(no subject)
Авто Гарцкиа
Мы за Гумистой (продолжение)
Положение усугублялось ещё и тем, что не было воды и кончились медикаменты, так как раненых становилось все больше и больше. Забегая вперед, скажу, что в общей сложности из 150 бойцов было 12 погибших, и около 50-и было тяжелораненых, которых необходимо было нести на себе. Медикаменты были только у одного человека. И этот человек была - Ирина Гоцеридзе. И без всякого преувеличения скажу, что в этом бою мы увидели женщину, которая одна стоила целой сотни людей. Каким-то образом она вселяла надежду раненым бойцам и тем, кто пал духом и прятался с ними в подвале. А в минуты крайней опасности она это показывала своим примером, выходя наверх, и встав вместе с нами, прицельно выпускала по грузинам короткие очереди из своего АКМа. Это была немногословная и удивительно красивая женщина, лет тридцати, с короткой стрижкой брюнетка, и необыкновенно мягким характером. Раненые верили в каждое её слово. И почти все они выжили, в отличие от неё самой . До сих пор не знаю, каким образом она попала к нам, единственная из гагрского батальона. Что заставило её попасть в ряды штурмующих ? Не зря говорят - пути господние неисповедимы. Скольким она спасла жизни.
Понимая, в каком отчаянном положении мы находимся, она, не требуя ничего, спрашивала меня: - Что делать ? Медикаментов и болеутоляющих уже нет. Воды тоже нет.
А я, думая, что в ней, не дай бог, проснется женская сентиментальность, и это в последствии может отразиться на настроении раненых и солдат, отвечал немного небрежно, и быть может цинично : - «Придумай сама что-нибудь…Сыграй… Тяни время…Скажи, что скоро придут на помощь вторые эшелоны и спасут всех раненых…Обмани наконец…Главное внуши им, что даже в случае отхода ни одного раненого мы здесь не оставим».
На что она ответила мне: « Я понимаю, что ты вынужден так себя вести. Это может нужно для достижения какой-то цели, но не с ранеными. Их незачем обманывать, они всё чувствуют. Они ещё живые… многих из них можно спасти, если срочно оперировать ». Сказала она это без всякого зла, спокойно и мягко. И смотрела на меня так , что я должен был обязательно что-нибудь придумать, будто говорила : «Вытащи нас отсюда». До сих пор помню её взгляд - немного наискось и вниз, а на губах еле заметная улыбка. За неё и цеплялись все раненые. Если улыбалась, значит ещё не всё потеряно.
Конечно же, она была права. Потому что, это не мы были в соприкосновении с ранеными, а она. И она единственная надежда для них. Каждый из пятидесяти был у неё на счету. И она знала, кому и сколько осталось жить от осколочного ранения в живот, кто и когда истечет кровью, и кому когда необходима ампутация конечности. А времени, чтобы спасти раненых, оставалось все меньше и меньше…
Наше положение с каждым часом усугублялось. Грузины обстреливали нас постоянно, и в какой- то момент прижали к сопке. Я понимал, что все пошло не так, но сказать об этом открыто я не мог, тем более, что приказа никто не отменял. Стоим на месте и отражаем атаки. Ни команды «вперед», ни «назад». Штурм называется. Пошли бы все вместе скопом, уже бы в центре города стояли. Зачем надо было делить отряды на эшелоны ?
Тем временем грузины решили окружить нас и для начала взять в плен.
-Абхазы, сдавайтесь ! - кричали они со всех сторон. - Сдавайтесь, вашу мать, все равно всех перебьем. Кто сдастся, тому Шеварднадзе обещал помилование.
Известный метод психологического давления, рассчитанный на слабонервных. Тем не менее, на некоторых это подействовало. Один из тех, кто прятался в подвале, где лежали раненые, заикаясь, дрожащим голосом произнес:
-Послушайте, у меня есть белая майка. Давайте привяжем её к палке и сдадимся. Я думаю, они не будут стрелять в пленных.
Почти в ту же секунду он отлетел в угол, получив удар прикладом по шее. Это был Алмасхан Лакоба, который ещё не остыл после полученного ранения в плечо, и слова, произнесенные каким-то трусом взбесили его.
-Ах, ты сука…Что же ты думаешь, падла ушастая, что у тебя одного белая майка есть. Лучше пошел бы наверх и помог чем-нибудь. Жаль такие, как ты не погибают. Зато, какие басни ты будешь рассказывать после войны своим детям, если они у тебя родятся…Скажешь ещё слово, останешься без наследства…
Больше в подвале никто не изъявил желания предложить своё нижнее белье для того чтобы сдаться в плен.
Тем временем кольцо окружения сжималось. Выручало нас пока только то, что сзади была сопка, и противник вынужден был идти на нас с фронта и с флангов. Уже было видно, как они перебегали огороды от дома к дому, переговариваясь друг с другом. Вокруг стояли в основном двухэтажные полуразрушенные дома. Нам оставалось только одно - опережать их действия, и стрелять, как можно точнее.
Даур с Арзиком побежали к трофейному БМП, который стоял в мандариннике прямо у гаража. Они взяли на себя дорогу и левый фланг, а я вместе с Анзором Таниа, Джоном Агрба, Русланом Ладариа, Тимуром Чаабал и Зюбой Агрба взяли на прицел правый, где было много построек и домов. Пулеметчики усилили фланги и были готовы в любую секунду открыть перекрестный огонь. Теперь так просто нас было не взять.
Те ребята, что активно сопротивлялись, уже адаптировались и знали, как действовать в подобных обстоятельствах. Особенно отличался Руслан Ладария, который не стоял на месте, постоянно менял свою позицию, действовал перебежками и прикрывал бойцов меткой стрельбой, то на доном фланге, то на другом. Видно было, что он не из робкого десятка. Также, ни разу за всё время не спустился в подвал и Тимур Чаабал, который держался до конца на занимаемом рубеже.
Даур Зухба залез в БМП и наблюдал за противником в триплексы, а я смотрел в бинокль в небольшое отверстие, которое было на воротах гаража рядом с верхней петлей. Бинокль в бою незаменимая вещь. Главное видишь, кто свой, а кто чужой.
Прямо напротив нас, если смотреть в сторону Гумисты и немного левее, человек пятнадцать забежали в стоящий рядом с домом сарай. Расстояние метров двести. Неужели Даур не видит их, мелькнула мысль, как в это же мгновение послышались из БМП шесть выстрелов один за другим. Сарай сразу загорелся, и оттуда стали кричать «мищвеле», прося о помощи. Для уверенности Даур выстрелил туда ещё несколько раз и ещё по одному снаряду в каждый из близлежащих домов. Со стороны складывалось впечатление, что пушка его БМП стреляет автоматически. Тогда многие решили, что он тем самым обратил на себя внимание, и что теперь нам точно несдобровать. Но другого выхода не было. На своем фланге Даур Зухба уничтожал все, что может ходить и ползать. И если бы не он, кто знает, как сложилась бы наша судьба в тот день. Как то у него все это получалось. Будто это был профессионал. Полдня он один не подпускал грузин к нашим позициям.
В это же время, напротив меня, если смотреть со двора дома, прямо в сторону реки, я увидел в бинокль, как человек десять стали подниматься по лестнице на второй этаж дома, который находился от нас меньше чем в 150-и метрах. Странно, подумал я. Второй этаж?! Видать ещё не совсем опытные. Несколько раз стрельнули в нашу сторону длинными очередями. Как сейчас помню их лица. Один из них был такой холенный, здоровый, с короткой черной бородкой и перебинтованной правой кистью. У всех остальных на рукавах были белые повязки. Здесь двух мнений быть не могло. Грузины. В гараже, рядом со мной несколько заряженных гранатометов и два комплекта огнемета. Они очень эффективны против закрытых позиций противника. В комплекте два огнеметных выстрела, достаточно тяжелые. Но благодаря Сусы Гумба из Дурипша, которые нес их на себе, они у нас были.
Смотрю, никого с гранатометчиков поблизости нет, а надо было действовать быстро. Решил сам стрелять, пока грузины не покинули дом. Вижу их отчетливо. Зову ребят, что бы прикрыли меня и показываю руками , что вижу цель. Подходят Джон Агрба, Руслан Ладариа, Анзор Таниа, Алмасхан Лакоба, Арзик Тарба. Они по цепочке ещё кому то передают. Показываю им знаками, какую сторону прикрывать.
Надо было выйти во двор на открытое место без помех, чтобы прицельно выстрелить. Даю ребятам маяк. Открывается шквальный огонь в сторону противника, чтобы ни один грузин и носа не высунул. Встаю на одно колено. Прицельная шкала гранатомета начинается с 200 метров, значит надо брать под мишень, в область подоконника. Прилип к прицелу …Нажимаю курок..Выстрел. Вижу , как реактивный снаряд полетел в цель…Взрыв…Точно в окно. Тут же беру огнемет, прицеливаюсь в диоптрический прицел…Выстрел, глухой , раскатистый взрыв, как гром. Есть…От избыточного давления вылетели все окна и двери, ещё через мгновение рухнула крыша. Ребята стали кричать «Ураа!», продолжая стрелять. Такого эффекта от огнеметного выстрела мы не ожидали. Грузины бежали на помощь к своим, но пулеметчики отсекли их.
Целый час было тихо.
-Эх, сейчас глоток воды выпить чего стоит, или хотя бы пол сигаретки выкурить, - говорит кто-то с таким сожалением, что у меня самого кольнуло под сплетением.
