10. Матмех ЛГУ, 1960 - 1965, продолжаю
А переходя, в порядке жизненной важности, от книг к людям,
скажу, что не только в публичке и на Литейном, но и на матмехе мне было хорошо. Шестидесятые годы, повторяю, были хорошим временем - не знаю, как в других местах, а уж у нас-то точно, и думаю, что никто из помнящих то время и место мне не возразит. Да, я горжусь и хвастаюсь тем, что у меня хватило детского умишка правильно выбрать факультет, по сей день я этому радуюсь. (Родители-то были за математику еще и потому, что они полагали, что она прокормит меня вернее, чем, скажем, филология. Тут они ошиблись - когда настали нелегкие времена, меня кормила не математика, а английский язык, скажу в скобках)
Что могло омрачать атмосферу в советском вузе? Ну например, засилье идеологии. Но у нас этого не было, идеология не свирепствовала. Да, наши комсомольские активисты, повторюсь, были искренни, в тогдашнюю сов. пропаганду, типа все того же пресловутого возвращения к ленинским нормам и тп имели слабость верить - в Бога же, наоборот, не верили - но все равно: это были хорошие ребята, честные, искренние и талантливые. Они вели математические кружки для школьников, помогали отстающим младшекурсникам, занимались туризмом. А от остальных, рядовых комсомольцев, никто не требовал особых деклараций правоверия, и мы - те, кто их наивной веры не разделял - могли обойтись без лицемерия и притворства. Ну, или, чтобы не впадать в то, что в тогдашней лит. критике называлось "лакировкой действительности" - могли ограничиться самым минимумом, позволяющим не терять самоуважения.
Конечно, чтобы перейти на следующий курс, надо было сдавать т.н. общественные дисциплины: историю КПСС, истмат-диамат (если кто-нибудь еще помнит, что это такое), догматическую советскую политэкономию. Ну и ладно, мы говорили: Маркс писал то-то, Ленин в такой-то работе утверждал сё-то - никто не требовал, чтобы мы с биением в грудь выдавали это за собственные заветные убеждения. Да и не особо важно это было. Ладно, мне, скажем, нетрудно было получить на этих экзаменах пятерку - память хорошая, просмотренный накануне учебник пересказать мне было нетрудно. А например, гениальный Миша Громов, будущее светило нашей науки, лучший математик нашего поколения, с которым я училась в одной группе, - никогда больше тройки по этим наукам не получал, ему было лень напрягать мозг ради такой чуши - да и тройку-то, подозреваю, ему натягивали - ну и что - все знали, что он гений, и нимало ему ни в чем эти натянутые тройки не вредили.
Что еще могло омрачать факультетскую атмосферу? Например, национальные дела. Свидетельствую: в 60-е годы на матмехе никакого антисемитизма или чего-нибудь подобного, ни бытового, ни казенного, не было и следа. Раньше - не знаю, позже - возможно. Тогда не было. В математике всегда традиционно было много евреев - и сейчас, умудрясь за долгую жизнь, вспоминая своих товарищей и преподавателей, я вижу, что и у нас их было много. Но тогда нам и в голову не приходило как-то на этом останавливать свои мысли и различать одних от других. То есть, может быть, кому-то и приходило, за всех поручиться не могу, но среди тех, с кем я общалась - нет, категорически. Ни в чем и никак, дружили не заглядывая друг другу в паспорт - и к факультетскому начальству это тоже относится.
Чего еще у нас не было? Не было блатников, поступивших по протекции или за взятку бездарностей. На матмех не было смысла идти по протекции, все равно потом, если мозги не те, вылетишь, только время потеряешь. На журналистике - еще как были блатники, на филфаках-истфаках - очень даже были. А у нас не было.
Не было нехорошей вещи, которая, боюсь, сейчас имеется во всех наших вузах - имущественного неравенства среди студентов, которое бросалось бы в глаза. Если у кого-то родители и были состоятельнее, чем у других - это было незаметно. В основном же народ был небогатый. Но веселый.
Да я, собственно, и по сей день думаю, что математики - лучшие люди на свете. Не то, что они лишены недостатков - нет, и сволочи попадаются, и дураков хватает. Но меньше, во многие разы меньше, чем в других академических профессиях, статистически значимая разница. Такая уж наука - без интеллектуальной честности в ней шагу не ступишь, соответственно и с остальными видами честности сильная корреляция. Не примите только за самохвальство, я давно уже не математик, говорю это со стороны.
