06.03.2022
Домик 1950-х годов постройки, намного более скромный, чем шикарные писательские дачи 1930-х. Окуджава получил его от Союза писателей СССР в 1987 году в пожизненное пользование.
Здесь поэт находился в маленькой внутренней эмиграции и так рассказывал о себе: «Я выселен с Арбата, арбатский эмигрант…» В 1994 году он написал:
Нынче я живу отшельником
Меж осинником и ельником,
Сын безделья и труда.
И мои телохранители -
Не друзья и не родители -
Солнце, воздух и вода.
Обстановка в доме сколь скромна, столь же и мемориальна. Взглянем на нее глазами мебельщика.
Прихожая
Сразу у входа - полочка для ключей и всевозможных мелочей.
Дальше - столик, над ним на стене закреплена вешалка. В этой красной куртке Окуджава по утрам чистил снег.
Незамысловатая люстра отправляется в
семьдесят седьмую дюжину люстр и паникадил.
Гостиная
Центральное место небольшой гостиной занимает овальный стол.
Стулья рейчатые, складные.
Лоскутное одеяло, прикрывающее диван с угловатыми, потертыми локотниками, - подарок Елены Камбуровой.
В углу - крашенное в красный цвет рейчатое кресло, складное, с очень низко расположенным сиденьем.
В другом углу - простенький телевизор.
Люстрой с типичным дачным абажуром, кое-где типично треснувшим, завершаю семьдесят седьмую дюжину.
Кабинет
Кабинет был переделан из открытой террасы и застеклен. В левом дальнем углу, у окна, дощатый рабочий стол Окуджавы. Ножки соединены проножкой и стянуты при помощи клиньев. На столе тысяча мемориальных мелочей. С потолка свисают десятки колокольчиков, подаренных поэту и собственноручно им развешенных.
Первый колокольчик подарила Окуджаве Белла Ахмадулина. Она жила в Переделкине по соседству, через дом. Ее колокольчик маленький, латунный, с длинной ручкой. Найдите его на полочке, над фотографией Беллы.
Преподнося свой подарок, поэтесса пояснила его назначение стихами:
Когда суровый барин хочет
Призвать ленивого слугу,
Как быть? Булат, вот колокольчик,
Ты позвони - я прибегу!
В кабинете многое сделано руками Окуджавы - и полочка для коллекции колокольчиков, и полки книжного стеллажа. Фотографии на стене расположены там, куда их повесил поэт.
В углу - стол-тумба с вертикальными секциями для грампластинок.
По обеим сторонам стоят кресла с деревянными локотниками и наклонно поставленными ножками - дизайн 1980-х.
Над спинкой одного из кресел висит кашлетр - настенная резная полочка-разделитель для бумаг и писем. Кашлетр - атрибут интерьера XIX века.
В противоположном углу - еще один самодельный книжный стеллаж. Рядом на окне - воспетая поэтом роза:
В склянке темного стекла
Из-под импортного пива
Роза красная цвела
Гордо и неторопливо.
В стеллаж хитроумным способом встроен резной настенный шкафчик с балюстрадой.
Ниже - еще одно рейчатое складное кресло и складная скамейка.
Вторым рабочим местом в кабинете был комод с самодельным пюпитром для пишущей машинки. Окуджава смастерил пюпитр из верхнего ящика комода, распилив фронтальную часть ящика на дощечки.
Видно, что в расположении деревянных частей пюпитра и их креплении между собой дюралевым уголком поэту пришлось проявить изобретательность. То ли из-за неудобства конструкции, то ли по иным причинам Окуджава машинкой пользовался редко.
Над ней он разместил торшер и часть своей коллекции колокольчиков.
Кушетка в углу тоже была сделана руками поэта.
В изголовье он повесил импровизированную книжную полку.
О более чем аскетичной обстановке Окуджава в 1989 году писал так:
Вот комната эта - храни ее Бог -
Мой дом, мою крепость и волю.
Четыре стены, потолок и порог,
И тень моя с хлебом и солью.
И в комнате этой ночною порой
Я к жизни иной прикасаюсь.
Но в комнате этой, отнюдь не герой,
Я плачу, молюсь и спасаюсь.
В ней все соразмерно желаньям моим -
То облик берлоги, то храма, -
В ней жизнь моя тает, густая как дым,
Короткая как телеграмма.
Пока вы возносите небу хвалу,
Пока ускоряете время,
Меня приглашает фортуна к столу
Нести свое сладкое бремя…
Покуда по свету разносит молва,
Что будто я зло низвергаю,
Я просто слагаю слова и слова,
И чувства свои излагаю.
Судьба и перо, по бумаге шурша,
Стараются, лезут из кожи.
Растрачены силы, сгорает душа,
А там, за окошком, всё то же.
Дачной люстрой из кабинета Окуджавы начну
семьдесят восьмую дюжину люстр и паникадил.
Самым заинтересованным посетителям, задержавшимся в доме после окончания экскурсии, показали кухоньку. Попросили ее не фотографировать. Поверьте, она такая же маленькая, такая же скромная, как и все остальное в доме поэта-отшельника.