Ни воды, ни курева, а как был бы кстати. Знали бы, хоть водки взяли с собой. От такой трезвой жизни умереть хочется. До Гумисты рукой подать, а пойди, попробуй, тем более засветло. Кое-кто делает самокрутку из сухих листьев ольхи и дымит. Ничего, за неимением табака и ольха сойдет, были бы целы. В пылу боя забыл я тогда, что у меня в нарукавном кармане бушлата лежит неоткрытая пачка сигарет «Мальборо», которую я положил туда уже давно, а когда вспомнил, то уже была глубокая ночь. Как скажешь теперь ? Вначале мне даже было неловко предложить настоящие сигареты, в то время как они курили листья деревьев. И чтобы не обидеть никого я сделал вид, что нашел в темноте пачку под ногами, совершенно случайно. Я предложил разломать сигареты пополам и дать их в первую очередь тем раненным, кто мог курить. На какое- то время это разрядило обстановку…
Неужели грузины отошли ?...Да нет, на вряд ли…Опять послышался знакомый гул моторов. Выйдя на небольшую возвышенность, я увидел в бинокль два танка и два БМП, а тех, что мы подбили гусеницы, они куда-то утащили. На этот раз танки шли очень хитро. Впереди идущий танк был на зацепе тросом со вторым. Точно так же шли БМП. Значит, подбиваешь впередиидущий, второй его выносит обратно. Умно, ничего не скажешь.
-Приготовиться, танки пошли ! - кричу я.
На этот раз только Даур Зухба и Арзик Тарба забегают в гараж, заряжают по два гранатомета и бегут кто куда, через небольшой мандариновый сад к ограде. Они знают свое дело! Им ничего объяснять не надо !
Появились первые сумерки. Продержаться бы ещё часок, а там ночь. Хотя танки и БМП оборудованы ночными приборами, но они все равно боятся темноты… Завязался ожесточенный бой. Танки и БМП стреляли в нас не умолкая с расстояния 100-200 метров. Грохот стоял такой, что земля под ногами содрогалась. На этот раз они осторожно, метр за метром приближались к нашим позициям. Они хотели стереть с лица земли нас вместе с домом, но им очень мешал другой, рядом стоящий, и уже полуразрушенный.
Даур и Арзик ушли вперед нас метров на 50. К ним бежали на помощь Зюба Агрба и Залим Шухов вместе с двумя адыгами и русским парнишкой, которых я не знал. Несколько человек из роты Закана Маршания, а также Татка Дзидзариа, Кува Еник, Анзор Тания, Джон Агрба и ещё один русский парень из п. Бзыбь по фамилии Котелевец, перекрыли подступы со стороны сопки. Град пуль было выпущено в нас в течение получаса. Снаряды у противника не кончались, но и мы отвечали не останавливаясь, чтобы не оставить им и тени сомнения.… После такого противостояния в любом случае придется считать потери, но об этом сейчас не думал никто. Сейчас надо было любым путем выстоять, отбить атаку, а иначе конец.
Вдруг я услышал знакомые голоса. Это были Арзик и Даур.
-Снаряды…снаряды давайте ! - кричали они, с каким-то сожалением.
Опять никого рядом . Попрятались что ли? Как иногда бывает обидно, когда перед тобой «готовая мишень» и не хватает всего лишь одного выстрела, от которого может зависеть исход боя.
-Черт возьми, - обрадовался я, - главное, что живы. А снаряды сейчас я вам сам принесу. Только не высовывайтесь пока, братцы, - говорю я сам себе.
Проскочив двор за поле секунды, я забежал в гараж, в углу которого стояли заряженные гранатометы, но не успел подойти к ним, как внутри гаража раздался взрыв. Танковый снаряд пробил блочную стенку и взорвался внутри, не зацепив осколками. Взрывной волной меня швырнуло об стенку , но спасла каска. Очнувшись через несколько секунд, я с трудом встал. Всё кружится и темно от пыли. На ощупь нашел гранатомет и хотел было выйти, как в гараж забегает Арзик Тарба.
-Где снаряды ?... Давайте , давайте быстрее, они уже совсем близко…20 метров….
В ту же секунду раздался второй взрыв, и мы завалились друг на друга . Глушануло сильно. На этот раз мне показалось, что я уже на пути к смерти… Пришел в себя видимо через несколько минут от того, что на мое лицо стекали холодные, соленые капли. Голова гудела так словно я слышал одновременно звон всех колоколов мира, и кто то хотел раздвинуть домкратом мою черепную коробку. Стало мутить. Ещё через пару минут я услышал еле уловимые слова :
-Не умирай, слышишь, прошу тебя, не умирай, - рыдал, как ребенок, надо мной, Арзик, - сейчас я сожгу этот блядский танк, ты только держись. Он приподнял меня, и, придерживая коленом, очищал моё лицо от штукатурной пыли. Мы оба выглядели так, будто нас только что вываляли в муке ... Но и на этот раз нам повезло… Обошлись без единой царапины, хотя внутри гараж выглядел как сито.
Скоро раздался третий выстрел, но уже не в нас, а в трофейный БМП, который как раз и прикрывал одну из стен гаража. Оказывается танкист и не думал стрелять в гараж. Только на третий раз он попал в цель с расстояния 20 метров, отъехав немного назад и опустив свол. БМП мгновенно охватило пламенем, ещё через минуту стали взрываться снаряды от боекомплекта. Мы с Арзиком смотрели друг на друга и радовались тому, что чудом остались живы.
Собрав последние остатки сил, я все-таки встал. Арзик, поддерживая меня плечом , повел к ребятам, которые укрывались в первом полуразрушенном доме. Один из наших пулеметчиков был только что убит, и друзья убитого приводили его тело в порядок.
Стало темно. У меня были две осветительные ракеты, и я выпустил их одну за другой в сторону грузин. Они осветили небо и долго не гасли.
-Чкара, чкара ! - послышалось в темноте.
Забегали, заметались… Жить то хочется. Для пущей уверенности дали в их сторону по рожку длинными очередями. К нашему удивлению грузины не пошли дальше, хотя на этот раз имели большое превосходство. То ли выдохлись, то ли испугались темноты. Мало того они оттянули назад свои танки.
Скоро из темноты послышались голоса.
-Абхазы, прекратите огонь ! Давайте обменяемся убитыми. Не стреляйте, давайте поговорим.
-Да-а…грузины и на самом деле не владели обстановкой.
Все наши раненые и убитые были при нас, и терять нам уже было нечего. А для того, чтобы им взять своих, надо было придти к нам, и попросить разрешения. Поэтому вместо ответа они получили длинную очередь из пулемета в сопровождении девятиэтажного мата…
Девять часов вечера… Собрав почти всех , я обратился к тем, кто отсиживался, среди которых были и достаточно взрослые люди.
-Не стыдно вам с ранеными в одном подвале находиться ? За вас что пацаны воевать будут ? Да у них же ещё молоко на губах не обсохло. А вы будете свою шкуру спасать. Перед боем вы все храбрецы, слова вам не скажешь, как комдивы себя ведете, а здесь, что, кишка тонка, по подвалам прячетесь. Не обязаны они за вас воевать… Если бы не они от вас уже мокрое место осталось.
Я не мог себя сдержать, раз за разом ругая их на чем свет стоит. Кто-то хотел было возразить, но их быстро успокоили, и они закрыли рты.
В сложившейся ситуации надо было думать над тем, что делать дальше. Рация молчала, а точнее там не владели обстановкой. Ясно, что помощи ждать было не откуда.
Вижу, как Закан Маршаниа нервничает и также постоянно выходит в эфир, но там словно воды в рот набрали. Сначала с нами на связи был Слава Анкваб, но после его сменил кто-то другой, и после совсем замолчал. Было понятно, что нам боялись сказать правду. А правда заключалась в том, что за нами не пошли, что мы отрезаны, а главное, что сама операция провалилась.
Пришлось идти ва-банк и уже блефовать в открытую. Взяв рацию, я сказал :
-Восьмой, я сто третий…я «Эвкалипт»…нас здесь целый батальон . У нас все нормально, есть только легко раненные. Готовы к бою. Авиацию не боимся, с нами «стингеры». Прикройте нас только артиллерией. Противник за целый день понес ощутимые потери в живой силе и технике. Какие будут распоряжения ? Скажите как есть ! Но если будете молчать, суки, мы повернем обратно и тогда молите Бога, чтобы мы не вернулись…Лично я засуну ваши головы вам в задницы и заставлю летать вертолетом…
Я знал, что нас слышат, причем, как наши, так и грузины. И знал, что с нами обязательно свяжутся.
Надо было что то делать, но что ? Многими овладело чувство подавленности. Одно дело погибнуть в атаке, другое дело - в окружении. Разница в моральном состоянии. Да и штурм на то, чтобы всё сделать быстро, и не было времени думать о житье-бытие.
-Нас бросили на произвол судьбы…За что мы воюем, если за нами не пошли ? Почему мы должны за кого то погибать здесь ? - говорили то тут, то там.
Конечно, можно было понять этих людей. Для многих из них это была пятая по счету операция. Пять раз им везло. Пять раз судьба была к ним благосклонна. Всему же есть предел. Повезет ли и на этот раз ?
Усталые и злые мы не знали что делать. Приказа об отходе не было. Потери первого дня : 37 человека ранены, семеро убитых.
