После Шелони. Часть 1.
Я, оказывается, забыл выложить в ЖЖ одну мою научную статью, опубликованную в 2021 году вот тут http://novogardia.info/index.php/1k/issue/view/19/showToc
Публикую её тут в том же виде, как отдал в журнал:
После Шелони. Некоторые военные и политические аспекты последних лет новгородской независимости.
Аннотация: В данной статье с опорой на источники разбираются военные и политические нюансы событий последних лет новгородской независимости. Исследуются особенности снабжения московских войск и возможные варианты захвата Новгорода московскими войсками в 1471 и 1477 гг., повлиявшие на принятие решений Иваном III и новгородцами. Рассматривается вопрос о роли веча и бояр в принятии решений в Новгороде XV в.
Ключевые слова: Великий Новгород, присоединение, осада, стены, башни, продовольствие, пушки, войско, ополчение, вече, житьи люди, черные люди, бояре, князь, наместник, посадник, архиепископ, военачальник, снабжение, политика, суд, дары, XV век.
Согласно сообщениям московских источников новгородское войско в Шелонской битве имело численность "яко до 40 тысящь", а потери новгородцев составили 2000 пленными и 12000 убитыми1. Близкие по времени написания к событиям новгородские источники сообщают о 30 тысячах новгородского конного ополчения на Шелони и не сообщают точных потерь новгородцев2, что не удивительно. Вряд ли потери новгородцев могли быть точно сочтены, т. к. в ходе бегства "многи умершвляеми падаху на лиц земли, а инии мечущеся конь своих на лес. Яко скот бредяху, не ведуще друг друга… и блудяху в лесех, не знающе своих мест, ни своея земли… Воини же… великого князя… гониша их яко 20 поприщь (что составляло порядка 12-13 км.3), и убивающи многих от них..."4 В ходе бегства новгородцы, видимо, рассеялись по лесам и полям на обширной площади к северу от р. Шелони. Основные потери были понесены в ходе преследования их московскими войсками и вряд ли была возможность собрать и даже просто посчитать всех убитых при бегстве новгородцев. Но даже если поверить, вероятно, завышенной цифре в 12000 убитых и, возможно, более точной цифре в 2000 пленных, и считать что из 30 тыс отправившихся в поход конных воинов обратно в Новгород в течении следующих нескольких дней добрались лишь около 16 тысяч бойцов, то и тогда мы увидим, что этого числа воинов было бы достаточно для успешной защиты укреплений города. Протяженность земляного вала вокруг Новгорода составляла около 6 км.5 То есть даже при наличии в городе только 16000 вернувшихся ополченцев на каждый метр земляного вала окольного города приходилось бы не менее двух защитников. А ведь, кроме отправившегося в поход конного ополчения, в Новгороде, наверняка, было оставлено ещё несколько тысяч ополченцев-пешцев для защиты городских стен. К тому же, судя по тому, что в городе после Шелонской битвы поднялись цены на продовольствие6, туда стеклись тысячи сельских жителей, бежавших от московских войск. Боеспособные беженцы тоже могли стать защитниками города.
После шелонского поражения город стал активно готовился к обороне: "И бысть в Новегороди молва велика, и мятежь мног, и многа лжа неприазненна, сторожа многа по граду и по каменным кострам на переменах день и нощь. И разделишася людие: инеи хотяху за князя, а инии за короля за Литовского… И пожгоша Новгородци вси посады около Новагорода, и в Звериницах… и Онтонов монастырь, Полянку всю, и Юрьев монастырь, и Городище все, и Рождественский монастырь…"7
Мы видим, что новгородцы сжигают посад. Очевидно, что при этом забивался или перегонялся под защиту городских стен и скот из городских окрестностей. Видимо, зерновые и другие припасы из подлежащих сожжению частных и монастырских хранилищ посада тоже перевозились в хранилища внутри городских стен.
Ожидая приближения москвичей, новгородцы изобличают предателя: "А переветника Оупадыша Новгородци казниша, зане же перевет держал на Новгород и хотел зла Великому Новуграду с своими единомысленники: 5 пушок железом заколачивал, от того мзду взем от злоначального беса..."8.
