Музей-квартира М. А. Булгакова на Большой Садовой в Москве
15.10.2022
В конце сентября 1921 года тридцатилетний Булгаков «приехал без денег, без вещей в Москву, чтобы остаться в ней навсегда». Его первый московский адрес - улица Большая Садовая, дом 10, шестой подъезд, квартира 50. Булгаков живет здесь до ноября 1924-го, затем перебирается в другой район Москвы и лишь спустя 4 года после переезда начинает работу над романом, который позже получит название «Мастер и Маргарита». Однако в романе описывает именно эту квартиру как нехорошую, расположенную на пятом этаже в доме № 302-бис по Большой Садовой.
Для посещения нехорошей квартиры важно не перепутать булгаковские музеи и пойти в государственный. Туда мы и отправляемся - с мебельными целями.
Дом был построен в 1903 году как доходный. Строил Илья Пигит, владелец табачной фабрики «Дукат». После революции дом превратили в коммуну.
Комната Булгакова
В коммунальной квартире № 50 был прописан Андрей Земский. Он был женат на Надежде Булгаковой, родной сестре Михаила Афанасьевича. Когда Земские решили вернуться в Киев, то уступили свою комнату Булгакову. Трудности с пропиской помогла преодолеть сама Крупская.
Татьяна Николаевна Лаппа, первая супруга Булгакова, вспоминала:
В комнате этой была уже мебель - два шкафчика, письменный стол ореховый, диван, большое зеркало, походная кровать складная, два шкафчика (sic!), кресло дырявое… Была даже кое-какая посуда - супник белый. А ели мы сначала на белом кухонном шкафчике. Потом однажды я шла по Москве и слышу: «Тасенька, здравствуй!» Это была жена саратовского казначея. Она позвала меня к себе: «Пойдем - у меня же твоя родительская мебель». Оказывается, она вывезла из Саратова мебель, в том числе стол родителей. Стол был ореховый, овальный, на гнутых ножках. Мы пошли с Михаилом, ему стол очень понравился, и мы его взяли и взяли еще наше собрание сочинений Данилевского в хороших переплетах… Стол был бабушки со стороны отца, а ей достался от кого-то из предков.
Ничего из перечисленной мебели не сохранилось. Но читаем далее:
Потом мы купили длинную книжную полку - боковинами ее были два сфинкса - и повесили ее над письменным столом. Как-то один еврей привез какому-то из пигитских рабочих мебель. А того то ли дома не было, то ли он не взял - постучал в нашу дверь: «Не нужна мебель?» Меня тогда не было, уезжала, наверно, к сестре. Булгаков посмотрел, мебель ему понравилась. И дешево продавали, а он как раз получил тогда за что-то деньги. Это была будуарная мебель во французском стиле - шелковая светло-зеленая обивка в мелкий красный цветочек. Диванчик, кресло, два мягких стула, туалетный столик с бахромой… Два мягких пуфа. Для нашей комнаты эта мебель совсем не подходила - она была слишком миниатюрной для довольно большой комнаты (25 м2 или больше). Но Михаил все хотел, чтоб в комнате было уютно.
Из всей описанной меблировки до нас дошла только книжная полка (конец XIX - начало XX века). Более длинная и глубокая в нижнем ярусе, менее глубокая и покороче - в верхнем.
Нижнюю доску поддерживают - наподобие кариатид - резные фигурки русалок, с рыбьими чешуйчатыми телами и хвостами, с крыльями и довольно миловидными лицами. Верхняя доска опирается на маскароны устрашающего вида. Всё на контрасте. Сама жизнь полна контрастов. Так, книжная полка появилась у Булгакова осенью 1921 года, а в феврале 1922-го Михаил Афанасьевич делает запись в своем дневнике: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем». Музейщики предполагают, что полку попросту выменяли: продукты дорогие, вещи же не стоят ничего.
После развода Татьяна Николаевна подарила полку семейной паре Крешковых, которые дружили с Булгаковыми и жили неподалеку. Именно в их квартире на Малой Бронной состоялся спиритический сеанс, описанный Михаилом Афанасьевичем в одноименном рассказе. В 2009 году, уже от потомков Крешковых, книжная полка поступила в музей.
Не менее интересна история письменного стола. В ноябре 1924 года Булгаков вместе со своей второй супругой Любовью Евгеньевной Белозерской переезжает из нехорошей квартиры в район Пречистенки. Там в «голубятне» - деревянном флигеле - снимает комнату в коммуналке. Неподалеку от голубятни живет родной дядя писателя, врач Николай Михайлович Покровский. В 1925-м он становится прототипом профессора Преображенского из повести «Собачье сердце». Николай Михайлович дарит свой стол Елене Булгаковой, младшей сестре Михаила Афанасьевича, в день ее свадьбы с Михаилом Светлаевым. В 2008 году стол профессора Преображенского попадает в музей.
