Рим Гоголя и Добужинского
Рим - один из вечных городов мира, первый из «трех Римов», представляется совершенно разным в отрывках Н. В. Гоголя и М. В. Добужинского. Тут много причин этого самого различия: время (потому что разрыв между совершенными ими путешествиями составляет около века), взгляд писателя и взгляд художника, а так же различные маршруты, выбранные ими в столице Италии.
Рим Гоголя - это город XIX века, который резко противопоставляется Парижу - самому модному городу мира того времени, который (как собственно и сейчас) не спит, наполнен шумом, суетой, разодетыми молодыми людьми, которые, в большинстве своем, достаточно праздно проводят свои дни, зачастую живя за счет своих старших родственников. Рим Гоголя спокойный город, который медленно, постепенно открывается как главному герою, молодому князю, так одновременно и читателю, перед которым вырисовываются улицы, которые бесконечно меняются. Рим - вечный город, и если сначала он показывается князю «мелочной, неблестящей его наружностью, испятнанными, темными домами», то потом «бессмертное создание кисти» предстает перед героем со всей своей историей. «…Мир древний, шевелившийся из-под темного архитрава, могучий средний век, положивший везде следы художников-исполинов и великолепной щедрости пап, и, наконец, прилепившийся к ним новый век с толпящимся новым народонаселением». Князь сначала открывает Рим по воспоминаниям детства, но вскоре они уходят на второй план, потому что кажется, будто город постепенно сам оживает и открывает двери для молодого человека, он уже не кажется ему таким умирающим, как после возвращения из Франции.
С городом читатель так же знакомится и через его местных жителей, которые являются не менее важной частью жизни любого населенного пункта. В самом начале так и представляется ленивый жаркий полдень в пригороде Рима, где люди готовятся к вечернему празднику, их жизнь течет медленно и лениво. Гоголь пишет про них: «этот живой, неторопящийся народ, живописно и покойно расхаживающий по улицам, закинув полуплащ или набросив себе на плечо куртку, без тягостного выражения в лицах…».
Колоритными персонажами являются maestro di casa, Пеппе и женщины на улице. Первый является частью старого мира, отголоском прошлого века. Для него Рим кажется другим, он вспоминает веселые карнавалы и то, как сильно они отличаются от карнавалов уже 19 века. Пеппе и женщины в окнах - живые, как и вечер в этом городе, в котором идет праздник.
И даже любовь, интерес к самой прекрасной девушке, которую только видел князь, меркнет перед всем Римом.
Рим, хоть и люден, является для Гоголя в первую очередь объектом искусства, которое присутствует повсюду. Гоголь пишет, что «…только здесь, только в Италии, слышно присутствие архитектуры и строгое ее величие как художества». Во всем тексте перед князем внезапно открываются какие-то места, город не перестает его удивлять, будто то просто церковь, внезапно появившаяся в грязном переулке, или потрясающая панорама, открывшаяся со смотровой площадки недалеко от церкви S. Рiеtrо in Montorio.
Этот город является самой высокой вещью в мире для князя. Он забывает обо всем. Италия великая, выше всего в этом мире, даже если кажется, что она умирает и теряет влияние, она все равно остается неким началом для всего. «…не умерла Италия, что слышится ее неотразимое вечное владычество над всем миром, что вечно веет над нею ее великий гений..».
Рим Добужинского предстает перед читателем совершенно другим: «Рим сначала ошеломляет, подавляет, он кажется громадным и необозримым…».
Художник прибывает туда на поезде, он находится в долгом ожидании. Но для него несколько недель в этом городе - путешествие законченное, он прибывает туда, потом уезжает на поезде дальше, в Неаполь.
Его маршрут четко простроен, он знает, что хочет посмотреть, куда идти, в отличие от князя, который просто блуждает без цели, знакомясь с городом. Автор не смотрит на людей, он смотрит на архитектуру и виды, для него это важнее, в этом проявляется то, что он турист. Он смотрит город, а не живет в нем, а люди в таком случае не являются такой неотъемлемой частью, как для князя, который является частью Рима.
