"Холмс" в деталях / 4 / Sherlock Holmes in details
Продолжаем разбирать "Холмса" по деталям. Поводом для этого текста послужила реплика канадского шерлокианца Чарльза Преполека, заметившего как-то: "Василий Ливанов выглядет истинным воплощением рисунков Сиднея Пейджета, особенно когда сосредоточен. Лишь одно портит его образ - ношение очков". Этот упрёк не раз встречается в рецензиях западных зрителей на ленфильмовскую экранизацию. Очки - конечно, только повод. Зри в корень, - говорил Козьма Прутков.
Очки для героя
«Холмс» - вооружённый взглядом
Александр СЕДОВ (с) эссе, август 2012 г.
Если Джереми Бретт (самый известный британский Холмс в сериале 1984-1994 гг.) чуть ли не в каждой серии замирал в «канонических» позах, - скрещивал кончики пальцев и манерно закрывал глаза, или с ногами забирался в кресло, - т.е. буквально цитировал первые журнальные иллюстрации к рассказам, тем самым в произвольные моменты отождествляя себя с классическим книжным Холмсом, то наши, ленфильмовские постановщики изначально шли иным путём. Они не были озабочены сиюминутным иллюстративным копированием. Их занимала достоверность архитипическая, корневая. Как сказали бы филологи (а режиссёр Игорь Масленников по первому образованию - филолог), связь предполагалась не синтагматическая, а парадигмальная.
иллюстрация Сиднея Пейджета к рассказу "Пёстрая лента", 1892 г.
кадр из сериала студии "Гранада", серия "Пёстрая лента", 1984 г.
С самого начала было решено, что наши Холмс и Ватсон должны типажно соответствовать своим героям, в первую очередь внешне - телосложением и формой черепа. Холмсу надлежало иметь продолговатую голову, узкое лицо и длинный нос (чтобы легче совать его в «чужие дела»), т.е. быть представителем долихоцефального типа. Ватсону, наоборот, быть с лицом широким, т.е. походить на своего брахицефального прародителя - Артура Конан Дойля. Их физиогномическое противопоставление должно было непрестанно напоминать о несхожести двух характеров, создавать эффект мгновенного узнавания литературных героев. В принципе Ливанов и Соломин могли бы играть своих героев без грима, как в условном театре, и зритель бы их признал.
Например, как в выпуске новогоднего «Голубого огонька» 1982 года, куда спустя несколько месяцев после премьеры «Собаки Баскервилей» актёров пригласили разыграть шутливую интермедию:
- Холмс, а где ваша знаменитая трубка? - спрашивал артист Виталий Соломин, одетый в костюм-тройку по моде конца 20 века.
- А где ваши рыжие усы, Ватсон? - в ответ интересовался артист Василий Ливанов, ухмыляясь в собственные усы и поправляя очки.
Когда в начале 2000-х наш фильм был выпущен на ДВД и в таком виде угодил в руки западных холмсоманов, едва ли не главное их недоумение вызвали очки Шерлока Холмса. В западных инсценировках великому сыщику прощалось многое: клетчатое, как у клоуна кепи, холодность, если не безжизненность натуры или, наоборот, любовные похождения. Но очки (заметим - не упомянутые Дойлом) были вроде пощёчины великому сыщику, обладавшему «острым, ястребиным взглядом» (как неоднократно подчёркивается в рассказах). Недоумение вызывал, скорее, не сам факт ношения очков, - собственно, а почему бы и нет? и не такие вольности позволяют себе иные режиссёры, - а то, что прежде на носу этого супергероя никто окуляров не наблюдал. Эта «малозначительная» деталь ставила в тупик, так как не имела объяснений.
Шерлок Холмс мог гоняться за своим школьным учителем математики не потому, что тот «Наполеон преступности», а потому, что у Холмса было трудное детство (привет психоанализу и Зигмунду Фрейду). Мог перенестись во времена Второй Мировой войны и охотиться на нацистов - как того требовал патриотический долг. Мог пролежать в анабиозе около сотни лет в ожидании пока учёные изобретут вакцину от смертельной бациллы, которой тот заразился. Мог оказаться тёмнокожим (политическая целесообразность). С намёками на нетрадиционную сексуальную ориентацию (он ведь так долго живёт с Ватсоном в одной квартире). Инопланетным киборгом (вот она - настоящая холодность натуры!) и носить костюм астронавта. Мог вообще не быть Холмсом, а только изображать его по заданию доктора Ватсона (потому что Шерлок Холмс выдуман), но носить очки Холмс права не имел. По мнению отдельных зарубежных рецензентов, очки разрушали привычный иконографический образ знаменитого героя.