Получается, что в 1471 г. Новгород уже имел на вооружении пушки. Действия Упадыша были сознательной диверсией по уничтожению пушек (всех имевшихся, или только их части - из источника не понятно). Была ли "мзда от злоначального беса" просто фигурой речи в рамках религиозного морализаторства, следующего далее в тексте летописи, или Упадыш и его сообщники, действительно, получили от кого-то вознаграждение за порчу пушек? Весьма вероятно, что уничтожение пушек было совершено по приказу, исходящему от военачальников Московского князя, планировавших нападение на Новгород. Возможно, московские военачальники рассчитывали, что сторонники великого князя изнутри откроют им ворота или, по крайней мере, помещают сторонникам пролитовской партии защищать город.
Однако Упадыш был осужден и казнён новгородцами, несмотря на то, что в это самое время в Новгороде, на вече шли активные споры о том, "за князя или за короля" теперь Новгород. Выходит, деятельность Упадыша была воспринята как предательство Новгорода не только сторонниками пролитовской, но и сторонниками промосковской политики.
Можно ли из летописного сообщения о том, что "инеи хотяху за князя" делать вывод, что часть новгородцев хотела капитуляции, сдачи города находящимся уже поблизости войскам Ивана III? - Нет. Если бы часть новгородцев действительно хотела сдать город Ивану III и его войскам, то они бы не позволили казнить Упадыша и не позволили бы своим оппонентам, которые "за короля за Литовского" сжигать новгородский посад. Ведь каждый дом в посаде был чьей-то собственностью, и если бы не было общего, консенсусного решения вече о сожжении посада, то хозяева бы просто не позволили сжигать свои дома.
То, что была организована круглосуточная, посменная "сторожа многа" на стенах и в городских башнях, тоже могло быть только результатом консенсусного решения новгородцев на вече. Дело в том, что в XV в. каждая улица Новгорода у вала окольного града заканчивалась "каменным корстром" - башней с воротами. Эти башни в конце XIV в. строились уличанами, возможно, за счет самих уличан. Завершено строительство каменных башен было в 1391 г. при финансовой помощи общеновгородской, Софийской казны: "А Новгородци взяли серебра 5000 оу святеи Софьи с полатеи, скопления владычня Алексеева, и разделиша на пять концев, по 1000 на конец, и иставиша костры каменныи по обе стороне острога, оу всякои оулици"9. В последствии каменные башни окольного города содержались и охранялись самими уличанами. Таким образом, каждая улица Новгорода имела собственные ворота в стене окольного города10. Пожелай жители хотя бы одной улицы открыть свои ворота перед московскими войсками, они бы имели возможность сделать это беспрепятственно. Организация патрулирования день и ночь на всех стенах и башнях города была возможна только как согласованное действие всех уличанских общин Новгорода.
Мы видим, что, несмотря на шок от поражения и на политические разногласия, новгородцы решили не сдавать город Ивану III, приняли все необходимые меры для его защиты, а вредившего обороноспособности города Упадыша казнили как предателя и заклеймили в летописи вечным позором.
Видимо, летописная фраза "инеи хотяху за князя, а инии за короля за Литовского" сообщает нам не о желании одной из сторон сдать город и перейти в полное подчинение к Московскому великому князю, или о желании другой стороны перейти в подданство к Польско-Литовскому королю. Город находился под военным контролем его жителей, готовых с оружием в руках защищать свои интересы. Спор на вече шел, видимо, о том, какую из внешних сил новгородцы теперь, в ситуации после Шелони, хотят иметь союзником. Такая альтернатива как "не подчиняться ни Литве ни Москве", видимо, вовсе не рассматривалась в ходе политических дебатов на вече, и, скорее всего, не потому, что новгородцы не верили в возможность проводить собственную независимую политику, а потому, что зависимость от Московского великого князя или предлагаемая, как альтернатива, зависимость от Литовского великого князя не воспринимались новгородцами как утрата собственного суверенитета.
Зависимость от приглашенного извне великого князя была многовековой традицией, освящённой столетиями нормой государственного строя Новгородской республики. Эта зависимость была очень слабой и строго регламентировалась договорами Новгорода с великим князем. Каждый пункт этих договоров был выстрадан предыдущей историей новгородской республики. Договоры Новгорода с князьями можно, собственно, считать частью "Новгородской конституции", неотъемлемым составным элементом политического устройства Новгородской республики XIII-XV вв., который никто и не думал отменять из-за очередного конфликта с очередным князем.
