"Дети и разрушение домов" - репортаж из Лода и Кнессета, часть 1
В палаточном городке семьи Абу Аид в Лоде - новая напасть: мыши. А может быть, это крысы. В разбитых шкафах, в искореженных холодильниках, погребенных под развалинами, оставались продукты - возможно, это и привлекает грызунов. Днем они прячутся, но зато ночью бегают прямо по палаткам. Нет, внутрь не заходят. Но дети их боятся и не спят.
Больше половины детей клана Абу Аид (всего там 36 детей) вот уже месяц живут в палатках, между развалинами своих когда-то теплых домов. Нам ведь ничего, мы - общество - стерпим.
Часть детей разобрали родственники, некоторые кочуют - ночуют по очереди у знакомых. Женщины устроили дополнительный тент - для сушки белья в дождливые дни. В туалет ходят к соседям, чей дом еще стоит, воду для стирки берут у них же, расплачиваются как могут - помогают с уборкой, с покупками, присматривают за детьми. Для питья - покупают минералку. Греться - разводят костры.
Один отец устроил для своего сына телевизор прямо в палатке: поставил на камни «тарелку» - антенну, протянул провод. «Моя жена и дочка переехали к родителям жены, но у тех у самих тесно, крошечный старый «амидаровский» дом, места нет. Еще два моих сына - кочуют по знакомым, ночуют то тут, то там. А этот остался, хочет быть со мной. Я уж ему сделал телевизор. Все время разговариваю с ним, шучу. Смеюсь без конца, иначе я умру просто». Хвастается, как он благоустроил свою «виллу» - «здесь у меня «холодильник», лежат продукты... под дно палатки я подтелил всякие тряпки, иначе в дождь вода журчит под полом, как будто вот-вот затопит... нечего делать, надо что-то стараться предпринимать, чему-то радоваться, чем-то гордиться...» Мальчик производит впечатление страдающего депрессией. Когда мы выходим из палатки, отец закрывает его снаружи на замок-молнию.
Я спрашиваю, где он работает. «В мошаве таком-то (забыла название), у них там небольшая фабрика. Моя начальница - замечательный человек, очень хорошая. Она сюда приезжала недавно. Посмотрела на все это, села и стала плакать. Я ей говорю: Сигалит, не плачь, не терзай хоть ты мое сердце! Что я теперь, утешать тебя должен? - Нет, она мотек, мотек...»
В школу теперь почти никто из детей не ходит - какая школа? На уроках они все равно не могут сосредоточиться, на переменах - не могут нормально участвовать в школьной жизни. А теперь еще и не спят по ночам из-за мышей. «У моего брата была собака, она бы прогнала мышей, - говорит одна девочка, - но ее застрелил полицейский, когда они пришли разрушать дома». Застрелил прямо на глазах у маленького хозяина - потому что нечего арабской собаке лаять на еврейского полицейского. Знай свое место!
Убийство собаки - кстати, заснятое на пленку - и другие вопросы, связанные с травмированием детей, которым государство, не дожидаясь землетрясения, обрушило их дома чуть не на головы, обсуждалось вчера в Кнессете, в комиссии за права ребенка. Это было первое заседание на тему «Влияние разрушения домов на детей», его инициировал депутат Талеб А-Сана. Я тоже пошла - позвонила в Кнессет и самопригласилась. Деятельность Кнессета - дело общее, каждый гражданин имеет право присутствовать на заседаниях, которые не объявлены закрытыми. Рта раскрыть не дадут, но слушать и наблюдать - пожалуйста.
Участвовать во встрече, то есть с правом голоса, были приглашены представители министерств - МВД, просвещения и социального обеспечения (реваха то бишь) и представители правозащитных организаций - Ассоциации за гражданские права, «Шатиль» и Amnesty International. Еще - Национальный Совет за здоровье ребенка (я почему-то думала, что это правительственная организация у нас, а оказалось тоже NGO). Ну, и пострадавшие семьи, а также представители Народного комитета (Ваада амамит) Лода и одна женщина из «Ясмин» - организации за здоровье женщин и детей из Негева. По неизвестной мне причине не было ни представителей полиции, ни кого-либо из горсовета Лода.
Вела заседание председатель комиссии, депутат Орли Леви-Абаксис, и вела прекрасно. Первым делом она развеяла опасения моей подруги - сотрудницы Шатиль - которая боялась, что нам скажут, дескать, «вы используете детей», так как мы привезли в качестве представителей семей нескольких мам с детьми. Орли сразу же заявила, что в процессе заседания будут выслушаны дети, так как «это комиссия по правам детей, и дети прежде всего имеют право здесь говорить».
