К спорам о мячах.
К спорам о мячах.
(по соседним журналам)
Вот же встретились две футбольные команды, они играют в разные ворота, однако ж мяч-то - один. И не только каждая команда имеет полное право стукать по мячу, но и каждая команда осознаёт, что без другой игры не будет. Почему бы не поискать общий знаменатель? Общий тут не по форме - мы в футболках, вы в футболках, общий существенно - не в футболках же суть игры, можно и в костюмах играть с галстуком, хоть и не удобно. Футбол, как бы к нему ни относиться, исторически уже перерос все эти беседы. Футбол это уже что-то, для многих, жизнеобразующее, сама жизнь даже. Футбол требует к себе более внимательного отношения. Но, как бы мы о нем ни говорили, в центре футбола всегда остается сам мяч. Давайте хорошие мячи делать, тогда и игра пойдёт, а костюмы - дело второе. J
Вот несут маленького приобщиться. Что он разумеет? Маму! Более ничего. Что потом? Дядьку с бородой. Более ничего. Что потом? Нечто красное, с сильным запахом, горячее (жжет) на ложечке. Более ничего. Что потом? Вино! (=спиртное). Сперва как «взятое из бутылок, которые в том вон магазине или такое же», позже - как плоды от винограда. Что потом? Некую связь между вон той иконой, вот этим именем, вот той идеей. И т.д., и т.п. Что вообще происходит? Осмысление происходящего! Да и все споры взрослых тоже во многом именно попытка этого осмысления. И правильно - не надо замыкать систему. Это, имхо, первая ошибка. Жизнь с избытком тем и ценна, что мы не можем о ней сказать - фу, для чего мне такая скука целую вечность. Жизнь с избытком - не замкнута, и понятие о ней - бездонное. Разумеется, если принимать, что это понятие не бессмысленное. Итак, наш человечек осмыслял то-что-с-ним-делали, и осмыслял это в разных формах, потихоньку двигаясь, как думаем, к нужному содержанию.
Вторая ошибка. Построения интеллектуалов часто совершенно несъедобны для рабочего и колхозницы, запах же пота, часто мешает философу. Тогда не понятно - для чего война форм? Осмысление красоты Сократом несколько отличалось от осмысления той же красоты Рубенсом. Тут важно, что отличалось по форме. Но и тот, и другой были не худшими людьми в своём деле. Но я отвлёкся. Что я хочу сказать? Пока только две вещи: 1) происходящее при приобщении осмысляется различно по форме; 2) различные формы не противоречат друг другу и даже полезны в своей различности, так как различны и люди, их возраста, склад ума, и проч., и проч.
Пока одна команда говорит, что я могу осмыслить вот так, а иначе не могу - это нормально. Более того, это, пожалуй, даже и от Бога, потому что не сам же человек прикручивает к себе возможности осмысления. Если в Эфиопии рисуют Спасителя чернокожим - не согрешают, потому что рисуют Его своим, и это правильно. Кстати, китайцы тоже интересно рисуют. Так же и вторая команда осмысляет, как умеет, как Бог дал. Это почти Павлово про ешь и не ешь. Да не в еде (не в форме) дело! Хотя, конечно, влияет она на психосоматику, способность к молитве и проч., но это частности, а по большому счёту не в ней, и тут прав Павел. Когда же одна команда пробует перестроить осмысление другой под своё, возможна третья ошибка - «обращаемые» усомнятся в своём осмыслении, но нового, иного всё равно не приобретут, т.е. попросту утратят всякое. Потому что в осмыслении формы приобщения играет роль не только рассудительность, но и все другие формы осмысления духовности невидимо ассоциированные с первой. А их множество.
Что делать? Думается, иногда может сгодиться такой подход: осмысление евхаристии как символики, или же, как истинных плоти и крови - это, да, да, лишь (!) формы её осмысления.
Утверждать верность своей формы можно двояко:
1. Моя форма правильная, я так вижу, так верю, и это хорошо. Но я даже не умею объяснить значение этой формы (тут добавить полный список всего того, чего объяснить не сумеешь). Такое понимание не замыкает форму, оставляет в ней глубину, и тайну в хорошем смысле - неисчерпанность, полноту.
2. Моя форма правильная, я так вижу, так верю, и это хорошо. Но я вижу всю её полноту, всё её значение, более того - вижу неполноту и исчерпанность иных форм (тут выложить все свои аргументы, чего объяснить умеешь). Такое понимание, ИМХО, убивает форму, готово признать тайну только в дурном смысле (непознаваемость как самоценность), делает форму, сухой, пустой, безжизненной, и даже, в чём-то вредной.
Последний вопрос - как же при этом спорить?
Спорить можно и нужно, когда это углубляет, или даже чуть поправляет осмысление, но так, чтобы основа осмысления, «первая любовь» оставалась у человека своя.
Вот так вот подумалось.
Итак, ещё раз: споры о форме принимаются за споры о существе тогда, когда существо видят чрезмерно сложным. А оно не сложное, оно простое - единение, общность с Богом, причастность Ему. И тут, имхо, не нужно ничего накручивать. И, разумеется, простота существа не означает его мелочности, оно может быть глубоко, очень глубоко. Почему бы ему, оставаясь простым, не быть даже и бездонным?