lost Amalgam
город,
обиталище мое,
залит тусклыми промозглыми нотами,
пергаментно-белыми кожами лиц ежеутренних,
бегущих осознания бедных рабов не своего дня,
отстраненно спящих в индустриальном тартаре,
вливающих в пустоту его холодной струйкой жизнь
из своих осторожных картонно-бумажных миров.
Смысл ускользает вместе с ее улыбкой,
с мягким каскадом темной реки
вкруг высокой шеи и плеч
выбеленного солнцем мрамора,
с вопросом в по-детски мудрых глазах
и света каплей на губах.
С ней утонет радость -
она ее по праву, ее океан, дыхание ее.
Олово и медь рвутся и кривят кожаные маски, обнажая алчность.
Свинец и золото играют свадьбу и сплавляются в брызгах вечной сансары.
Железо неистово ранит себя, истекая ржой.
Но нет серебра,
и ртуть мириадами игл ледяных выжигает землю,
опадает черный гелиевый пепел.
обиталище мое,
залит тусклыми промозглыми нотами,
пергаментно-белыми кожами лиц ежеутренних,
бегущих осознания бедных рабов не своего дня,
отстраненно спящих в индустриальном тартаре,
вливающих в пустоту его холодной струйкой жизнь
из своих осторожных картонно-бумажных миров.
Смысл ускользает вместе с ее улыбкой,
с мягким каскадом темной реки
вкруг высокой шеи и плеч
выбеленного солнцем мрамора,
с вопросом в по-детски мудрых глазах
и света каплей на губах.
С ней утонет радость -
она ее по праву, ее океан, дыхание ее.
Олово и медь рвутся и кривят кожаные маски, обнажая алчность.
Свинец и золото играют свадьбу и сплавляются в брызгах вечной сансары.
Железо неистово ранит себя, истекая ржой.
Но нет серебра,
и ртуть мириадами игл ледяных выжигает землю,
опадает черный гелиевый пепел.