Все заседание было посвящено агрессивному поведению полиции во время разрушения домов и тому, что надо было бы как-то смягчать наносимую детям психологическую травму, а также обеспечивать им максимум нормальной жизни после травматического события. По этому поводу и были призваны представители министерств, слушать которых было просто стыдно.
Представитель Министерства социального обеспечения трогательно рассказывал о том, что его министерство обеспечивает детям и их семьям психологическую подготовку, навещая их в преддверии разрушения дома и беседуя, что потом представители присутствуют при самом разрушении, имея на груди специальные большие тэги с именем и должностью, и что после разрушения также навещают семьи, оказывая мыслимую и немыслимую поддержку. Семьи встретили этот рассказ с горестным недоумением. Разрушение домов совершается всегда неожиданно для семей, чтобы не успели оспорить в суде, поэтому о предварительной поддержке речи нет. Обычно разрушения домов производятся в 4 утра, а то и в 2 часа ночи - опять же чтобы успеть до открытия каких-либо учреждений, способных принять жалобу и остановить процесс. Работники служб благосостояния в это время спят сладким сном.
«Какие правила существуют в Министерстве соцобеспечения для таких ситуаций? - спрашивала Орли Леви, - Что должны делать ваши структуры до и после?»
«Нуу... наша политика состоит в том, что, если мы видим слабую семью, неспособную обеспечить детям нормальные условия... то мы помогаем... предоставляем терапевтическое решение («питарон типули»). Но тут, мы видели, что семья сильная... Хорошая, достойная семья...»
«Знаете ли вы, что у ребенка на ближайшие дни есть жилье? Что он обеспечен всем необходимым для школы?»
«Мы не берем на себя ответственность вместо родителей», - с достоинством произнес представитель Минсоцобеспечения.
«В чем же ваша функция и полномочия? Какие правила существуют на этот счет? Устав? Распоряжения?»
Нечего было отвечать представителю. Не может же он сказать, что никому и в голову не приходит составлять уставы насчет каких-то там арабских детей. Кто о них думает в каком-либо другом контексте, нежели чем о «демографической проблеме»?
«Наша задача, - произнес он в конце концов - это определение способности семьи нормально функционировать». До сих пор определяют, видимо, - целым министерством!
«Вообще-то, - сказали представители Народного комитета, - в этот раз разрушение в Лоде проводилось в 9 часов утра, и там подходили какие-то люди с тэгами... Нам хочется думать, что это были работники соцобеспечения... Но видеть их и говорить с ними мы не могли, потому что их не подпустила полиция, а потом и вообще прогнала».
Представитель министерства не знал и не слышал ни о чем таком, поэтому кто были эти люди - осталось невыясненным.
Представителю МВД был задан вопрос, почему в Лоде дома были разрушены прямо на все имущество? Он возмутился и сказал, что имущество начала выносят - вообще начал рассказывать, как все происходит гуманно и постепенно. Разумеется, присутствующие возмутились и начали протестовать.
«Давайте спросим детей, - сказала председатель комиссии и обратилась к девочке постарше, - вот ты, девочка, ты была в это время дома?»
«Нет, я была в школе».
«Я была дома», - сказала самая маленькая девочка, 8-ми лет, и засмущалась.
«А почему же ты не пошла в школу?»
«В тот день была буря... Был сильный ветер и дождь». (Это был самый бурный и холодный день зимы, в декабре, 14-го, если не ошибаюсь, числа. Полиция, наверное, нарочно дожидалась, чтобы выкинуть людей из домов).
«И что же было?»
«Пришли полицейские и солдаты и велели мне выйти из дома. Я испугалась и вышла».
«Ты взяла с собой ранец, учебники, тетрадки? Любимую игрушку? Что-то из одежды?»
«Нет, я очень испугалась, они наставили ружья, я поскорее убежала. Но потом... я попросилась вернуться, взять разные вещи... но мне не разрешили»
«Ты просила разрешить тебе забрать вещи, но тебе не позволили?»
«Не позволили».
«Что ты чувствовала?»
«Страх...»
«Когда ты узнала, что твой дом разрушен?» - обратилась Орли Леви к той девочке, что была в школе.
«В школе, мне учительница сказала...»
«Что ты почувствовала?»
«Страх».