"Семипроцентная порция", 1976 г.
"Шерлок Холмс и секретное оружие", 1942 г. (нацисты не пройдут и не украдут новейший прицел для бомбометания)
"Возвращение Шерлока Холмса", 1987 г. (Джейн Ватсон, внучка доктора Ватсона, и воскресший её усилиями Холмс)
"Чёрнокожий Шерлок Холмс", 1918 г.
сериал "Стар Трек" ("Звёздный путь")
"Без единой улики", 1987 г.
Попробуем взглянуть на проблему глубже - помогут нам в этом, как ни странно, волшебные очки Холмса. Уже говорилось, что предметно-бытовой, говоря шире, эстетический мир этого фильма изначально строился вокруг Холмса-Ливанова - выбранный актёр стал первоэлементом шерлокианского универсума, который созидался на Ленфильме. В подтверждении этого простой медицинский факт: Василий Борисович Ливанов страдает дальнозоркостью и в жизни носит очки. В фотографиях, публикуемых в журнальных и газетных интервью, которые он регулярно даёт, в его фотопортретах, сопровождающих его книги, актёр и писатель Василий Ливанов нередко взирает на мир через большие квадратные очки.
Вопрос, тем не менее, остаётся: зачем очки его персонажу? Для меня как для зрителя эта деталь долгие годы оставалась «невидимой» - также как для доктора Ватсона количество ступенек в прихожей. Очки я видел, но не замечал - так естественно, по-свойски Холмс обходится с этим аксессуаром. Надевает, чтобы прочесть весточку от брата Майкрофта, достаёт из кармана, чтобы проглядеть листок с картой сокровищ. Неудивительно, что и доктор Ватсон нигде в рассказах не упоминает очки сыщика: если они и были, то упоминать о них незачем. Они не лупа, которая есть рабочий инструмент и символ торжества дедукции Холмса, - каждое применение которой в рассказе значит перемену действия, смену характера мизансцены, если хотите - поворот сюжета. Очки же - довольно тривиальный предмет персонального гардероба, как шнурки или галстук. Можем ли мы быть уверены, в каких рассказах Холмс повязывает на шею галстук-бабочку, а где шейный платок? Кое-что нам известно о шнурках на ботинках Ватсона, но лишь потому, что они не раз становились объектом дедукции Холмса.
Исходя из той же логики, справедливо поинтересоваться: а надевал ли очки доктор Ватсон? А миссис Хадсон? Возможно, эта пожилая дама предпочитала пользоваться лорнетом? В рассказах об этом ничего не сказано, так же, как об охотничьем кепи-двухкозырке, которым сыщика «наградил» первый иллюстратор рассказов Сидней Пейджет.
В нём, в художнике, всё и дело. Он не просто нарисовал Холмса, на которого сто лет спустя оказался похож Ливанов (а в некоторых ракурсах так просто неотличим), но и выбрал натурой своего брата Уолтера. Уолтер Пейджет в жизни носил очки (он, как и брат, тоже работал книжным художником, и после смерти Сиднея даже проиллюстрировал один из холмсовских рассказов).
иллюстрация Сиднея Пейджета к повести "Собака Баскервилей", 1902 г.
Если мы сопоставим фотопортрет Уолтера и кадр с Ливановым, то обнаружим одно лицо. Совпали не только лица - совпал принципиальный подход съёмочной группы к фильму и историческому материалу.
Постановщики стремились к естественности в манерах Холмса.
