Кадр из сериала "Игра престолов"
С телесериалами как форматом и с фэнтези как жанром в чём-то похожая история. По культурно-историческим меркам это явления относительно недавние, принадлежащие XX веку, но при этом и совсем новоиспечёнными их не назовёшь, они успели претерпеть определённую эволюцию. До недавнего времени их сравнивали с фаст-фудом или жвачкой и за пределами фанатского круга к ним в целом не принято было относиться серьёзно, но при этом значимость отдельных образцов признавала даже высокая публика. У фэнтези есть свои классики - Толкин, Льюис, Желязны. К телесериалам охотнее применяют слово "культовый", чем "классический", хотя единого "культа" пока не сложилось: здесь, как в Древней Греции, в разных местах и в разное время почитают разных богов, и кстати, как и в Греции, "религиозных войн" на такой почве не происходит - поклонники "Твин Пикса" и "Друзей" вряд ли сойдутся в рукопашной.
Не случайна оговорка о «недавнем времени», поскольку трудно не заметить тот интерес к фэнтези и сериалам, который всё больше проявляют учёные, писатели, публицисты и просто мыслящие люди. О сериалах спорят, их изучают. Одни
называют их «новой драмой, новым кино и даже новым романом», «ключевой культурной формой современности». Другие по-прежнему
считают их вторым сортом и «"параллельной реальностью", отвлекающей зрителя от насущных проблем», но сами украдкой всё же посматривают "Во все тяжкие". В 2008 году журнал «Искусство кино» устраивал
круглый стол на тему «Погубят ли телевизионные фильмы российскую киноиндустрию?», на котором высказывались привычные мнения такого, например, рода: «…Что касается культурного пространства - тут ничего общего у сериалов и большого кино нет. Только сходные инструменты - камера, актёр, режиссёр… Даже зрителя нет общего. Кто смотрит сериал, тот не ходит в кинотеатр… Так что это абсолютно разные вещи, и сопоставлять их в культурном пространстве - большое заблуждение…», - но там же звучали и другие голоса: «…Сама оппозиция «сериал - фильм» сегодня уже не работает. Действует другая: «история - аттракцион», и… аттракцион сегодня медленно, но верно душит историю». Вот эта идея о борьбе "аттракциона" с "историей", она кажется плодотворной, она продолжает витать в воздухе и сейчас:
пишут о том, что фильмы-аттракционы с гигантскими бюджетами и гонкой спецэффектов вытесняют с большого экрана умное, авторское кино, кино "людей, историй, опытов и чувств", и это кино
уходит на телевидение и уходит в сериалы. Примерно о том же
говорят Лукас и Спилберг.
Кадр из сериала "Во все тяжкие"
Критики сериалов
согласны с тем, что "история" как сюжетность нашла себе убежище в сериалах: "Телевизионный фильм в этом смысле является антиподом современного романа, но зато он возвращает зрителю модель романа классического, в котором приключения и происшествия снова оказываются на первом плане". Правда, с их точки зрения "история" не противостоит "аттракциону": сериал не равен классическому роману, а всего лишь имитирует его, при этом использует в качестве развлечения неожиданность, "ставит с ног на голову обычные бульварные схемы, погружая их в очень знакомые, узнаваемые обстоятельства", жонглирует зрительским сочувствием, представляя главных персонажей то героями, то предателями. Не надо себя обманывать, как бы говорят такие критики, сериалы даже с улучшением их качества не стали "новым кино", просто "образованная, «чистая» публика, для которой эти бесконечные мыльные оперы с золушками и ментами невыносимы, вдруг... подсела на качественные британские и американские сериалы", и для них эти сериалы "заняли ту же нишу, что и обычное телемыло для простой публики. И там, и там они выполняют одинаковую функцию: представляют зрителю готовые стереотипные, привычные схемы, в которые упакованы простые эмоции".
Надо признать, впрочем, что редкие скептические оценки теряются на общем оптимистичном фоне дискуссии о феномене сериала "нового типа". Показательна, например,
передача 2014 года на телеканале "Культура", озаглавленная с заявкой на острую полемику: "Американский сериал: новая культура или торжество банальности?", но прошедшая в атмосфере практически полного единодушия.
Кадр из сериала "Шерлок"
Споры о фэнтези сейчас, может быть, не в самой острой фазе, но успех «Игры престолов» вполне способен их оживить. Интересно, хотя если вдуматься, то не удивительно, что к фэнтези скептически настроены прежде всего многие коллеги по литературному цеху. Поэт Алексей Цветков
полагал, что жанры фэнтези, научной фантастики и детектива «без всякого высокомерного осуждения можно объединить под одним ярлыком: эскапизм, литература бегства, то есть такая, которую мы обычно читаем для расслабления мозгов, без лишних идей и режиссёрских находок, с головокружительным сюжетом»; досталось от него и патриарху фэнтези Толкину: «Этот дудочник, английский крысолов, увёл за собой не только целое поколение детей, но и всю русскую литературу. …Я подразумеваю не доморощенную российскую «фэнтэзи», которая за считанные годы расцвела таким пышным цветом, что по изобилию и убожеству побивает все западные рекорды. Нет, я говорю о литературе, которую сила привычки всё ещё заставляет именовать серьёзной, и именно эта литература отправилась в невозвратную сторону побега», - и дальше шёл перечень «жертв» фэнтезийного эскапизма - Пелевин, Толстая, Акунин . Известно, что Борис Стругацкий недолюбливал фэнтези, считая его паралитературой. Недавно Дмитрий Быков
выразил согласие с мнением Бориса Натановича о том, что «чрезвычайно малое количество зацеплений между реальностью и фэнтези делает этот жанр, в общем, недолговечным, практически нечитабельным»; при этом Быков попенял «Игре престолов» всё на то же, что она предлагает «не преобразование мира, потому что все разочарованы в возможностях его преобразования, а бегство от мира в очень хорошо простроенную, очень хорошо продуманную и очень удобную систему - другую вселенную».