Уже глубокой ночью, на совещании командиров, почти все решили идти обратно. Против возвращения без приказа были Мераб Кове, Закан Маршаниа и я. Что оставалось делать ? Нельзя было в такой ситуации решать судьбу людей, подвергать опасности их жизнь. И конечно, я понимал, что эта операция не имеет своего продолжения, хотя в душе все-таки теплилась маленькая надежда. Не хотелось верить в плохое. Ведь до столицы было рукой подать. И всего-то надо было тысячу настоящих воинов, чтобы уже окончательно зайти в город, и решить исход войны в свою пользу. Победа была близка. На этот раз у нас было необходимое оружие и сноровка. Не было только одного и самого главного на войне - дисциплины и ответственности.
Единственным условием, которое я поставил перед всеми, было взять с собой всех раненых вне зависимости от принадлежности к тому или иному отряду. Потому что среди нас в этой операции было и много тех, кто попал сюда впервые. И адыги, и русские, и армяне.
Вначале мало кто обратил внимание на это условие, но после того как наши разведчики доложили нам, что все подступы к реке перекрыты, появились разногласия между теми, кто должен был нести раненных, и теми, кто должен был их прикрывать.
О том, что мы решили возвращаться этой ночью, на нашей стороне никто не знал, но и мы тоже не торопились с этим сообщением, потому как эфир слушали и грузины тоже. Но сказать было необходимо, так как нас могли принять за грузин и тогда всему конец . Решили сказать об этом в последнюю очередь. Проблема усугублялась ещё и тем, что надо было нести тяжело раненных в условиях боя. А для того чтобы сделать носилки необходим был сподручный материал.
Пока решали, что и как делать, стало рассветать, и мы вынуждены были остаться ещё на один день и основательно подготовиться к отходу с раненными . А там будет, что будет. Вот и вспомнилось - сам погибай, а раненого выручай, ведь на его месте можешь оказаться и сам...Но той ночью группа из 15-и человек все таки решила самовольно уйти под покровом ночи через горы…И, увы, их участь в итоге оказалась очень плачевной…
Как ни странно, под утро нам ответили по рации, и сказали, что всё идет по плану, и что скоро пойдут вторые эшелоны. Нас это конечно обрадовало, но мы уже на них особенно не надеялись, так как видели, что грузины постоянно вели артобстрел, отсекая наших от реки.
Теперь надо было готовиться к ещё одному тяжелому дню. Пользуясь временным затишьем, мы срывали замерзшие и высохшие плоды апельсин и мандарин, утоляя жажду и голод. Когда тебя мучает жажда, то ты ни на что не способен.
С Джоном Агрба мы решили обговорить наши действия на предстоящий день, и пошли в небольшой сад, который примыкал прямо к дому. До рассвета оставалось минут сорок. Под ногами, в жесткой траве, в небольшом углублении, что-то сверкнуло. Я нагнулся посмотреть и вижу, что это вода. Настолько хотелось пить, что я забыл о всякой брезгливости и опустил туда свою пустую флягу, которая заполнилась на четверть. Мы с Джоном выпили по глотку, и нам стало немного легче. Не зря говорят, что человек состоит из воды.
-Что будем делать ? - говорит, Джон. У меня колени сильно болят, ходить не могу, будто гвозди туда забили. От футбола мениск мне на память остался. Сяду где-нибудь, и буду отстреливаться до последнего .
-До последнего не надо…ты мне живой нужен, - отвечаю я. Надо как то продержаться ещё денек, на вряд ли завтра что то изменится, а потом под покровом ночи двинемся с ранеными обратно. Давай ляжем на эту доску и отдохнем хоть полчасика. А там посмотрим.
У дерева стояла широкая доска. Мы ложимся на неё спиной к спине, обняв автоматы руками. И только меня сон стал одолевать, как Джон спрашивает, в свойственной его шутливой манере:
-Слушай, а как ты думаешь, пидерасты - это кто ? Это те которые, или те которых ?
-Мать честная, ну и вопросы у тебя, нашел время когда спрашивать…Да и не силен,- говорю- я в этих вопросах. По моему мнению - это те, кто все делает наоборот.
-А патриоты кто ? - опять спрашивает он.
-Ну, ты из крайности в крайность…Развеселил, ничего не скажешь…И всё на букву «П»…Патриоты - это те, кто сам, сразу, без подсказки идет защищать то, что для него свято, от надругательства, - отвечаю я.
-Вот и я так думаю, - отвечает Джон, смеясь. Получается, что тот, кто не пошел сразу защищать своё святое, тот и есть «П» ? …Что-то у меня сегодня действительно все вопросы на букву «П».
-Не бери в голову, Джон, поспи лучше немного. Тяжелый день нам предстоит,…быть может, самый тяжелый….
-Да, уж…заснешь тут, когда смерть поджидает тебя на каждом шагу. Знаешь, если со мной, что то случится, ты маме ничего не говори и не рассказывай. У нас с ней особые отношения. Она от тоски умрет.
-Слушай, тебе это ничего не напоминает ? Ты как в кино…Не люблю я это обсуждать. Все будем живы. Давай поспим хоть немного. Это вернет нам силы…
18 марта. Рассвело. В этот день ожидалась хорошая погода. Выглянуло солнце. Часов до десяти было тихо. В какой-то момент даже показалось, что грузины куда-то ушли. Я проверил батареи на моей маленькой рации, которую чаще используют в десантных войсках, зарядки оставалось ещё на полдня. Понимая, что эта единственная связь с нашими, я выключил её, и перешел на другую, которая была намного больше и тяжелее - 159-ую. В бою трудно переоценить значение связи. Без неё ты слепой и глухой. Многие группы, оказавшись без средств связи не знали что делать.
В то утро мы находились во втором гараже, который стоял рядом с зеленым домом. Нас человек пятнадцать здесь. Отсюда хорошо просматривалась дорога. От гаража шел небольшой пригорок, на котором росли апельсиновые деревья, а ещё выше начиналась сопка, соединяющаяся с горой. Отсюда же открывался замечательный вид на Верхнюю Эшеру, гору Уазабаа, откуда сейчас смотрели на нас наши, те, кто не успел перейти ночью линию фронта, а теперь были отрезаны артиллерией противника. Смотришь и думаешь, как близко. В мирное время этот участок можно за одну минуту проехать, а сейчас надо полжизни потерять, чтобы туда добраться.
Не помню точно, о чем мы говорили, как кто-то вдруг обратил внимание на человека, идущего прямо по центру шоссе мимо нас.
-Ора, кто это такой ? - говорит Арзик , глядя на него.
Человек шел в черном костюме «тройка», черная сорочка, черный цилиндр на голове, а автомат перекинут через плечо, как у охотников прикладом наверх. Идет себе, глядя на горы, будто и нет совсем войны. Такой наглости никто из нас не ожидал. Его взяли на прицел, после окликнули, и он сам зашел к нам с поднятыми руками. Обыскали. Ничего, кроме автомата у него не было. Вначале он прикидывался цыганом, после заключенным, которого заставили воевать, а шел он в кемпинг якобы для того, чтобы восстановить с ними связь. Говорил он это, все время, озираясь на Арзика ... Арзик стоял в проеме ворот от гаража и с улыбкой смотрел на говорящего.
-А ещё точнее, - спросил Арзамет.
-Я тебя сразу узнал, сразу, - тут же ответил пленный. Моя фамилия Шенгелия, а прикинулся цыганом, потому что испугался, что убьете меня. Я не воевал и не стрелял, можете посмотреть автомат.
-Не бойся, тебя никто здесь не тронет. Будешь помогать раненым, а надумаешь бежать, сам тебя убью, - уверенно ответил Арзамет.
Нашлись и те, которые хотели стрельнуть в него, но мы их быстро отшили . Не хитрое дело убить пленного. Обычно это делают трусливые люди. Забегая вперед, скажу, что этот пленный Шенгелия , потом много раз, рискуя жизнью, помог очень многим раненным, когда выходили из Гумисты. Конечно, у него не было выхода , но этот факт помог ему выжить. После его обменяли на военнопленных.
Не было особой разницы, почему и для чего он шел в кемпинг. Было понятно одно - что грузины что-то готовят. И долго не заставили себя ждать. На этот раз они не стали атаковать нас бронетехникой в лоб, а просто оттянули их на безопасное место и утюжили нас целый день, одновременно обстреливая нас минометной артиллерией. Было у них ещё одно очень важное преимущество в этих обстоятельствах - целый день на нас упражнялись их снайперы, и причем с близкого расстояния, так как вокруг нас было очень много домов. Во время небольших артиллерийских затиший, грузинская пехота сближалась с нами и обстреливала нас из пулеметов и автоматов.
Не смотря на такое преимущество , мы держались, заняв круговую оборону. И стоило грузинам приблизиться, как мы открывали по ним шквальный огонь со всех стволов. Благо боеприпасов у нас хватало. В такие минуты боя я вызывал по рации нашу артиллерию, чтобы они отсекали противника от наших позиций, когда те подходили к нам вплотную. Настал и момент, когда мы вызвали огонь на себя, предварительно укрывшись в доме, но после снова выходили и продолжали отражать атаки . Счет раненных увеличивался с каждым разом. Тяжелая 120-мм минометная артиллерия несколько раз пробивала крышу дома и потолок, и разрывалась уже на первом этаже. Но, не смотря на это, мы продолжали стрелять и стрелять, стараясь выиграть время до вечера.