Письменный стол (Россия, конец XIX века). Дубовый, двухтумбовый, с массивным подстольем, в которое встроены три выдвижных ящика. Дверцы тумб фактурные, украшены резьбой. Кожаная вставка на столешнице заменена дерматиновой, дерматин потерт.
О булгаковском столе нам остается судить по тексту автобиографического романа «Алмазный мой венец», написанного Валентином Катаевым в середине 1970-х:
У синеглазого (у Булгакова. - А. М.) был настоящий большой письменный стол, как полагается у всякого порядочного русского писателя, заваленный рукописями, газетами, газетными вырезками и книгами, из которых торчали бумажные закладки.
Зато о подлинной оконной фурнитуре булгаковских времен можно судить, просто взглянув на нее. Фурнитура сохранилась.
Люстра отправляется в восемьдесят пятую дюжину люстр и паникадил.
Комнату, в которой были написаны первые рассказы, повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», роман «Белая гвардия», Булгаков ненавидел, а в дневнике за 1923 год сказал о ней так: «Гнусная комната гнусного дома». Стоит ли говорить, что прямо напротив его комнаты находилась коммунальная кухня.
Кухня
Образ собирательный, меблировка разношерстная, коммунальная, дающая представление о тесноте и бытовой неустроенности. Мемориальный буфет красного дерева, попавший в кадр справа и словно случайно оказавшийся на коммунальной кухне, происходит из булгаковской квартиры в Нащокинском переулке. Рассказ о ней впереди.
Гостиная
В гостиной условно воссоздана дореволюционная обстановка киевского дома семьи Булгакова. Экспозиция посвящена художественному миру «Белой гвардии». Мебель типологическая. Самые заметные мебельные экспонаты, не имеющие непосредственного отношения к писателю, - два буфета.
Большой буфет оригинальной конструкции, с двумя высокими шкафчиками по бокам. Дверцы шкафчиков украшены пилястрами.
Великолепный экскурсовод Елена Приморская. Слушали открыв рты
Верхние части шкафчиков стилизованы под восьмиугольные готические призмы с высокими узкими гранями. Верхние перекладины дверец в центральной секции выполнены с выборкой. Расстекловка сложносочиненная, стекла красивые, с фацетом.
Малый буфет, пусть и более скромный, необыкновенно выигрывает за счет детально проработанного остекления дверец.
К «Белой гвардии» нас возвращает люстра. Булгаков заклинает:
Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте - пусть воет вьюга, - ждите, пока к вам придут.
Оранжевый цвет абажура еще и своеобразная перекличка с «Мастером и Маргаритой»:
Иван оборвал пуговицы с кальсон там, где те застегивались у щиколотки, в расчете на то, что, может быть, в таком виде они сойдут за летние брюки, забрал иконку, свечу и спички и тронулся, сказав самому себе:
- К Грибоедову! Вне всяких сомнений, он (иностранный профессор. - А. М.) там.
Город уже жил вечерней жизнью. В пыли пролетали, бряцая цепями, грузовики, на платформах коих, на мешках, раскинувшись животами кверху, лежали какие-то мужчины. Все окна были открыты. В каждом из этих окон горел огонь под оранжевым абажуром, и из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин».
Кабинет
Пятым, последним московским адресом Булгакова стала квартира в Нащокинском переулке. В начале 1930-х московское правительство решило строить первый писательский кооператив. Двухэтажные палаты XVIII века, где размещались коммуналки, были надстроены тремя этажами, но уже с отдельными квартирами. Булгаков купил 3-комнатную, взяв на это в долг 5 тысяч у Викентия Вересаева. В марте 1934 года писал ему:
Замечательный дом, клянусь! Писатели живут и сверху, и снизу, и сзади, и спереди, и сбоку. Молю Бога о том, чтобы дом стоял нерушимо. Я счастлив, что убрался из сырой Пироговской ямы (четвертый московский адрес Булгакова. - А. М.). А какое блаженство не ездить в трамвае! Викентий Викентьевич! Правда, у нас прохладно, в уборной что-то не ладится и течет на пол из бака, и, наверное, будут еще какие-нибудь неполадки, но все же я счастлив. Лишь бы только стоял дом!
Новая квартира состояла из большой столовой, детской и спальни, использовавшейся как кабинет. Стены спальни-кабинета были выкрашены в любимый Булгаковым синий цвет. Сохранилось несколько фотографий квартиры в Нащокинском переулке. На одной из них в гостиной рядом с роялем запечатлен предмет мебели, который в музее называют шкафом-бюро «монашка». Как сообщает музейный сайт, «странное название такой вид шкафов с полукруглой передней дверцей получил благодаря своей компактности и многофункциональности - они могли умещаться в кельях и совмещать в себе платяной шкаф, секретер и комод».
