Русь и Россия: история восприятия нового. Часть I

Nov 16, 2011 15:00




Рис.1. Святые Нестор и Дмитрий. Михайловский (Дмитриевский) монастырь в Киеве.  Рельеф XI в. На этом   «документе» своего времени отразилось  много интересных деталей: вооружение, доспехи,  конская сбруя. Еще больше деталей дает археология.   В результате мы знаем, что  часть  форм  и типов воинского снаряжения к тому времени  была   заимствована у соседей - но также   прошла уже и автономные  этапы  развития на новой почве.  Археолог Кирпичников в своем образцовом труде о ранней конской сбруе (Кирпичников 1973) показал, как эволюционировали разные ее части и как на основе заимствований появлялись собственные изобретения. То же самое он проделал и для разных  видов вооружения и доспехов. Аналогичные пласты заимствований и творчества существуют в целом ряде областей русской материальной и духовной  культуры.

Прекрасные дни русской учебы.

«…В то время как христианский мир величественно шествовал по пути, предначертанным его божественным основателем, увлекая за собой поколения -  мы, хотя и носили имя христиан, не двигались с места. Весь мир перестраивался заново, а у нас ничего не создавалось; мы по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные из бревен и соломы. Словом, новые судьбы человеческого рода совершались помимо нас. Хоть  мы и назывались христианами, плод христианства для нас не созревал».
 (П. Чаадаев).
«Природа и история никак не затронули русскую цивилизацию; ничто в ней не вышло из почвы или из народа - прогресса не было, в один прекрасный день все ввезли из-за границы». 
 (Де Кюстин).

В русской исторической науке, если взглянуть на нее ретроспективно, от Татищева, Карамзина, Соловьева через Ключевского и до советских историков включительно, постепенно совершался перенос акцентов. От описания и истолкования вереницы военных и политических событий он все более смещался к исследованиям структуры общества, к  экономическим проблемам разных периодов, к обоснованности политических и военных решений материальными и технологическими  возможностями Руси/России (рис. 1). Они,  в свою очередь, зависели от взаимодействия страны с ведущими рынками и источниками новых технологий - кстати, разными для разных времен.
В очень важном пункте о восприятии новых технологий (технических и социальных), как мне кажется, пока не хватало только систематизации полученных результатов, чтобы придти к новому качественному уровню - не только в этой области, но и во всех соседних. И потому сейчас самое время создать нечто вроде реестра актов перенимания новых технологий и начать анализировать их в совокупности и взаимосвязи между собой и с политическими и военными событиями.
Отметим, что ранний период истории восточных славян - до 8 в. - включал контакты со скифами и др. иранскими народами, а также готами, аварами и др., что  отразилось в этимологии многих терминов в русском языке. Однако, датировка актов учебы  этого периода  слишком широка, а их содержание часто спорно. Поэтому я «снизу» ограничился периодом, начиная с 8 века, к которому относятся первые определенные датировки. «Сверху» ограничимся  лишь актами учебы до 18 века, тем исключая большую часть деятельности Петра Великого, который довольно сильно заслонил ею предыдущие сходные явления - для де Кюстина или Чаадаева, к примеру, практически полностью.
Будем обращать внимание не только на ремесла, технику или строительство, но также на сельское хозяйство, на перемены в одежде и обуви (в «дресс-кодах» общества),  на вооружение и военную организацию, а также  на общественные инновации - культуру и государственное строительство. Хотя  собранные таким способом данные   разнородны, но, так или иначе, эти акты учебы значимы для исторического развития Руси/России.
Специально составляемая для вышеназванных целей база данных перенятых в  8-17 вв  инноваций содержит сейчас 346   пунктов.    Даже если их  можно пополнить (есть  области, где аналоги и предшественники инноваций исследованы наукой недостаточно), то все же обнаруживаемых тенденций эти сведения  существенно не изменят, и временую интенсивность  перенимания нового они отражают.
 Из этих данных  я получил   хронологический график восприятия технологий соседей Русью/Россией (рис.2).



Рис. 2. Заимствования 8-17 веков .Специально выделены инновации с более точной датировкой, которые важны для более точного определения периодов учебы.

