Я ЛЕНИНГРАДЕЦ.
Я ЛЕНИНГРАДЕЦ. В этом нет мой заслуги, но так уж вышло. В Ленинграде меня заделали мои родители, и в нём же я родился, в роддоме на Васильевском Острове, и в Ленинграде же я рос и вырос. В Ленинграде же познакомились мои родители. Моя мать, моя бабушка (мать матери), моя тётя (родная сестра матери) - блокадники. Они были в Ленинграде когда началась блокада.
Не всю блокаду они были в городе. Весной 1942 года их эвакуировали из города. В 1942 году моей маме было 4 годика. Её сестре 3. Их матери, моей бабушке - 34 года. Их эвакуировали в конце апреля месяца, когда Дорога Жизни, единственная дорога из города, которая шла по льду Ладожского озера, функционировала буквально последние дни. Надо льдом уже была постоянно вода. Примерно сантиметров 20. Лёд периодически проваливался, не выдерживая вес автомобилей. И автомобили, так называемые полуторки, проваливались и уходили под лёд вместе с людьми.
Водители ездили без дверей, именно для того, чтобы успеть выпрыгнуть из тонущей машины. Люди же в кузовах, в основном старики, женщины и дети, были настолько обессилены от голода, что уходили под воду вместе с машинами. Уходили молча, потому что не было сил даже закричать. Кого-то успевали выдернуть из кузова выпрыгнувшие водители, или сотрудники милиции, охранявшие Дорогу Жизни. Но большинство людей тонули вместе с машинами.
Всем машинам, которые проезжали мимо, было запрещено останавливаться. Так как, если машина остановиться, она, во-первых, может уже не тронуться, так как слишком скользко, во-вторых, в случае остановки, давление на лёд увеличивается, и вероятность того, что лёд разломится, тоже. И вот сидя в кузове одной из таких полуторок, вместе с другими людьми, уезжала из города моя мама, со своей сестрой и матерью. Всё это они видели своими глазами. Всё это они запомнили на всю жизнь.
В дальнейшем, они очень мало рассказывали о блокаде, и о том как они были эвакуированы. И о том, что было после эвакуации. Но и того, что рассказывали, достаточно, чтобы содрогнуться от ужаса, с одной стороны, и как-то одновременно восхититься и пожалеть этих блокадных детей, на долю которых выпал такой ужас, который и описать-то тяжело, не то что прочувствовать.
Знаете что такое блокадный суп? Это просто кипяток с кусочком жира, кинутым в него. И то, если он был, конечно. Вот эти жирные капельки на поверхности делали простой кипяток супом. Той зимой 1941-1942, которую пережила моя мать в блокадном Ленинграде, норма на одного ребёнка была 125 граммов хлеба в сутки. В СУТКИ! И тот хлеб далёк от того хлеба, который мы сегодня покупаем в магазине. В худшую сторону, естественно.
Знаете, шла война. Самая страшная война за всю историю человечества. На всей территории СССР слова смерть и голод, не вызывали у людей особых эмоций. Война же. Но, где бы не оказывались блокадные дети, к ним было особенное отношение. Даже во время войны люди и то понимали, что блокада это было что-то запредельное. Люди понимали, что эти дети, да и взрослые люди, пережили что-то ТАКОЕ, что находится за гранью, даже на войне.
Даже я помню, как уже в 80-х годах, то есть спустя 40 лет после окончания войны, где бы мы не были, и с кем бы не встречались, если люди узнавали, что мать блокадница, к ней проявляли какое-то особое уважение. Даже военные люди, и даже ветераны-фронтовики, прошедшие войну.
Нет, в моей семье еда никогда не была сакральным предметом. Даже не смотря на то, что мать блокадница, а отец был во время войны в оккупации, и тоже знал что такое настоящий голод не по наслышке. Но еду никогда не сакрализировали.
Но уважали. И ценили сам факт, наличие еды. И старались сделать всё, чтобы мы, дети, не знали что такое голод. Нас с детства приучали относиться с уважением к еде. И учили накладывать себе ровно столько, сколько можем съесть, чтобы еду не приходилось выкидывать. Особенно хлеб. Вот к хлебу было, пожалуй, самое трепетное отношение. Но подчёркиваю - без истерик.
И знаете, я уже значительно позже, будучи в тюрьме, встречал людей со всей нашей необъятной родины. И как оказалось, во многих местах к хлебу очень трепетное отношение. Считается не просто абсолютно нормальным, а правильным, поесть, а потом хлебные крошки собрать со стола и съесть. И даже, я встречал людей, не русских людей, которые самые серьёзные клятвы дают на самом дорогом - хлебе.
Я тоже к хлебу отношусь с большим уважением. Чёрный хлеб - это один из моих любимых продуктов. Нет, я не сакрализирую его, я просто отношусь к нему с большим уважением. Я понимаю, что за простым кусочком хлеба стоит ОГРОМНЫЙ труд ОГРОМНОГО количества людей. От людей, кто сажает и собирает пшеницу, до людей её перерабатывающих в муку. От комбайнёров, собирающих пшеницу, до водителей хлебных машин, развозящих хлеб по магазинам, где мы все его покупает. От работников склада, где хранится мука, до продавщицы в магазине, которая продаёт нам хлеб. И ещё очень многих других людей, благодаря труду которых, мы имеем на своём столе, по хорошему драгоценный, кусочек хлеба.