В 1937 году Булгаков вновь принялся за «Мастера и Маргариту», правил до февраля 1940-го, но успел дойти только до середины 19-й главы. В марте Михаила Афанасьевича не стало. Его третьей супруге Елене Сергеевне удалось напечатать роман лишь в 1966-1967 годах. В 1970-м она ушла из жизни. В 1976 году, спустя 10 лет после публикации «Мастера и Маргариты», когда Булгаков был уже всемирно известным писателем, дом в Нащокинском снесли. Тарасевичи - друзья Елены Сергеевны - хранили у себя мебель Булгакова и в 2010-м передали ее в музей. Так в экспозиции оказался мемориальный шкаф-бюро «монашка» (шпон красного дерева, Россия, середина XIX века). В семье писателя его ласково называли «пузатиком». Действительно, дверца, выдвижные ящики внизу, нависающий козырек вверху, опирающийся на две колонны, - все детали имеют слегка выпуклую форму.
Шпонированный красным деревом угловой гардероб принадлежал Елене Сергеевне и стоял в синем кабинете в Нащокинском. Филенки дверцы и боковин украшены готическими ланцетовидными арками. Россия, вторая четверть XIX века. Поступил в 2010 году от Тарасевичей.
Рядом псише, или Психея, как называл его Булгаков. Шпон красного дерева, Россия, первая половина XIX века. Конструкция оригинальная: раму зеркала поддерживают два высоких плоских шкафчика, опирающихся на выступающие вперед фигурные ножки. В музей Психея прибыла от Тарасевичей в 2010 году.
О секретере и кресле, отражающихся в псише, см. ниже
Елена Сергеевна использовала шкафчики псише как бюро. Хранила в нем документы, причем в большом беспорядке. Об этом не без улыбки читаем в письме, написанном Булгаковым:
Москва 22.VII.38. Вечером.
Дорогая Лю! Доехал я благополучно, но очень устал. <…> Прости, что сразу начинаю с дела. На столе нашел документ, из которого видно, что хотят возвратить деньги за квартиру. Это - важная вещь. Требуется: а) Членск<ая> книжка РЖСКТ. б) Акт выверки суммы паевых взносов. в) Квитанции внесенных паевых взносов. Пришлось вторгнуться в твою Психею (прости! Но что делать?). Я вторгся и обомлел, увидев в конфетных коробках сотни бумажек. Прежде всего я постарался угадать систему, по которой они сложены, но не угадал. Пачка «Нила», пачка квартплаты, старая торгсиновская книжка, пачка электричества, пригласительный билет в Большой театр. Дом творчества в Ялте, расчетная книжка домработницы, квитанция на заказное письмо… Боги мои! Что же это меня ждет?! Посочувствуй мне, Лю! Членскую книжку я, кажется, нашел. Она одна была? На ней написано «по перерегистрации № 57». Обнаруживается еще пачка разноцветных, разнотипных квитанций. По-видимому, это и есть паевые взносы. Но «акт выверки» (а чувствую, что это главное!). Он есть там? Был? Должен быть? Кажется был? Вынужден был дать тебе сейчас телеграмму с вопросом о том, где искать эти все документы. Извини за беспокойство. На письменном столе, на бюро, на диване передо мною груды, горы, стопки бумаги. А дальше, письма!! Ведь не могу же я рыться в твоих письмах?! Постараюсь их обойти. А как их обойти, если этот проклятый «акт выверки» вдруг там?! Ведь если после счетов за электричество идет счет мебельного магазина и удостоверение о том, что Сергей перенес аппендицит!.. то все может быть! Тут же, например, бумажка, наводящая на какой-то след: «…на прилагаемом при сем бланке, сальдо…». Да бланка-то нету! А металлическая закрепка на уголке есть - стало быть, был он этот бланк! Был, и отнесен куда-то в другое место. А куда? Кабы я понимал систему! Помоги! 1) Существует ли этот «акт выверки»? 2) Какую, хотя бы приблизительно, сумму должны выдать? Словом, скучать не придется. Завтра пойду по этим мукам.
Угол псише попал на картину В. Дмитриева «Интерьер», написанную в 1940 году, после смерти Булгакова. Дверной проем разделяет гостиную, где стоит псише, и спальню (синий кабинет). Булгаков, словно тень, одетая в халат, удаляется от нас.
Фотография синего кабинета, сделанная в том же году, запечатлела секретер (чье отражение в псише мы видели). Шпон красного дерева, Россия, 1820-е - 1840-е годы. Как сообщает сайт музея, «по легенде, бытовавшей в доме Булгаковых, этот секретер когда-то принадлежал Гоголю, который работал за ним стоя (верхний ящик может трансформироваться в рабочую плоскость-конторку)».
В дневнике за 1934 год Елена Сергеевна излагает свою версию:
21 ноября.