Кажется, что город XX века более живой и шумный, автор пишет про бесчисленные трамваи и машины, гудением которых и сейчас заполнена столица. И автор описывает это все ярко, будто взахлеб глотая воздух Рима, влюбляясь в сам город, достопримечательности и виды, закаты и ночные прогулки.
«…только когда улягутся первые впечатления, придет спокойствие и возможность сосредоточиться, начинаешь любить и принимать его целиком, со всеми наслоениями - наследием его огромной истории и вечною силой жизни».
Добужинский не предается таким глобальным размышлениям о судьбе Рима подобно князю из «Отрывка» Гоголя, он смотрит и запоминает, вспоминает что-то из прочитанного ранее (ведь ссылается же он однажды на этот самый Гоголевский «Рим»).
«И понемногу, день за днем, я разбираю черты многоликого Рима.. Я уже знаю, что есть Рим античный, Рим Ренессанса, барочный Рим и Рим XVIII в., я вижу места, где веет тем Римом, который был современным для Гете, и места, где все осталось таким, каким представлял себе Гофман и видел воочию Гоголь. И все это разнообразие стилей и отпечатков культуры разных эпох сосуществует в той гармонии, которую может создать только великий примиритель - время».
Оба писателя сходятся в том, что Рим вечен и велик, что он разнообразен.
Однако век разницы между этими очерками дает о себе знать: Рим снова возрождается за это время, снова кипит бесконечная жизнь, он никогда не умирает (это мы можем видеть и сегодня). Даже гуляя по одним и тем же местам, впечатления остаются совершенно другими. Рим Гоголя - это старинная сказка, которая никак не подходит для города, который описывает Добужинский.
«Первое время меня раздражают неумолчный шум и громыханье торопливой римской жизни, палящее солнце, толпы народа и все оглушительные звуки современной улицы. Иногда не сплю по ночам от сумасшедшего грохота и звона несущихся трамваев и полуночного орания песен на гулких улицах. Но я привыкаю, потом примиряюсь и наконец понимаю, что так и должно быть в Риме и, быть может, такой огромной и громкой и всегда была его жизнь».
Рим Гоголя, в сравнении с Римом Добужинского, будто бы совершенно разный в различное время суток, он состоит из контрастов:
«Ему нравилось это чудное их слияние в одно, эти признаки людной столицы и пустыни вместе: дворец, колонны, трава, дикие кусты, бегущие по стенам, трепещущий рынок среди темных, молчаливых, заслоненных снизу громад, живой крик рыбного продавца у портика, лимонадчик с воздушной, украшенной зеленью лавчонкой перед Пантеоном. Ему нравилась самая невзрачность улиц - темных, неприбранных, отсутствие желтых и светленьких красок на домах».
Этот Рим более мрачный днем, нежели у Добужинского.
«И там, на дряхлеющей стене, еще дивит готовый исчезнуть фреск. И там, на вознесенных мраморах и столпах, набранных из древних языческих храмов, блещет неувядаемой кистью плафон».
Краски выцветают, теряют яркость, но «неприглядная, потемневшая, запачканная наружность, так бранимая иностранцами» не отпугивает, а наоборот заставляет принять город в своем настоящем обличии.
Гоголь пишет и про окрестности Рима, про поля и горы, которые он сравнивает со Швейцарией.
«В чудную постепенность цветов облекал их тонкий голубой воздух; и сквозь это воздушно-голубое их покрывало сияли чуть приметные домы и виллы Фраскати, где тонко и легко тронутые солнцем, где уходящие в светлую мглу пылившихся вдали чуть приметных рощ.»
Гоголь не забыл про итальянски закаты, они, после темного Рима, представляются огненными, яркими.