Силы уже были на исходе, но в бою побеждает только тот, кто проявил стойкость, выдержку и решительность. Не зря об этом написано во всех уставах мира. К вечеру, уже на закате солнца, в районе 16-17 часов, счет тяжелораненых приближался к 50-и, а погибших уже было десять человек.
Снайпер настолько приловчился, что мы уже видим, как он сажает пули в нескольких сантиметрах. Группа бойцов расположилась позади зеленного дома, спасаясь от прицельного огня. Я тоже нахожусь там, сидя на кирпичах, прямо на углу, и выхожу по рации в эфир, корректируя огонь артиллерии. Сзади меня невысокая блочная кладка, которую наскоро сложили ребята, она затрудняет обзор снайперу. Но он, каким-то образом умудряется и попадает нашему бойцу в область живота. Я не знаю, кто он, но вижу, как он лежит и не шевелится. К нему бегут на помощь. Паххх…взрываются разрывные пули. Паххх…
- Не подходите, - кричит им Даур Зухба, - не подходите. Это замануха… Стреляйте в те дома, со стороны солнца. Он подбегает к нему, и, взяв за шиворот, быстро тащит его волоком за угол дома…
А слева от меня, в пяти метрах , прямо на пригорке, защищенный с одной стороны стенкой гаража, уже целый час, лёжа на земле, строчит по грузинам Арзамет Тарба. Вижу только его пулемет и часть головы. Заготовленной ленты у него ещё на полдня. Стреляет и стреляет. И, конечно же, снайпер обнаружил его. Уже несколько пуль послал совсем рядом. Ему кричат, чтобы сменил позицию, а он хоть бы глазом повел. Как будто не слышит. Строчит и строчит. Человека в азарте трудно остановить. Адреналин так и прёт. Когда я это увидел, отправил к нему Даура Зухба. Он его убрал оттуда на какое-то время. Но Арзик не мог долго сидеть без дела. Опять стал стрелять с этой же позиции. Гильзы так и сыпятся сотнями. Танковый пулемет очень скорострельный. Тогда я сложил пальцы в рот и стал свистеть ему, чтобы он услышал меня:
-Уходи…уходи оттуда, - кричу ему, - машу рукой, и показываю пальцем на висок.- Ты что с ума сошел, не видишь, он поймал тебя.
Вижу, как Даур старается оттащить его за ноги. А он , видимо, взял на прицел грузин, и никак не хочет упустить этот момент. Но все-таки, Арзамет уступил и перестал стрелять, и это нас успокоило. Он встал в полный рост у края гаража и куда- то пристально всматривался. Я показываю ему кулаком, а он, поддакивая, кивает мне головой.
Дальше все произошло очень быстро. Он снова лег на своем пригорке и дал длинную очередь в сторону грузин. Но уже через несколько секунд первая пуля снайпера, со звуком «пахх», чиркнула ему по мизинцу и ушла в землю. Арзамет с удивлением посмотрел на это, встряхнул рукой будто обжёгся, но не более чем , и тут же дал по грузинам несколько очередей подряд и… остановился…Пуля снайпера раздробила ему шейный позвонок и он умер мгновенно, так ничего и не почувствовав. Он лежал и не шевелился, и это было настолько непривычно, что все кто это видел, поняли, что произошло, что-то непоправимое.
Даур оттащил его к себе и, обняв, стал ласкать ему волосы.
-Арзик ! Арзик ! -говорил он, -Арзика убили ! Ааааа….
Даур сидел на земле, придерживая голову Арзика, и смотрел на меня так, словно спрашивая «почему так ». Он не рыдал, но слезы у него шли сами по себе. Дважды за войну со мною было так, будто душа моя, куда-то отлетела и долго не возвращалась, блуждая, где то сама по себе. И это было в первый раз. Всё стало безразлично. Будто сам себя приговорил к смерти. Я ненавидел себя и весь мир. Ни на кого не мог смотреть и понял в одночасье, какова высокая степень лжи и зла вокруг, и что я сам ничем не лучше других…
Весть о смерти Арзика быстро дошла до Зюбы Агрба. Они дружили с детства. Зюба прибежал быстро, и швырнув в сторону свой гранатомет, стал бить себя по голове и оплакивать своего друга. Он стоял на коленях у изголовья и рыдал. Никто не мог остановить и успокоить его…
Тем временем грузины снова начали обстреливать наши позиции, и на этот раз с особым пристрастием, так как уже начинались сумерки. Они хотели успеть разбомбить нас до темноты. И тогда Зюба стал ходить по двору и кричать в сторону грузин : « Вот он я, подлюки, я не боюсь вас…Попробуйте, попадите в меня. Вот я здесь, суки подколодные. Всех вас задушу своими руками…Всех…». И обратившись к небу сказал : « Ну, где Ты ?... Где ты ?…ты что не видишь ?... Будь ты проклят…». Так ходил он по двору пока осколок не попал ему прямо в голову. Зураб был очень сильный парень. Он падал и вставал, снова падал и вставал, кувыркаясь и не понимая, что с ним произошло... Через минуту он умер…
С наступлением темноты грузины прекратили артиллерийский огонь, но изредка продолжали обстреливать нас из гранатометов и стрелкового оружия . Мы тоже продолжали стрелять в них, давая понять, что мы живы и готовы сражаться до последнего. Одними из последних, кто был ранен у этого дома был Тофа Маан, получивший пулю выше бедра, и Леонид Боджгуа, который имел множественные ранения в область груди и живота. Уже затемно Лёня скатился с пригорка, где долгое время отстреливался, и опустившись на землю, сказал мне : «Я кажется всё. Приехал. Идти не смогу». Я нагнулся, чтобы посмотреть, и увидел окровавленное тело. Только физическая закалка помогла ему выжить. Любой другой в его положении не имел бы никаких шансов…
Ведя переговоры целый день по рации с «большой землей» я окончательно убедился, что операция провалилась, и теперь наша судьба была только в наших руках. Надеяться было не на кого, только на себя. И так было по всему гумистинскому фронту. Были попытки отдельных небольших групп перейти средь бела дня Гумисту к нам на помощь, но они так и не увенчались успехом. В одном случае погиб комбат Фридон Авидзба, так как он посчитал для себя позором остаться за Гумистой без своего батальона, а в другом - кабардинец Ибрагим Яганов дважды в этот день переходил реку под обстрелом противника, но за ним так никто и не пошел.
На совещании командиров отрядов, где были Закан Маршания, Зурик Хаджимба, Гена Маан, Мераб Кове, Джон Агрба, Кува Еник, мы решили двинуться обратно в четыре часа утра 19 марта, о чем я передал нашим зашифрованный текст по рации, хотя было понятно и так, что с раненными мы пойдем напрямик. Нам обещали встретить на берегу и оказать всяческую помощь. К сожалению, мы тогда не знали, что в наших подразделениях за Гумистой, после провала операции, сложилось мнение, что грузины готовят контратаку, и потому обстреливали весь берег по всему что движется. С одной стороны под покровом ночи легче уйти от противника, а с другой - наши могли принять нас за грузин, и тогда уже ни «ора…ни сыпсууп…ни имя…и не фамилия» у тебя не спросят. Что, кстати, с нами и произошло.
В сложившейся ситуации, после трех изнурительных суток, без воды и медикаментов, было решено предать земле наших погибших друзей, и все оставшиеся ресурсы направить на то, чтобы любой ценой вынести отсюда 50 человек раненных и прорываться к своим кратчайшим путем. Положение усугублялось ещё и тем, что почти всех раненных необходимо было нести на себе, ни один из них не мог передвигаться самостоятельно. Место перехода планировалось в районе небольшой лесопилки и хозяйственных построек. Расстояние до него метров 300.
Приблизительно из 150-и бойцов, в строю осталось 80-90. Я предложил план отхода, который был поддержан. Впереди, с небольшим интервалом идет группа прикрытия. Эту задачу взял на себя Геннадий Маан. Посередине - основная группа с ранеными. А замыкает ещё одна небольшая группа прикрытия на случай преследования, и если завяжется бой в момент отхода.
Не знаю, насколько это было эффективным, но в эфире мы все же вели радиоигру, и говорили о том, что у нас все в порядке и готовы воевать дальше.
Своих погибших мы решили предать земле вдоль стены гаража недалеко от дома. Землю копать было нечем и пришлось это делать штык ножами, и чем придется. Затем мы с тяжелым сердцем попрощались с нашими братьями по оружию и уложили их в неглубокую яму, укрыли одеждой и засыпали землей. Поверх земли положили блоки, чтобы животные не раскопали могилу.
Перед тем как похоронить Арзамета Тарба , я вспомнил про один случай, который мне передали. Во время одного разговора с теми, кто отсиживался, он сказал : «Кто скажет о моем командире плохо, тот будет иметь дело со мной, а я церемониться не буду». Вот и получалось, что за меня он встал бы горой, а я не могу отнести его тело домой. И остальных мы тоже не можем нести с собой, потому что мы должны думать о живых, хотя быть может, что среди этих раненых есть и те, которых никогда не поставишь в один ряд с такими, как Арзамет. Я подобрал гильзу и вложил туда клочок бумаги, где написал «здесь покоится настоящий воин Арзамет Тарба». Эту гильзу с запиской я положил ему в карман. Даур Зухба, Джон Агрба и Анзор Кварацхелиа положили Арзамета Тарба и Зураба Агрба рядом…
Из разговора с одним человеком, которого я не знал…
продолжение следует...