В дошедших до нас договорах Новгорода с князьями подробнейшим образом регламентируются любые возможные действия новгородского князя и заранее пресекаются любые его попытки усилить своё влияние в Новгороде и в Новгородской Земле. Князь в этих договорах выступает лишь номинальным сувереном, имеет очень ограниченную власть и, фактически, является только военным союзником, получателем ряда строго регламентированных доходов с Новгородской земли и одним из трёх (наряду с посадником и архиепископом) высших должностных лиц судебной системы Новгорода. Точно такая же скромная роль была отведена и Польско-Литовскому королю Казимиру в проекте договора Новгорода с Казимиром, который был составлен пролитовской партией в Новгорода в 1471 г. При этом, ни о каком подчинении Новгорода Казимиру и, тем более, ни о каком "отступлении от православия" (в котором обвиняли новгородцев московские пропагандисты) речи в дошедшем до нас проекте договора с Казимиром не идёт. Мало того, там, в дополнение к традиционным формулировкам из прежних договоров с московским князем, появляются специальные пункты, призванные оградить Новгород от вмешательства католиков: "А у нас тебе, честны король, веры греческие православные нашей не отъимати. А где будет нам, Великому Новугороду, любо в своем православном хрестьянстве, ту мы владыку поставим по своей воли. А римских церквей тебе, честны король, в Великом Новегороде не ставити, ни по пригородом новогородцким, ни по всеи земли Новогородцкои."11
Обвинение новгородцев в "отступлении от православной веры" со стороны московского князя и московских летописцев было лишь пропагандистским приёмом, однако, реальной в 1471 г. была опасность перехода Новгородской земли из стана союзников Москвы, хотя бы номинально признающих над собой суверенитет московского князя, в стан союзников Литвы, признающих над собой, столь же номинально, суверенитет литовского князя. Имела место попытка выхода Новгорода из сферы политического влияния Москвы. Именно эта попытка и вызвала поход Ивана III на Новгород летом 1471 г. Видимо, именно за эту попытку перейти "под крыло Литвы", спровоцировавшую Ивана III на военные действия, новгородцы на вече, после Шелони, обвиняют новгородских бояр: "И бысть на лутшии люди молва, яко те приведоша великого князя на Новгород, а то Бог сердцевидец и суди им, зачинающим рать и обидящим нас."12
Многие из бояр - лидеров пролитовской партии Новгорода, "зачинающих рать" и, одновременно "обидящих нас"(простых людей Новгорода) оказались теперь в плену у московского князя. Военные успехи московского войска были очевидны. Основное новгородское конное войско на Шелони и вспомогательные судовые рати под Коростынью, Русой и на Двине потерпели поражение. Однако, несмотря на это, захват самого Новгорода для Ивана III оказался в этот раз невозможен.
Город был укреплён не только каменным детинцем. Новгород был окружен "окольным городом", который состоял из каменных башен в конце каждой улицы, земляного вала и построенных поверх него деревянных стен. Вал окольного города был окружен глубоким рвом. Ров сам по себе был серьезным препятствием для применения при штурме осадных башен и лестниц. Ров не позволял быстро присыпать к стенам земляной примёт, чтобы по нему взойти на стену, или присыпать зажигаемый примёт, чтобы, запалив его, зажечь деревянные стены. Новгородцы, видимо, имели в своем распоряжении пушки, метательные машины, а также ручное стрелковое оружие - луки, самострелы и, возможно, пищали (пищали упоминаются как оружие у псковичей под 1477 г., что делает их наличие вероятным в этот период и у новгородцев). Мы видим, что в 1471 г. степень укреплённости города и своевременно проведенные новгородцами меры по его обороне сделали невозможным захват Новгорода изгоном, сделали затруднительной для московских войск организацию как штурма города, так и его длительной осады. Посад был сожжен, так что московские войска не могли использовать здания посада ни для проживания во время осады, ни в качестве материала для строительства осадных сооружений. Продовольствие из новгородской округи, видимо, полностью было свезено под защиту городских стен.