День именин М. А. Мы с Сергеем (пасынком Булгакова, сыном Елены Сергеевны от предыдущего брака. - А. М.) подарили ему «пополам», как говорит Сергей, ноты - «Тангейзера», «Руслана и Людмилу» и др. Это еще - накануне.
А сегодня я подарила ему бюро - александровское.
Откидная крышка отделана тонкой красноватой тисненой кожей. Внутреннее пространство оформлено пилястрами и разделено на ниши, часть из которых заполнена выдвижными ящичками (пилястры тоже выдвижные). За этим секретером Булгаков работал над «Мастером и Маргаритой».
Мемориальное креслице (начало XX века) из квартиры в Нащокинском переулке. Ножки-кабриоли и гнутая спинка, украшенная черненой розеткой, контрастируют с прямыми передними устоями и передней царгой. Обивка, довольно точно повторяющая рисунок ткани на фотографии, была заменена - об этом свидетельствует не только ее прекрасное состояние, но и отличающийся угол наклона полосок на спинке креслица.
На столе с двойной столешницей (видимо, стол раскладывается) радиоприемник в ореховом корпусе. Аналогичная модель 6Н-1, шестиламповая, выпускавшаяся в СССР в конце 1930-х, стояла на столике возле кровати Булгакова. В сентябре 1939 года, смертельно больной, он писал другу юности А. Гдешинскому:
В середине этого месяца я тяжело заболел, у меня болезнь почек, осложнившаяся расстройством зрения.
Я лежу, лишенный возможности читать и писать, и глядеть на свет.
Прошу тебя, напиши мне о себе. Надеюсь, что твое состояние улучшилось после этого лета. Каждая весть от тебя будет приятна, в особенности теперь, когда связывает меня с внешним миром только освещенное окошечко радиоаппарата, через которое ко мне приходит музыка.
Над столом - мемориальный настенный шкафчик из Нащокинского переулка, декорированный плосковыемчатой резьбой (Россия, начало XX века).
Мемориальная хрустальная люстра конца XIX - начала XX века тоже из Нащокинского.
О ее возможной судьбе повествует этикетка:
В 1920-е и особенно в 1930-е вокруг Булгакова было много осведомителей, которые писали подробные отчеты на Лубянку о разговорах с Булгаковым, о его мыслях и настроениях. О ком-то Булгаков не подозревал, о ком-то догадывался, о некоторых знал точно. Одним из таких осведомителей был Эммануил Жуховицкий (1881-1937). Елена Сергеевна Булгакова вспоминала, как Булгаков говорил ей, что больше не пустит его на порог:
«- Ведь это надо! Кончал Оксфорд, чтоб потом… - и стучал по столу костяшками пальцев.
А через две-три недели опять хотелось ему чего-то острого, и он говорил:
- Ну, позови этого подлеца <…>».
Об одном из таких визитов Елена Сергеевна оставила запись в дневнике:
«Жуховицкий явился почему-то в одиннадцать часов и почему-то злой и расстроенный (М. А. объяснил потом мне - ну, ясно, потрепали его здорово в учреждении).
Начал он с речей, явно внушенных ему, - с угрозы, что снимут «Турбиных», если М. А. не напишет агитационной пьесы.
М. А.:
- Ну, я люстру продам».
Шутник.
Коридор
Вот что о круглом столике рассказывает сайт музея:
Дерево, мрамор, перламутр. Резьба, инкрустация. Середина XIX века, Европа.
Благодаря сохранившимся фотографиям последней квартиры Булгакова в писательском доме в Нащокинском, мы точно знаем, что этот столик стоял точно так же в прихожей и над ним висело большое зеркало в тяжелой резной раме. На нем Булгаковы оставляли друг другу и домработнице записки, ставили сумки и вазы с цветами… Потом, уже после смерти писателя, Елена Сергеевна Булгакова забрала этот столик на новую квартиру и потчевала за ним гостей виртуозно сваренным кофе. У этой вещицы явно была драматическая судьба: в какой-то момент столику подпилили ножки - и теперь уже вряд ли возможно посидеть за ним, как раньше…
Поступил в 2010 году от семьи Тарасевичей.
Цитата из «Дьяволиады», написанной Булгаковым в нехорошей квартире, возвращает нас в ее коридор и живо рисует, какой ажиотаж от наплыва посетителей творится сейчас в музее Булгакова: «Не налезайте, господа, а то вы мне, товарищи, стол опрокинете».
Коридор длинный, коммунальный, с комнатами по обе стороны - по пять слева и справа.
Коридорная люстра.
Лестница
Из нехорошей квартиры читательская любовь к Булгакову выплескивается на лестничные стены. Кажется, что неисписанными остается только потолок.
И люстра. Ею будет продолжена восемьдесят пятая дюжина.
Нас уводят на Патриаршие пруды. Там творятся такие дела, что уже не до мебели.
