В фарватере Бжезинского : Михаил Делягин о русском православии
Статья Михаила Делягина «Поиск Богородицы» (delyagin) производит двойственное впечатление. С одной стороны, это довольно странный монолог человека, неудовлетворенного своей религиозной жизнью и ощущающего дискомфорт из-за любых дисциплинарных ограничений, накладываемых церковным уставом.
На внешнем, поверхностном уровне именно этим и объясняется оппозиция «русское православие - греческое православие», которое Делягин кладет в основу своего эссе. Претензии, высказанные автором, не оригинальны: «шипящие старухи», «шелест купюр в церковной лавке», «средневековая» суровость церковного дресс-кода - все это можно услышать от «рассерженного горожанина» с белой ленточкой, от амбициозного, но не слишком продвинутого в гуманитарных вопросах среднестатистического обывателя.
Для того, чтобы делиться с публикой подобными умозаключениями, вовсе не обязательно быть директором Института проблем глобализации. Однако у статьи Делягина есть и другой подтекст, который наивным, увы, назвать нельзя.
Мишень его текста - не отходящие в прошлое нюансы церковного быта первых лет постсоветского периода, а Русская Православная Церковь, как таковая. По ходу текста автор делает несколько знаковых заявлений: «Бог в России есть. а церкви - нет», глава этой Церкви - «Кирилл всея часы». Почивший предстоятель, Патриарх Алексий Второй также не обойден внимание подобного рода. Он, оказывается «отчитывался» перед президентом о том, за кого голосовали православные.
Для того, чтобы не было никаких сомнений в религиозной позиции автора, высказывает идея о нежелательности «посредников», пытающихся «монополизировать» общение с Богом. Позиция, заметим, более характерная для протестанта, чем для православного, каковым Михаил Делягин хотел бы себя представить.
Весь этот джентльменский набор наводит на мысль об известном высказывании Збигнева Бжезинского, в тех или иных вариантах повторяемых высокопоставленными персонами из Госдепа. Суть тезиса в том, что правам и свободам человека, а также глобальному миру и стабильности угрожает именно Русское Православие. Не грузинское, румынское или греческое, а именно русское.
Для Делягина же, с пониманием цитирующего глумливые словосочетания вроде « острое православие головного мозга», русская православная церковность несет еще и угрозу психическому здоровью нации, некую инфекцию, заражающую социум бациллами «ненависти», «мракобесия» и так далее.
По сути дела, в статье Делягина мы имеем дело со стандартным набором антирелигиозных клише, которые сегодня даже не всякий уважающий себя либерал решится озвучить. Эксклюзивная же особенность его эссе заключается в том, что он говорит не просто о «клерикализации» общества, а превращении России в «теократическое государство» вроде Саудовской Аравии и Ирана. Так далеко еще никто из серьезных, отвечающих за свои слова представителей экспертного сообщества еще никогда не заходил - слишком уж большой фантазией нужно обладать, чтобы делать подобные обобщения.
Рассматривая вопрос с политологической и правовой точки зрения, можно сделать вывод о том, что столь понравившаяся Михаилу Делягину «ненавязчиво православная» Греция куда больше подходит под определение «теократического государства», чем Российская Федерация.
Именно там, а не в России, православие является государственной религией (особый статус православия зафиксирован в греческой конституции), священники приводят к присяге депутатов и членов кабинета министров.
Именно там, а не в России, клирики получают от государства зарплату в тысячу евро (в связи с кризисом ее, кажется, сократили на десять процентов, но, по российским меркам, и это очень даже неплохо - особенно для русских священников, служащих в сельских храмах и на новых, недавно открывшихся приходах).
Именно там, а не в России, Церковь прямо финансируется государством - причем на средства всех граждан, платящих налоги, включая анархистов, левых радикалов и воинствующих атеистов.