График дает нам возможность оценить интенсивность  русской учебы по векам. И мы тут же сталкиваемся с тем, что, оказывается, особенного «прекрасного момента, в который все было ввезено из-за границы» (Кюстин) не было - если не считать им всю русскую историю. Практически вся  она  полна событиями учебы у соседей. Конечно,  в рассматриваемом периоде особо отличаются 10-11 вв.  Главный учитель того времени, Византия, заметно отличался более высоким  уровнем развития от всех остальных учителей, включая и Западную Европу. 
Заодно, при столкновении с такого рода данными, ламентации Чаадаева о бесконечном и беспросветном прозябании по лачугам  теряют под собой почву.  Чаадаев страдал, конечно, не вполне о материи, а  о «плоде христианства» по католическому образцу. Однако, духовное имеет свойством произрастать на  материальной почве, а та, в свою очередь, зависеть от множества причин - соседей, учителей, противников, ресурсов, климата, доступных рынков и прочего.  
И эта материя, и ее духовная сторона  менялись в русской истории кардинально. Вспомним хотя бы «лачугу»: в самом деле, вначале была такая славянская полуземлянка, но  в 10-11 вв.  получил распространение срубовый дом. «Если в IX - X вв. наземные срубные дома прослежены преимущественно в северо-западной части Древнерусского государства - Новгородской и Псковской земле, но, распространяясь с севера на юг, они  в X - XI вв. распространились на юг и юго-восток, заняв почти всю лесную зону Европейской России, до границы лесостепи, а в XII - XIII вв. перешагнули эту границу». (Рабинович, 1988) Несколько позже на Севере сложились великолепные строения - огромные дома северного типа, в которых под одну крышу попадали жилые и хозяйственные постройки.
Или, о перестройке мира, который якобы обошлась без Руси:  отметим, к примеру, постоянные русские усилия по колонизации все новых территорий сразу после восстановления собственно государственности. В результате территория  России от конца третьей четверти 15 века до второй четверти 19 века выросла примерно в 40 раз (не включаю в эти цифры нынешние территории независимых государств), выйдя очень далеко за пределы первоначальных восточнославянских географических ареалов. Разве это не существенное изменение топографии и осознания мира?
Одновременно росло число монастырей, одного из главных инструментов тогдашней колонизации - XIV век - основано 153 новых монастыря, XV-  еще 268, XVI- 458,  XVII - 718 !  На том, правда, их рост закончился, и наступили времена обратного процесса  - закрытия и секуляризации монастырей, хотя на вновь присоединяемых территориях они все еще основывались - XVIII век - 218. Монастыри сыграли большую роль - они бьли не только центры колонизации, но в некоторых случаях и промышленные предприятия, и школы, и банки, своего времени и рода, конечно.
А это только некоторые детали о лачуге, как месте жилья отдельного русского, и о лачуге, как национальном доме русской нации. Мве это не изменение мира?особности русских учиться седейовывались -
Обратим также внимание на цифры: для тысячелетнего периода 8-17 вв. 346 инноваций - это, в среднем, около 35  инноваций за век, одна примерно за 3 года, а в активнейший период 10-11 вв - одна за 1,4-2 года!  Даже периоды, когда Россия  отставала от западных соседей,  не были периодами глухой спячки.  
И  пик учебы 18 века, который будто бы единолично создал Петр, был подготовлен все растущей активностью России в перенимании нового, которую мы можем видеть на протяжении 15-17 веков, превышающих  уровень  12-14 вв. И, с другой стороны,  резкий петровский рывок к так называемой модернизации имел, оказывается, несколько менее вспоминаемого  предшественника - учебу  10-11 вв, которая по количеству перенятых инноваций никак не уступит и всему 18 веку, и, вероятно, была не менее  важной. 
Я специально вынес в эпиграфы к этой главе  точки зрения двух представителей публицистики 19 века. Это одни из первых высказываний о способности русских учиться, первые попытки осознания темы. Чтобы правильно понять, какие позиции отражают эти высказывания, какой научный контекст, что из них следует, остановимся вкратце на этих вопросах, потому что они принципиальны.