«Еще лучше любил он оглянуть эти поля с террасы которой-нибудь из вилл Фраскати или Альбано в часы захожденья солнца. Тогда они казались необозримым морем, сиявшим и возносившимся из темных перил террасы; отлогости и линии исчезали в обнявшем их свете. Сначала они еще казались зеленоватыми, и по ним еще виднелись там и там разбросанные гробницы и арки, потом они сквозили уже светлой желтизною в радужных оттенках света, едва выказывая древние остатки, и, наконец, становились пурпурней и пурпурней, поглощая в себе и самый безмерный купол и сливаясь в один густой малиновый цвет, и одна только сверкающая вдали золотая полоса моря отделяла их от пурпурного, так же как и они, горизонта. Нигде, никогда ему не случалось видеть, чтобы поле превращалось в пламя, подобно небу».
Карнавал, описывающийся в заключительной части «Рима» тоже происходит на закате. Улицы яркие из-за разодетых людей, везде конфетти, музыка и смех. Но потом князь оказывается на смотровой площадке недалеко от S. Рiеtrо in Montorio и видит закат, солнце, которое освещает город, что герой забывает обо всем на свете, пораженный красотой города. Здесь город предстает таким же противоречивым, как и на протяжении всего отрывка: с одной стороны темные здания («темная ширина колизейской громады», «целиком темный дворец»), но рядом с этим «вся светлая груда домов, церквей, куполов, остроконечий сильно освещена была блеском понизившегося солнца», «голубели прозрачные горы, легкие, как воздух, объятые каким-то фосфорическим светом».
«Солнце опускалось ниже к земле; румянее и жарче стал блеск его на всей архитектурной массе; еще живей и ближе сделался город; еще темней зачернели пинны; еще голубее и фосфорнее стали горы; еще торжественней и лучше готовый погаснуть небесный воздух… Боже, какой вид!»
У Добужинского существует два Рима - ночной город и дневной.
Дневной Рим «кажется таким праздничным, таким радостным в ликующем солнце», «на ультрамариновой синеве неба блистает в вышине золотой конь с королем». Старая часть Рима, Форум - зеленая, «все заросло, всюду зелень, олеандры, лавры, какие-то чудесные кусты и лиловые цветочки». Однако день подходит к концу, «пылают в закате громада базилики Константина, арка Тита и дальний Колизей и высится темная, зловещая задняя стена Капитолия». Но ночью жизнь не умирает.
Добужинский много писал про закаты в Риме, которые он не мог бы забыть: «садилось солнце над бесконечным морем крыш, из которого, как острова, подымались церкви и далеко у горизонта высился купол Петра. Шел дым из труб, даль была в голубом тумане, и в него погружалось красное солнце. Внизу шумело, кричало, гудело, зажигались огни в магазинах и на уходящих вдаль улицах загорались ряды фонарей». Или про закат с башни святого Ангела: «В небе пламенел торжественный, с золотыми облаками закат. Глубоко внизу, прямо под нами, катился Тибр, и на его зеленой воде лежал синий квадрат огромной тени, которую кидало низкое солнце от башни, а впереди, до самого горизонта, тянулся вечный Рим».
Ночью, «в отсветах огней», Рим кажется темным со своими черными горами и черным небом, но повсюду «ярко светят высокие фонари» или луна, таким образом сам город не погружен во тьму, везде слышно плеск воды в фонтанах и шум машин и трамваев.
В воображении читателя такой Рим светлый, яркий, к вечеру - красный, огненный, ночью же он освещается фонарями, а поэтому желтый, с черными тенями.
Рим - многоликий город, для каждого он разный, для каждого он свой. Возможно, нужно найти к нему личный подход, чтобы открыть столицу перед собой во всей красе.
