Домашнее насилие как психопатологические отношения
Статья члена Мадридского Психоаналитического Центра Россаны Лопес Сабатер ( оригинал )
Гендерное насилие в супружеской паре появляется в контексте, который принято называть "любовью". Можно подумать, что без любви не бывает гендерного насилия.
Попытаемся проанализировать, какие психологические нужды существуют внутри пары, в которой имеет место гендерное насилие, другими словами, каковы психологические нужды у мужчины, устанавливающего отношения насилия, и у женщины, остающейся в этих отношениях. Мы будем говорить о связи, так как отношения устанавливаются между двумя сторонами.
Сексуальность, субъективность, характер, личность - всё это конструкты. Мы не рождаемся с уже готовыми субъективностью, личными особенностями характера или чувствами; мы постепенно выстраиваем их в родительской семье и в контексте культуры.
А наша культура стоит на гегемонии маскулинности и на фаллоцентризме. Эта культура спроектирована для того, чтобы воспроизводить то, что называют мужскими, маскулинными и маскулинизирующими ценностями во всех областях и аспектах жизни. Кроме того, эта культура имеет четкое разделение на две взаимоисключающие области: маскулинность, являющуюся социальной нормой, сферой публичного, политического, и феминность, относящуюся к частной, домашней сфере.
Это культура, в которой агрессия, рассматривающаяся в психоанализе как нечто единосущное человеческой природе, как способность защитить себя во внешнем мире и очень рано проявляющаяся в отношениях ребенка с родителями, легитимирована для мужчин, и только для них.
Для женщины единственно легитимными проявлениями считаются чувствительность, толерантность к фрустрации, само-отверженность, умение заботиться о других, эмпатизировать (становиться на место другого).
Агрессивность до такой степени структурирует мужскую гендерную идентичность, что мужчина становится должен, обязан быть агрессивным, а если понадобится - то и насильником. А что мы подумаем о мужчине, неспособном защитить себя, или - еще хуже - свою жену или свою семью? Таким образом, отсутствие склонности к насилию в мужчинах кажется социально неприемлемым.
Однако в случае женщины агрессивность расценивается как патологический симптом, как социальная проблема (так как социум вменяет ей в обязанность рождение и выхаживание потомства), а следовательно, как проблема женской гендерной идентичности.
Так мы видим отчетливую гендерную поляризованность, которая обеспечивает существование бинарной социальной системы гендерных ценностей, полностью диссоциированных друг от друга, с нулевой или крайне ограниченной возможностью взаимодействия. Именно в контексте этих поляризованных гендерных ценностей возникает то, что мы предлагаем называть Психотапологическими Отношениям.
Дело в том, что гендерные ценности как система идеалов имплантируются в психизм ребенка в чрезвычайно раннем возрасте, в первые годы жизни и имеет структурирующее значение для психики.
Гендерные идеалы и нормы передаются и заучиваются в процессе идентификации, который Фрейд определяет как первую эмоциональную связь (привязанность). Идентификация происходит на основе и посредством эмоциональной привязанности.
Идентификация - это не осознанный процесс, не волитивный акт или определенное решение, которое человек принимает: это интроецированный объект, который со временем становится частью нас самих, и избавиться от которого представляется чрезвычайно сложным.
В 1976 году Брэннон и Дэвис сформулировали основные идеи маскулинной гендерной идентичности, "четыре императива, определяющие маскулинность":
1. No Sissy stuff - "Не иметь ничего женского". Быть мужчиной означает не иметь качеств, которые общество приписывает женщинам: пассивность, ранимость, эмоциональность, нежность, заботливость в отношении других. Опасность для маскулинности здесь очевидна: феминизация как синоним гомосексуальности.
2. The Big Wheel - "Быть большим боссом". Быть мужчиной означает быть успешным, конкурентноспособным, вырабатывать стратегии, чувствовать себя высшим существом, добиваться восхищения со стороны других. Действующий страх здесь: чувствовать себя побежденным, бессильным, презираемым, подчиненным.