Женщины, матери и тетки девочек, тоже рассказали, как они были напуганы, когда явились солдаты и, наставив на них ружья, приказали выйти из домов. Одну из них побили, она настаивала, что хочет забрать лекарства. «Я мыла пол, вдруг - дверь открывается и я вижу наставленные на меня ружья... их было больше десяти человек» - рассказала одна из женщин.
Активистка из Негева рассказала о проблемах детей из разрушенных деревень, в частности - Эль Аракиб: дети боятся отойти от родителей, так и ходят, вцепившись в одежду матери или отца; страдают ночными кошмарами; многие дети, даже подростки, начали по ночам мочиться в постель.
«Детей пугает также и то, что солдаты приходят, закрыв лица масками, как террористы из фильмов» - сказали активисты. «Кааак в масках?» - удивилась депутат. Ей тут же были представлены фотографии «как». «Ну конечно, - возмутился представитель МВД, - Они же боятся! А вдруг их потом засудят, здесь у нас или в Гааге? Солдаты закрывают лица из соображений собственной безопасности!»
«Какие правила существуют в МВД для таких случаев? Как нужно эвакуировать жителей и имущество? Как инструктировать солдат и полицейских? Есть вообще какие-то правила?» - спрашивала Орли Леви.
Представитель МВД прокашлялся и начал: «Разумеется, у нас на все существуют правила. Вот, скажем, мы должны эвакуировать незаселенное строение, у которого есть только крыша и опоры. В этом случае мы начинаем с того, что...»
«Позвольте! - прервала его депутат, - Я спрашиваю Вас не о незаселенных строениях, а о домах, где живут люди. Дети. Которым нужна крыша над головой, питание, лекарства, учебники и так далее. Которые не должны подвергаться травмированию со стороны взрослых. Есть правила, по которым должны действовать полицейские? Есть правила, по которым таким пострадавшим детям предоставляется временное жилье? Да - или нет?»
Тот замялся... потом сказал:
«Тех, кто занимается эвакуацией имущества, нанимает полиция... Это - частные компании, мы за них ответственности не несем!»
Тут мы не могли не поставить на вид, что эти частные компании, в свою очередь, для выноса имущества нанимают детей - еврейских подростков 15-16-ти лет, которым участие в разрушении домов других детей не может опять-таки не нанести травмы. (Впрочем, их, видимо, хорошенько обрабатывают перед «операцией», потому что в последнее время в момент, когда рушится дом, эти дети дружно аплодируют).
(Продолжение следует: боюсь, что текст получается слишком длинный, не войдет...)
Продолжение здесь
Больше половины детей клана Абу Аид (всего там 36 детей) вот уже месяц живут в палатках, между развалинами своих когда-то теплых домов. Нам ведь ничего, мы - общество - стерпим.
Часть детей разобрали родственники, некоторые кочуют - ночуют по очереди у знакомых. Женщины устроили дополнительный тент - для сушки белья в дождливые дни. В туалет ходят к соседям, чей дом еще стоит, воду для стирки берут у них же, расплачиваются как могут - помогают с уборкой, с покупками, присматривают за детьми. Для питья - покупают минералку. Греться - разводят костры.
Один отец устроил для своего сына телевизор прямо в палатке: поставил на камни «тарелку» - антенну, протянул провод. «Моя жена и дочка переехали к родителям жены, но у тех у самих тесно, крошечный старый «амидаровский» дом, места нет. Еще два моих сына - кочуют по знакомым, ночуют то тут, то там. А этот остался, хочет быть со мной. Я уж ему сделал телевизор. Все время разговариваю с ним, шучу. Смеюсь без конца, иначе я умру просто». Хвастается, как он благоустроил свою «виллу» - «здесь у меня «холодильник», лежат продукты... под дно палатки я подтелил всякие тряпки, иначе в дождь вода журчит под полом, как будто вот-вот затопит... нечего делать, надо что-то стараться предпринимать, чему-то радоваться, чем-то гордиться...» Мальчик производит впечатление страдающего депрессией. Когда мы выходим из палатки, отец закрывает его снаружи на замок-молнию.
Я спрашиваю, где он работает. «В мошаве таком-то (забыла название), у них там небольшая фабрика. Моя начальница - замечательный человек, очень хорошая. Она сюда приезжала недавно. Посмотрела на все это, села и стала плакать. Я ей говорю: Сигалит, не плачь, не терзай хоть ты мое сердце! Что я теперь, утешать тебя должен? - Нет, она мотек, мотек...»
