Из Булдакова
"Борьба русского самодержавия с русской интеллигенцией - борьба блудливого старика со своими выблядками, который умел их народить, но не умел воспитать"
В.О.Ключевский (Письма, дневники, афоризмы и мысли об истории. М.1968, с.370)
С вершины накопившейся горы этатистских предрассудков даже профессиональные исследователи склонны взирать на постсамодержавную власть как на некую дарованную свыше величину. Лидеры Февраля кажутся людьми, севшими за рычаги готовой государственной машины. Реальность была прямо противоположной. (с. 172)
На рационалистические западные институты смотрели, как на механизм магического властвования сверху, включение которого происходит одномоментно - волей Учредительного собрания. (с. 172)
В России сочинители проектов реформ почему-то всегда считали, что их практической реализацией должен заниматься кто-то другой. Отсюда и ситуация, когда масса остается наедине с демагогами. (с. 176)
Слова неизвестного рабочего в адрес В.М.Чернова: "Бери власть, сукин сын, коли дают!" (с. 202)
Для Милюкова тем временем любая митинговая речь оставалась чем-то вроде разбавленного варианта университетской лекции. Подлаживаться под толпу он не желал. "Свою речь он, например, начинал неизменно не с обращения "граждане" (как было принято тогда в его партии) и не с революционного "товарищи" (что некоторыми кадетами также практиковалось в рабочих районах), а с самого что ни на есть старорежимного "милостивые государыни и милостивые государи". Нужно вспомнить тогдашний Петроград, чтобы со всей ясностью себе представить, что эти "милостивые государыни и государи" действовали как красная тряпка тореадора на разъяренного быка. На солдатском митинге, или где нибудь на Выборгской стороне бывало достаточно такого обращения, воспринимаемого как вызов и насмешка и контрреволюционная демонстрация - вместе, чтобы Милюков не мог больше сказать ни одного слова" (с. 204)
(О Керенском)
"Комичен и жалок был вид военного министра, балансирующего на стуле посреди площади..." - заключал очевидец, случайно нарисовавший точный образ существующей власти.... Картина по своему символична: в лице Керенского русская интеллигенция, подобно поставленному на стул подающему надежды ребенку, пыталась расстрогать взрослую публику чтением стишков. Это и было истинным образом Февраля. (с. 208)
Булдаков В.П.
Красная смута. Природа и последствия революционного насилия.
Москва, 1997
В.О.Ключевский (Письма, дневники, афоризмы и мысли об истории. М.1968, с.370)
С вершины накопившейся горы этатистских предрассудков даже профессиональные исследователи склонны взирать на постсамодержавную власть как на некую дарованную свыше величину. Лидеры Февраля кажутся людьми, севшими за рычаги готовой государственной машины. Реальность была прямо противоположной. (с. 172)
На рационалистические западные институты смотрели, как на механизм магического властвования сверху, включение которого происходит одномоментно - волей Учредительного собрания. (с. 172)
В России сочинители проектов реформ почему-то всегда считали, что их практической реализацией должен заниматься кто-то другой. Отсюда и ситуация, когда масса остается наедине с демагогами. (с. 176)
Слова неизвестного рабочего в адрес В.М.Чернова: "Бери власть, сукин сын, коли дают!" (с. 202)
Для Милюкова тем временем любая митинговая речь оставалась чем-то вроде разбавленного варианта университетской лекции. Подлаживаться под толпу он не желал. "Свою речь он, например, начинал неизменно не с обращения "граждане" (как было принято тогда в его партии) и не с революционного "товарищи" (что некоторыми кадетами также практиковалось в рабочих районах), а с самого что ни на есть старорежимного "милостивые государыни и милостивые государи". Нужно вспомнить тогдашний Петроград, чтобы со всей ясностью себе представить, что эти "милостивые государыни и государи" действовали как красная тряпка тореадора на разъяренного быка. На солдатском митинге, или где нибудь на Выборгской стороне бывало достаточно такого обращения, воспринимаемого как вызов и насмешка и контрреволюционная демонстрация - вместе, чтобы Милюков не мог больше сказать ни одного слова" (с. 204)
(О Керенском)
"Комичен и жалок был вид военного министра, балансирующего на стуле посреди площади..." - заключал очевидец, случайно нарисовавший точный образ существующей власти.... Картина по своему символична: в лице Керенского русская интеллигенция, подобно поставленному на стул подающему надежды ребенку, пыталась расстрогать взрослую публику чтением стишков. Это и было истинным образом Февраля. (с. 208)
Булдаков В.П.
Красная смута. Природа и последствия революционного насилия.
Москва, 1997