Съёмочная группа не видела необходимости демонстрировать на экране все без исключения привычки, манеры, наклонности главного героя, - но только те, которые «играют» в конкретной драматургии. Одни привычки, таким образом, Холмс-Ливанов принимает как свои, собственные, родные, без разделительного дефиса. Легко и аккуратно (как сказал бы Конан Дойл, любовно) обращается он с предметами, по-настоящему курит трубку (хотя ритуал раскуривания в ряде эпизодов растянут по времени, в движениях Холмса-Ливанова сквозит разящая молниеносность, будто свою трубку он прикуривает от «божественной искры», - что, впрочем, для него дело естественное). Он невероятно чуток, деликатен с попавшими в беду клиентами - и в то же время удивительно сосредоточен, когда их выслушивает. Те же качества присущи всем без исключения врачам, роли которых Ливанову довелось играть в кино: от молодого выпускника мединститута Саши Зеленина, попавшего по распределению в таёжный край, до профессора Стравинского в «Мастере и Маргарите», которого он сыграл много позже Холмса. Строгий рационализм врача-диагноста сочетается у него с доверительностью в общении с пациентом. И выбери Ливанов не актёрскую стезю, а врачебную, он, без сомнения, стал бы именно таким доктором. В это, во всяком случае, верится, глядя на его героев со стороны. Такова природная убедительность Ливанова.
То же насчёт очков: Холмс их надевает потому, что их носит Василий Ливанов, но и потому, что эта деталь роднит кинообраз с историческим документом - фотографическим прообразом, визуальным прототипом великого сыщика, с Уолтером Пейджетом.
Некоторые привычки Холмс-Ливанов как бы оставляет за кадром, заставляя зрителей из числа придирчивых знатоков творчества Конан Дойла гадать, отвергает ли наш Холмс предосудительные наклонности своего героя совсем: наркотики, крайнюю нервозность, привычку забираться с ногами в кресло и т.п. Понятно, что демонстрация сцены из «Знака четырёх», в которой Холмс от скуки вкалывает себе в вену кокаин, была невозможна на советском телевидении. Уж во всяком случае, не положительным героем. Но и отказ от неё не был только следствием цензуры. «Употребление наркотиков ровным счётом ничего не прибавляет образу Шерлока Холмса, - не раз подчёркивал Ливанов в интервью годы спустя после премьеры. - Суть Холмса в другом, в его надёжности, в желании помогать людям».
Искусственный стимулятор мозговой активности не показан в фильме не только потому, что это зло, но и потому, что это - противоестественная добавка образу Холмса-Ливанова. Как заметила одна английская рецензентка: «русский Шерлок Холмс не нуждается в искусственном стимуляторе, раз у него такой замечательный, подстёгивающий его мысль Ватсон».
Итак, наркотикам - нет, очкам на носу - да!
Продолжение следует…
Очки для героя
«Холмс» - вооружённый взглядом
Александр СЕДОВ (с) эссе, август 2012 г.
Если Джереми Бретт (самый известный британский Холмс в сериале 1984-1994 гг.) чуть ли не в каждой серии замирал в «канонических» позах, - скрещивал кончики пальцев и манерно закрывал глаза, или с ногами забирался в кресло, - т.е. буквально цитировал первые журнальные иллюстрации к рассказам, тем самым в произвольные моменты отождествляя себя с классическим книжным Холмсом, то наши, ленфильмовские постановщики изначально шли иным путём. Они не были озабочены сиюминутным иллюстративным копированием. Их занимала достоверность архитипическая, корневая. Как сказали бы филологи (а режиссёр Игорь Масленников по первому образованию - филолог), связь предполагалась не синтагматическая, а парадигмальная.
иллюстрация Сиднея Пейджета к рассказу "Пёстрая лента", 1892 г.
кадр из сериала студии "Гранада", серия "Пёстрая лента", 1984 г.
С самого начала было решено, что наши Холмс и Ватсон должны типажно соответствовать своим героям, в первую очередь внешне - телосложением и формой черепа. Холмсу надлежало иметь продолговатую голову, узкое лицо и длинный нос (чтобы легче совать его в «чужие дела»), т.е. быть представителем долихоцефального типа. Ватсону, наоборот, быть с лицом широким, т.е. походить на своего брахицефального прародителя - Артура Конан Дойля. Их физиогномическое противопоставление должно было непрестанно напоминать о несхожести двух характеров, создавать эффект мгновенного узнавания литературных героев. В принципе Ливанов и Соломин могли бы играть своих героев без грима, как в условном театре, и зритель бы их признал.