В конце сентября 1921 года тридцатилетний Булгаков «приехал без денег, без вещей в Москву, чтобы остаться в ней навсегда». Его первый московский адрес - улица Большая Садовая, дом 10, шестой подъезд, квартира 50. Булгаков живет здесь до ноября 1924-го, затем перебирается в другой район Москвы и лишь спустя 4 года после переезда начинает работу над романом, который позже получит название «Мастер и Маргарита». Однако в романе описывает именно эту квартиру как нехорошую, расположенную на пятом этаже в доме № 302-бис по Большой Садовой.
Для посещения нехорошей квартиры важно не перепутать булгаковские музеи и пойти в государственный. Туда мы и отправляемся - с мебельными целями.
Дом был построен в 1903 году как доходный. Строил Илья Пигит, владелец табачной фабрики «Дукат». После революции дом превратили в коммуну.
Комната Булгакова
В коммунальной квартире № 50 был прописан Андрей Земский. Он был женат на Надежде Булгаковой, родной сестре Михаила Афанасьевича. Когда Земские решили вернуться в Киев, то уступили свою комнату Булгакову. Трудности с пропиской помогла преодолеть сама Крупская.
Татьяна Николаевна Лаппа, первая супруга Булгакова, вспоминала:
В комнате этой была уже мебель - два шкафчика, письменный стол ореховый, диван, большое зеркало, походная кровать складная, два шкафчика (sic!), кресло дырявое… Была даже кое-какая посуда - супник белый. А ели мы сначала на белом кухонном шкафчике. Потом однажды я шла по Москве и слышу: «Тасенька, здравствуй!» Это была жена саратовского казначея. Она позвала меня к себе: «Пойдем - у меня же твоя родительская мебель». Оказывается, она вывезла из Саратова мебель, в том числе стол родителей. Стол был ореховый, овальный, на гнутых ножках. Мы пошли с Михаилом, ему стол очень понравился, и мы его взяли и взяли еще наше собрание сочинений Данилевского в хороших переплетах… Стол был бабушки со стороны отца, а ей достался от кого-то из предков.
Ничего из перечисленной мебели не сохранилось. Но читаем далее:
Потом мы купили длинную книжную полку - боковинами ее были два сфинкса - и повесили ее над письменным столом. Как-то один еврей привез какому-то из пигитских рабочих мебель. А того то ли дома не было, то ли он не взял - постучал в нашу дверь: «Не нужна мебель?» Меня тогда не было, уезжала, наверно, к сестре. Булгаков посмотрел, мебель ему понравилась. И дешево продавали, а он как раз получил тогда за что-то деньги. Это была будуарная мебель во французском стиле - шелковая светло-зеленая обивка в мелкий красный цветочек. Диванчик, кресло, два мягких стула, туалетный столик с бахромой… Два мягких пуфа. Для нашей комнаты эта мебель совсем не подходила - она была слишком миниатюрной для довольно большой комнаты (25 м2 или больше). Но Михаил все хотел, чтоб в комнате было уютно.
Из всей описанной меблировки до нас дошла только книжная полка (конец XIX - начало XX века). Более длинная и глубокая в нижнем ярусе, менее глубокая и покороче - в верхнем.
Нижнюю доску поддерживают - наподобие кариатид - резные фигурки русалок, с рыбьими чешуйчатыми телами и хвостами, с крыльями и довольно миловидными лицами. Верхняя доска опирается на маскароны устрашающего вида. Всё на контрасте. Сама жизнь полна контрастов. Так, книжная полка появилась у Булгакова осенью 1921 года, а в феврале 1922-го Михаил Афанасьевич делает запись в своем дневнике: «Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой голодаем». Музейщики предполагают, что полку попросту выменяли: продукты дорогие, вещи же не стоят ничего.
После развода Татьяна Николаевна подарила полку семейной паре Крешковых, которые дружили с Булгаковыми и жили неподалеку. Именно в их квартире на Малой Бронной состоялся спиритический сеанс, описанный Михаилом Афанасьевичем в одноименном рассказе. В 2009 году, уже от потомков Крешковых, книжная полка поступила в музей.
Не менее интересна история письменного стола. В ноябре 1924 года Булгаков вместе со своей второй супругой Любовью Евгеньевной Белозерской переезжает из нехорошей квартиры в район Пречистенки. Там в «голубятне» - деревянном флигеле - снимает комнату в коммуналке. Неподалеку от голубятни живет родной дядя писателя, врач Николай Михайлович Покровский. В 1925-м он становится прототипом профессора Преображенского из повести «Собачье сердце». Николай Михайлович дарит свой стол Елене Булгаковой, младшей сестре Михаила Афанасьевича, в день ее свадьбы с Михаилом Светлаевым. В 2008 году стол профессора Преображенского попадает в музей.
