Продолжение. Начало
http://alex-kin.livejournal.com/87658.html и продолжение 1
http://alex-kin.livejournal.com/88285.html В фильме «Заутренние уроки» эти мелодии деликатны. Любовь двух мужчин, страсть, разрыв, и последующая за ним грусть - на фоне Утрехта, Неаполя и Рима. Страсть с вторжением музыки Куперена - название фильма может переводиться и как название его музыкального произведения «Заутренние чтения». Грусть с картинами Караваджо и караваджистов, в которые можно убежать, спрятаться в них. Боковой свет, шумящее изображение плёнки 16 мм и поцелуй двух любовников - деликатная выразительность кадра не отсылает к вульгарно накрашенным лицам, кожаным штанам с вырезом на ягодицах и прочим карикатурным атрибутам, которые насмерть приклеились к квир-образу. Наоборот, вся эта пошлая шелуха долой летит по ветру - остаётся история любви и её потери. Путешествие, которое заканчивается потерей, а не обретением. Поэтому путешествие должно продолжаться.
В конце «Заутренних уроков» персонаж Дьётра смотрит фильм Дьётра-режиссёра «Рим, прости» (Rome désolée, 1996) об умирающем наркомане (тема наркотиков лишь кратко, как единственная прозрачная нота флюгельгорна, воскликнет в «Заутренних уроках»), но потом, после вечернего дождя, в Риме будет ясное утро - единственный дневной кадр в этом ночном фильме.
Написав словосочетание «персонаж Дьётра», сталкиваешься со сложностью отделения рассказчика и персонажа (в «Заутренних уроках» закадровый голос говорит о персонаже Дьётра в третьем лице), которые суть один человек - сложно отделить персону и персонажа, биографию и рассказ, который из неё вырастает (нечто подобное происходит в фильмах Филиппа Гарреля). По-видимому, такое двоение - ещё одна мелодия в полифонических фильмах Дьётра. Полифоническая формула фильма «Мой зимний путь» вполне описывается цитатой из позднего Мандельштама:
Площадками лестниц - разлад и туман,
Дыханье, дыханье и пенье,
И Шуберта в шубе застыл талисман -
Движенье, движенье, движенье…
Кадр из фильма «Мой зимний путь»
По словам Дьётра, он захотел после «Заутренних уроков» снять фильм-противоположность - «белый и холодный» в противовес «тёмному и тёплому». Опыт удался совершенно. Ритм снова задаётся титрами с названиями городов и музыкальным обозначением темпа. Персонаж Дьётра путешествует по Германии с молодым парнем Итваном, которого мать попросила отвезти в Берлин. В ритм путешествия вплетаются «мелодии», которые меняются с каждым городом: гомосексуальная любовь, СПИД, Вторая мировая война, немецкая речь (закадровый голос: «Когда я спросил, что ты воображаешь, когда слышишь немецкий язык, ты сказал - мужчину в кожаном пальто, который выходит из большой чёрной машины»), нацизм, послевоенный раздел Берлина, Германия. Мандельштамовское троекратное движенье переплавляется в «мышленье, мышленье, мышленье». Лейтмотивом звучат слова Пауля Целана «смерть это мастер германский», отдельными темами, раскрывающими сложность мелодии, вплетаются стихи Ингеборг Бахман, Бертольда Брехта («О, Германия, бледная мать…»), рассказы о детстве, о бывших любовниках, об Истории. И всё это на фоне заснеженных лесов и мрачных зимних городских видов, которые обрамляют путешествие, окончательно придавая фильму полифоническое звучание.
Решения Дьётра-режиссёра в этом фильме иногда размашисты. Так путешествие совершает крюк - в Бамберг из Нюрнберга через Регенсбург (путь в Берлин окачзывается извилист), в котором Дьётр-персонаж навещает своего бывшего любовника (и в этом фильме тема однополой любви решена с особой деликатностью). Представляется, что этот крюк был сделан лишь для того, чтобы «сыграть» ещё и мелодию отчуждения, обогатив её мрачным видом города. Однако размашистость полностью исчезает, и решение становится скупым и точным - сцена в Бухенвальде (ещё один крюк - 30 километров от Веймара и обратно) настолько проста и четка, что бьёт со всей силы; в ней нет ничего шокирующего, но она словно вырезана из памяти тех страшных событий, въевшихся навечно в морозный воздух.