Численность армии, приведенной Иваном III в Новгородскую землю в 1471 г., вероятно, составляла порядка 30-40 тысяч конных воинов. Дело в том, что про 40 тысяч новгородских конных ополченцев сообщают нам московские источники. До 1471 г. московские силы ни разу не сталкивались в бою со всем новгородским ополчением, а столкновение с его частью под Русой в 1456 г. хоть и привело москвичей в конце концов к победе, при первом столкновении закончилось победой новгородцев. Зная это, логично предположить, что в 1471 г. Иван III постарался собрать армию, по численности сопоставимую с новгородской (численность которой - 40 тысяч конницы - ему была известна). С другой стороны, передовой отряд Холмского, отправленный на соединение со псковичами, имел численность порядка 10 тысяч воинов13(часть из них "пленяху места их окрест Новагорода",14 так что в самой Шелонской битве приняли участие лишь 5 тысяч из них). Идущие следом основные силы великого князя и его союзников должны бы были в разы превосходить авангард армии по численности.
Десятки тысяч московских воинов и их коней, судя по всему, отправились в этот поход, как это и было принято в исследуемый период, без обозов с продовольствием15 и для пропитания могли рассчитывать только на небольшой припас, перевозимый на тех же конях что и сами воины, и, главным образом, на ограбление сельских жителей Новгордской земли.
К моменту, когда великий князь остановился на Коростыне, сельская местность, находящаяся вдоль пути следования московских войск и новгородская округа были, видимо, уже серьезно истощены, а, возможно, и полностью разграблены московскими войсками, поэтому Иван III стал рассылать рейды в более отдалённые местности, по всей Новгородской земле, для того, чтобы обеспечить прокормом своё многочисленное войско. В результате компании 1471 г. у новгородцев "вся земля их пленена и пожжена и до моря, не бывала на них такова война, как и земля их стала."16
Иван III, конечно, имел своих информаторов в Новгороде. Он узнал о решимости новгородцев оборонять город и об их приготовлениях. У великого князя не было под Новгородом пушек для обстрела и бреширования стен, а в Новгороде боеспособные пушки, скорее всего, ещё были. Вряд ли новгородский арсенал ограничивался лишь пятью пушками, испорченными Упадышем. Но даже если бы у новгородцев и вовсе не было пушек, взять штурмом укреплённый стенами и башнями город, который защищают порядка двадцати тысяч бойцов было для московского войска задачей более трудной, чем победа в полевом сражении, и вряд ли решаемой без основательной предварительной подготовки. А для организации длительной осады, очевидно, уже не хватало продовольствия. Кроме того, все постройки вокруг Новгорода были сожжены, так что ни капитального жилья, ни материала для строительства осадных сооружений у московских сил тоже бы не было.
Видимо, ни осада, ни штурм Новгорода в 1471 г. Иваном III и не планировались. Задачей минимум московского похода 1471 г. было вернуть Новгород в сферу влияния Московского князя. Успех под Шелонью мог дать великому князю надежду, что удастся захватить сам Новгород изгоном, либо что его сторонники, после военного разгрома сил пролитовской партии сами откроют ему ворота. Но новгородцы и не думали сдаваться. Взять Новгород штурмом Иван III, видимо, не имел возможности. В то же время, начав осаду, он рисковал потерять большую часть своей армии от бескормицы, в то время как в самом Новгороде запасы продовольствия всё-таки имелись, хотя и там из-за наплыва беженцев еда сильно подорожала. В возникшей патовой ситуации великому князю оставалось заключить мир, на максимально почетных по форме условиях, но без каких либо существенных изменений в системе взаимоотношений Новгородской республики и великого князя. Договор между великим князем и Новгородом 1471 г. ничем, по сути, не отличается от предыдущего договора 1456 г., несмотря на очевидное и сокрушительное военное поражение Новгорода во всех крупных полевых сражениях войны17. Единственным территориальным приобретением в результате войны 1471 года стал для Московского князя Пинежский уезд в Заволочье: "земли на Пинезе, Кегролу, и Чаколу, и Пермьские, и Мезень, и Пильи горы, и Немьюгу, и Пинешку, и Выю, и Суру Поганую"18 новгородцы на вече освободили от крестного целования Новгороду и передали под власть великого князя. Незначительная часть Заволочских владений Великого Новгорода и 15,5 тыс. рублей выкупа для державы, полностью проигравшей войну были не такой уж большой потерей.