Письменный стол (Россия, конец XIX века). Дубовый, двухтумбовый, с массивным подстольем, в которое встроены три выдвижных ящика. Дверцы тумб фактурные, украшены резьбой. Кожаная вставка на столешнице заменена дерматиновой, дерматин потерт.
О булгаковском столе нам остается судить по тексту автобиографического романа «Алмазный мой венец», написанного Валентином Катаевым в середине 1970-х:
У синеглазого (у Булгакова. - А. М.) был настоящий большой письменный стол, как полагается у всякого порядочного русского писателя, заваленный рукописями, газетами, газетными вырезками и книгами, из которых торчали бумажные закладки.
Зато о подлинной оконной фурнитуре булгаковских времен можно судить, просто взглянув на нее. Фурнитура сохранилась.
Люстра отправляется в восемьдесят пятую дюжину люстр и паникадил.
Комнату, в которой были написаны первые рассказы, повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», роман «Белая гвардия», Булгаков ненавидел, а в дневнике за 1923 год сказал о ней так: «Гнусная комната гнусного дома». Стоит ли говорить, что прямо напротив его комнаты находилась коммунальная кухня.
Кухня
Образ собирательный, меблировка разношерстная, коммунальная, дающая представление о тесноте и бытовой неустроенности. Мемориальный буфет красного дерева, попавший в кадр справа и словно случайно оказавшийся на коммунальной кухне, происходит из булгаковской квартиры в Нащокинском переулке. Рассказ о ней впереди.
Гостиная
В гостиной условно воссоздана дореволюционная обстановка киевского дома семьи Булгакова. Экспозиция посвящена художественному миру «Белой гвардии». Мебель типологическая. Самые заметные мебельные экспонаты, не имеющие непосредственного отношения к писателю, - два буфета.
Большой буфет оригинальной конструкции, с двумя высокими шкафчиками по бокам. Дверцы шкафчиков украшены пилястрами.
Великолепный экскурсовод Елена Приморская. Слушали открыв рты
Верхние части шкафчиков стилизованы под восьмиугольные готические призмы с высокими узкими гранями. Верхние перекладины дверец в центральной секции выполнены с выборкой. Расстекловка сложносочиненная, стекла красивые, с фацетом.
Малый буфет, пусть и более скромный, необыкновенно выигрывает за счет детально проработанного остекления дверец.
К «Белой гвардии» нас возвращает люстра. Булгаков заклинает:
Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте - пусть воет вьюга, - ждите, пока к вам придут.
Оранжевый цвет абажура еще и своеобразная перекличка с «Мастером и Маргаритой»:
Иван оборвал пуговицы с кальсон там, где те застегивались у щиколотки, в расчете на то, что, может быть, в таком виде они сойдут за летние брюки, забрал иконку, свечу и спички и тронулся, сказав самому себе:
- К Грибоедову! Вне всяких сомнений, он (иностранный профессор. - А. М.) там.
Город уже жил вечерней жизнью. В пыли пролетали, бряцая цепями, грузовики, на платформах коих, на мешках, раскинувшись животами кверху, лежали какие-то мужчины. Все окна были открыты. В каждом из этих окон горел огонь под оранжевым абажуром, и из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин».
Кабинет
Пятым, последним московским адресом Булгакова стала квартира в Нащокинском переулке. В начале 1930-х московское правительство решило строить первый писательский кооператив. Двухэтажные палаты XVIII века, где размещались коммуналки, были надстроены тремя этажами, но уже с отдельными квартирами. Булгаков купил 3-комнатную, взяв на это в долг 5 тысяч у Викентия Вересаева. В марте 1934 года писал ему:
Замечательный дом, клянусь! Писатели живут и сверху, и снизу, и сзади, и спереди, и сбоку. Молю Бога о том, чтобы дом стоял нерушимо. Я счастлив, что убрался из сырой Пироговской ямы (четвертый московский адрес Булгакова. - А. М.). А какое блаженство не ездить в трамвае! Викентий Викентьевич! Правда, у нас прохладно, в уборной что-то не ладится и течет на пол из бака, и, наверное, будут еще какие-нибудь неполадки, но все же я счастлив. Лишь бы только стоял дом!
Новая квартира состояла из большой столовой, детской и спальни, использовавшейся как кабинет. Стены спальни-кабинета были выкрашены в любимый Булгаковым синий цвет. Сохранилось несколько фотографий квартиры в Нащокинском переулке. На одной из них в гостиной рядом с роялем запечатлен предмет мебели, который в музее называют шкафом-бюро «монашка». Как сообщает музейный сайт, «странное название такой вид шкафов с полукруглой передней дверцей получил благодаря своей компактности и многофункциональности - они могли умещаться в кельях и совмещать в себе платяной шкаф, секретер и комод».