   Позиции. Чаадаев и де Кюстин были современниками, выросшими в разных странах, но при том, как мы видим, оказались удивительно единодушны, оценивая способность русских осваивать новое. Эта душевная близость  неудивительна: маркиз де  Кюстин -  образованный западный человек своего времени, с тягой к философии, а Чаадаев  - один из первых наших западников, в Европе не только побывавший, но изрядно ею напитавшийся.
Маркиза нередко записывают в русофобы, хотя он был, если  присмотреться к его аргументам, скорее славянофилом: де Кюстин видел, насколько болезненно и не слишком удачно для структуры общества во времена от Петра I до Николая I прошел очередной акт учебы русских - на этот раз у Запада.  Русская элита, расцветшая при этом, его потому не радовала. Но зато маркиз восхищался природной ловкостью и сообразительностью русского простонародья. Чаадаев своего народа почти не замечал, его угнетало внутреннее нездоровье социального слоя, к которому он принадлежал. Он догадывался, что причины этого - в истории.
Научное содержание. О нем говорить не приходится. Историография в то время пока еще в пеленках, последовательного описания русских древностей не было, археологии тоже, впереди только первые и крайне варварски проведенные раскопки любителей. Почти все - еще только будет.  Но - уже есть уверенные обобщения, как мы видим: первое - об отсутствии развития в русской истории.  Но обобщения эти - примеры публицистики, и их ценность определяется не наукой, а состоянием общества и спорами о нем.
Выводы публицистов. А вот они, несмотря на произвольность и явную демонстративность  делались куда, как далекие. Де Кюстин считал, что Запад -  недостижимый образец для русских, особенно в плане  изобретательности, творческих способностей, которые, по де Кюстину,  сами русские  будто бы   не имеют совсем. Хотя в прочих талантах, причем  каких-то особенных, нетворческих («иронических»), он им не отказывал. Маркиз формулировал свои представления  так: «Русские обыкновенно проявляют свою сообразительность не столько в старании усовершенствовать дурные орудия труда, сколько в разных способах использовать те, что у них есть. В них мало развита изобретательность, и чаще всего им не хватает механизмов, приспособленных для достижения нужной цели. Народ этот при всем его изяществе и талантах начисто лишен творческого гения: русские и в этом - северные римляне. И те, и другие вынесли свои науки и искусства из-за границы. Они умны, но ум их подражательный, а значит, более иронический, чем плодовитый: такой ум все копирует, но ничего не в силах создать сам». Итак, это западное резюме о русских в начале 19 века - том, который существенно изменил сложившиеся стереотипы.
Чаадаеву, который родился с другой стороны этой границы, казалось,  что русским не хватало способности формулировать идеи и цели. Об этом он писал в письме Якушкину: «Я много размышлял о  России с  тех  пор,  как  роковое  потрясение  так разбросало нас в  пространстве, и я теперь  ни в чем не убежден так  твердо, как в  том, что народу нашему не  хватает прежде всего  глубины.  Мы прожили века так или почти так, как  и другие, но мы никогда  не размышляли, никогда не были  движимы какой-либо  идеей: вот  почему вся будущность страны в один прекрасный день  была  разыграна в кости несколькими молодыми людьми,  между трубкой и стаканом вина".
Интересное высказывание. Особенно потому, что в «Философских письмах» один из главных игроков в кости за бокалом вина и трубкой, Петр I, назывался им великим человеком, за которым русские не последовали ввиду своей косности.  По Чаадаеву получается, что и решать судьбу страны игрой в кости плохо (легкомыслие), и не следовать за  легкомысленными игроками - тоже никак нельзя (косность). Куда не кинь - все клин.
Ну, а теперь пойдем дальше и попробуем проверить, так ли уж неподвижно и неизобретательно было осуждаемое двумя созерцателями русское прошлое?  
Посмотрим на учителей в школе русской истории, и на ее предметы.