Мы за Гумистой (продолжение)
Положение усугублялось ещё и тем, что не было воды и кончились медикаменты, так как раненых становилось все больше и больше. Забегая вперед, скажу, что в общей сложности из 150 бойцов было 12 погибших, и около 50-и было тяжелораненых, которых необходимо было нести на себе. Медикаменты были только у одного человека. И этот человек была - Ирина Гоцеридзе. И без всякого преувеличения скажу, что в этом бою мы увидели женщину, которая одна стоила целой сотни людей. Каким-то образом она вселяла надежду раненым бойцам и тем, кто пал духом и прятался с ними в подвале. А в минуты крайней опасности она это показывала своим примером, выходя наверх, и встав вместе с нами, прицельно выпускала по грузинам короткие очереди из своего АКМа. Это была немногословная и удивительно красивая женщина, лет тридцати, с короткой стрижкой брюнетка, и необыкновенно мягким характером. Раненые верили в каждое её слово. И почти все они выжили, в отличие от неё самой . До сих пор не знаю, каким образом она попала к нам, единственная из гагрского батальона. Что заставило её попасть в ряды штурмующих ? Не зря говорят - пути господние неисповедимы. Скольким она спасла жизни.
Понимая, в каком отчаянном положении мы находимся, она, не требуя ничего, спрашивала меня: - Что делать ? Медикаментов и болеутоляющих уже нет. Воды тоже нет.
А я, думая, что в ней, не дай бог, проснется женская сентиментальность, и это в последствии может отразиться на настроении раненых и солдат, отвечал немного небрежно, и быть может цинично : - «Придумай сама что-нибудь…Сыграй… Тяни время…Скажи, что скоро придут на помощь вторые эшелоны и спасут всех раненых…Обмани наконец…Главное внуши им, что даже в случае отхода ни одного раненого мы здесь не оставим».
На что она ответила мне: « Я понимаю, что ты вынужден так себя вести. Это может нужно для достижения какой-то цели, но не с ранеными. Их незачем обманывать, они всё чувствуют. Они ещё живые… многих из них можно спасти, если срочно оперировать ». Сказала она это без всякого зла, спокойно и мягко. И смотрела на меня так , что я должен был обязательно что-нибудь придумать, будто говорила : «Вытащи нас отсюда». До сих пор помню её взгляд - немного наискось и вниз, а на губах еле заметная улыбка. За неё и цеплялись все раненые. Если улыбалась, значит ещё не всё потеряно.
Конечно же, она была права. Потому что, это не мы были в соприкосновении с ранеными, а она. И она единственная надежда для них. Каждый из пятидесяти был у неё на счету. И она знала, кому и сколько осталось жить от осколочного ранения в живот, кто и когда истечет кровью, и кому когда необходима ампутация конечности. А времени, чтобы спасти раненых, оставалось все меньше и меньше…
Наше положение с каждым часом усугублялось. Грузины обстреливали нас постоянно, и в какой- то момент прижали к сопке. Я понимал, что все пошло не так, но сказать об этом открыто я не мог, тем более, что приказа никто не отменял. Стоим на месте и отражаем атаки. Ни команды «вперед», ни «назад». Штурм называется. Пошли бы все вместе скопом, уже бы в центре города стояли. Зачем надо было делить отряды на эшелоны ?
Тем временем грузины решили окружить нас и для начала взять в плен.
-Абхазы, сдавайтесь ! - кричали они со всех сторон. - Сдавайтесь, вашу мать, все равно всех перебьем. Кто сдастся, тому Шеварднадзе обещал помилование.
Известный метод психологического давления, рассчитанный на слабонервных. Тем не менее, на некоторых это подействовало. Один из тех, кто прятался в подвале, где лежали раненые, заикаясь, дрожащим голосом произнес:
-Послушайте, у меня есть белая майка. Давайте привяжем её к палке и сдадимся. Я думаю, они не будут стрелять в пленных.
Почти в ту же секунду он отлетел в угол, получив удар прикладом по шее. Это был Алмасхан Лакоба, который ещё не остыл после полученного ранения в плечо, и слова, произнесенные каким-то трусом взбесили его.
-Ах, ты сука…Что же ты думаешь, падла ушастая, что у тебя одного белая майка есть. Лучше пошел бы наверх и помог чем-нибудь. Жаль такие, как ты не погибают. Зато, какие басни ты будешь рассказывать после войны своим детям, если они у тебя родятся…Скажешь ещё слово, останешься без наследства…
Больше в подвале никто не изъявил желания предложить своё нижнее белье для того чтобы сдаться в плен.
Тем временем кольцо окружения сжималось. Выручало нас пока только то, что сзади была сопка, и противник вынужден был идти на нас с фронта и с флангов. Уже было видно, как они перебегали огороды от дома к дому, переговариваясь друг с другом. Вокруг стояли в основном двухэтажные полуразрушенные дома. Нам оставалось только одно - опережать их действия, и стрелять, как можно точнее.
Даур с Арзиком побежали к трофейному БМП, который стоял в мандариннике прямо у гаража. Они взяли на себя дорогу и левый фланг, а я вместе с Анзором Таниа, Джоном Агрба, Русланом Ладариа, Тимуром Чаабал и Зюбой Агрба взяли на прицел правый, где было много построек и домов. Пулеметчики усилили фланги и были готовы в любую секунду открыть перекрестный огонь. Теперь так просто нас было не взять.
Те ребята, что активно сопротивлялись, уже адаптировались и знали, как действовать в подобных обстоятельствах. Особенно отличался Руслан Ладария, который не стоял на месте, постоянно менял свою позицию, действовал перебежками и прикрывал бойцов меткой стрельбой, то на доном фланге, то на другом. Видно было, что он не из робкого десятка. Также, ни разу за всё время не спустился в подвал и Тимур Чаабал, который держался до конца на занимаемом рубеже.
Даур Зухба залез в БМП и наблюдал за противником в триплексы, а я смотрел в бинокль в небольшое отверстие, которое было на воротах гаража рядом с верхней петлей. Бинокль в бою незаменимая вещь. Главное видишь, кто свой, а кто чужой.
Прямо напротив нас, если смотреть в сторону Гумисты и немного левее, человек пятнадцать забежали в стоящий рядом с домом сарай. Расстояние метров двести. Неужели Даур не видит их, мелькнула мысль, как в это же мгновение послышались из БМП шесть выстрелов один за другим. Сарай сразу загорелся, и оттуда стали кричать «мищвеле», прося о помощи. Для уверенности Даур выстрелил туда ещё несколько раз и ещё по одному снаряду в каждый из близлежащих домов. Со стороны складывалось впечатление, что пушка его БМП стреляет автоматически. Тогда многие решили, что он тем самым обратил на себя внимание, и что теперь нам точно несдобровать. Но другого выхода не было. На своем фланге Даур Зухба уничтожал все, что может ходить и ползать. И если бы не он, кто знает, как сложилась бы наша судьба в тот день. Как то у него все это получалось. Будто это был профессионал. Полдня он один не подпускал грузин к нашим позициям.
В это же время, напротив меня, если смотреть со двора дома, прямо в сторону реки, я увидел в бинокль, как человек десять стали подниматься по лестнице на второй этаж дома, который находился от нас меньше чем в 150-и метрах. Странно, подумал я. Второй этаж?! Видать ещё не совсем опытные. Несколько раз стрельнули в нашу сторону длинными очередями. Как сейчас помню их лица. Один из них был такой холенный, здоровый, с короткой черной бородкой и перебинтованной правой кистью. У всех остальных на рукавах были белые повязки. Здесь двух мнений быть не могло. Грузины. В гараже, рядом со мной несколько заряженных гранатометов и два комплекта огнемета. Они очень эффективны против закрытых позиций противника. В комплекте два огнеметных выстрела, достаточно тяжелые. Но благодаря Сусы Гумба из Дурипша, которые нес их на себе, они у нас были.
Смотрю, никого с гранатометчиков поблизости нет, а надо было действовать быстро. Решил сам стрелять, пока грузины не покинули дом. Вижу их отчетливо. Зову ребят, что бы прикрыли меня и показываю руками , что вижу цель. Подходят Джон Агрба, Руслан Ладариа, Анзор Таниа, Алмасхан Лакоба, Арзик Тарба. Они по цепочке ещё кому то передают. Показываю им знаками, какую сторону прикрывать.
Надо было выйти во двор на открытое место без помех, чтобы прицельно выстрелить. Даю ребятам маяк. Открывается шквальный огонь в сторону противника, чтобы ни один грузин и носа не высунул. Встаю на одно колено. Прицельная шкала гранатомета начинается с 200 метров, значит надо брать под мишень, в область подоконника. Прилип к прицелу …Нажимаю курок..Выстрел. Вижу , как реактивный снаряд полетел в цель…Взрыв…Точно в окно. Тут же беру огнемет, прицеливаюсь в диоптрический прицел…Выстрел, глухой , раскатистый взрыв, как гром. Есть…От избыточного давления вылетели все окна и двери, ещё через мгновение рухнула крыша. Ребята стали кричать «Ураа!», продолжая стрелять. Такого эффекта от огнеметного выстрела мы не ожидали. Грузины бежали на помощь к своим, но пулеметчики отсекли их.
Целый час было тихо.
-Эх, сейчас глоток воды выпить чего стоит, или хотя бы пол сигаретки выкурить, - говорит кто-то с таким сожалением, что у меня самого кольнуло под сплетением.