3. The sturdy oak - "Быть жёстким". Быть мужчиной означает быть хладнокровным, холодным, уверенным в себе, стойким, безэмоциональным (нельзя показывать эмоции), противостоящим остальным. Это некий идеал самодостаточности. Опасность для маскулинности здесь: слабость (в любых проявлениях).
4. Give them hell - "Послать всех к чертям". Мужественность прямо пропорциональна и зависит от агрессивности и личной храбрости: применять насилие, делать, что вздумается, идти на риск без колебаний. Невыносимый страх здесь испытывается перед: трусостью, сомнением, робостью.
5. Луис Бонино добавляет к этим четырем указанным Мифам Маскулинности пятый: "Уважать иерархию и выполнять правила". Быть мужчиной - это значит уметь подчиняться стоящим выше, не ставить под сомнение нормы и правила и не иметь собственного мнения.
Если мы представим себе человека, полностью идентифицированного с этими гендерными нормами, мы сможем сделать эскиз психического портрета гендерного насильника (ГН).
ГН не в состоянии рассматривать партнёршу как отдельного человека, как Субъект, он не в состоянии признать собственную зависимость от неё, необходимость в её присутствии.
Если в какой-то момент в его сознание проникло бы подозрение о его зависимости от партнёрши, он почувствовал бы невыносимый страх потери собственной мужественности, своей маскулинной идентичности.
"Она" существует в этом мире для того, чтобы успокаивать его, удовлетворять, угадывать, что с ним происходит, что ему необходимо, чего он хочет ... - Именно то, что делают матери со своими младенцами, угадывают их потребности и желания, - и, угадав, удовлетворяют их. Младенцу при этом не нужно уметь говорить. Женщины существуют для того, чтобы понимать их за границами всякой реальности, в постоянной и тесной интимной связи, без возможности направить свой взгляд или желание куда-то еще, помимо младенца или ГН.
Мы не будем подробно останавливаться на процессах симбиоза с материнской фигурой, типичных для ГН, и на трудностях ГН к индивидуации, так как это выведет нас за рамки статьи. Но отметим, что именно эти два фактора являются генераторами конфликта, лежащего в основе гендерного насилия.*
Когда имеет место влюблённость, особенности нашего психо-физического состояния заставляют нас видеть в другом компендиум ценностей и добродетелей, необходимых нам.
Так, другой человек превращается для нас в некое "всё", в идеал или почти идеал, так как в действительности мы и помещаем его на место идеального родителя.
Другая сторона влюблённости состоит в том, что мы чувствуем себя уязвимыми, так как другой человек может догадаться, насколько мы нуждаемся в нём. Это несколько "портит" наш идеальный симбиоз с другим, так как представляет собой - в некотором смысле - нарциссическую травму **
Но в отношениях влюблённости разочарование в идеализированном другом неизбежно, так как влюблённость невечна и взаимоотношения между двумя людьми неизбежно претерпевают изменения. Во влюблённости мы всегда встречаем и параллельный процесс развенчания идеала, по мере того, как мы понимаем, что другой человек не столь замечателен и идеален, как нам казалось раньше. Постепенно мы узнаём реального человека, с которым поддерживаем близкие отношения. И именно это невыносимо для ГН: разочарование в идеале, развенчание идеала неприемлемо для него, так как нормальный процесс перехода влюблённости в стабильные отношения ставит его лицом к лицу с:
- необходимостью принять, что женщина является независимым от него Субъектом, это не всегда объект, который утешает, расслабляет мужчину, угадывает, где ей нужно находиться и что сказать, чтобы тот чувствовал бы себя комфортно
- необходимостью признать, что он нуждается в ней, и нуждается таким образом, который не позволяет ему принять её несовершенство, её возможность ошибиться, поступить не так, как хочется ему. Выше мы видели, что Мифы Маскулинности делают невыносимым признание зависимости.