В школу теперь почти никто из детей не ходит - какая школа? На уроках они все равно не могут сосредоточиться, на переменах - не могут нормально участвовать в школьной жизни. А теперь еще и не спят по ночам из-за мышей. «У моего брата была собака, она бы прогнала мышей, - говорит одна девочка, - но ее застрелил полицейский, когда они пришли разрушать дома». Застрелил прямо на глазах у маленького хозяина - потому что нечего арабской собаке лаять на еврейского полицейского. Знай свое место!
Убийство собаки - кстати, заснятое на пленку - и другие вопросы, связанные с травмированием детей, которым государство, не дожидаясь землетрясения, обрушило их дома чуть не на головы, обсуждалось вчера в Кнессете, в комиссии за права ребенка. Это было первое заседание на тему «Влияние разрушения домов на детей», его инициировал депутат Талеб А-Сана. Я тоже пошла - позвонила в Кнессет и самопригласилась. Деятельность Кнессета - дело общее, каждый гражданин имеет право присутствовать на заседаниях, которые не объявлены закрытыми. Рта раскрыть не дадут, но слушать и наблюдать - пожалуйста.
Участвовать во встрече, то есть с правом голоса, были приглашены представители министерств - МВД, просвещения и социального обеспечения (реваха то бишь) и представители правозащитных организаций - Ассоциации за гражданские права, «Шатиль» и Amnesty International. Еще - Национальный Совет за здоровье ребенка (я почему-то думала, что это правительственная организация у нас, а оказалось тоже NGO). Ну, и пострадавшие семьи, а также представители Народного комитета (Ваада амамит) Лода и одна женщина из «Ясмин» - организации за здоровье женщин и детей из Негева. По неизвестной мне причине не было ни представителей полиции, ни кого-либо из горсовета Лода.
Вела заседание председатель комиссии, депутат Орли Леви-Абаксис, и вела прекрасно. Первым делом она развеяла опасения моей подруги - сотрудницы Шатиль - которая боялась, что нам скажут, дескать, «вы используете детей», так как мы привезли в качестве представителей семей нескольких мам с детьми. Орли сразу же заявила, что в процессе заседания будут выслушаны дети, так как «это комиссия по правам детей, и дети прежде всего имеют право здесь говорить».
Все заседание было посвящено агрессивному поведению полиции во время разрушения домов и тому, что надо было бы как-то смягчать наносимую детям психологическую травму, а также обеспечивать им максимум нормальной жизни после травматического события. По этому поводу и были призваны представители министерств, слушать которых было просто стыдно.
Представитель Министерства социального обеспечения трогательно рассказывал о том, что его министерство обеспечивает детям и их семьям психологическую подготовку, навещая их в преддверии разрушения дома и беседуя, что потом представители присутствуют при самом разрушении, имея на груди специальные большие тэги с именем и должностью, и что после разрушения также навещают семьи, оказывая мыслимую и немыслимую поддержку. Семьи встретили этот рассказ с горестным недоумением. Разрушение домов совершается всегда неожиданно для семей, чтобы не успели оспорить в суде, поэтому о предварительной поддержке речи нет. Обычно разрушения домов производятся в 4 утра, а то и в 2 часа ночи - опять же чтобы успеть до открытия каких-либо учреждений, способных принять жалобу и остановить процесс. Работники служб благосостояния в это время спят сладким сном.
«Какие правила существуют в Министерстве соцобеспечения для таких ситуаций? - спрашивала Орли Леви, - Что должны делать ваши структуры до и после?»
«Нуу... наша политика состоит в том, что, если мы видим слабую семью, неспособную обеспечить детям нормальные условия... то мы помогаем... предоставляем терапевтическое решение («питарон типули»). Но тут, мы видели, что семья сильная... Хорошая, достойная семья...»
«Знаете ли вы, что у ребенка на ближайшие дни есть жилье? Что он обеспечен всем необходимым для школы?»
«Мы не берем на себя ответственность вместо родителей», - с достоинством произнес представитель Минсоцобеспечения.
«В чем же ваша функция и полномочия? Какие правила существуют на этот счет? Устав? Распоряжения?»
Нечего было отвечать представителю. Не может же он сказать, что никому и в голову не приходит составлять уставы насчет каких-то там арабских детей. Кто о них думает в каком-либо другом контексте, нежели чем о «демографической проблеме»?
«Наша задача, - произнес он в конце концов - это определение способности семьи нормально функционировать». До сих пор определяют, видимо, - целым министерством!