Таким образом, весь пафос статьи Делягина строится либо на незнании фактов, либо на их игнорировании. Непонятно лишь, зачем Делягину нужно ставить вещи с ног на голову. Идет ли речь о том, что Делягин искренне заблуждается? Или же его следование в фарватере тезисов Бжезинского не является случайным?
На внешнем, поверхностном уровне именно этим и объясняется оппозиция «русское православие - греческое православие», которое Делягин кладет в основу своего эссе. Претензии, высказанные автором, не оригинальны: «шипящие старухи», «шелест купюр в церковной лавке», «средневековая» суровость церковного дресс-кода - все это можно услышать от «рассерженного горожанина» с белой ленточкой, от амбициозного, но не слишком продвинутого в гуманитарных вопросах среднестатистического обывателя.
Для того, чтобы делиться с публикой подобными умозаключениями, вовсе не обязательно быть директором Института проблем глобализации. Однако у статьи Делягина есть и другой подтекст, который наивным, увы, назвать нельзя.
Мишень его текста - не отходящие в прошлое нюансы церковного быта первых лет постсоветского периода, а Русская Православная Церковь, как таковая. По ходу текста автор делает несколько знаковых заявлений: «Бог в России есть. а церкви - нет», глава этой Церкви - «Кирилл всея часы». Почивший предстоятель, Патриарх Алексий Второй также не обойден внимание подобного рода. Он, оказывается «отчитывался» перед президентом о том, за кого голосовали православные.
Для того, чтобы не было никаких сомнений в религиозной позиции автора, высказывает идея о нежелательности «посредников», пытающихся «монополизировать» общение с Богом. Позиция, заметим, более характерная для протестанта, чем для православного, каковым Михаил Делягин хотел бы себя представить.
Весь этот джентльменский набор наводит на мысль об известном высказывании Збигнева Бжезинского, в тех или иных вариантах повторяемых высокопоставленными персонами из Госдепа. Суть тезиса в том, что правам и свободам человека, а также глобальному миру и стабильности угрожает именно Русское Православие. Не грузинское, румынское или греческое, а именно русское.
Для Делягина же, с пониманием цитирующего глумливые словосочетания вроде « острое православие головного мозга», русская православная церковность несет еще и угрозу психическому здоровью нации, некую инфекцию, заражающую социум бациллами «ненависти», «мракобесия» и так далее.
По сути дела, в статье Делягина мы имеем дело со стандартным набором антирелигиозных клише, которые сегодня даже не всякий уважающий себя либерал решится озвучить. Эксклюзивная же особенность его эссе заключается в том, что он говорит не просто о «клерикализации» общества, а превращении России в «теократическое государство» вроде Саудовской Аравии и Ирана. Так далеко еще никто из серьезных, отвечающих за свои слова представителей экспертного сообщества еще никогда не заходил - слишком уж большой фантазией нужно обладать, чтобы делать подобные обобщения.
Рассматривая вопрос с политологической и правовой точки зрения, можно сделать вывод о том, что столь понравившаяся Михаилу Делягину «ненавязчиво православная» Греция куда больше подходит под определение «теократического государства», чем Российская Федерация.
Именно там, а не в России, православие является государственной религией (особый статус православия зафиксирован в греческой конституции), священники приводят к присяге депутатов и членов кабинета министров.
Именно там, а не в России, клирики получают от государства зарплату в тысячу евро (в связи с кризисом ее, кажется, сократили на десять процентов, но, по российским меркам, и это очень даже неплохо - особенно для русских священников, служащих в сельских храмах и на новых, недавно открывшихся приходах).
Именно там, а не в России, Церковь прямо финансируется государством - причем на средства всех граждан, платящих налоги, включая анархистов, левых радикалов и воинствующих атеистов.
Таким образом, весь пафос статьи Делягина строится либо на незнании фактов, либо на их игнорировании. Непонятно лишь, зачем Делягину нужно ставить вещи с ног на голову. Идет ли речь о том, что Делягин искренне заблуждается? Или же его следование в фарватере тезисов Бжезинского не является случайным?