Учителя   в школе  русской истории.
«В то время, когда среди борьбы между исполненном силы варварством народов Севера и возвышенной мыслью религии воздвигалось здание современной цивилизации, что делали мы? По воле роковой судьбы мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии, к предмету глубокого презрения этих народов».
(П. Чаадаев)

«Я всегда старался доказать, что главная роль в преобразовании античного, греко-римского мира  в мир новый, европейский, принадлежала Византии, восточному  центру Европы»
(Н. П. Кондаков).

Для начала разделим инновации по происхождению, по тем народам (или целым группам народов), от которых они пришли. Деление будет почти совпадать со сторонами света возникающего древнерусского государства. Это:

  • СЕВЕР - специально я рассматриваю его  лишь через викингов (варягов), чтобы выделить и локализовать их роль.
  • ЮГ - прежде всего Византия, но еще и причерноморские греки, и  южнославянские соседи. Это, короче говоря, византийский мир, в котором кроме греков  заметную роль играли болгары. Позже - уже выходцы из этого мира.
  • ЗАПАД - страны Западной и Центральной Европы.
  • ВОСТОК -  народы степей:  хазары, печенеги, половцы, монголы. Вдобавок к тому -  угро-финны (строго говоря, они не только восточные соседи, но  также  и северные), булгары. Через заимствования у хазар и монголов в этой группе можно обнаружить аланские, персидские и китайские влияния.
То есть тут   рассматриваются, прежде всего, византийцы, викинги,  народы Центральной и Западной Европы и остальные - народы Восточной Европы и Евразии. Поделив инновации по «учителям», мы получим следующий график (рис. 3):


Рис. 3. Вклад соседей  в инновации Руси/России в 8-17 вв.

Обратим внимание, что кочевники и викинги оказались среди наших ранних учителей, их влияние прослеживается уже в 8-9 веке.  Восточных соседей Руси этого периода мы, возможно,   недооцениваем. Можно, однако, видеть, что контакты с ними были достаточно интенсивны, а хазары были долгое время посредниками в общении с Персией и арабским миром. Первые максимум контактов с восточными соседями был достигнут еще в далеком 10 веке, а всего от них в рассматриваемый период 8-17 вв. было перенято не менее 72 инноваций. Самые ранние - разведение коней, а с ними почти все снаряжение коня, сабля, композитный лук, кистень и булава, как оружие конника, наборные пояса, сферо-конический шлем, а потом и шлем с личиной, топорики-чеканы,  войлок, сапогн (само слово булгарское). Сарацинская рубашка, кафтан и другая статусная одежда, монеты которые ходили на Руси были персидскими и арабскими, пришедшими часто через посредство соседей. Многое было взято у угро-финнов: вероятно, уже упомянутый срубной дом, многочисленная топонимика лесной части Руси, в культуре - волшба, культы священных рощ, вышивка, некоторые образцы ювелирных изделий и так далее. Об остальных восточных влияниях поговорим позже.
Роль варягов оказывается не такой малой, как упорно утверждается противниками норманизма: не менее 24 инноваций 8-11 вв. с максимумом вклада в 10 в.  Вероятно, от варягов пришло бочарное ремесло и горячая обработка рога и кости, токарный станок, ручные жернова, боевой корабль-драккар, в славянском языке получивший имя насад и быстроходный корабль исландского типа -  скидея,  ледоходные шипы для коней и людей, многие виды оружия - например, широколезвийные топоры и западные виды оружия, в переносе которого викинги были посредниками, технология  трехслойных ножей (слой твердой науглероженной стали между мягкими слоями железа), начало года по норманнскому образцу - с марта,  такие игры, как скандинавские шашки и «мельница»,  часть символики власти и ее атрибутов, упорядоченный сбор налогов и места его сбора - погосты, почтовые повинности населения - повоз, часть законов «Русской правды», в которых просматриваются скандинавские источники.
Хотя роль варягов была не только учительской, но еще в большей степени организационной.  Сохраняя аналогию со школой, варяги играли в ней роль завуча. Варяжские воины-купцы с их постоянным стремлениям к рынкам невольников стали инициаторами интенсивных контактов сначала с Персией, а потом с Константинополем, и тут у Руси появился очень важный учитель - Византия (127 отмеченных событий учебы начиная с 9 и по 17 век). По уровню техники и культуры этот мир намного превосходил других соседей Руси и сыграл в европейской истории огромную роль в сохранении  античных общественных и технических изобретений.  
Варяги же способствовали  проникновению на Русь  западных изделий и ремесел раннего Средневековья. Влияние Западной Европы  (всего 123 инновации) возрастало со временем и стало особенно сильным  в конце рассматриваемого периода, в 15-17 вв.
Чаадаев, считавший Византию «предметом глубокого презрения»  «исполненного силой варварства Севера» и «возвышенной мыслью религии» Запада как-то очень легко принимал на веру позднюю католическую пропаганду и даже не попытался опереть свои безапелляционные высказывания  на факты. Медицина,  ремесла, культурные растения, право, философия, высшие школы, монастыри с  их приютами, больницами и школами -  это все не создания «исполненного сила варварства», даже не изобретения «возвышенной мыслью религии» западной ветви христианства,, а явления, пестуемые «предметом их презрения», Византией.  Собственно, и «возвышать мыслью религию» начали именно великие учителя церкви византийского происхождения - достаточно вспомнить Иоанна Златоуста, Афанасия Великого, Василия Великого.
Символом русской учебы у Византии можно назвать недавно найденную в Новгороде Псалтирь конца 10-ого начала 11 века, написанную на покрытых воском табличках - церах (рис. 4.) - вот факт приобщение к развитому миру: письму, его средствам, книгам, переводам, к тому самому, к которому приобщились и западные школяры.