В 1937 году Булгаков вновь принялся за «Мастера и Маргариту», правил до февраля 1940-го, но успел дойти только до середины 19-й главы. В марте Михаила Афанасьевича не стало. Его третьей супруге Елене Сергеевне удалось напечатать роман лишь в 1966-1967 годах. В 1970-м она ушла из жизни. В 1976 году, спустя 10 лет после публикации «Мастера и Маргариты», когда Булгаков был уже всемирно известным писателем, дом в Нащокинском снесли. Тарасевичи - друзья Елены Сергеевны - хранили у себя мебель Булгакова и в 2010-м передали ее в музей. Так в экспозиции оказался мемориальный шкаф-бюро «монашка» (шпон красного дерева, Россия, середина XIX века). В семье писателя его ласково называли «пузатиком». Действительно, дверца, выдвижные ящики внизу, нависающий козырек вверху, опирающийся на две колонны, - все детали имеют слегка выпуклую форму.
Шпонированный красным деревом угловой гардероб принадлежал Елене Сергеевне и стоял в синем кабинете в Нащокинском. Филенки дверцы и боковин украшены готическими ланцетовидными арками. Россия, вторая четверть XIX века. Поступил в 2010 году от Тарасевичей.
Рядом псише, или Психея, как называл его Булгаков. Шпон красного дерева, Россия, первая половина XIX века. Конструкция оригинальная: раму зеркала поддерживают два высоких плоских шкафчика, опирающихся на выступающие вперед фигурные ножки. В музей Психея прибыла от Тарасевичей в 2010 году.
О секретере и кресле, отражающихся в псише, см. ниже
Елена Сергеевна использовала шкафчики псише как бюро. Хранила в нем документы, причем в большом беспорядке. Об этом не без улыбки читаем в письме, написанном Булгаковым:
Москва 22.VII.38. Вечером.
Дорогая Лю! Доехал я благополучно, но очень устал. <…> Прости, что сразу начинаю с дела. На столе нашел документ, из которого видно, что хотят возвратить деньги за квартиру. Это - важная вещь. Требуется: а) Членск<ая> книжка РЖСКТ. б) Акт выверки суммы паевых взносов. в) Квитанции внесенных паевых взносов. Пришлось вторгнуться в твою Психею (прости! Но что делать?). Я вторгся и обомлел, увидев в конфетных коробках сотни бумажек. Прежде всего я постарался угадать систему, по которой они сложены, но не угадал. Пачка «Нила», пачка квартплаты, старая торгсиновская книжка, пачка электричества, пригласительный билет в Большой театр. Дом творчества в Ялте, расчетная книжка домработницы, квитанция на заказное письмо… Боги мои! Что же это меня ждет?! Посочувствуй мне, Лю! Членскую книжку я, кажется, нашел. Она одна была? На ней написано «по перерегистрации № 57». Обнаруживается еще пачка разноцветных, разнотипных квитанций. По-видимому, это и есть паевые взносы. Но «акт выверки» (а чувствую, что это главное!). Он есть там? Был? Должен быть? Кажется был? Вынужден был дать тебе сейчас телеграмму с вопросом о том, где искать эти все документы. Извини за беспокойство. На письменном столе, на бюро, на диване передо мною груды, горы, стопки бумаги. А дальше, письма!! Ведь не могу же я рыться в твоих письмах?! Постараюсь их обойти. А как их обойти, если этот проклятый «акт выверки» вдруг там?! Ведь если после счетов за электричество идет счет мебельного магазина и удостоверение о том, что Сергей перенес аппендицит!.. то все может быть! Тут же, например, бумажка, наводящая на какой-то след: «…на прилагаемом при сем бланке, сальдо…». Да бланка-то нету! А металлическая закрепка на уголке есть - стало быть, был он этот бланк! Был, и отнесен куда-то в другое место. А куда? Кабы я понимал систему! Помоги! 1) Существует ли этот «акт выверки»? 2) Какую, хотя бы приблизительно, сумму должны выдать? Словом, скучать не придется. Завтра пойду по этим мукам.
Угол псише попал на картину В. Дмитриева «Интерьер», написанную в 1940 году, после смерти Булгакова. Дверной проем разделяет гостиную, где стоит псише, и спальню (синий кабинет). Булгаков, словно тень, одетая в халат, удаляется от нас.
Фотография синего кабинета, сделанная в том же году, запечатлела секретер (чье отражение в псише мы видели). Шпон красного дерева, Россия, 1820-е - 1840-е годы. Как сообщает сайт музея, «по легенде, бытовавшей в доме Булгаковых, этот секретер когда-то принадлежал Гоголю, который работал за ним стоя (верхний ящик может трансформироваться в рабочую плоскость-конторку)».
В дневнике за 1934 год Елена Сергеевна излагает свою версию:
21 ноября.