Например, как в выпуске новогоднего «Голубого огонька» 1982 года, куда спустя несколько месяцев после премьеры «Собаки Баскервилей» актёров пригласили разыграть шутливую интермедию:
- Холмс, а где ваша знаменитая трубка? - спрашивал артист Виталий Соломин, одетый в костюм-тройку по моде конца 20 века.
- А где ваши рыжие усы, Ватсон? - в ответ интересовался артист Василий Ливанов, ухмыляясь в собственные усы и поправляя очки.
Когда в начале 2000-х наш фильм был выпущен на ДВД и в таком виде угодил в руки западных холмсоманов, едва ли не главное их недоумение вызвали очки Шерлока Холмса. В западных инсценировках великому сыщику прощалось многое: клетчатое, как у клоуна кепи, холодность, если не безжизненность натуры или, наоборот, любовные похождения. Но очки (заметим - не упомянутые Дойлом) были вроде пощёчины великому сыщику, обладавшему «острым, ястребиным взглядом» (как неоднократно подчёркивается в рассказах). Недоумение вызывал, скорее, не сам факт ношения очков, - собственно, а почему бы и нет? и не такие вольности позволяют себе иные режиссёры, - а то, что прежде на носу этого супергероя никто окуляров не наблюдал. Эта «малозначительная» деталь ставила в тупик, так как не имела объяснений.
Шерлок Холмс мог гоняться за своим школьным учителем математики не потому, что тот «Наполеон преступности», а потому, что у Холмса было трудное детство (привет психоанализу и Зигмунду Фрейду). Мог перенестись во времена Второй Мировой войны и охотиться на нацистов - как того требовал патриотический долг. Мог пролежать в анабиозе около сотни лет в ожидании пока учёные изобретут вакцину от смертельной бациллы, которой тот заразился. Мог оказаться тёмнокожим (политическая целесообразность). С намёками на нетрадиционную сексуальную ориентацию (он ведь так долго живёт с Ватсоном в одной квартире). Инопланетным киборгом (вот она - настоящая холодность натуры!) и носить костюм астронавта. Мог вообще не быть Холмсом, а только изображать его по заданию доктора Ватсона (потому что Шерлок Холмс выдуман), но носить очки Холмс права не имел. По мнению отдельных зарубежных рецензентов, очки разрушали привычный иконографический образ знаменитого героя.
"Семипроцентная порция", 1976 г.
"Шерлок Холмс и секретное оружие", 1942 г. (нацисты не пройдут и не украдут новейший прицел для бомбометания)
"Возвращение Шерлока Холмса", 1987 г. (Джейн Ватсон, внучка доктора Ватсона, и воскресший её усилиями Холмс)
"Чёрнокожий Шерлок Холмс", 1918 г.
сериал "Стар Трек" ("Звёздный путь")
"Без единой улики", 1987 г.
Попробуем взглянуть на проблему глубже - помогут нам в этом, как ни странно, волшебные очки Холмса. Уже говорилось, что предметно-бытовой, говоря шире, эстетический мир этого фильма изначально строился вокруг Холмса-Ливанова - выбранный актёр стал первоэлементом шерлокианского универсума, который созидался на Ленфильме. В подтверждении этого простой медицинский факт: Василий Борисович Ливанов страдает дальнозоркостью и в жизни носит очки. В фотографиях, публикуемых в журнальных и газетных интервью, которые он регулярно даёт, в его фотопортретах, сопровождающих его книги, актёр и писатель Василий Ливанов нередко взирает на мир через большие квадратные очки.
Вопрос, тем не менее, остаётся: зачем очки его персонажу? Для меня как для зрителя эта деталь долгие годы оставалась «невидимой» - также как для доктора Ватсона количество ступенек в прихожей. Очки я видел, но не замечал - так естественно, по-свойски Холмс обходится с этим аксессуаром. Надевает, чтобы прочесть весточку от брата Майкрофта, достаёт из кармана, чтобы проглядеть листок с картой сокровищ. Неудивительно, что и доктор Ватсон нигде в рассказах не упоминает очки сыщика: если они и были, то упоминать о них незачем. Они не лупа, которая есть рабочий инструмент и символ торжества дедукции Холмса, - каждое применение которой в рассказе значит перемену действия, смену характера мизансцены, если хотите - поворот сюжета. Очки же - довольно тривиальный предмет персонального гардероба, как шнурки или галстук. Можем ли мы быть уверены, в каких рассказах Холмс повязывает на шею галстук-бабочку, а где шейный платок? Кое-что нам известно о шнурках на ботинках Ватсона, но лишь потому, что они не раз становились объектом дедукции Холмса.