Отказавшись от немедленного штурма или осады Новгорода в 1471 г. Иван III не отказался от идеи подчинения Новгородской земли своей власти. Пролитовская боярская группировка в Новгороде была разгромлена. Её лидеры, попавшие в плен, были либо казнены, либо посажены в заключение в Москве. Новгородский архиепископ и виднейшие новгородские бояре были настроены промосковски либо нейтрально по отношению к Москве. Мало того - открывшаяся для московской конницы после Шелони возможность безнаказанно разорять земельные владения, приносящие доход новгородским боярам и церковникам оказалась очень действенным рычагом влияния Москвы. Во всех последующих переговорах главные новгородские землевладельцы - церковники и бояре были удивительно сговорчивы, видимо, помня о разорении своих владений в 1471 г. и понимая, что теперь у Новгорода нет сил чтобы в дальнейшем помешать разорительным рейдам московской конницы на их владения. Однако склонить к уступкам и, тем более, к полному подчинению новгородское вече оказалось для великого князя более трудной задачей, за которую он, тем не менее, принялся после 1471 г., используя не только силовые и дипломатические, но и популистские методы.
Порядок решения конфликтов и судебных споров в Новгороде, более-менее исправно работавший в XIII-XIV вв., к XV в. стал пробуксовывать. Рост землевладения среди новгородцев - как новгородских бояр, так других жителей Новгорода - житьих и купцов, подробно рассмотрен в работе В.Н. Бернадского19. Конфликты между землевладельцами и зависимыми от них крестьянами, с одной стороны, и конфликты между разными землевладельцами Новгорода с другой, в XV в. привели к росту судебных разбирательств по земельным и имущественным спорам. Судя по дошедшим до нас источникам, республиканской администрации Новгорода уже не удавалось разрешать все эти конфликты своевременно и в рамках закона. Это привело ко множеству попыток решать подобные споры силой. Силовые захваты спорной земли и имущества стали в Новгородской земле XV в. частым явлением, как и злоупотребления властью со стороны ряда наиболее влиятельных бояр. Принятие "Новгородской судной грамоты", составленной в 1440 г. и дополненной в 1471 г., видимо, не смогло полностью решить возникшие проблемы, хотя и обозначило их со всей отчетливостью.20
Главами судебной системы Новгородской республики были новгородский архиепископ, новгородский тысяцкий, а также, судившие совместно, новгородский посадник и наместник великого князя, в юрисдикцию которых, собственно, входил суд по наиболее острым земельным конфликтам и уголовным делам21. "Новгородские судные грамоты" были документом, принятым новгородцами на вече, при участии и с согласия великого князя, новгородского архиепископа, новгородского посадника, тысяцкого, всех бояр, житьих людей, купцов, черных людей, всех пяти концов, всего государя Великого Новгорода. Иван III, в 1471 г. заверив Новгородскую судную грамоту, стал, таким образом, одним из гарантов её выполнения.
Видимо, сразу после 1471 г. некоторые новгородцы, недовольные несправедливыми, с их точки зрения, решениями совместного суда посадника и княжьего наместника, или отсутствием суда, волокитой по судебным делам, стали обращаться непосредственно к великому князю, как к прямому начальнику одного из судей (княжеского наместника), и как к гаранту выполнения норм Новгородской судной грамоты. Иван III, видимо, подобные обращения всячески поощрял.