«Вообще-то, - сказали представители Народного комитета, - в этот раз разрушение в Лоде проводилось в 9 часов утра, и там подходили какие-то люди с тэгами... Нам хочется думать, что это были работники соцобеспечения... Но видеть их и говорить с ними мы не могли, потому что их не подпустила полиция, а потом и вообще прогнала».
Представитель министерства не знал и не слышал ни о чем таком, поэтому кто были эти люди - осталось невыясненным.
Представителю МВД был задан вопрос, почему в Лоде дома были разрушены прямо на все имущество? Он возмутился и сказал, что имущество начала выносят - вообще начал рассказывать, как все происходит гуманно и постепенно. Разумеется, присутствующие возмутились и начали протестовать.
«Давайте спросим детей, - сказала председатель комиссии и обратилась к девочке постарше, - вот ты, девочка, ты была в это время дома?»
«Нет, я была в школе».
«Я была дома», - сказала самая маленькая девочка, 8-ми лет, и засмущалась.
«А почему же ты не пошла в школу?»
«В тот день была буря... Был сильный ветер и дождь». (Это был самый бурный и холодный день зимы, в декабре, 14-го, если не ошибаюсь, числа. Полиция, наверное, нарочно дожидалась, чтобы выкинуть людей из домов).
«И что же было?»
«Пришли полицейские и солдаты и велели мне выйти из дома. Я испугалась и вышла».
«Ты взяла с собой ранец, учебники, тетрадки? Любимую игрушку? Что-то из одежды?»
«Нет, я очень испугалась, они наставили ружья, я поскорее убежала. Но потом... я попросилась вернуться, взять разные вещи... но мне не разрешили»
«Ты просила разрешить тебе забрать вещи, но тебе не позволили?»
«Не позволили».
«Что ты чувствовала?»
«Страх...»
«Когда ты узнала, что твой дом разрушен?» - обратилась Орли Леви к той девочке, что была в школе.
«В школе, мне учительница сказала...»
«Что ты почувствовала?»
«Страх».
Женщины, матери и тетки девочек, тоже рассказали, как они были напуганы, когда явились солдаты и, наставив на них ружья, приказали выйти из домов. Одну из них побили, она настаивала, что хочет забрать лекарства. «Я мыла пол, вдруг - дверь открывается и я вижу наставленные на меня ружья... их было больше десяти человек» - рассказала одна из женщин.
Активистка из Негева рассказала о проблемах детей из разрушенных деревень, в частности - Эль Аракиб: дети боятся отойти от родителей, так и ходят, вцепившись в одежду матери или отца; страдают ночными кошмарами; многие дети, даже подростки, начали по ночам мочиться в постель.
«Детей пугает также и то, что солдаты приходят, закрыв лица масками, как террористы из фильмов» - сказали активисты. «Кааак в масках?» - удивилась депутат. Ей тут же были представлены фотографии «как». «Ну конечно, - возмутился представитель МВД, - Они же боятся! А вдруг их потом засудят, здесь у нас или в Гааге? Солдаты закрывают лица из соображений собственной безопасности!»
«Какие правила существуют в МВД для таких случаев? Как нужно эвакуировать жителей и имущество? Как инструктировать солдат и полицейских? Есть вообще какие-то правила?» - спрашивала Орли Леви.
Представитель МВД прокашлялся и начал: «Разумеется, у нас на все существуют правила. Вот, скажем, мы должны эвакуировать незаселенное строение, у которого есть только крыша и опоры. В этом случае мы начинаем с того, что...»
«Позвольте! - прервала его депутат, - Я спрашиваю Вас не о незаселенных строениях, а о домах, где живут люди. Дети. Которым нужна крыша над головой, питание, лекарства, учебники и так далее. Которые не должны подвергаться травмированию со стороны взрослых. Есть правила, по которым должны действовать полицейские? Есть правила, по которым таким пострадавшим детям предоставляется временное жилье? Да - или нет?»
Тот замялся... потом сказал:
«Тех, кто занимается эвакуацией имущества, нанимает полиция... Это - частные компании, мы за них ответственности не несем!»
Тут мы не могли не поставить на вид, что эти частные компании, в свою очередь, для выноса имущества нанимают детей - еврейских подростков 15-16-ти лет, которым участие в разрушении домов других детей не может опять-таки не нанести травмы. (Впрочем, их, видимо, хорошенько обрабатывают перед «операцией», потому что в последнее время в момент, когда рушится дом, эти дети дружно аплодируют).
(Продолжение следует: боюсь, что текст получается слишком длинный, не войдет...)
Продолжение здесь