В любовных отношениях с женщиной для ГН не существуют два Субъекта с двумя различными субъективностями, с разными желаниями. ГН необходим один субъект - он сам, и женщина, которую можно было бы инкорпорировать в собственную субъективность.
Психически это - необходимость в слиянии и в смешении с женщиной.
Удар, насилие появляются там, где нет возможности слова, диалога, где невозможно признать, перенести собственные фрустрацию и разочарование по поводу того, что женщина не "создана для него", что она не идеальна, не заточена под его нужды, не способна удовлетворять и успокаивать его всё время.
Именно поэтому ГН всегда обвиняют женщин в том насилии, которое над ними учиняют. Это женщины оказываются неспособными, не умеют правильно угадывать и удовлетворять желание мужчины, - пусть тогда получат своё. Поэтому ГН никогда не чувствуют вины или угрызений совести. И именно поэтому терапия ГН так трудна, если вообще возможна: при отсутствии чувства вины, как может возникнуть желание или попытка исправить ситуацию?
Во время затишья, примирения, "медового месяца" ГН говорит себе, что он больше никогда не ударит её, потому что она больше никогда не разочарует его, и таким образом он не будет вынужден применять к ней насилие.
В большинстве случаев женщины остаются и поддерживаются отношения с ГН, - тогда возникают отношения насилия, в которых женщины вступают в своеобразное соглашательство, в сговор с Мифами Маскулинности..
Что же происходит, если женщина решает уйти, разорвать отношения? Очень часто для ГН осознание того, что женщина автономна и принимает собственные решения, является непереносимым. Когда женщина решает уйти, ГН вынужденно становится перед фактом того, что женщина является Субъектом, а не частью мужчины, его самого, что она существует и имеет собственную волю за пределами его личности. Для ГН это не только фрустрация, но и потеря утешающего объекта, угадывающего и удовлетворяющего его потребности.
Это позволяет нам понять, почему наибольший процент убийств происходит в том момент, когда женщина начинает предпринимает какие-то шаги к разрыву отношений. Так как ГН считает, что женщина принадлежит ему, что она является объектом его собственной психической конфигурации, если она оставит его, ему будет необходимо признать, что он нуждается в ней, что он зависит от нее, а это в свою очередь ставит под угрозу его мужественность, его психическую целостность.
Поэтому ГН выбирает физическое насилие и/или убийство, с тем, чтобы предотвратить ситуацию, в которой он должен был бы признать, что он нуждается в ней, и что она может оставить его.
Что происходит с женщиной, когда та остаётся в отношениях насилия?
Мы не будем рассматривать ситуации, в которых присутствует крайняя экономическая зависимость от ГН и/или в которых женщине невозможно получить поддержку со стороны общества.
Женщина вырастает и становится взрослой под эгидой гендерного мандата, который можно было бы сформулировать как: "Самопожертвование, подчинение собственных желаний нуждам других людей, особенно если это эмоционально значимые люди".
Из женщины делают "специалиста" по любви, по чувствам, по нахождению в распоряжении у других, по отношениям, по угадыванию чужих желаний... по заниманию того места, где она бы чувствовала себя необходимой, нужной другому. У нее развивается шестое чувство, знаменитая "женская интуиция", которую приписывают чему-то природному, биологическому, и которая является настоящей "научной интуицией", так как она развилась в результате многолетней работы, приобретенного опыта и постоянной тревоги по поводу того, что происходит с другими (с детьми, с мужем, с родителями).
Эти характеристики, которыми мы определяем женственность, полностью совпадают с материнским идеалом, с идеалом хорошей матери: а именно, отказ от собственного существования (частично или полностью) с тем, чтобы посвятить себя заботе о другом.
Именно интериоризованный мандат хорошей матери заставляет женщину оставаться рядом с ГН. Это не волитивное действие, не осознанное решение, не идеал самосовершенствования, а норма того, что положено женщине, что должно являться осью её жизни.