Именно этим можно объяснить отмеченный ещё В.Н. Бернадским22 факт: во время похода Ивана III миром на Новгород в 1475-76 гг., великий князь получил от жителей Новгорода и новгородской земли множество жалоб. "многии Ноугородстии жалобники и всякие люди житьи, и Рушане, и монастырьские, и прочии же в пределех ближних Новагорода приидоша бити челом великому князю, овии приставов просити да быша от вой его не изграблени, а инии с жалобою на свою же братью на Новугородци, кииждо о своем управлении... межи себе убийства и грабежи и домом разорение..."23
Во время похода 1475-76 гг. московские войска, сопровождавшие князя, двигались без специального обоза с продовольствием, добывая себе пропитание за счет "сильного имания", от которого было "Новгородской области оубытка много с кровью"24. Видимо, именно поэтому некоторые из челобитчиков просили у князя приставов на его, князя, воинов, чтобы предотвратить разграбление своего имущества княжескими воинами: "овии приставов просити да быша от вой его не изграблени". Подобным же образом - без обозов с продовольствием, обирая местное население по пути следования, проходили через Новгородскую землю и воины московского князя, посланные на помощь Пскову в войне с Ливонским орденом в 1473 г. Псковские летописи сообщают что пришлось специально организовывать прокорм присланных московских войск25, а новгородский источник пишет, сообщая о проходивших через Новгородскую землю во Псков и обратно московских войсках что "в то время Новгородским волостем много быть пакости и оубытка"26. Мы видим, что обеспечение войска продовольствием в походе не за счет взятых с собой обозов, а за счет местных жителей территории, по которой перемещались войска, было для московских войск нормой даже в 70-х годах XV века.
Во время похода миром в 1475-76 гг. великого князя сопровождали военные силы, столь многочисленные ("в силе велице"27) что для их размещения понадобились все монастыри в пригородах Новгорода (которые были только недавно отстроены после сожжения в 1471 г.) Великий князь на протяжении всего своего пребывания в Новгороде и на Городище дает пиры и участвует в пирах, которые даются для него лидерами Новгородской республики, получает щедрые подарки и не менее щедро отдаривается (о чем упоминают не все источники): "А князь велики всех посадников, бояр и тысяцких, и посадничих детей, и купцов и житьих людей жаловал от себе, всем жалованье свое от дорогих порт, и от камок, и кубки и ковши серебреные, и сороки соболей, и кони, коемуждо по достоинству."28 Если не учитывать того, что Иван III щедро отдаривался за приносимые ему многочисленные подарки, может возникнуть впечатление, что он просто собирал некую неформальную дань со всех знатных людей Новгорода, пытающихся откупиться от грядущей расправы. Однако тогда непонятно, зачем и менее знатные, менее состоятельные новгородцы стремились, по возможности, поднести великому князю богатые дары. Будь эти богатые дары результатом вымогательства, скрытой данью, многие постарались бы от неё уклониться. Однако список из десятков не только бояр, но и менее видных новгородцев, стремящихся обменяться подарками с князем, показывает, что такой обмен дарами, видимо, был взаимовыгодным, и, кроме того, обменяться дарами со столь статусной персоной было для простых новгородцев и даже для бояр большой честью. Пиры и обмен дарами были попыткой великого князя установить неформальные, дружеские связи с как можно большим числом новгородцев, с тем чтобы, опираясь на них, добиться мирного присоединения Новгорода к своей державе.
Но главным делом, ради которого Иван III приехал в Новгород были, видимо, не пиры, а судебные разбирательства. Псковская третья летопись кратко резюмирует причины и результаты этого приезда Ивана III в Новгород: "а новогородци люди житии и моложьшии сами его призвали на тыя оуправи, что на них насилье держать как посадники и великыя бояри, никомоу их соудити немочи, тии насильники творили, то их тако же иметь князь великои соудом по их насилствоу по мзде соудити. Князь великои приехав в Новъгород, и как к нему съслися на соуд, и князь великои в новъгородцов опросив да всех оу себе на Городищи тех насилников поимав и на Москвоу тыми часы всех спровадил: первое Василья Онаньина степенного посадника, Ивана Офонасова и с сыном со Олферьем да Федора Доурня Марфина сына да Казимера Василья Илошинского, а иных бояр многых насилников на пороуку владыке подавал до оуправе; и в своих присоудех новогородци же посадником на степень Фомоу Андреевича."29
Мы видим что Московский князь выступал в этой ситуации как защитник новгородцев от произвола злоупотреблявших властью выборных республиканских чиновников - бояр. Одним из результатов его судебной деятельности был арест высшего должностного лица республики - степенного посадника Василия Онаньина. Причём, на освободившееся в результате место новгородцами тут же был выбран степенным посадником Фома Андреевич. Большая часть преступников отделалась крупными денежными штрафами и была оставлена в Новгороде под поручительство новгородского архиепископа, и лишь четыре самых общественно опасных преступника были увезены князем в Москву, для содержания там под стражей.
