Об клевету
Коллеги-юристы активно комментируют ужесточение статьи за клевету. Я согласен с теми, кто говорит, что это типично советская статья ("заведомо ложные измышления, порочащие" и т.п.). Что касается главного треша в виде возможности оклеветания "индивидуально не определенных лиц", то думаю, что проблема в судах, а не формулировке как таковой. В нормальном суде опасность такой формулировки можно было бы свести к нулю. По своей склонности вспоминать, как было добезцаря, должен напомнить, что и тогда подобная возможность признавалась. Более того, она была результатом именно судебного правотворчества, поскольку из закона прямо не вытекала! В 1893 году подобную возможность признал Сенат в деле князя В.П.Мещерского, редактора "Гражданина", которого предали суду и осудили за оскорбление военных врачей (не конкретных врачей, а целой профессиональной группы). Либеральный обер-прокурор А.Ф.Кони дал перед Сенатом заключение в пользу возможности оскорбления подобной совокупности лиц. Правда, в том деле речь шла не о клевете, а о диффамации, опозорении (одновременное существование и клеветы, и диффамации - интересная особенность русского права), но установленный Сенатом с подачи Кони принцип мог быть применен и к клевете.
Обер-прокурор Кони в своем заключении отметил, что «закон говорит об опозорении должностных лиц, установлений и обществ. Значит ли это, что он признает ненаказуемым опозорение целой группы должностных лиц, объединенных одною деятельностью и в ней-то, именно, и оскорбленных? Жизнь давно уже и настойчиво выдвигает требование о защите чести таких объединенных лиц, и наша судебная практика, в ряде решений признала уже, в принципе, возможность опозорения полка, а полк не есть ни установление, ни свободно сложившееся общество, ни должностное лицо». «Правительствующий Сенат, в ряде решений и приговоров, начиная еще с 1867 года, установил, что для ответственности по 1039 и 1040 статьям Уложения вовсе нет необходимости называть оскорбленных поименно, а достаточно указаний, по которым можно бы, по внутреннему убеждению судей, определить, о ком идет речь. Поэтому оскорбительность не упраздняется и даже не уменьшается от неназвания. Не уменьшается от этого и едкая сила оскорбления. Эта сила даже увеличивается. При безымянном оскорблении оно тяготеет над всеми, кто замкнут в оскорбленной группе по своим занятиям и должности». При этом оскорбление целого сословия, народа, расы или исповедания, по мнению Кони, немыслимо: «Пред такими колоссами, как русский народ, или романское племя, или христиане, магометане, буддисты, всякое оскорбление бессильно складывает крылья, и звук его замирает, как тщетная и смешная попытка. Там, где Провидение и исторические судьбы сложили массу людей в единое целое по политической или бытовой организации, по крови или по идеалу Божества, носимому в душе, там попытка опозорить такое единение заставляет лишь сожалеть о скудоумии возомнившего, что он в силах оскорбить».
Сенат вполне согласился с соображениями своего обер-прокурора и признал возможность оскорбления профессиональной группы, подобной военным врачам, члены которой не названы оскорбителем поименно. В порядке obiter dictum такая возможность была признана и для клеветы, а не только оскорбления: "Для ответственности за обиду или ОКЛЕВЕТАНИЕ совокупности лиц не требуется, чтобы виновный прямо указал, что распространяемый слух или ругательный отзыв относится к каждому из членов этой совокупности, и чтобы он имел намерение унизить каждого из этих лиц, в том числе и жалующегося, а достаточно, чтобы эти заявления с одинаковым правом могли быть отнесены к каждому из таких лиц и чтобы обвиняемый не мог не сознавать таковой возможности, а потому и не мог не предполагать, что каждый член этой совокупности может счесть себя обиженным".
При этом добавлена была оговорка, что «указание признака, относящегося к совершенно неопределенному числу лиц, не составляющих какого-либо более или менее организованного единения, не может служить достаточным основанием для уголовной жалобы за оскорбление для каждого члена этой группы, как, напр., указание на однородность физических данных (горбатые, брюнеты), на однородность занятий (ремесленники, земледельцы), на однородность умственного или профессионального развития (умеющие читать или писать, окончившие курс в средних учебных заведениях) и равным образом не могут считаться определительными и признаки, относящиеся к таким единениям, которые самою своею численностью лишают всякого значения индивидуальное лицо, входящее в эту группу, каковы, напр., указания на национальность, вероисповедание и т.п. Неопределенность или многочисленность лиц этих единений исключают оскорбительность или позорность отзыва и объективной и субъективной стороны: никто разумным образом не отнесет оскорбительный отзыв, появившийся в печати о немцах, евреях, жителях той или другой части государства, дворянах, купцах и т.п., к какому-либо отдельному члену этой группы; нельзя утверждать, чтобы напечатавший такой отзыв имел именно в виду опозорить каждого отдельного члена этой группы».
Забавно, что на оскорблении индивидуально не определенных лиц погорел не либерал какой-нибудь, а истый консерватор князь Мещерский. Александру Третьему пришлось лично вмешаться, чтобы освободить этого близкого ему по духу редактора от наказания - в порядке, так сказать, монаршей милости. Так что при нормальных судах будут выработаны и необходимые ограничения, и применяться норма будет не взирая на лица. Но таких судов у нас нет, в этом-то и проблема.
В целом же, ввиду существования 282-й, все эти новшества избыточны и особого значения не имеют - просто принтеру нужно работать. Еще в 2012-м, когда всё только начиналось, salery писал:
"Смысл нововведений ясен, кажется, и самым недалеким людям: чтобы при любых обстоятельствах можно было посадить кого угодно за что угодно. Но, уже обладая в законодательстве всеохватным понятием «экстремизм», ни в каких новых законах просто нет необходимости. Кто-то вот озаботился возвращением «клеветы», кто-то «оскорблением чуйств», кто-то - ювенальной юстицией. Однако все это запросто укладывается в «экстремизм» - замечательный закон, по которому нельзя вести себя ПЛОХО. Почему я всегда и говорил, что 282-я - это «наше всё». Остальное - забавные завитушки. Собственно, с ее принятием законодательство в привычном смысле потеряло смысл, и больше уже можно было ни о чем не беспокоиться.
Людям, которые норовят ссылаться на какие-то там противоречия с Конституцией или другими законоположениями, видимо, непонятно, что живут они по-прежнему в государстве, где смысл существования юстиции в том, чтобы все было ПРАВИЛЬНО: в соответствии с «генеральной линией партии» на каждом конкретном этапе. В том, чтобы посредством предельно неконкретных юридических формулировок и «чувства» защищать лишь вполне конкретные, и детей отбирать лишь у тех, у кого надо их отобрать, и жертвой «клеветы» признавать только определенных лиц.
Всем же понятно, например, к каким именно «социальным группам» нельзя «разжигать ненависть», мало кто удивился, что «экстремистской» признана «Бхагавад-гита», но не марксизм-ленинизм, суть и смысл коего именно и заключается в разжигании ненависти к «соц.группам». По букве закона какая-нибудь КПРФ вообще не должна существовать, но никому же не придет в голову, что закон имеет к ней какое-то отношение."