Тут не нужно сакральности, тут нужно просто понимание и уважение. Умение ценить то, что есть.
Хотя у меня был период в жизни, когда я хлеб практически сакрализировал. Дело в том, что когда я попал в тюрьму в 1997 году, я попал в так называемую пресс хату. Это такие виды камер, где сидят пара тройка, так называемых, маргаринов (типа спортсменов тяжеловесов), которые работают на милицию, и выполняют, так сказать, грязную работу. Грязная работа - это пытки. Одна из пыток - это пытка голодом. Тебе во-первых, вообще практически не дают есть, даже тюремную баланду. Во-вторых, у тебя отнимают всё, что тебе присылают родители.
И вот сидят такие свиноподобные ребята, с размером сисек больше чем у моей жены, и подмалаживают (бьют) таких первоходов (людей впервые оказавшихся в тюрьме), каким я тогда был. В пресс хаты кидают по разным причинам. В моём случае, я просто во-первых не признавал вину, которую мне вменяли, а во-вторых, так как я интеллектуально переигрывал оперов в своём отделе, они мне и устроили такой вот садистский тур вояж, можно сказать.
В той камере я просидел пять месяцев. Мой оптимальный для меня вес, за которым я строго смотрю, 64-66 килограмм. Тогда же, где-то через четыре месяца пребывания в этой камере, я весил килограмм 40, и продолжал терять вес. Продолжал до тех пор, пока сотрудники охраны на проверке, куда выходишь по пояс голым, не офигели от моей худобы и бледноты, и сказали этим морганам, чтобы меня начали кормить, покуда я не сдох.
Ведь смерть это не прост ЧП, а это и большие проблемы для самих морганов. А проблем они очень бояться. Именно поэтому они выполняют всё, что им говорят опера. Самое страшное для них - это поездка в зону. Они понимают, что их там кончат. В смысле убьют. Таких случаев полно. Поэтому опера их этим и шантажируют, когда они не хотят что-то делать.
Но я отвлёкся. Я говорил о хлебе. Так вот, когда меня долго морили голодом, мне снились цветные сны (!), где я просто пил горячий сладкий чай, с обычной горбушкой чёрного хлеба! И счастью моему не было предела, когда я впервые в тюрьме попил горячий чай с сахаром (а не с грёбаным сукразитом), и со свеженькой горбушкой чёрного хлеба. Вот тогда я его практически сакрализировал. Но слава мозгу, быстро понял, что любая сакрализация это тупик.
В любом деле должно преобладать здравомыслие, объективность и уважение к людям.
Той омерзительной акцией по уничтожению продуктов, которую устроили вчера, управленцы сегодняшнего Петербурга (Ленинграда) переступили очень тонкую грань. Этого делать было нельзя. Категорически. Вообще нельзя!
Этого вообще нельзя было делать нигде в стране. Так как у нас слишком много людей, которые находятся за чертой бедности. Но в Питере, пережившим блокаду (!), этого категорически нельзя было делать.
Знаете, наша и так нелегитимная государственная власть сделала большую ошибку. Которая теперь только ускорит приближение её бесславного конца. Путин - Ленинградец, и если он, зная историю Ленинграда, зная о том, что есть ещё живые блокадники, для которых уничтожение еды - это величайшее кощунство, пошёл на такой шаг, то это значит, что он окончательно ахуел. Потерял связь с реальностью.
И мне это всё напоминает, как раз этих, пока резвящихся морганов в тюрьме. У которых прямо сегодня всё хорошо. Которые, пока безнаказанно, долбят первоходов, забывая о том, что первоходы матереют и ничего не забывают. И эти тупые маргарины, как бы не резвились сегодня, отлично знают, что за все свои дела придётся отвечать. И они знают, что ответ может быть для них фатален. Поэтому сегодня тот же Путин окружает себя армией из всевозможных спецслужб. Не понимая просто факта, что достаточно небольших изменений ментальной парадигмы, которая выразится в изменении моральных принципов в обществе, и эта же армия его и кончит.
Чего лично бы я очень не хотел. Я выступаю за цивилизованный суд над ним и его приспешниками. Те преступления, которые они творят против своих же сограждан, можно и нужно называть геноцидом. И у таких преступлений нет срока давности.
Мир нам всем и дому нашему, планете Земля, общему.
P.S.
Я Ленинградец. Я не могу этим гордится, так как я здравомыслящий человек, отлично понимающий, что в этом нет моей заслуги. Гордиться тем, что ты родился в Ленинграде, это всё равно что гордиться тем, что ты родился в понедельник. Это просто глупо. Но между тем, я дорожу этим. Я люблю свой город, и чту его историю. Знаю его историю, и чту его память. Где бы я не был, я подчёркиваю, что я Ленинградец. Не Санкт-Петербуржец, а именно Ленинградец. Когда был референдум, я голосовал против переименования. Так как не видел и не вижу в этом никакого смысла. Переименование - это как заклинание вуду. Такая же бессмысленная процедура. Содержание надо менять, а не название.
И я, как Ленинградец, как гражданин Российской Федерации, выражаю своё презрение нынешним управленцам России, и особенно Санкт-Петербурга. И говорю им: вы не Ленинградцы, вы ублюдки!