Карты путешествий:
1) Гоголь http://maps.yandex.ru/?um=2PgjX5Dkf9pIkz8kh3hB2Vha9aU7OIvJ&l=map (здесь несколько маршрутов, включая места из детства князя, которые получилось найти)
2) Добужинский http://maps.yandex.ru/?um=U3cBoKoOF0tIuhypdxZWEkUjdHkTRiSA&l=map
Рим Гоголя - это город XIX века, который резко противопоставляется Парижу - самому модному городу мира того времени, который (как собственно и сейчас) не спит, наполнен шумом, суетой, разодетыми молодыми людьми, которые, в большинстве своем, достаточно праздно проводят свои дни, зачастую живя за счет своих старших родственников. Рим Гоголя спокойный город, который медленно, постепенно открывается как главному герою, молодому князю, так одновременно и читателю, перед которым вырисовываются улицы, которые бесконечно меняются. Рим - вечный город, и если сначала он показывается князю «мелочной, неблестящей его наружностью, испятнанными, темными домами», то потом «бессмертное создание кисти» предстает перед героем со всей своей историей. «…Мир древний, шевелившийся из-под темного архитрава, могучий средний век, положивший везде следы художников-исполинов и великолепной щедрости пап, и, наконец, прилепившийся к ним новый век с толпящимся новым народонаселением». Князь сначала открывает Рим по воспоминаниям детства, но вскоре они уходят на второй план, потому что кажется, будто город постепенно сам оживает и открывает двери для молодого человека, он уже не кажется ему таким умирающим, как после возвращения из Франции.
С городом читатель так же знакомится и через его местных жителей, которые являются не менее важной частью жизни любого населенного пункта. В самом начале так и представляется ленивый жаркий полдень в пригороде Рима, где люди готовятся к вечернему празднику, их жизнь течет медленно и лениво. Гоголь пишет про них: «этот живой, неторопящийся народ, живописно и покойно расхаживающий по улицам, закинув полуплащ или набросив себе на плечо куртку, без тягостного выражения в лицах…».
Колоритными персонажами являются maestro di casa, Пеппе и женщины на улице. Первый является частью старого мира, отголоском прошлого века. Для него Рим кажется другим, он вспоминает веселые карнавалы и то, как сильно они отличаются от карнавалов уже 19 века. Пеппе и женщины в окнах - живые, как и вечер в этом городе, в котором идет праздник.
И даже любовь, интерес к самой прекрасной девушке, которую только видел князь, меркнет перед всем Римом.
Рим, хоть и люден, является для Гоголя в первую очередь объектом искусства, которое присутствует повсюду. Гоголь пишет, что «…только здесь, только в Италии, слышно присутствие архитектуры и строгое ее величие как художества». Во всем тексте перед князем внезапно открываются какие-то места, город не перестает его удивлять, будто то просто церковь, внезапно появившаяся в грязном переулке, или потрясающая панорама, открывшаяся со смотровой площадки недалеко от церкви S. Рiеtrо in Montorio.
Этот город является самой высокой вещью в мире для князя. Он забывает обо всем. Италия великая, выше всего в этом мире, даже если кажется, что она умирает и теряет влияние, она все равно остается неким началом для всего. «…не умерла Италия, что слышится ее неотразимое вечное владычество над всем миром, что вечно веет над нею ее великий гений..».
Рим Добужинского предстает перед читателем совершенно другим: «Рим сначала ошеломляет, подавляет, он кажется громадным и необозримым…».
Художник прибывает туда на поезде, он находится в долгом ожидании. Но для него несколько недель в этом городе - путешествие законченное, он прибывает туда, потом уезжает на поезде дальше, в Неаполь.
Его маршрут четко простроен, он знает, что хочет посмотреть, куда идти, в отличие от князя, который просто блуждает без цели, знакомясь с городом. Автор не смотрит на людей, он смотрит на архитектуру и виды, для него это важнее, в этом проявляется то, что он турист. Он смотрит город, а не живет в нем, а люди в таком случае не являются такой неотъемлемой частью, как для князя, который является частью Рима.