В психоаналитических терминах, эта норма функционирует как "Идеальное Я". Эта норма передается от матери к дочери как безапелляционный мандат, который невозможно не выполнить. Присутствие этой нормы в психизме несовместимо с защитным аспектом Супер-Эго ***
Почему так сложно не попасть под влияние этого мандата?
Почему тот факт, что в настоящее время мужчины занимаются воспитанием детей, а женщины работают пилотами, не меняют ситуации? - Потому что мужчины не воспитывают, а просто следуют списку, который оставляют им женщины, когда идут на работу, а женщины руководят предприятиями в соответствии с теми же критериями (жесткость, агрессивность), как если бы это делали мужчины (как если бы им тоже оставили список, которому следовать).
Так мы видим обоюдное "как если бы", мужчин, притворяющихся женщинами, и женщин, притворяющихся мужчинами, без реальных альтернатив гендерным мандатам.
Не попасть под влияние женского гендерного мандата сложно ещё и потому, что агрессия (умение постоять за себя - Acción Positiva), которая мыслится как необходимая и легитимная в случае мужчин, в случае женщин подавляется и наказывается, как обществом, так и самой женщиной, из-за чувства вины, сопровождающей материнство.
Если мы помним о концепции феминности как идеале хорошей матери, то понятно, что агрессии в нём не может быть места. В идеале матери, и как следствие в идеале женщины (так как материнство приравнено к феминности) нет место ни агрессии, не сексуальности, ни власти.
Поэтому очень часто, с рождением ребенка женщина становится особенно зависимой, подчинённой, более идентифицированной с гендерными ценностями, которые выше мы резюмировали как: "подчинение собственных желаний интересам других".
От девочек не ожидают, что они будут отстаивать свои интересы. Существуют гендерные исследования, доказывающие, что и сегодня в девочках продолжают подавлять проявления агрессии и поощряют эти проявления в мальчиках.
Большинство матерей испытывают большие трудности в восприятии своих дочерей как независимых Субъектов, у которых есть собственные нужды. Права дочерей, их желания, их отказ слушаться всегда легко могут быть проигнорированы и/или запрещены с выгодой для другого (так, мы продолжаем слышать, что девочки такие послушные, очень послушные, гораздо послушнее, чем мальчики) ****
Еще больший вред наносится отцовским взглядом. Очень часто отец воспринимает дочь как объект, ценный, но объект, созданный для любви и заботы. Сын признается субъектом, с собственными желаниями, и отец никогда не станет ждать от него того же подчинения, что от дочери.
Это фундаментальное различие, определяющее дальнейшее становление личности: вопрос отцовских идентификаций в мужчине и в женщине.
И будущая женщина испытывает огромные трудности не быть тем, чем окружающие ждут от неё. Никто не предполагает, что она может сказать "Нет", поэтому она не говорит "нет", в том числе и отношениям насилия. Научиться говорить "нет" во взрослом возрасте так же трудно, как научиться плавать или ездить на велосипеде, если не научиться делать это в детстве.
Женщина преимущественно выражает враждебность через соматизацию, через болезнь. Тело - это способ материализации речи женщины, которой она лишена, её сознания, которое подавлено, её нужд и необходимостей, которые она не способна сформулировать.
Репрессия проявлений враждебности в девочках (в самом деле, мы же не можем помыслить хорошую мать как агрессивную!) способствует развитию эмоциональной зависимости от Другого, от партнёра, которая часто сопровождается экономической зависимостью.
Невозможность осознать и принять собственную агрессию ведет к формированию обсессивного стремления центрироваться и полностью посвящать себя достижению любви другого, его признания, что в свою очередь - и это остается неосознанным - ведет к тому, что женщина начинает подавлять в себе всё то, что партнёр не может или не хочет принять. И этот процесс воспроизводится с особой силой, когда женщина становится матерью. Все эти нужды быть любимой, быть признанной и одновременно эмоциональная зависимость усиливаются, и целью женщины становится некая "обязанность отвечать запросам другого, с последующим попаданием в ловушку собственного якобы всемогущества". Не существует отношений двух независимых субъектов, а намерение стать воплощённым идеалом для партнёра, иметь в себе всё, что может ему понадобиться, и сделать невозможным его разочарование.