Рис. 4. Первая страница найденной в 2000 году в Новгороде уникальной Новгородской псалтири, которая  представляет собой «триптих из трех деревянных (липовых) дощечек размером 19х15х1 см. Каждая дощечка имеет прямоугольное углубление (15 х 11.5 см), залитое воском; на средней дощечке такие углубления сделаны с двух сторон. Таким образом, кодекс содержит четыре восковых страницы, так называемые церы.   Церы - навощенные дощечки - широко употреблялись для письма в древних Греции и Риме, а также в средневековой Западной Европе».  Находка датируется концом 10-началом 11 века и представляет собой первую известную. русскую книгу (Зализняк, Янин 2001).

То, что была способна дать во времена крещения Руси   Византия, в комплексе не мог в те времена дать больше никто. Поток инноваций хлынул на Русь с конца 10-ого века и не задержался в одном столичном Киеве, но очень скоро был уже и частью жизни в Новгороде, Полоцке, Суздале, Владимире. Влияние византийского мира можно прослеживать на всем временном отрезке с 9 по 17 век (в последнем особо отметились братья Лихуды, организаторы Славяно-греко-латинской академии) и со временем оно менялось по содержанию и сложности.
Если в 12-13 вв. византийское влияние уменьшилось, поскольку росли контакты с Западом, а потом Русь была подчинена монголами, то  14 век называют временем второго южнославянского влияния - после разгрома балканских славянских государств немалое число ученых людей перебралось в русские княжества. В 15 веке уже и сами греки после падения Константинополя заметно повлияли на формирование России Ивана III. Тут важны были не только идеи государственно-религиозной преемственности, символика и церемониал, но организация дипломатии, информационной службы, государственного строительства.   
Чаадаев, ругая Византию, говорил «о нравственном учении, которое должно было нас воспитать». Он, кажется, думал, что вопрос воспитания лежит в чем-то внешнем, к собственной истории отношения не имеющем. И вот этот внешний источник может быть благотворен или ядовит. Если говорить о какой-то тонкой и особой византийской безнравственности, то очень неплохо бы описать, где и в чем она укрывалась и как исхитрялась оттуда, из своего тайного гнезда, отравлять русский народ на протяжении 1000 лет. Хотя, конечно,  публицистическая историография не нуждается в такой детализации - по русской поговорке, кое-кому лишь бы прокукарекать, а там хоть не рассветай.
Но, конечно, все эти споры никак не отменяют все растущей со временем важности перенимания Русью/Россий западных инноваций - вначале это было, в первую очередь, оружие и его производство, а потом другие ремесла и культура. Обращение к Западу было, однако, сильно осложнено как монгольской изоляцией Руси, так продолжающейся конкуренцией двух ветвей церкви. Однако, правители формирующейся России  стремились преодолевать изоляцию и запреты - кстати, с помощью  греков, в 15 веке ставшими дипломатами и агентами новой страны и нашедшими возможность наладить новые контакты в Европе. В 15-17 вв.   Запад  стал главным источником инноваций  в технологиях, культуре и других областях (рис. 5).



Рис. 5. Уникум - первая русская золотая монета после златников 10-11 вв., а именно дукат Ивана III.  Полностью копируя венгерский дукат, вплоть до венгерской символики, он несет при том русскую надпись. Золотая монета, отчеканенная с помощью итальянских мастеров (Якоба или Фиораванти), предназначалась для оплаты иностранных специалистов, которых активно зазывал в Москву Иван III, и в этом качестве она является символом учебы у Запада как сама по себе, так и по своему назначению.

После этого обзора соседей-учителей обратимся к «предметам», которые они оказались способны преподать. Любопытное явление тут - своеобразные циклы организации и переорганизации Руси/России.

Технологическая цивилизация, Русская история

Previous post Next post
Up