Софийская вторая летопись дает более подробное описание как пиров, так и судебных разбирательств Ивана III в Новгороде30. Судя по этому источнику, новгородцы встречают князя с жалобами уже на въезде в Новгородскую землю. Иван III, судя по приведенному списку фигурантов и жалоб на них, рассмотрел на Городище десятки жалоб и судебных исков. Он принял по ним судебные решения в рамках новгородского законодательства, с соблюдением принятых в республике судебных процедур. Так, одновременно с княжескими приставами обвиняемых доставляли на городище для разбирательства и судебные приставы архиепископа, посадника, а порой, видимо, и просто жители Новгорода. Нигде в источниках не упоминаются жалобы новгородцев на несправедливость или незаконность этих судов Ивана III. Идея княжеского суда, как высшей судебной инстанции, идея князя, приглашенного извне, не связанного ни с одной из местных боярских группировок и потому способного беспристрастно и справедливо рассматривать самые сложные судебные дела, была сформулирована ещё в летописной легенде о призвании Рюрика, и лежала, можно сказать, в фундаменте государственного строительства Древней Руси. Эта идея была общепринятой для жителей Древней Руси, в том числе, как мы видим, и для новгородцев XV в.
В отечественной историографии принято видеть в судах зимы 1475-76гг., скорее, расправу над неугодными Ивану III боярами. Однако, опираясь на источники мы видим, что князь в ходе этих судов действует, скорее в интересах законности, укрощая произвол сильных, выступая в роли защитника обижаемых. Поход миром 1475-76 гг. был для Ивана III не столько способом запугать новгородцев и расправится со своими политическими противниками в Новгороде, сколько способом заработать себе "политические очки", показать широким слоям новгородского населения, что он является их защитником от произвола сильнейших бояр.
Если рассматривать многочисленные подарки, преподносимые новгородцами князю в контексте последовавших судебных разбирательств, то может возникнуть ощущение, что эти подарки были своего рода взятками судье, как от жалобщиков, так и от тех, на кого поступали жалобы. Однако, упоминание о том, что князь щедро раздавал ответные подарки, рисует нам более сложную картину. Мы видим сочетание архаичные норм (традиционные подношения высшему должностному лицу, взаимный обмен подарками, в ходе выстраивания личных взаимоотношений меду князем и его подданными) и, одновременно, элемент подкупа судьи со стороны всех участвовавших в тяжбах сторон. Таким образом, "поход миром" 1475-76 гг. помог Ивану III не только наладить личные связи с большим числом новгородцев, но и выступить как справедливый судья, защитник всех новгородцев, выступить в качестве противовеса новгородской боярской олигархии. В то же время, нельзя утверждать, что Иван III выступал против боярской олигархии, как таковой, т.е. против всего новгородского боярства. Для большей части бояр судебная деятельность Ивана III в Новгороде была, видимо, столь же полезна, как и для простых новгородцев. В списке рассмотренных дел мы видим не только жалобы меньших людей на бояр, но и немало жалоб от самих бояр, а среди обвинённых в преступлениях немало не только бояр, но и людей с более низким социальным статусом.
Имеет смысл рассматривать "поход миром" как своеобразную "предвыборную компанию" Ивана III в которой он попытался, с одной стороны, приобрести как можно больше личных сторонников среди бояр и других видных новгородцев (личные беседы, пиры, обмен подарками), а с другой стороны, убедить всех новгородцев в своей способности защитить их при помощи справедливого суда и имеющейся у него военной силы от произвола и беззакония наиболее сильных новгородских "бояр-олигархов" и их приспешников.
