Синеглазая сестра Белоруссия
Вот, еще раз по волне моей памяти.
Осенью 1969 года я загремел в смоленскую областную больницу №2, детское отделение, чего-то там подхватил в детсадике. Я помню, как мы с папой ехали во львовском покатом автобусе на заднем (моём любимом) сиденье, какой дождь лил весь день во время моей сдачи в приёмное отделение, и как отец надел на меня свою куртку.
Тяжкие и малоприятные больничные процедуры освещаются ярким и тёплым воспоминанием, сейчас расскажу.
Когда тебе 4 года и ты в больнице, и в разновозрастной палате, то тебя обижают. Ну уж так устроены дети, что они бьют и унижают младших и других слабых, это залог их выживания в первобытной обезьяньей стае, так меньше конкурентов за еду остаётся. Ну и вот, я это всё терпел-терпел, но однажды прорвало.
Моя кровать стояла у выхода, а дверь была всё время приоткрыта, чтоб сестра в коридоре могла слышать, чего там в мальчишьей палате происходит. В коридоре стоял шкаф, а на нём радиоточка ценой 5.50 р., которая вещала, начиная с 6 утра, грозным объявлением Гимна СССР. Последним её выплеском был выпуск "Новостей дня" в 23.50. Это когда сначала музыкальная отбивка, а потом Балашов говорил - "Передаём выпуск последних известий". Ну под Левитана, ясно.
И, значит, настало 23.50. Я не сплю, лежу, слушаю Балашова. И вот, когда он возгласил название передачи "В последний час!" голосом строгим и торжественным, я, глядя на желтые косые лучи света из коридора, лежащие на полу, вдруг осознаю, что это на самом деле - мой последний час. Это вот он настал и скоро я помру здесь, затурканный старшими. И зарыдал.
Ещё такая мысль была - а придут ли мои родители ко мне, ну уже после последнего-то часа? Зачем тогда я им нужен, нового сына заведут, раз этот помер, и от этого стало ещё горше.
Незаметно уснул.
Утром в палате ко мне подошёл мальчик, имя которого я запомнил на всю жизнь. Олег Красаровец, по национальности он был белорус, приехал из... Гродно, кажется, с родителями погостить к родне, и загремел здесь в больницу. Семья небогатая, вскоре уехала, Олег тут остался, лежит себе. Ему 8 лет было.
Он сказал мне - "ничего не бойся". Потом подошёл к моим обидчикам и говорит - это мой младший брат, его не трогать, если что, буду его защищать и бить вас.
Дальше меня никто не трогал.
Приходят мои родители, приносят передачу (какое же тюремное слово), спрашивают, чего да как. А я им сразу - а у меня старший брат здесь лежит, знаете? Родители переглянулись. Да-да, старший, звать Олег, фамилия Красаровец, и почему не Муханов? Они принесли конфеты "Золотой ключик", от которых, признаться, вытягивало все пломбы, и ещё печенье "Пятачки", круглые такие, и ещё с кружком посередине, типа солнышко. Я всё это сгрёб в охапку и положил Олегу на тумбочку, ведь ему никто передач не носил.
У него были синие-синие глаза; мы тогда не знали слова "блондин" и говорили "белобрысый".
ЗЫ. До войны Смоленская область была Белоруссией.
ЗЗЫ.В названии - отсылка к "Вальпургиевой ночи" Вен.Ерофеева, использовавшему официальный штамп тех времен, иногда нелишне уточнить.
Осенью 1969 года я загремел в смоленскую областную больницу №2, детское отделение, чего-то там подхватил в детсадике. Я помню, как мы с папой ехали во львовском покатом автобусе на заднем (моём любимом) сиденье, какой дождь лил весь день во время моей сдачи в приёмное отделение, и как отец надел на меня свою куртку.
Тяжкие и малоприятные больничные процедуры освещаются ярким и тёплым воспоминанием, сейчас расскажу.
Когда тебе 4 года и ты в больнице, и в разновозрастной палате, то тебя обижают. Ну уж так устроены дети, что они бьют и унижают младших и других слабых, это залог их выживания в первобытной обезьяньей стае, так меньше конкурентов за еду остаётся. Ну и вот, я это всё терпел-терпел, но однажды прорвало.
Моя кровать стояла у выхода, а дверь была всё время приоткрыта, чтоб сестра в коридоре могла слышать, чего там в мальчишьей палате происходит. В коридоре стоял шкаф, а на нём радиоточка ценой 5.50 р., которая вещала, начиная с 6 утра, грозным объявлением Гимна СССР. Последним её выплеском был выпуск "Новостей дня" в 23.50. Это когда сначала музыкальная отбивка, а потом Балашов говорил - "Передаём выпуск последних известий". Ну под Левитана, ясно.
И, значит, настало 23.50. Я не сплю, лежу, слушаю Балашова. И вот, когда он возгласил название передачи "В последний час!" голосом строгим и торжественным, я, глядя на желтые косые лучи света из коридора, лежащие на полу, вдруг осознаю, что это на самом деле - мой последний час. Это вот он настал и скоро я помру здесь, затурканный старшими. И зарыдал.
Ещё такая мысль была - а придут ли мои родители ко мне, ну уже после последнего-то часа? Зачем тогда я им нужен, нового сына заведут, раз этот помер, и от этого стало ещё горше.
Незаметно уснул.
Утром в палате ко мне подошёл мальчик, имя которого я запомнил на всю жизнь. Олег Красаровец, по национальности он был белорус, приехал из... Гродно, кажется, с родителями погостить к родне, и загремел здесь в больницу. Семья небогатая, вскоре уехала, Олег тут остался, лежит себе. Ему 8 лет было.
Он сказал мне - "ничего не бойся". Потом подошёл к моим обидчикам и говорит - это мой младший брат, его не трогать, если что, буду его защищать и бить вас.
Дальше меня никто не трогал.
Приходят мои родители, приносят передачу (какое же тюремное слово), спрашивают, чего да как. А я им сразу - а у меня старший брат здесь лежит, знаете? Родители переглянулись. Да-да, старший, звать Олег, фамилия Красаровец, и почему не Муханов? Они принесли конфеты "Золотой ключик", от которых, признаться, вытягивало все пломбы, и ещё печенье "Пятачки", круглые такие, и ещё с кружком посередине, типа солнышко. Я всё это сгрёб в охапку и положил Олегу на тумбочку, ведь ему никто передач не носил.
У него были синие-синие глаза; мы тогда не знали слова "блондин" и говорили "белобрысый".
ЗЫ. До войны Смоленская область была Белоруссией.
ЗЗЫ.В названии - отсылка к "Вальпургиевой ночи" Вен.Ерофеева, использовавшему официальный штамп тех времен, иногда нелишне уточнить.