Ни воды, ни курева, а как был бы кстати. Знали бы, хоть водки взяли с собой. От такой трезвой жизни умереть хочется. До Гумисты рукой подать, а пойди, попробуй, тем более засветло. Кое-кто делает самокрутку из сухих листьев ольхи и дымит. Ничего, за неимением табака и ольха сойдет, были бы целы. В пылу боя забыл я тогда, что у меня в нарукавном кармане бушлата лежит неоткрытая пачка сигарет «Мальборо», которую я положил туда уже давно, а когда вспомнил, то уже была глубокая ночь. Как скажешь теперь ? Вначале мне даже было неловко предложить настоящие сигареты, в то время как они курили листья деревьев. И чтобы не обидеть никого я сделал вид, что нашел в темноте пачку под ногами, совершенно случайно. Я предложил разломать сигареты пополам и дать их в первую очередь тем раненным, кто мог курить. На какое- то время это разрядило обстановку…
Неужели грузины отошли ?...Да нет, на вряд ли…Опять послышался знакомый гул моторов. Выйдя на небольшую возвышенность, я увидел в бинокль два танка и два БМП, а тех, что мы подбили гусеницы, они куда-то утащили. На этот раз танки шли очень хитро. Впереди идущий танк был на зацепе тросом со вторым. Точно так же шли БМП. Значит, подбиваешь впередиидущий, второй его выносит обратно. Умно, ничего не скажешь.
-Приготовиться, танки пошли ! - кричу я.
На этот раз только Даур Зухба и Арзик Тарба забегают в гараж, заряжают по два гранатомета и бегут кто куда, через небольшой мандариновый сад к ограде. Они знают свое дело! Им ничего объяснять не надо !
Появились первые сумерки. Продержаться бы ещё часок, а там ночь. Хотя танки и БМП оборудованы ночными приборами, но они все равно боятся темноты… Завязался ожесточенный бой. Танки и БМП стреляли в нас не умолкая с расстояния 100-200 метров. Грохот стоял такой, что земля под ногами содрогалась. На этот раз они осторожно, метр за метром приближались к нашим позициям. Они хотели стереть с лица земли нас вместе с домом, но им очень мешал другой, рядом стоящий, и уже полуразрушенный.
Даур и Арзик ушли вперед нас метров на 50. К ним бежали на помощь Зюба Агрба и Залим Шухов вместе с двумя адыгами и русским парнишкой, которых я не знал. Несколько человек из роты Закана Маршания, а также Татка Дзидзариа, Кува Еник, Анзор Тания, Джон Агрба и ещё один русский парень из п. Бзыбь по фамилии Котелевец, перекрыли подступы со стороны сопки. Град пуль было выпущено в нас в течение получаса. Снаряды у противника не кончались, но и мы отвечали не останавливаясь, чтобы не оставить им и тени сомнения.… После такого противостояния в любом случае придется считать потери, но об этом сейчас не думал никто. Сейчас надо было любым путем выстоять, отбить атаку, а иначе конец.
Вдруг я услышал знакомые голоса. Это были Арзик и Даур.
-Снаряды…снаряды давайте ! - кричали они, с каким-то сожалением.
Опять никого рядом . Попрятались что ли? Как иногда бывает обидно, когда перед тобой «готовая мишень» и не хватает всего лишь одного выстрела, от которого может зависеть исход боя.
-Черт возьми, - обрадовался я, - главное, что живы. А снаряды сейчас я вам сам принесу. Только не высовывайтесь пока, братцы, - говорю я сам себе.
Проскочив двор за поле секунды, я забежал в гараж, в углу которого стояли заряженные гранатометы, но не успел подойти к ним, как внутри гаража раздался взрыв. Танковый снаряд пробил блочную стенку и взорвался внутри, не зацепив осколками. Взрывной волной меня швырнуло об стенку , но спасла каска. Очнувшись через несколько секунд, я с трудом встал. Всё кружится и темно от пыли. На ощупь нашел гранатомет и хотел было выйти, как в гараж забегает Арзик Тарба.
-Где снаряды ?... Давайте , давайте быстрее, они уже совсем близко…20 метров….
В ту же секунду раздался второй взрыв, и мы завалились друг на друга . Глушануло сильно. На этот раз мне показалось, что я уже на пути к смерти… Пришел в себя видимо через несколько минут от того, что на мое лицо стекали холодные, соленые капли. Голова гудела так словно я слышал одновременно звон всех колоколов мира, и кто то хотел раздвинуть домкратом мою черепную коробку. Стало мутить. Ещё через пару минут я услышал еле уловимые слова :
-Не умирай, слышишь, прошу тебя, не умирай, - рыдал, как ребенок, надо мной, Арзик, - сейчас я сожгу этот блядский танк, ты только держись. Он приподнял меня, и, придерживая коленом, очищал моё лицо от штукатурной пыли. Мы оба выглядели так, будто нас только что вываляли в муке ... Но и на этот раз нам повезло… Обошлись без единой царапины, хотя внутри гараж выглядел как сито.
Скоро раздался третий выстрел, но уже не в нас, а в трофейный БМП, который как раз и прикрывал одну из стен гаража. Оказывается танкист и не думал стрелять в гараж. Только на третий раз он попал в цель с расстояния 20 метров, отъехав немного назад и опустив свол. БМП мгновенно охватило пламенем, ещё через минуту стали взрываться снаряды от боекомплекта. Мы с Арзиком смотрели друг на друга и радовались тому, что чудом остались живы.
Собрав последние остатки сил, я все-таки встал. Арзик, поддерживая меня плечом , повел к ребятам, которые укрывались в первом полуразрушенном доме. Один из наших пулеметчиков был только что убит, и друзья убитого приводили его тело в порядок.
Стало темно. У меня были две осветительные ракеты, и я выпустил их одну за другой в сторону грузин. Они осветили небо и долго не гасли.
-Чкара, чкара ! - послышалось в темноте.
Забегали, заметались… Жить то хочется. Для пущей уверенности дали в их сторону по рожку длинными очередями. К нашему удивлению грузины не пошли дальше, хотя на этот раз имели большое превосходство. То ли выдохлись, то ли испугались темноты. Мало того они оттянули назад свои танки.
Скоро из темноты послышались голоса.
-Абхазы, прекратите огонь ! Давайте обменяемся убитыми. Не стреляйте, давайте поговорим.
-Да-а…грузины и на самом деле не владели обстановкой.
Все наши раненые и убитые были при нас, и терять нам уже было нечего. А для того, чтобы им взять своих, надо было придти к нам, и попросить разрешения. Поэтому вместо ответа они получили длинную очередь из пулемета в сопровождении девятиэтажного мата…
Девять часов вечера… Собрав почти всех , я обратился к тем, кто отсиживался, среди которых были и достаточно взрослые люди.
-Не стыдно вам с ранеными в одном подвале находиться ? За вас что пацаны воевать будут ? Да у них же ещё молоко на губах не обсохло. А вы будете свою шкуру спасать. Перед боем вы все храбрецы, слова вам не скажешь, как комдивы себя ведете, а здесь, что, кишка тонка, по подвалам прячетесь. Не обязаны они за вас воевать… Если бы не они от вас уже мокрое место осталось.
Я не мог себя сдержать, раз за разом ругая их на чем свет стоит. Кто-то хотел было возразить, но их быстро успокоили, и они закрыли рты.
В сложившейся ситуации надо было думать над тем, что делать дальше. Рация молчала, а точнее там не владели обстановкой. Ясно, что помощи ждать было не откуда.
Вижу, как Закан Маршаниа нервничает и также постоянно выходит в эфир, но там словно воды в рот набрали. Сначала с нами на связи был Слава Анкваб, но после его сменил кто-то другой, и после совсем замолчал. Было понятно, что нам боялись сказать правду. А правда заключалась в том, что за нами не пошли, что мы отрезаны, а главное, что сама операция провалилась.
Пришлось идти ва-банк и уже блефовать в открытую. Взяв рацию, я сказал :
-Восьмой, я сто третий…я «Эвкалипт»…нас здесь целый батальон . У нас все нормально, есть только легко раненные. Готовы к бою. Авиацию не боимся, с нами «стингеры». Прикройте нас только артиллерией. Противник за целый день понес ощутимые потери в живой силе и технике. Какие будут распоряжения ? Скажите как есть ! Но если будете молчать, суки, мы повернем обратно и тогда молите Бога, чтобы мы не вернулись…Лично я засуну ваши головы вам в задницы и заставлю летать вертолетом…
Я знал, что нас слышат, причем, как наши, так и грузины. И знал, что с нами обязательно свяжутся.
Надо было что то делать, но что ? Многими овладело чувство подавленности. Одно дело погибнуть в атаке, другое дело - в окружении. Разница в моральном состоянии. Да и штурм на то, чтобы всё сделать быстро, и не было времени думать о житье-бытие.
-Нас бросили на произвол судьбы…За что мы воюем, если за нами не пошли ? Почему мы должны за кого то погибать здесь ? - говорили то тут, то там.
Конечно, можно было понять этих людей. Для многих из них это была пятая по счету операция. Пять раз им везло. Пять раз судьба была к ним благосклонна. Всему же есть предел. Повезет ли и на этот раз ?
Усталые и злые мы не знали что делать. Приказа об отходе не было. Потери первого дня : 37 человека ранены, семеро убитых.
