За свою студенческую жизнь я три раза оставалась без жилья.
Первый раз это случилось сразу же на первом курсе. Я тогда снимала комнату в частном доме недалеко от Московского вокзала и продержалась там три месяца, до первых морозов.
Квартирная хозяйка, бабка Валя, отличалась редкой прижимистостью и таким же редким сволочизмом.
- Давайте, давайте! Пошевеливайтесь, что как невареные! - кричала она на нас с Ленкой, когда мы таскали в дом ведрами уголь. С Ленкой мы снимали комнату на двоих.
Бабка заказывала на зиму машину угля. Приезжал вонючий грузовик, тот, который весной развозит навоз, а зимой уголь, сваливал все это черное золото кучей у ворот и, смрадно попыхивая, уезжал. А дальше мы с Ленкой весь вечер перетаскивали в сарайку уголь под командные окрики своей квартирной хозяйки. Руки ныли, спина болела, в глазах темнело.
- Ничего-ничего! - бабка Валя, стоя в дверях сарайки, умело руководила процессом. - Зимой вы мне еще спасибо скажете. Да куды ты уголь-то сгружаешь? Сюды давай, неумеха нерасторопная.
Морозы ударили уже в ноябре.
Бабка Валя топила дом экономно, раз в день, после обеда. Зато раскочегаривала печку так, что глаза слезились и дыхания не хватало. Мозги плавились и вытекали. Хотелось раздеться до трусов, лечь на пол и умереть.
Форточку открывать не дозволялось.
- Неча холоду-то напускать! - ворчала бабка.
Мы с Ленкой все же тайком приоткрывали форточку, жадно заглатывали морозный воздух. Бабка была на стреме.
Вторым вариантом спасения был туалет: щелястая, продуваемая всеми ветрами дощатая будка с неизменной круглой дыркой. Можно было до него и не добегать, так, выскочить на улицу или даже в сени, продышаться от натопленного до удушья дома и тут же заскочить обратно.
- Разбегались, зассыхи! - орала бабка. - До утра потерпеть не можете что ли?
К утру дом остывал. Остывал так, что не хотелось даже высовывать нос из-под предусмотрительно заготовленных двух ватных одеял.
Из университета мы возвращались в настоящий замок Снежной Королевы, наспех разогревали вчерашний суп и тут же, не снимая пальто и шапок, торопливо хлебали прямо из кастрюльки.
Второй статьей бабкиной экономии была кошка Матрена.
Бабка Валя кошку не кормила, справедливо полагая, что кошка и так должна быть ей - бабка Вале - благодарна по гроб жизни, за то, что живет в доме. И поскольку за просто так жить в бабкином доме никому не дозволялось, кошка Матрена тоже обязана была платить и вносить свою лепту в бабкино благосостояние, а именно, ловить мышей и крыс.
Матрена бабкиного энтузиазма не разделяла, с мышами и крысами была дружна, а еду тырила из подпола, из бабкиных запасов.
- Вот тварь неблагодарная! - кричала бабка, гоняясь с веником за тощей и шустрой Матреной.
Я Матрену тайком от бабки подкармливала, сбивая бабкин педагогический прицел. Ленка, у которой был на тот момент двухлетний стаж квартиранта бабки Вали, этого не одобряла.
- Узнает бабка Валя, погонит тебя, - предупреждала она.
Так оно и вышло, и в декабре я стояла с чемоданчиком на улице, не зная, куда податься.
Продолжение следует.