Избиение прирождённых убийц
Королевская битва: Боевик, социальная фантастика. Япония, 2000. Реж. Киндзи Фукасаку.
Со времён царя Ирода технология избиения младенцев приобрела доселе неведомое изящество. Младенцев подращивают, они радостно сгружаются в автобус, переправляются на кудыкину гору на острове буяне и там благополучно сами выполняют всю работу за иродовых солдат - истребляют друг друга.
Лирическое отступление.
В далёком конце 1970-х, когда мой отец ещё был жив, у них с мамой сложился особый ритуал еженедельной генеральной уборки. Мама брала меня за руку и вела окультуриваться в какой-нибудь музей, а папа драил всю двухкомнатную квартиру, включая раздельный санузел и лоджию. Однажды папа восстал против комунального рабства, топнул ногой и сам повёл меня в музей. Вечером он сдал чудовище на руки жене и больше никогда не претендовал на выгул ребёнка. Боюсь, в то воскресенье папа сполна постиг глубину чувств царя Ирода.
В Эрмитаже, насколько помню, меня интересовали преимущественно две точки соприкосновения с миром прекрасного: фарфор и "Избиение младенцев". Художника, само собой, не знаю. Циклическая композиция: вверху царь Ирод мановением руки посылает солдат направо, те сворачивают вниз, а там уже и тётки с младенцами, внизу кровавая кульминация, далее налево вверх процессия плачущих матерей с трупиками в руках проклинает Ирода, который мановением руки продолжает посылать солдат направо и т.д.
Оторваться не могла от этого зрелища. Сюжет мне был понятен, - матери, младенцы, Ирод... Непонятны были солдаты, исполнявшие иродову волю. Томило грустное предчувствие того, что среди взрослых дяденек бывают такие, которые способны за просто так, безо всякой личной неприязни обидеть ребёнка, который ничего плохого им не сделал. Это пугало.
Каждое воскресенье изучая жуткую картину маслом, я вглядывалась в лица солдат и искала на них гримасы ярости. Но солдаты были деловиты, спокойны и своих секретов не раскрывали. И вообще довольно маленькая картина, где подробностей не разглядеть, а очень хотелось. Мама смущалась моей страсти к кровавому полотну и тянула дитя к идейно безопасному фарфору.
Вот так, ещё в 1977-1978гг., были заложены основы моего восприятия "Королевской битвы" Киндзи Фукасаку.
Конец лирического отступления.
В фильме солдаты столь же спокойны и деловиты, как и те парни на картине маслом в Эрмитаже. Оказывается, люди до сих пор считают, что младенцы и Ирод - ось сюжета.
Ну и пусть я выродок, и с детства не вижу персонажей главнее солдат, пусть! Какого чёрта они тупо стоят, когда в кровавое месиво превращаются молоденькие девчонки, одна другой краше?
Ладно, там есть юный садист-убийца, который, насколько я успела заметить, не прикоснулся голой рукой ни к одной жертве, явно асексуальное поведение и брезгливость. Один маньяк-импотент погоды не делает. Но что такое импотентная армия и кто такие здоровенные мужики, согласные три дня равнодушно стоять вдалеке от событий?
Словом, по ходу фильма мне не хватило пары-тройки крупных или полусредних планов с лицами солдат. Точь-в-точь как на той картине в Эрмитаже: всё мелко и не разглядеть.
К чести режиссёра замечу, что он меня несколько утешил фарфором девичьих личиков.
Прочитав о параллели между сабжем и "Повелителем мух", впала в задумчивость. В "Повелителе мух" замкнутая группа малолеток последовательно воспроизводит все исторические мутации социальной психологии европейцев - от родоплеменной вольницы до феодальной тирании.
В "Королевской битве" кровавый аттракцион для тинейджеров организован взрослыми, проходит под их контролем, в "игру" даже запущены два сильных джокера. Этих взрослых не интересует возможность генерации новой коллективной психологии, ибо наибольшее удовольствие им доставляет зрелище ломки навыков социализации.
Здесь нет той монументальной драматургической цельности, из-за которой почти не поддаётся экранизации густое полотно "Повелителя мух", где внешняя хрупкость детских организмов вступает в конфликт с тяжёлыми коллизиями сюжета. Японский сюжет схематичен, порядок эпизодов зачастую произволен, персонажи не отягощены психологизмом, финальный финт со взрывающимися ошейниками оставляет в недоумении и бросает нехороший отсвет на благородный образ героя-победителя, весь фильм проходившего с неприменённым полезным знанием.
Также мне показалось примечательным, что японские дети умудрились поделиться на садистов, альтруистов и приколистов, что, наверное, не соответствует ключевым стратам современного общества. Явно пропущены пофигисты.