Консервативная часть писательского сообщества тем более не склонна признавать полные литературные права за фэнтези. Например, Союз писателей России
высказался против идеи о включении в школьную программу книг о "Гарри Поттере" («Фантастику, да ещё такую, не стоит вводить"). Писателей в этом вопросе
поддержали и учителя ("Не надо вносить в программу ширпотреб, не проверенный временем"). Отношение к жанру здесь выражено недвусмысленно. Любопытно, изучают ли фэнтези в школах других стран. Места для подробного обзора здесь нет, сошлюсь лишь на
информацию, что в некоторых британских школах проходят Роулинг (в Великобритании нет обязательной программы и учебников по литературе, учителя сами определяют список произведений для изучения), а в США в рекомендуемый список входит Ле Гуин.
Первое издание "Властелина колец" (1954)
Более великодушны к фэнтези, как ни странно, учёные. Может быть, потому что для них исследовательская задача всегда стоит выше личных оценок (М. Л. Гаспаров приводит слова: "Если для вас Эсхил дороже Манилия, вы - не настоящий филолог", - принадлежащие английскому поэту и филологу Хаусмену, "больше всего любившему Эсхила, но жизнь посвятившего всеми забытому Манилию"). Это, впрочем, не означает, что учёный не имеет права на оценку за пределами своей научной работы. Можно привести высказанное в
интервью мнение о фэнтези большого специалиста по теории литературы и творчеству Достоевского Татьяны Касаткиной: "Фэнтези действительно сейчас создаёт наиболее мощные философские тексты, наиболее мощные воспитательные тексты, то есть всё то, что требуется (во всяком случае требовалось веками) от литературы - осмысление мира и воспитание человека, который должен жить в таким образом осмысленном мире. И в этом смысле, конечно, если в XX веке искать реальных преемников Достоевского (а что Достоевский, что Толстой на самом деле не художественные тексты писали, а думали, как преобразить мир и человека), то их продолжателями будут такие писатели как Толкин и Льюис".
Доверие и научный интерес к жанру не отменяют вопроса о соотношении фэнтези с массовой литературой. Филолог Мария Штейнман (на "ПостНауке" есть её
лекции о "Гарри Поттере" и "Хоббите")
считает, что "фэнтези как жанр не появлялась как продукт массовой культуры. Скорее, фэнтези - это продукт литературного эксперимента. Продуктом массовой культуры она стала после того, как стала популярной", и сейчас мы наблюдаем «отчуждение жанра от самого себя».
Джон Рональд Руэл Толкин (1892-1973)
Клайв Стейплз Льюис (1898-1963)
По-видимому, пытаясь ответить на вопросы типа "может ли сериал быть произведением искусства?", "всякое ли фэнтези - это массовая литература?", мы можем исходить либо из того, что сейчас вообще происходит размывание границ между элитарной и массовой культурой, категориями высокого и низкого, либо из разделения самой массовой культуры на высокую и низкую (при этом, правда, всё равно открытым остаётся вопрос об оценке массовой культуры в целом как низкой).
Мне кажется, не берясь пока за общие оценки и заключения, было бы интересно попробовать разобраться в устройстве и смыслах конкретного произведения, которое мы условно, в качестве рабочей гипотезы, можем отнести к высокой массовой культуре и которое находится к тому же на перекрестье рассматриваемых здесь форм, попытаться понять, способно ли оно передать нечто важное о нас и о мире или годится только на то, чтобы отвлечь от «реальных» проблем и насытить эмоционально.
Я имею в виду уже несколько раз упомянутую здесь "Игру престолов", сериал, основанный на цикле романов Джорджа Мартина "Песнь Льда и Пламени". Сегодня это одно из самых популярных и обсуждаемых культурных явлений. Гарвардский университет
открывает курс истории, связанный с "Игрой престолов". Пока в Петербурге подобную идею
озвучивает профессор Европейского университета Дмитрий Травин ("В идеале бы я видел цикл лекций хорошего медиевиста, который берет отдельные эпизоды фильма и проводит параллели с тем, что реально творилось в Европе Средних веков"), в Перми её уже
воплощают в жизнь. В американской серии книг о философии массовой культуры наряду с книгами "Бэтмен и философия", "Гарри Поттер и философия" есть теперь и
книга об "Игре престолов". Да что Америка, даже Михаилу Задорнову сериал
понравился.
Продолжение следует...