Уже глубокой ночью, на совещании командиров, почти все решили идти обратно. Против возвращения без приказа были Мераб Кове, Закан Маршаниа и я. Что оставалось делать ? Нельзя было в такой ситуации решать судьбу людей, подвергать опасности их жизнь. И конечно, я понимал, что эта операция не имеет своего продолжения, хотя в душе все-таки теплилась маленькая надежда. Не хотелось верить в плохое. Ведь до столицы было рукой подать. И всего-то надо было тысячу настоящих воинов, чтобы уже окончательно зайти в город, и решить исход войны в свою пользу. Победа была близка. На этот раз у нас было необходимое оружие и сноровка. Не было только одного и самого главного на войне - дисциплины и ответственности.
Единственным условием, которое я поставил перед всеми, было взять с собой всех раненых вне зависимости от принадлежности к тому или иному отряду. Потому что среди нас в этой операции было и много тех, кто попал сюда впервые. И адыги, и русские, и армяне.
Вначале мало кто обратил внимание на это условие, но после того как наши разведчики доложили нам, что все подступы к реке перекрыты, появились разногласия между теми, кто должен был нести раненных, и теми, кто должен был их прикрывать.
О том, что мы решили возвращаться этой ночью, на нашей стороне никто не знал, но и мы тоже не торопились с этим сообщением, потому как эфир слушали и грузины тоже. Но сказать было необходимо, так как нас могли принять за грузин и тогда всему конец . Решили сказать об этом в последнюю очередь. Проблема усугублялась ещё и тем, что надо было нести тяжело раненных в условиях боя. А для того чтобы сделать носилки необходим был сподручный материал.
Пока решали, что и как делать, стало рассветать, и мы вынуждены были остаться ещё на один день и основательно подготовиться к отходу с раненными . А там будет, что будет. Вот и вспомнилось - сам погибай, а раненого выручай, ведь на его месте можешь оказаться и сам...Но той ночью группа из 15-и человек все таки решила самовольно уйти под покровом ночи через горы…И, увы, их участь в итоге оказалась очень плачевной…
Как ни странно, под утро нам ответили по рации, и сказали, что всё идет по плану, и что скоро пойдут вторые эшелоны. Нас это конечно обрадовало, но мы уже на них особенно не надеялись, так как видели, что грузины постоянно вели артобстрел, отсекая наших от реки.
Теперь надо было готовиться к ещё одному тяжелому дню. Пользуясь временным затишьем, мы срывали замерзшие и высохшие плоды апельсин и мандарин, утоляя жажду и голод. Когда тебя мучает жажда, то ты ни на что не способен.
С Джоном Агрба мы решили обговорить наши действия на предстоящий день, и пошли в небольшой сад, который примыкал прямо к дому. До рассвета оставалось минут сорок. Под ногами, в жесткой траве, в небольшом углублении, что-то сверкнуло. Я нагнулся посмотреть и вижу, что это вода. Настолько хотелось пить, что я забыл о всякой брезгливости и опустил туда свою пустую флягу, которая заполнилась на четверть. Мы с Джоном выпили по глотку, и нам стало немного легче. Не зря говорят, что человек состоит из воды.
-Что будем делать ? - говорит, Джон. У меня колени сильно болят, ходить не могу, будто гвозди туда забили. От футбола мениск мне на память остался. Сяду где-нибудь, и буду отстреливаться до последнего .
-До последнего не надо…ты мне живой нужен, - отвечаю я. Надо как то продержаться ещё денек, на вряд ли завтра что то изменится, а потом под покровом ночи двинемся с ранеными обратно. Давай ляжем на эту доску и отдохнем хоть полчасика. А там посмотрим.
У дерева стояла широкая доска. Мы ложимся на неё спиной к спине, обняв автоматы руками. И только меня сон стал одолевать, как Джон спрашивает, в свойственной его шутливой манере:
-Слушай, а как ты думаешь, пидерасты - это кто ? Это те которые, или те которых ?
-Мать честная, ну и вопросы у тебя, нашел время когда спрашивать…Да и не силен,- говорю- я в этих вопросах. По моему мнению - это те, кто все делает наоборот.
-А патриоты кто ? - опять спрашивает он.
-Ну, ты из крайности в крайность…Развеселил, ничего не скажешь…И всё на букву «П»…Патриоты - это те, кто сам, сразу, без подсказки идет защищать то, что для него свято, от надругательства, - отвечаю я.
-Вот и я так думаю, - отвечает Джон, смеясь. Получается, что тот, кто не пошел сразу защищать своё святое, тот и есть «П» ? …Что-то у меня сегодня действительно все вопросы на букву «П».
-Не бери в голову, Джон, поспи лучше немного. Тяжелый день нам предстоит,…быть может, самый тяжелый….
-Да, уж…заснешь тут, когда смерть поджидает тебя на каждом шагу. Знаешь, если со мной, что то случится, ты маме ничего не говори и не рассказывай. У нас с ней особые отношения. Она от тоски умрет.
-Слушай, тебе это ничего не напоминает ? Ты как в кино…Не люблю я это обсуждать. Все будем живы. Давай поспим хоть немного. Это вернет нам силы…
18 марта. Рассвело. В этот день ожидалась хорошая погода. Выглянуло солнце. Часов до десяти было тихо. В какой-то момент даже показалось, что грузины куда-то ушли. Я проверил батареи на моей маленькой рации, которую чаще используют в десантных войсках, зарядки оставалось ещё на полдня. Понимая, что эта единственная связь с нашими, я выключил её, и перешел на другую, которая была намного больше и тяжелее - 159-ую. В бою трудно переоценить значение связи. Без неё ты слепой и глухой. Многие группы, оказавшись без средств связи не знали что делать.
В то утро мы находились во втором гараже, который стоял рядом с зеленым домом. Нас человек пятнадцать здесь. Отсюда хорошо просматривалась дорога. От гаража шел небольшой пригорок, на котором росли апельсиновые деревья, а ещё выше начиналась сопка, соединяющаяся с горой. Отсюда же открывался замечательный вид на Верхнюю Эшеру, гору Уазабаа, откуда сейчас смотрели на нас наши, те, кто не успел перейти ночью линию фронта, а теперь были отрезаны артиллерией противника. Смотришь и думаешь, как близко. В мирное время этот участок можно за одну минуту проехать, а сейчас надо полжизни потерять, чтобы туда добраться.
Не помню точно, о чем мы говорили, как кто-то вдруг обратил внимание на человека, идущего прямо по центру шоссе мимо нас.
-Ора, кто это такой ? - говорит Арзик , глядя на него.
Человек шел в черном костюме «тройка», черная сорочка, черный цилиндр на голове, а автомат перекинут через плечо, как у охотников прикладом наверх. Идет себе, глядя на горы, будто и нет совсем войны. Такой наглости никто из нас не ожидал. Его взяли на прицел, после окликнули, и он сам зашел к нам с поднятыми руками. Обыскали. Ничего, кроме автомата у него не было. Вначале он прикидывался цыганом, после заключенным, которого заставили воевать, а шел он в кемпинг якобы для того, чтобы восстановить с ними связь. Говорил он это, все время, озираясь на Арзика ... Арзик стоял в проеме ворот от гаража и с улыбкой смотрел на говорящего.
-А ещё точнее, - спросил Арзамет.
-Я тебя сразу узнал, сразу, - тут же ответил пленный. Моя фамилия Шенгелия, а прикинулся цыганом, потому что испугался, что убьете меня. Я не воевал и не стрелял, можете посмотреть автомат.
-Не бойся, тебя никто здесь не тронет. Будешь помогать раненым, а надумаешь бежать, сам тебя убью, - уверенно ответил Арзамет.
Нашлись и те, которые хотели стрельнуть в него, но мы их быстро отшили . Не хитрое дело убить пленного. Обычно это делают трусливые люди. Забегая вперед, скажу, что этот пленный Шенгелия , потом много раз, рискуя жизнью, помог очень многим раненным, когда выходили из Гумисты. Конечно, у него не было выхода , но этот факт помог ему выжить. После его обменяли на военнопленных.
Не было особой разницы, почему и для чего он шел в кемпинг. Было понятно одно - что грузины что-то готовят. И долго не заставили себя ждать. На этот раз они не стали атаковать нас бронетехникой в лоб, а просто оттянули их на безопасное место и утюжили нас целый день, одновременно обстреливая нас минометной артиллерией. Было у них ещё одно очень важное преимущество в этих обстоятельствах - целый день на нас упражнялись их снайперы, и причем с близкого расстояния, так как вокруг нас было очень много домов. Во время небольших артиллерийских затиший, грузинская пехота сближалась с нами и обстреливала нас из пулеметов и автоматов.
Не смотря на такое преимущество , мы держались, заняв круговую оборону. И стоило грузинам приблизиться, как мы открывали по ним шквальный огонь со всех стволов. Благо боеприпасов у нас хватало. В такие минуты боя я вызывал по рации нашу артиллерию, чтобы они отсекали противника от наших позиций, когда те подходили к нам вплотную. Настал и момент, когда мы вызвали огонь на себя, предварительно укрывшись в доме, но после снова выходили и продолжали отражать атаки . Счет раненных увеличивался с каждым разом. Тяжелая 120-мм минометная артиллерия несколько раз пробивала крышу дома и потолок, и разрывалась уже на первом этаже. Но, не смотря на это, мы продолжали стрелять и стрелять, стараясь выиграть время до вечера.