Кажется, что город XX века более живой и шумный, автор пишет про бесчисленные трамваи и машины, гудением которых и сейчас заполнена столица. И автор описывает это все ярко, будто взахлеб глотая воздух Рима, влюбляясь в сам город, достопримечательности и виды, закаты и ночные прогулки.
«…только когда улягутся первые впечатления, придет спокойствие и возможность сосредоточиться, начинаешь любить и принимать его целиком, со всеми наслоениями - наследием его огромной истории и вечною силой жизни».
Добужинский не предается таким глобальным размышлениям о судьбе Рима подобно князю из «Отрывка» Гоголя, он смотрит и запоминает, вспоминает что-то из прочитанного ранее (ведь ссылается же он однажды на этот самый Гоголевский «Рим»).
«И понемногу, день за днем, я разбираю черты многоликого Рима.. Я уже знаю, что есть Рим античный, Рим Ренессанса, барочный Рим и Рим XVIII в., я вижу места, где веет тем Римом, который был современным для Гете, и места, где все осталось таким, каким представлял себе Гофман и видел воочию Гоголь. И все это разнообразие стилей и отпечатков культуры разных эпох сосуществует в той гармонии, которую может создать только великий примиритель - время».
Оба писателя сходятся в том, что Рим вечен и велик, что он разнообразен.
Однако век разницы между этими очерками дает о себе знать: Рим снова возрождается за это время, снова кипит бесконечная жизнь, он никогда не умирает (это мы можем видеть и сегодня). Даже гуляя по одним и тем же местам, впечатления остаются совершенно другими. Рим Гоголя - это старинная сказка, которая никак не подходит для города, который описывает Добужинский.
«Первое время меня раздражают неумолчный шум и громыханье торопливой римской жизни, палящее солнце, толпы народа и все оглушительные звуки современной улицы. Иногда не сплю по ночам от сумасшедшего грохота и звона несущихся трамваев и полуночного орания песен на гулких улицах. Но я привыкаю, потом примиряюсь и наконец понимаю, что так и должно быть в Риме и, быть может, такой огромной и громкой и всегда была его жизнь».
Рим Гоголя, в сравнении с Римом Добужинского, будто бы совершенно разный в различное время суток, он состоит из контрастов:
«Ему нравилось это чудное их слияние в одно, эти признаки людной столицы и пустыни вместе: дворец, колонны, трава, дикие кусты, бегущие по стенам, трепещущий рынок среди темных, молчаливых, заслоненных снизу громад, живой крик рыбного продавца у портика, лимонадчик с воздушной, украшенной зеленью лавчонкой перед Пантеоном. Ему нравилась самая невзрачность улиц - темных, неприбранных, отсутствие желтых и светленьких красок на домах».
Этот Рим более мрачный днем, нежели у Добужинского.
«И там, на дряхлеющей стене, еще дивит готовый исчезнуть фреск. И там, на вознесенных мраморах и столпах, набранных из древних языческих храмов, блещет неувядаемой кистью плафон».
Краски выцветают, теряют яркость, но «неприглядная, потемневшая, запачканная наружность, так бранимая иностранцами» не отпугивает, а наоборот заставляет принять город в своем настоящем обличии.
Гоголь пишет и про окрестности Рима, про поля и горы, которые он сравнивает со Швейцарией.
«В чудную постепенность цветов облекал их тонкий голубой воздух; и сквозь это воздушно-голубое их покрывало сияли чуть приметные домы и виллы Фраскати, где тонко и легко тронутые солнцем, где уходящие в светлую мглу пылившихся вдали чуть приметных рощ.»
Гоголь не забыл про итальянски закаты, они, после темного Рима, представляются огненными, яркими.