День именин М. А. Мы с Сергеем (пасынком Булгакова, сыном Елены Сергеевны от предыдущего брака. - А. М.) подарили ему «пополам», как говорит Сергей, ноты - «Тангейзера», «Руслана и Людмилу» и др. Это еще - накануне.
А сегодня я подарила ему бюро - александровское.
Откидная крышка отделана тонкой красноватой тисненой кожей. Внутреннее пространство оформлено пилястрами и разделено на ниши, часть из которых заполнена выдвижными ящичками (пилястры тоже выдвижные). За этим секретером Булгаков работал над «Мастером и Маргаритой».
Мемориальное креслице (начало XX века) из квартиры в Нащокинском переулке. Ножки-кабриоли и гнутая спинка, украшенная черненой розеткой, контрастируют с прямыми передними устоями и передней царгой. Обивка, довольно точно повторяющая рисунок ткани на фотографии, была заменена - об этом свидетельствует не только ее прекрасное состояние, но и отличающийся угол наклона полосок на спинке креслица.
На столе с двойной столешницей (видимо, стол раскладывается) радиоприемник в ореховом корпусе. Аналогичная модель 6Н-1, шестиламповая, выпускавшаяся в СССР в конце 1930-х, стояла на столике возле кровати Булгакова. В сентябре 1939 года, смертельно больной, он писал другу юности А. Гдешинскому:
В середине этого месяца я тяжело заболел, у меня болезнь почек, осложнившаяся расстройством зрения.
Я лежу, лишенный возможности читать и писать, и глядеть на свет.
Прошу тебя, напиши мне о себе. Надеюсь, что твое состояние улучшилось после этого лета. Каждая весть от тебя будет приятна, в особенности теперь, когда связывает меня с внешним миром только освещенное окошечко радиоаппарата, через которое ко мне приходит музыка.
Над столом - мемориальный настенный шкафчик из Нащокинского переулка, декорированный плосковыемчатой резьбой (Россия, начало XX века).
Мемориальная хрустальная люстра конца XIX - начала XX века тоже из Нащокинского.
О ее возможной судьбе повествует этикетка:
В 1920-е и особенно в 1930-е вокруг Булгакова было много осведомителей, которые писали подробные отчеты на Лубянку о разговорах с Булгаковым, о его мыслях и настроениях. О ком-то Булгаков не подозревал, о ком-то догадывался, о некоторых знал точно. Одним из таких осведомителей был Эммануил Жуховицкий (1881-1937). Елена Сергеевна Булгакова вспоминала, как Булгаков говорил ей, что больше не пустит его на порог:
«- Ведь это надо! Кончал Оксфорд, чтоб потом… - и стучал по столу костяшками пальцев.
А через две-три недели опять хотелось ему чего-то острого, и он говорил:
- Ну, позови этого подлеца <…>».
Об одном из таких визитов Елена Сергеевна оставила запись в дневнике:
«Жуховицкий явился почему-то в одиннадцать часов и почему-то злой и расстроенный (М. А. объяснил потом мне - ну, ясно, потрепали его здорово в учреждении).
Начал он с речей, явно внушенных ему, - с угрозы, что снимут «Турбиных», если М. А. не напишет агитационной пьесы.
М. А.:
- Ну, я люстру продам».
Шутник.
Коридор
Вот что о круглом столике рассказывает сайт музея:
Дерево, мрамор, перламутр. Резьба, инкрустация. Середина XIX века, Европа.
Благодаря сохранившимся фотографиям последней квартиры Булгакова в писательском доме в Нащокинском, мы точно знаем, что этот столик стоял точно так же в прихожей и над ним висело большое зеркало в тяжелой резной раме. На нем Булгаковы оставляли друг другу и домработнице записки, ставили сумки и вазы с цветами… Потом, уже после смерти писателя, Елена Сергеевна Булгакова забрала этот столик на новую квартиру и потчевала за ним гостей виртуозно сваренным кофе. У этой вещицы явно была драматическая судьба: в какой-то момент столику подпилили ножки - и теперь уже вряд ли возможно посидеть за ним, как раньше…
Поступил в 2010 году от семьи Тарасевичей.
Цитата из «Дьяволиады», написанной Булгаковым в нехорошей квартире, возвращает нас в ее коридор и живо рисует, какой ажиотаж от наплыва посетителей творится сейчас в музее Булгакова: «Не налезайте, господа, а то вы мне, товарищи, стол опрокинете».
Коридор длинный, коммунальный, с комнатами по обе стороны - по пять слева и справа.
Коридорная люстра.
Лестница
Из нехорошей квартиры читательская любовь к Булгакову выплескивается на лестничные стены. Кажется, что неисписанными остается только потолок.
И люстра. Ею будет продолжена восемьдесят пятая дюжина.
Нас уводят на Патриаршие пруды. Там творятся такие дела, что уже не до мебели.