иностранцы, может врет эсер, являвшийся политическим противником Колчака? Послушаем самих колчаковцев. Генерал Артемьев телеграфировал поручику Толкачеву, подавлявшему восстание в Енисейске:
«Передаю следующие повеления Верховного Правителя: Возможно скорее решительнее окончить с Енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже и жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживавшего их; в этом отношении пример японцев, в Амурской области, объявивших об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по-видимому, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе. Во всяком случае в отношении селений Кияйское, Нарвское должна быть применена строгая кара. Я считаю, что способ действия должен быть приблизительно таков:
1. В населенных пунктах надлежит организовать самоохрану из надежных жителей.
2. Требовать, чтобы в населенных пунктах местные власти сами арестовывали, уничтожали агитаторов и смутьянов.
3. За укрывательство большевиков, пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа, которую не производить только в случае, если о появлении этих лиц (шаек) в населенных пунктах было своевременно сообщено ближайшей воинской части, а также о времени ухода этой шайки и направлении ее движения было своевременно донесено войскам. В противном случае на всю деревню налагать денежный штраф, руководителей деревни предавать военно-полевому суду за укрывательство.
4. Производить неожиданные налеты на беспокойные пункты и районы: появление внушительного отряда вызовет перемену настроения в населении.
5. В подчиненных вам частях установить суровую дисциплину и порядок. Никаких незакономерных действий, грабежей, насилий не допускать. С уличенным расправляться на месте, пьянство искоренять, пьянствующих наказывать, отрешать, карать.
6. Начальников, не умеющих держать вверенные им части на должной высоте, отрешать, предавая военно-полевому суду за бездействие власти.
7. Для разведки и связи пользоваться местными жителями, беря заложников. В случае неверных и несвоевременных сведений или измены - заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать. При остановках, на ночлегах, при расположении в деревнях части держать сосредоточенными, приспособлять занимаемые помещения к обороне, сторожевое охранение выставлять, держаться принципа качественности, а не численности охранения, при чем должна быть постоянная проверка несения службы; брать заложников из соседних незанятых красными частей селений. Всех способных к боям мужчин собирать в какое-нибудь большое здание, содержать под охраной и надзором на время ночевки, в случае измены, предательства - беспощадная расправа».
Указания Колчака творчески развил особый уполномоченный по борьбе с бунтовщиками, генерал Розанов. Он издал приказ от 27 марта 1919 г. для начальников военных отрядов, подавлявших восстания по Енисейской губернии. В первом же параграфе говорится буквально следующее:
«При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, - расстреливать десятого».
Во втором параграфе говорилось:
«селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, - сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и т. д. отбирать в пользу казны.»
Параграф шестой:
«Среди населения брать заложников; в случае действий односельчан, направленных против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно».
Вместе с тем предлагалось «объявить населению, что за добровольное снабжение разбойников не только оружием и боевыми припасами, но и продовольствием, одеждой и пр. виновные селения будут сжигаться, а имущество их отбираться в пользу казны. Население обязано увозить все свое имущество или уничтожать его во всех тех случаях, когда им могут воспользоваться разбойники. За уничтоженное таким образом имущество населению будет уплачиваться полная стоимость деньгами или возмещаться из реквизированного имущества разбойников».
Помимо этих мер, предписывалось брать контрибуции с лиц, хотя бы косвенно помогающих «разбойникам»; затем такие же денежные контрибуции, но за круговой порукой, взыскивались с крестьян, если они по собственному почину не доносили правительственным отрядам об известном им местонахождении противника.
В последнем параграфе:
«как общее руководство помнить: на население, явно или тайно помогающее разбойникам, должно смотреть, как на врагов, и расправляться беспощадно, а их имуществом возмещать убытки, причиненные военными действиями той части населения, которая стоит на стороне правительства».
Не менее решительно, чем с бунтовщиками, Колчак боролся с дезертирами из своей армии. 14 мая 1919 г появился его приказ:
«Приказываю:
1. Все движимое имущество сдавшихся в плен или перешедших на сторону противника, а также лиц, добровольно служащих на стороне красных, конфисковать в пользу казны.
2. Собственную землю лиц тех же категорий конфисковать в распоряжение правительства и передавать для удовлетворения нужд солдат и их семей, пострадавших во время настоящих военных действий.
3. Во время ведения операций упомянутых выше предателей и изменников в плен не брать и расстреливать на месте без суда, при поимке же их в дальнейшем будущем арестовывать и предавать военно-полевому суду».
Колчаковское правительство издало также так называемый «закон о бунте». Правильно он назывался - «Положение о лицах опасных для государственного порядка вследствие принадлежности к большевистскому бунту». Ответственности подлежали «лица, признанные опасными для государственного порядка, вследствие прикосновенности их каким-либо образом к большевистскому бунту». Оценки этого закона у историков довольно диаметральные. Дело в том, что на стадии законопроекта он имел несколько редакций. Например, в редакции 3 декабря 1918 г., всегда можно было квалифицировать действия «противников власти» по нормам, предусматривавшим смертную казнь, каторжные работы и тюремное заключение, выносимые уже органами военной юстиции.