В ходе "похода миром" князем было получено так много жалоб, что он не успел рассмотреть их все на Городище. Продолжение разбора жалоб было перенесено в Москву. Иван III даже назначил особый срок для рассмотрения жалоб новгородцев ("И повеле им сроки давати стати пред великим князем на рождество христово")31. Однако, судебные разбирательства не прекратились и после рождества 1476 г. Так, с приставами был вызван в Москву в феврале 1477 г. Захарий Овин ("И прииде из Новагорода посадник Захарий Овин за приставом великого князя со многими новугородци, иным отвечивати, а иных искати"32 Среди жалобщиков наряду с "иными посадниками"33, согласно рассказу летописи были "и мнози житьи" люди, и "поселяне", и "вси преобижени многое множество"34)
Даже в роковые дни ноября-декабря 1477 г. новгородские верхи трижды (24 ноября, 7 декабря, 14 декабря) били челом великому князю, чтобы он пожаловал. "московские позвы отложил". Они не забывают напомнить о "позвах" даже в тот день, когда они согласились "отложить" "вечевой колокол и посадника" ("… да пожаловал бы и позвы московские отложил на Новгородской земли").35 При этом ни в одном источнике не сохранилось жалоб на то, что кто-то из наказанных княжеским судом пострадал "без вины", а об отмене "позвов" и "вывода" новгородские бояре просят как о снисхождении, об акте доброй воли, понимая, что князь в данном случае действует в рамках принятых в Древней Руси правовых норм и представлений о законности.
1ПСРЛ. Т. XXIII. Ермолинская летопись. - СПб., 1910. С. 190.
2 ПСРЛ. Т.IV ч.1 Новгородская четвертая летопись (далее НЧЛ) - М., 2000. С.508.
3Подробный разбор вопроса о расстоянии, на котором преследовали бегущих новгородцев московские силы, и о методах подсчета этого расстояния проведен в работе М.А.Несина "О локализации места Шелонской битвы московско-новгородской войны 1471 года" // Война и оружие. Новые исследования и материалы. Труды Седьмой Международной научно-практической конференции 18-20 мая 2016 года. Часть IV. - СпБ., 2016. С.141-142.
4ПСРЛ Т.XLIII. Новгородская летопись по списку П.П. Дубровского. М.2004. С.196.
5Кузьмина Н.Н., Филиппова Л.А. Крепостные сооружения Новгорода Великого Спб 1997. С.51
6НЧЛ С 447.
7там же.
8 Там же. С. 447-448
9Там же. С. 370.
10см. Кузьмина Н.Н., Филиппова Л.А. Крепостные сооружения Новгорода Великого. С.53
11Грамоты Великого Новгорода и Пскова (далее ГВНП). М.-Л. 1949. С. 129
12НЧЛ С 447.
13 Несин М.А. Шелонская битва 14 июля 1471 г.: к вопросу о тактике московских войск и участии засадной татарской рати [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. - 2014. (12.03.2014)
14 ПСРЛ Т.XXV. Московский летописный свод конца XVв. М.-Л., 1949. С288.
15Несин М.А. Из истории логистики русских войск в XV-начале XVI в. (отзыв на работу Пенского В.В. «…И запас пасли на всю зиму до весны»: логистика в войнах Русского государства эпохи позднего Средневековья - раннего Нового времени») [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. - 2016. - Т. VIII. - С. 134-166. (27.04.2016).
16Ермолинская летопись. С.191.
17ср. ГВНП грамоты 22-23 и грамоты 24-26 С. 39-50.
18ГВНП С. 154.
19Бернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке, М-Л 1961. C.148-177.
20Новгородская судная грамота. // Памятники русского права. Вып. 2. - М, 1953. С. 212-218
21Андреев В. Ф. Северный страж Руси. Очерки истории средневекового Новгорода. Л., 1989.
22Бернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке, М-Л 1961. C.293.
23ПСРЛ Т.VI Софийские летописи СПб., 1853. Софийская II летопись. (далее С2Л) С. 200-202.
24НЧЛ С. 449.
25 ПСРЛ Т.V вып.2. Псковские летописи М., 1995. Псковская III летопись. (далее П3Л) C.198
26НЧЛ С. 449.
27там же.
28С2Л. С. 205.
29П3Л С. 200.
30С2Л. С. 200-205.
31С2Л. С. 205.
32Там же.
33Василием Никифоровым и Иваном Кузьминым (Софийская I л. (ПСРЛ, VI) стр. 18).
34С2Л., С. 205.
35Там же С. 215.