«Еще лучше любил он оглянуть эти поля с террасы которой-нибудь из вилл Фраскати или Альбано в часы захожденья солнца. Тогда они казались необозримым морем, сиявшим и возносившимся из темных перил террасы; отлогости и линии исчезали в обнявшем их свете. Сначала они еще казались зеленоватыми, и по ним еще виднелись там и там разбросанные гробницы и арки, потом они сквозили уже светлой желтизною в радужных оттенках света, едва выказывая древние остатки, и, наконец, становились пурпурней и пурпурней, поглощая в себе и самый безмерный купол и сливаясь в один густой малиновый цвет, и одна только сверкающая вдали золотая полоса моря отделяла их от пурпурного, так же как и они, горизонта. Нигде, никогда ему не случалось видеть, чтобы поле превращалось в пламя, подобно небу».
Карнавал, описывающийся в заключительной части «Рима» тоже происходит на закате. Улицы яркие из-за разодетых людей, везде конфетти, музыка и смех. Но потом князь оказывается на смотровой площадке недалеко от S. Рiеtrо in Montorio и видит закат, солнце, которое освещает город, что герой забывает обо всем на свете, пораженный красотой города. Здесь город предстает таким же противоречивым, как и на протяжении всего отрывка: с одной стороны темные здания («темная ширина колизейской громады», «целиком темный дворец»), но рядом с этим «вся светлая груда домов, церквей, куполов, остроконечий сильно освещена была блеском понизившегося солнца», «голубели прозрачные горы, легкие, как воздух, объятые каким-то фосфорическим светом».
«Солнце опускалось ниже к земле; румянее и жарче стал блеск его на всей архитектурной массе; еще живей и ближе сделался город; еще темней зачернели пинны; еще голубее и фосфорнее стали горы; еще торжественней и лучше готовый погаснуть небесный воздух… Боже, какой вид!»
У Добужинского существует два Рима - ночной город и дневной.
Дневной Рим «кажется таким праздничным, таким радостным в ликующем солнце», «на ультрамариновой синеве неба блистает в вышине золотой конь с королем». Старая часть Рима, Форум - зеленая, «все заросло, всюду зелень, олеандры, лавры, какие-то чудесные кусты и лиловые цветочки». Однако день подходит к концу, «пылают в закате громада базилики Константина, арка Тита и дальний Колизей и высится темная, зловещая задняя стена Капитолия». Но ночью жизнь не умирает.
Добужинский много писал про закаты в Риме, которые он не мог бы забыть: «садилось солнце над бесконечным морем крыш, из которого, как острова, подымались церкви и далеко у горизонта высился купол Петра. Шел дым из труб, даль была в голубом тумане, и в него погружалось красное солнце. Внизу шумело, кричало, гудело, зажигались огни в магазинах и на уходящих вдаль улицах загорались ряды фонарей». Или про закат с башни святого Ангела: «В небе пламенел торжественный, с золотыми облаками закат. Глубоко внизу, прямо под нами, катился Тибр, и на его зеленой воде лежал синий квадрат огромной тени, которую кидало низкое солнце от башни, а впереди, до самого горизонта, тянулся вечный Рим».
Ночью, «в отсветах огней», Рим кажется темным со своими черными горами и черным небом, но повсюду «ярко светят высокие фонари» или луна, таким образом сам город не погружен во тьму, везде слышно плеск воды в фонтанах и шум машин и трамваев.
В воображении читателя такой Рим светлый, яркий, к вечеру - красный, огненный, ночью же он освещается фонарями, а поэтому желтый, с черными тенями.
Рим - многоликий город, для каждого он разный, для каждого он свой. Возможно, нужно найти к нему личный подход, чтобы открыть столицу перед собой во всей красе.
Карты путешествий:
1) Гоголь http://maps.yandex.ru/?um=2PgjX5Dkf9pIkz8kh3hB2Vha9aU7OIvJ&l=map (здесь несколько маршрутов, включая места из детства князя, которые получилось найти)
2) Добужинский http://maps.yandex.ru/?um=U3cBoKoOF0tIuhypdxZWEkUjdHkTRiSA&l=map