В окончательном варианте, утвержденном 11 апреля и опубликованном 19 июля 1919 г. приоритет отдавался гражданскому судопроизводству, а военно-полевые суды исключались из системы. Санкция по этому варианту закона - ссылка от года до 5 лет без конфискации и лишение на данный период «политических прав». «Иностранным подданным - высылка заграницу». Лица, не достигшие 17 лет отдавались «под надзор родителей». Только в случае «самовольного возвращения» из ссылки или из заграницы предусматривалась ответственность в виде каторжных работ от 4 до 8 лет. Хронологические рамки «участия в большевистском бунте» в Положении 11 апреля отсутствовали, что позволяло довольно широко толковать категорию «бунта».
Комментируя закон, колчаковский министр юстиции Старинкевич подчеркивал, что наказание вводилось даже для лиц, не совершивших (по меркам властей) уголовных преступлений, а за их убеждения. Как предупредительная мера, пояснял министр, вводилась ссылка репрессированных в глухие отдаленные места, применяемая «не в виде наказания, а в виде предупреждения.., где ссылаемые могли бы быть предоставлены самим себе, вынужденные тяжким трудом снискивать пропитание». Министр признавал: «Могут сказать, что такая широкая формулировка нарушает все до сих пор усвоенные доктриной уголовного права принципы, что она расширяет круг привлекаемых к ответственности лиц до крайних пределов».
Нельзя сказать, что этот закон слишком кровожадный, скорее он довольно либеральный. Однако, вспомним, как либеральной «Декларацией о земле» подтерлись военные. Вот, что им понравилось бы, так это широкое толкование понятия « бунтовщик».
Вот что записал в дневнике 26 августа 1919 года упоминаемый выше барон Будберг:
«Год тому назад население видело в нас избавителей от тяжкого комиссарского плена, а ныне оно нас ненавидит так же, как ненавидело комиссаров, если не больше, и что еще хуже ненависти, оно нам уже не верит, от нас не ждет ничего доброго. Весь тыл - в пожаре мелких и крупных восстаний - и большевистских, и чисто анархистских (против всякой власти), и чисто разбойничьих, остановить которые силой мы уже, очевидно, не в состоянии... Неприятно смотреть на висящую в моем кабинете огромную карту, на которой офицер наносит красными точками пункты и районы восстаний в нашем тылу; эта сыпь делается все гуще и гуще, а вместе с тем все слабее становится надежда справиться с этой болезнью...».
Всего, по официальным данным, на территории подвластной Колчаку вспыхнуло около 60 крупных восстаний, это не считая мелких. К концу 1919 г. численность партизанских формирований, состоявших в основном из крестьян, в Сибири достигла около 140 000 человек. На Дальнем Востоке (вместе с Забайкальем) в рядах партизан сражалось до 50 000 человек.
Доктор исторических наук, профессор П. Голуб пишет:
«Вместе с арестантами, содержавшимися в тюрьмах военного ведомства и в местах заключения губернских и уездных управлений милиции, общее число узников в колчаковских тюрьмах значительно превышало 100 тысяч человек. В колчаковских лагерях совместно содержались как австро-германские военнопленные, так и арестованные сторонники Советской власти. Общая численность тех и других достигла колоссальной цифры в 914 178 человек. Таков был этот огромный колчаковский ГУЛАГ»…
Эти цифры еще нуждаются в подтверждении, поскольку Голуб является коммунистом, но с учетом приведенных выше свидетельств - вполне вероятны.
Это ж как надо постараться, чтобы поднять против себя всю Сибирь и Дальний Восток. И это притом, что влияние большевиков там было совсем небольшим. Крестьяне не знали помещичьего гнета и имели достаточно земли. В итоге приговор Колчаку вынес объединенный эсеро-меньшевицко-большевицкий трибунал, в то время, когда в европейской части России представители этих партий грызли друг другу горло.
Я показал как вели себя колчаковцы в Сибири. Что изменится, когда они захватят европейскую часть России, которая была в наибольшей степени «обольшевичена»? Почему они должны изменить свое поведение? На европейской части России у них возникнут те же проблемы, что и в Сибири. Почему они должны начать решать их другим образом?
Вы, должно быть, знаете о таких понятиях, как «вьетнамский синдром», «афганский синдром». Не могли вы не слышать, что гражданские войны, как и религиозные, - самые ожесточенные. Что мы получим на выходе, если объединим все эти понятия?
Мы получим огромной силы «синдром гражданской войны», охвативший миллионы людей, как «белых», так и «красных», и других расцветок... Эти миллионы людей привыкли делить мир на «своих» и «чужих». «Кто не с нами, тот против нас», «если враг не сдается, его уничтожают» - это и есть психология гражданской войны. Эти миллионы людей привыкли решать проблемы силовым способом. И «синдром гражданской войны» изживается в обществе долго и трудно даже по окончанию «горячей» фазы войны. Теперь приложите этот психологический шаблон к истории 20-х - 30-х годов. Не правда ли, эксцессы того периода становятся понятней.
Но ведь «белые» тоже продукт гражданской войны. И, придя к власти в случае победы в этой войне, они вели бы себя ничуть не лучше «красных» по отношению к «чужим». А поскольку «белые» были еще менее едины, чем «красные», то кровавые разборки внутри их тоже были бы неизбежны. То есть, не смотря на то, кто победил бы в гражданской войне, кровавые жертвы 20-х - 30-х годов были неизбежны.
Еще раз повторю: печальная истина тех времен состоит в том, что в Гражданскую войну у любых «спасителей Отечества», независимо от их политических взглядов, руки были бы в крови по локоть, а ноги - по колено.