Исходя из той же логики, справедливо поинтересоваться: а надевал ли очки доктор Ватсон? А миссис Хадсон? Возможно, эта пожилая дама предпочитала пользоваться лорнетом? В рассказах об этом ничего не сказано, так же, как об охотничьем кепи-двухкозырке, которым сыщика «наградил» первый иллюстратор рассказов Сидней Пейджет.
В нём, в художнике, всё и дело. Он не просто нарисовал Холмса, на которого сто лет спустя оказался похож Ливанов (а в некоторых ракурсах так просто неотличим), но и выбрал натурой своего брата Уолтера. Уолтер Пейджет в жизни носил очки (он, как и брат, тоже работал книжным художником, и после смерти Сиднея даже проиллюстрировал один из холмсовских рассказов).
иллюстрация Сиднея Пейджета к повести "Собака Баскервилей", 1902 г.
Если мы сопоставим фотопортрет Уолтера и кадр с Ливановым, то обнаружим одно лицо. Совпали не только лица - совпал принципиальный подход съёмочной группы к фильму и историческому материалу.
Постановщики стремились к естественности в манерах Холмса.
Съёмочная группа не видела необходимости демонстрировать на экране все без исключения привычки, манеры, наклонности главного героя, - но только те, которые «играют» в конкретной драматургии. Одни привычки, таким образом, Холмс-Ливанов принимает как свои, собственные, родные, без разделительного дефиса. Легко и аккуратно (как сказал бы Конан Дойл, любовно) обращается он с предметами, по-настоящему курит трубку (хотя ритуал раскуривания в ряде эпизодов растянут по времени, в движениях Холмса-Ливанова сквозит разящая молниеносность, будто свою трубку он прикуривает от «божественной искры», - что, впрочем, для него дело естественное). Он невероятно чуток, деликатен с попавшими в беду клиентами - и в то же время удивительно сосредоточен, когда их выслушивает. Те же качества присущи всем без исключения врачам, роли которых Ливанову довелось играть в кино: от молодого выпускника мединститута Саши Зеленина, попавшего по распределению в таёжный край, до профессора Стравинского в «Мастере и Маргарите», которого он сыграл много позже Холмса. Строгий рационализм врача-диагноста сочетается у него с доверительностью в общении с пациентом. И выбери Ливанов не актёрскую стезю, а врачебную, он, без сомнения, стал бы именно таким доктором. В это, во всяком случае, верится, глядя на его героев со стороны. Такова природная убедительность Ливанова.
То же насчёт очков: Холмс их надевает потому, что их носит Василий Ливанов, но и потому, что эта деталь роднит кинообраз с историческим документом - фотографическим прообразом, визуальным прототипом великого сыщика, с Уолтером Пейджетом.
Некоторые привычки Холмс-Ливанов как бы оставляет за кадром, заставляя зрителей из числа придирчивых знатоков творчества Конан Дойла гадать, отвергает ли наш Холмс предосудительные наклонности своего героя совсем: наркотики, крайнюю нервозность, привычку забираться с ногами в кресло и т.п. Понятно, что демонстрация сцены из «Знака четырёх», в которой Холмс от скуки вкалывает себе в вену кокаин, была невозможна на советском телевидении. Уж во всяком случае, не положительным героем. Но и отказ от неё не был только следствием цензуры. «Употребление наркотиков ровным счётом ничего не прибавляет образу Шерлока Холмса, - не раз подчёркивал Ливанов в интервью годы спустя после премьеры. - Суть Холмса в другом, в его надёжности, в желании помогать людям».
Искусственный стимулятор мозговой активности не показан в фильме не только потому, что это зло, но и потому, что это - противоестественная добавка образу Холмса-Ливанова. Как заметила одна английская рецензентка: «русский Шерлок Холмс не нуждается в искусственном стимуляторе, раз у него такой замечательный, подстёгивающий его мысль Ватсон».
Итак, наркотикам - нет, очкам на носу - да!
Продолжение следует…