Силы уже были на исходе, но в бою побеждает только тот, кто проявил стойкость, выдержку и решительность. Не зря об этом написано во всех уставах мира. К вечеру, уже на закате солнца, в районе 16-17 часов, счет тяжелораненых приближался к 50-и, а погибших уже было десять человек.
Снайпер настолько приловчился, что мы уже видим, как он сажает пули в нескольких сантиметрах. Группа бойцов расположилась позади зеленного дома, спасаясь от прицельного огня. Я тоже нахожусь там, сидя на кирпичах, прямо на углу, и выхожу по рации в эфир, корректируя огонь артиллерии. Сзади меня невысокая блочная кладка, которую наскоро сложили ребята, она затрудняет обзор снайперу. Но он, каким-то образом умудряется и попадает нашему бойцу в область живота. Я не знаю, кто он, но вижу, как он лежит и не шевелится. К нему бегут на помощь. Паххх…взрываются разрывные пули. Паххх…
- Не подходите, - кричит им Даур Зухба, - не подходите. Это замануха… Стреляйте в те дома, со стороны солнца. Он подбегает к нему, и, взяв за шиворот, быстро тащит его волоком за угол дома…
А слева от меня, в пяти метрах , прямо на пригорке, защищенный с одной стороны стенкой гаража, уже целый час, лёжа на земле, строчит по грузинам Арзамет Тарба. Вижу только его пулемет и часть головы. Заготовленной ленты у него ещё на полдня. Стреляет и стреляет. И, конечно же, снайпер обнаружил его. Уже несколько пуль послал совсем рядом. Ему кричат, чтобы сменил позицию, а он хоть бы глазом повел. Как будто не слышит. Строчит и строчит. Человека в азарте трудно остановить. Адреналин так и прёт. Когда я это увидел, отправил к нему Даура Зухба. Он его убрал оттуда на какое-то время. Но Арзик не мог долго сидеть без дела. Опять стал стрелять с этой же позиции. Гильзы так и сыпятся сотнями. Танковый пулемет очень скорострельный. Тогда я сложил пальцы в рот и стал свистеть ему, чтобы он услышал меня:
-Уходи…уходи оттуда, - кричу ему, - машу рукой, и показываю пальцем на висок.- Ты что с ума сошел, не видишь, он поймал тебя.
Вижу, как Даур старается оттащить его за ноги. А он , видимо, взял на прицел грузин, и никак не хочет упустить этот момент. Но все-таки, Арзамет уступил и перестал стрелять, и это нас успокоило. Он встал в полный рост у края гаража и куда- то пристально всматривался. Я показываю ему кулаком, а он, поддакивая, кивает мне головой.
Дальше все произошло очень быстро. Он снова лег на своем пригорке и дал длинную очередь в сторону грузин. Но уже через несколько секунд первая пуля снайпера, со звуком «пахх», чиркнула ему по мизинцу и ушла в землю. Арзамет с удивлением посмотрел на это, встряхнул рукой будто обжёгся, но не более чем , и тут же дал по грузинам несколько очередей подряд и… остановился…Пуля снайпера раздробила ему шейный позвонок и он умер мгновенно, так ничего и не почувствовав. Он лежал и не шевелился, и это было настолько непривычно, что все кто это видел, поняли, что произошло, что-то непоправимое.
Даур оттащил его к себе и, обняв, стал ласкать ему волосы.
-Арзик ! Арзик ! -говорил он, -Арзика убили ! Ааааа….
Даур сидел на земле, придерживая голову Арзика, и смотрел на меня так, словно спрашивая «почему так ». Он не рыдал, но слезы у него шли сами по себе. Дважды за войну со мною было так, будто душа моя, куда-то отлетела и долго не возвращалась, блуждая, где то сама по себе. И это было в первый раз. Всё стало безразлично. Будто сам себя приговорил к смерти. Я ненавидел себя и весь мир. Ни на кого не мог смотреть и понял в одночасье, какова высокая степень лжи и зла вокруг, и что я сам ничем не лучше других…
Весть о смерти Арзика быстро дошла до Зюбы Агрба. Они дружили с детства. Зюба прибежал быстро, и швырнув в сторону свой гранатомет, стал бить себя по голове и оплакивать своего друга. Он стоял на коленях у изголовья и рыдал. Никто не мог остановить и успокоить его…
Тем временем грузины снова начали обстреливать наши позиции, и на этот раз с особым пристрастием, так как уже начинались сумерки. Они хотели успеть разбомбить нас до темноты. И тогда Зюба стал ходить по двору и кричать в сторону грузин : « Вот он я, подлюки, я не боюсь вас…Попробуйте, попадите в меня. Вот я здесь, суки подколодные. Всех вас задушу своими руками…Всех…». И обратившись к небу сказал : « Ну, где Ты ?... Где ты ?…ты что не видишь ?... Будь ты проклят…». Так ходил он по двору пока осколок не попал ему прямо в голову. Зураб был очень сильный парень. Он падал и вставал, снова падал и вставал, кувыркаясь и не понимая, что с ним произошло... Через минуту он умер…
С наступлением темноты грузины прекратили артиллерийский огонь, но изредка продолжали обстреливать нас из гранатометов и стрелкового оружия . Мы тоже продолжали стрелять в них, давая понять, что мы живы и готовы сражаться до последнего. Одними из последних, кто был ранен у этого дома был Тофа Маан, получивший пулю выше бедра, и Леонид Боджгуа, который имел множественные ранения в область груди и живота. Уже затемно Лёня скатился с пригорка, где долгое время отстреливался, и опустившись на землю, сказал мне : «Я кажется всё. Приехал. Идти не смогу». Я нагнулся, чтобы посмотреть, и увидел окровавленное тело. Только физическая закалка помогла ему выжить. Любой другой в его положении не имел бы никаких шансов…
Ведя переговоры целый день по рации с «большой землей» я окончательно убедился, что операция провалилась, и теперь наша судьба была только в наших руках. Надеяться было не на кого, только на себя. И так было по всему гумистинскому фронту. Были попытки отдельных небольших групп перейти средь бела дня Гумисту к нам на помощь, но они так и не увенчались успехом. В одном случае погиб комбат Фридон Авидзба, так как он посчитал для себя позором остаться за Гумистой без своего батальона, а в другом - кабардинец Ибрагим Яганов дважды в этот день переходил реку под обстрелом противника, но за ним так никто и не пошел.
На совещании командиров отрядов, где были Закан Маршания, Зурик Хаджимба, Гена Маан, Мераб Кове, Джон Агрба, Кува Еник, мы решили двинуться обратно в четыре часа утра 19 марта, о чем я передал нашим зашифрованный текст по рации, хотя было понятно и так, что с раненными мы пойдем напрямик. Нам обещали встретить на берегу и оказать всяческую помощь. К сожалению, мы тогда не знали, что в наших подразделениях за Гумистой, после провала операции, сложилось мнение, что грузины готовят контратаку, и потому обстреливали весь берег по всему что движется. С одной стороны под покровом ночи легче уйти от противника, а с другой - наши могли принять нас за грузин, и тогда уже ни «ора…ни сыпсууп…ни имя…и не фамилия» у тебя не спросят. Что, кстати, с нами и произошло.
В сложившейся ситуации, после трех изнурительных суток, без воды и медикаментов, было решено предать земле наших погибших друзей, и все оставшиеся ресурсы направить на то, чтобы любой ценой вынести отсюда 50 человек раненных и прорываться к своим кратчайшим путем. Положение усугублялось ещё и тем, что почти всех раненных необходимо было нести на себе, ни один из них не мог передвигаться самостоятельно. Место перехода планировалось в районе небольшой лесопилки и хозяйственных построек. Расстояние до него метров 300.
Приблизительно из 150-и бойцов, в строю осталось 80-90. Я предложил план отхода, который был поддержан. Впереди, с небольшим интервалом идет группа прикрытия. Эту задачу взял на себя Геннадий Маан. Посередине - основная группа с ранеными. А замыкает ещё одна небольшая группа прикрытия на случай преследования, и если завяжется бой в момент отхода.
Не знаю, насколько это было эффективным, но в эфире мы все же вели радиоигру, и говорили о том, что у нас все в порядке и готовы воевать дальше.
Своих погибших мы решили предать земле вдоль стены гаража недалеко от дома. Землю копать было нечем и пришлось это делать штык ножами, и чем придется. Затем мы с тяжелым сердцем попрощались с нашими братьями по оружию и уложили их в неглубокую яму, укрыли одеждой и засыпали землей. Поверх земли положили блоки, чтобы животные не раскопали могилу.
Перед тем как похоронить Арзамета Тарба , я вспомнил про один случай, который мне передали. Во время одного разговора с теми, кто отсиживался, он сказал : «Кто скажет о моем командире плохо, тот будет иметь дело со мной, а я церемониться не буду». Вот и получалось, что за меня он встал бы горой, а я не могу отнести его тело домой. И остальных мы тоже не можем нести с собой, потому что мы должны думать о живых, хотя быть может, что среди этих раненых есть и те, которых никогда не поставишь в один ряд с такими, как Арзамет. Я подобрал гильзу и вложил туда клочок бумаги, где написал «здесь покоится настоящий воин Арзамет Тарба». Эту гильзу с запиской я положил ему в карман. Даур Зухба, Джон Агрба и Анзор Кварацхелиа положили Арзамета Тарба и Зураба Агрба рядом…
Из разговора с одним человеком, которого я не знал…
продолжение следует...