О. Александр Мень и П. А. Зайончковский
Среди людей, которые регулярно ездили к о. Александру Меню, был, по-видимому, и историк П. А. Зайончковский. Об этом пишет в своей книге "О чем разговаривали советские историки" Р. Ш. Ганелин:
"Однажды рассказал, что посещает подмосковную церковь со священником - крещеным евреем, в чем видел доказательство искренности его веры и отсутствия у него казенных связей. По-видимому, это был Александр Мень. Ездил он туда с двумя друзьями, академиком и народным артистом. Каждую неделю они нанимали для этого такси". (с. 159).
В ЖЖ есть прекрасные воспоминания о нем его ученицы. При написании "Красного Колеса" с ним консультировался Солженицын, он умер за работой над библиотечным столом, упав лицом на книгу мемуаров генерала Деникина.
svetlao вспоминает: "Он пригласил меня погулять с ним. Захватив собаку, мы вышли на ветреную, холодную улицу. Он поднял воротник потертого пальто, и мы бродили минут сорок вокруг его огромного дома и все как-то тоскливо. “Знаете, Светочка, - сказал он в конце нашего свидания, - спасение наше в вере в Бога. Я к этому всю жизнь стремлюсь. Вот Петровский, наш ректор, счастливый был человек, веровал. Как-то я с ним об этом беседовал, и он сказал мне: “Петр Андреич, голубчик, не старайтесь умом понять. Это дело не ума, а чувства”. Но я крещен и еще надеюсь”.
"Однажды рассказал, что посещает подмосковную церковь со священником - крещеным евреем, в чем видел доказательство искренности его веры и отсутствия у него казенных связей. По-видимому, это был Александр Мень. Ездил он туда с двумя друзьями, академиком и народным артистом. Каждую неделю они нанимали для этого такси". (с. 159).
В ЖЖ есть прекрасные воспоминания о нем его ученицы. При написании "Красного Колеса" с ним консультировался Солженицын, он умер за работой над библиотечным столом, упав лицом на книгу мемуаров генерала Деникина.
svetlao вспоминает: "Он пригласил меня погулять с ним. Захватив собаку, мы вышли на ветреную, холодную улицу. Он поднял воротник потертого пальто, и мы бродили минут сорок вокруг его огромного дома и все как-то тоскливо. “Знаете, Светочка, - сказал он в конце нашего свидания, - спасение наше в вере в Бога. Я к этому всю жизнь стремлюсь. Вот Петровский, наш ректор, счастливый был человек, веровал. Как-то я с ним об этом беседовал, и он сказал мне: “Петр Андреич, голубчик, не старайтесь умом понять. Это дело не ума, а чувства”. Но я крещен и еще надеюсь”.