скажу, что не только в публичке и на Литейном, но и на матмехе мне было хорошо. Шестидесятые годы, повторяю, были хорошим временем - не знаю, как в других местах, а уж у нас-то точно, и думаю, что никто из помнящих то время и место мне не возразит. Да, я горжусь и хвастаюсь тем, что у меня хватило детского умишка правильно выбрать факультет, по сей день я этому радуюсь. (Родители-то были за математику еще и потому, что они полагали, что она прокормит меня вернее, чем, скажем, филология. Тут они ошиблись - когда настали нелегкие времена, меня кормила не математика, а английский язык, скажу в скобках)
Что могло омрачать атмосферу в советском вузе? Ну например, засилье идеологии. Но у нас этого не было, идеология не свирепствовала. Да, наши комсомольские активисты, повторюсь, были искренни, в тогдашнюю сов. пропаганду, типа все того же пресловутого возвращения к ленинским нормам и тп имели слабость верить - в Бога же, наоборот, не верили - но все равно: это были хорошие ребята, честные, искренние и талантливые. Они вели математические кружки для школьников, помогали отстающим младшекурсникам, занимались туризмом. А от остальных, рядовых комсомольцев, никто не требовал особых деклараций правоверия, и мы - те, кто их наивной веры не разделял - могли обойтись без лицемерия и притворства. Ну, или, чтобы не впадать в то, что в тогдашней лит. критике называлось "лакировкой действительности" - могли ограничиться самым минимумом, позволяющим не терять самоуважения.
Конечно, чтобы перейти на следующий курс, надо было сдавать т.н. общественные дисциплины: историю КПСС, истмат-диамат (если кто-нибудь еще помнит, что это такое), догматическую советскую политэкономию. Ну и ладно, мы говорили: Маркс писал то-то, Ленин в такой-то работе утверждал сё-то - никто не требовал, чтобы мы с биением в грудь выдавали это за собственные заветные убеждения. Да и не особо важно это было. Ладно, мне, скажем, нетрудно было получить на этих экзаменах пятерку - память хорошая, просмотренный накануне учебник пересказать мне было нетрудно. А например, гениальный Миша Громов, будущее светило нашей науки, лучший математик нашего поколения, с которым я училась в одной группе, - никогда больше тройки по этим наукам не получал, ему было лень напрягать мозг ради такой чуши - да и тройку-то, подозреваю, ему натягивали - ну и что - все знали, что он гений, и нимало ему ни в чем эти натянутые тройки не вредили.
Что еще могло омрачать факультетскую атмосферу? Например, национальные дела. Свидетельствую: в 60-е годы на матмехе никакого антисемитизма или чего-нибудь подобного, ни бытового, ни казенного, не было и следа. Раньше - не знаю, позже - возможно. Тогда не было. В математике всегда традиционно было много евреев - и сейчас, умудрясь за долгую жизнь, вспоминая своих товарищей и преподавателей, я вижу, что и у нас их было много. Но тогда нам и в голову не приходило как-то на этом останавливать свои мысли и различать одних от других. То есть, может быть, кому-то и приходило, за всех поручиться не могу, но среди тех, с кем я общалась - нет, категорически. Ни в чем и никак, дружили не заглядывая друг другу в паспорт - и к факультетскому начальству это тоже относится.
Чего еще у нас не было? Не было блатников, поступивших по протекции или за взятку бездарностей. На матмех не было смысла идти по протекции, все равно потом, если мозги не те, вылетишь, только время потеряешь. На журналистике - еще как были блатники, на филфаках-истфаках - очень даже были. А у нас не было.
Не было нехорошей вещи, которая, боюсь, сейчас имеется во всех наших вузах - имущественного неравенства среди студентов, которое бросалось бы в глаза. Если у кого-то родители и были состоятельнее, чем у других - это было незаметно. В основном же народ был небогатый. Но веселый.
Да я, собственно, и по сей день думаю, что математики - лучшие люди на свете. Не то, что они лишены недостатков - нет, и сволочи попадаются, и дураков хватает. Но меньше, во многие разы меньше, чем в других академических профессиях, статистически значимая разница. Такая уж наука - без интеллектуальной честности в ней шагу не ступишь, соответственно и с остальными видами честности сильная корреляция. Не примите только за самохвальство, я давно уже не математик, говорю это со стороны.