Чем выше потребность в любви и признании со стороны партнёра и чем выше подавление собственного чувства враждебности, тем выше вероятность подчинения со стороны женщины.
Подчинение женщины - первое условие для последующего физического насилия.
Необходимо сказать несколько слов о том, что описанная выше форма поведения представляет собой адаптативную структуру. Подчинение другому не представляет собой нечто единосущное и конституционное в женщине, мы не разделяем идеи Х.Дейч о том, что женщины дают выход своим мазохистским тенденциям в материнском инстинкте. Даже Фрейд говорил в 1932 году о том, "что необходимо быть острожными в суждениях о том, насколько в действительности общество принуждает женщин к пребыванию в ситуации пассивности".
Знаменитый женский мазохизм - это защитный мазохизм, адаптативный механизм, который возникает в межсубъектных - совершенно очевидных - отношениях власти, базирующихся на патриархатной культуре, в которой мужчина является Субъектом, а женщина - объектом, становящимся время от времени и в рамках домашней сферы частичным субъектом.
Можно сказать, что этот мазохизм является результатом интроекции гендерной системы ценностей, и его эффекты структурируют психизм женщин.
Что происходит с женщиной, которая поддерживает отношения с гендерным насильником?
Известно, что перед установлением отношений насилия в паре, имеет место коварный и постепенный процесс изоляции женщины от родительской семьи, ближнего и дальнего окружения и разрыва всех её социальных связей. Это фундаментальный маневр, который осуществляет насильник, чтобы увеличить неуверенность в себе и зависимость женщины, то есть, чтобы превратить её в ещё-более-объект и лишить её субъективности, того, что принадлежит ей.
Изолированная и не доверяющая никому, кроме партнёра, женщина развивает привязанность к нему по типу аддикции, потому что с позиции подчинения она настолько адаптировалась к требованиям и нуждам Другого, что её собственная личность, её субъективность представляется ей как громадная пустота, которой она боится больше, чем побоев и унижений.
Не забудем, что речь идёт о любовной истории (а ведь она, женщина, является специалистом по любви, она создана для любви), в которой женщина чувствует и интериоризирует слабость и несостоятельность насильника, в которой она "знает", что является для него всем.
С психической точки зрения женщина постулирует себя как опора, экзистенциальный протез мужчины, как некое "всё", без которого "ничего"... И практически всегда мы имеем дело с женщиной, у которой есть дети, в сознании которой спутанные и расплывчатые понятия "феминности" принимают очертания материнства.
В психоаналитическом контексте необходимо помнить, что материнство ведёт к глубинной ревизии, пересмотру идеала "Я".
Боль от побоев кажется женщине предпочтительнее, чем огромная пустота и внутреннее молчание в ответ на вопросы: "Кто я? Кто я без Него?"
Такая женщина получает доступ к собственному нарциссизму, к самоуважению через Него, как бы она сама не была эффективна, умна, богата, обеспечена, успешна, интеллектуально развита, работает ли она вне дома или нет.
Приведем пример: 28-летняя женщина, после двух лет избиений, визитов в скорую помощь и покушения на убийство, за которое насильник отбыл срок наказания в тюрьме, получила десять ножевых ранений в то время, когда действовал запрет на приближение в отношении насильника. Она не вызвала полицию и не попросила помощи у окружающих, когда увидела как насильник шёл в её направлении по улице. Они поздоровались и стали разговаривать, сперва на расстоянии, а затем агрессор постепенно приблизился и нанёс ей удары ножом.
Почему? Почему она не действовала? Потому что она чувствовала себя человеком и субъектом только через него (в определённом смысле, идентификация с агрессором). Она воспринимала собственную "феминность" как инвалидность, ущербность, слабость, а с ним она чувствовала себя необходимой, нужной, важной; он был опорой её нарциссизму, её самоуважению.