Со времён царя Ирода технология избиения младенцев приобрела доселе неведомое изящество. Младенцев подращивают, они радостно сгружаются в автобус, переправляются на кудыкину гору на острове буяне и там благополучно сами выполняют всю работу за иродовых солдат - истребляют друг друга.
Лирическое отступление.
В далёком конце 1970-х, когда мой отец ещё был жив, у них с мамой сложился особый ритуал еженедельной генеральной уборки. Мама брала меня за руку и вела окультуриваться в какой-нибудь музей, а папа драил всю двухкомнатную квартиру, включая раздельный санузел и лоджию. Однажды папа восстал против комунального рабства, топнул ногой и сам повёл меня в музей. Вечером он сдал чудовище на руки жене и больше никогда не претендовал на выгул ребёнка. Боюсь, в то воскресенье папа сполна постиг глубину чувств царя Ирода.
В Эрмитаже, насколько помню, меня интересовали преимущественно две точки соприкосновения с миром прекрасного: фарфор и "Избиение младенцев". Художника, само собой, не знаю. Циклическая композиция: вверху царь Ирод мановением руки посылает солдат направо, те сворачивают вниз, а там уже и тётки с младенцами, внизу кровавая кульминация, далее налево вверх процессия плачущих матерей с трупиками в руках проклинает Ирода, который мановением руки продолжает посылать солдат направо и т.д.
Оторваться не могла от этого зрелища. Сюжет мне был понятен, - матери, младенцы, Ирод... Непонятны были солдаты, исполнявшие иродову волю. Томило грустное предчувствие того, что среди взрослых дяденек бывают такие, которые способны за просто так, безо всякой личной неприязни обидеть ребёнка, который ничего плохого им не сделал. Это пугало.
Каждое воскресенье изучая жуткую картину маслом, я вглядывалась в лица солдат и искала на них гримасы ярости. Но солдаты были деловиты, спокойны и своих секретов не раскрывали. И вообще довольно маленькая картина, где подробностей не разглядеть, а очень хотелось. Мама смущалась моей страсти к кровавому полотну и тянула дитя к идейно безопасному фарфору.
Вот так, ещё в 1977-1978гг., были заложены основы моего восприятия "Королевской битвы" Киндзи Фукасаку.
Конец лирического отступления.
В фильме солдаты столь же спокойны и деловиты, как и те парни на картине маслом в Эрмитаже. Оказывается, люди до сих пор считают, что младенцы и Ирод - ось сюжета.
Ну и пусть я выродок, и с детства не вижу персонажей главнее солдат, пусть! Какого чёрта они тупо стоят, когда в кровавое месиво превращаются молоденькие девчонки, одна другой краше?
Ладно, там есть юный садист-убийца, который, насколько я успела заметить, не прикоснулся голой рукой ни к одной жертве, явно асексуальное поведение и брезгливость. Один маньяк-импотент погоды не делает. Но что такое импотентная армия и кто такие здоровенные мужики, согласные три дня равнодушно стоять вдалеке от событий?
Словом, по ходу фильма мне не хватило пары-тройки крупных или полусредних планов с лицами солдат. Точь-в-точь как на той картине в Эрмитаже: всё мелко и не разглядеть.
К чести режиссёра замечу, что он меня несколько утешил фарфором девичьих личиков.
Прочитав о параллели между сабжем и "Повелителем мух", впала в задумчивость. В "Повелителе мух" замкнутая группа малолеток последовательно воспроизводит все исторические мутации социальной психологии европейцев - от родоплеменной вольницы до феодальной тирании.
В "Королевской битве" кровавый аттракцион для тинейджеров организован взрослыми, проходит под их контролем, в "игру" даже запущены два сильных джокера. Этих взрослых не интересует возможность генерации новой коллективной психологии, ибо наибольшее удовольствие им доставляет зрелище ломки навыков социализации.
Здесь нет той монументальной драматургической цельности, из-за которой почти не поддаётся экранизации густое полотно "Повелителя мух", где внешняя хрупкость детских организмов вступает в конфликт с тяжёлыми коллизиями сюжета. Японский сюжет схематичен, порядок эпизодов зачастую произволен, персонажи не отягощены психологизмом, финальный финт со взрывающимися ошейниками оставляет в недоумении и бросает нехороший отсвет на благородный образ героя-победителя, весь фильм проходившего с неприменённым полезным знанием.
Также мне показалось примечательным, что японские дети умудрились поделиться на садистов, альтруистов и приколистов, что, наверное, не соответствует ключевым стратам современного общества. Явно пропущены пофигисты.