В больнице, израненная, перебинтованная с головы до ног, перепуганная и более напоминающая зомби, чем живую женщину, она говорила: "я думала, он раскаялся, что в людном месте он не осмелится мне ничего сделать... он выглядел таким страдающим, он подошел ко мне с пивом в руке и сказал, что если я хочу, мы можем поговорить." Эта женщина, рассказывая историю своей "любви" говорила: "Я никогда не была так влюблена и не чувствовала себя такой любимой, как с ним". Произнося это, она чувствовала себя растерянной, напуганной собственными словами.
Необходимо отметить, что продолжительное и хроническое гендерное насилие, как в приведенном случае, имеет последствия для психики женщины. В нашем случае бросалось в глаза сходство с зомби, вызванное общим ухудшением психического состояния и настолько сильной депрессией, что способность думать оказалась блокированной. Женщина как бы не могла допустить даже мысли о том, что перемены в жизни, иная жизнь возможна.
В заключении хотелось бы отметить, что периоды затишья в отношениях насилия - "медовый месяц" - представляют собой очень важный феномен в поддержании психопатологической связи, так как действует как положительное подкрепление: во время "примирений" женщина не видит в насильнике угрозу, человека, который подвергает её побоям, она видит мужчину, которого когда-то полюбила и который "нуждается" в ней. Он же видит в ней женщину, способную угадывать его желания и подстраиваться под них..., поэтому он не будет её больше бить, ведь он также в упор не видит человека, находящего перед ним.
"Это больше не повторится", - настаивает он. - "До тех пор, пока не повторится снова", - думаем мы, профессионалы, иногда в отчаянии от очевидного.
Мы попытались показать, что психопатологические отношения гендерного насилия в многих случаях поддерживаются и воспроизводятся по той причине, что в них задействованы две стороны, репрезентирующие две поляризованные, диссоциированные, не взаимодействующие друг с другом, взаимоисключающие системы ценностей и называющие такие отношения любовью. Подобные отношения представляются их участникам - по разным причинам - как нечто, от чего они зависят, чем они связаны. И возможно по этой причине эти связи так сложно прервать.
* И вот эти младенцы-соплежуи люди рассуждают о том, где и что Acción Positiva сказала не тем тоном, каким надо. В вечно-младенческом мозгу всё никак не уложится, что кроме того, что "надо" им, существуют другие "надо", "необходимо" - у других людей. Бесполезно доказывать, что первая встречная женщина - это по определению не их мама, и может спокойно обойтись без упреждающего сюсюкания, так как ей оно не надо.
**Один из механизмов формирования нарциссизма можно обозначить как "нарциссическую травму" (H.Kohut, 1971), переживаемую ребенком как утрата обожаемого значимого взрослого, или как тотальное разочарование в нем, или как внезапное и приводящее к отчаянию осознание недоступности и неважности для родителей его эмоционального состояния. На смену фазе грандиозного удовольствия и гармонии приходит сознание бессилия и полного отсутствия поддержки, сопровождаемое сильными аффектами, с которыми ребенок еще не умеет справляться. После этою он уже никому не верит, чувствует себя крайне небезопасно в контактам и избегает близких отношений. Формируется механизм опережающего отвержения: "Я очень боюсь, что меня отвергнут. Поэтому я буду отвергать раньше, чем отвергнут меня. Так мне безопаснее, потому что я не переживу еще раз такой боли от разрыва, такого ужаса, такой катастрофы...'" Чем меньше остается близких людей, тем более значимыми становятся они в жизни данного человека, тем катастрофичнее их отказ выполнять функции совершенных нарциссических объектов. ( отсюда )
*** Поэтому Супер-Эго у женщин в патриархатной культуре представляет собой угрозу/страх потери любви. Это не моральные установки человека, не та область психизма в которой развиваются самонаблюдение, самокритика и другие виды рефлексивной деятельности, а область, откуда исходит постоянная угроза потери любви.
**** По несчастью, и сегодня женщины в своем большинстве чувствуют себя преданными своими мамами.