Культовый фильм
Надеюсь, читатели мне простят, если разговор о «Сталкере» Андрея Тарковского я начну с интимного воспоминания.
Об том фильме я впервые узнал в году, наверно, 1978-м, случайно прочитав статью Андрея Тарковского в «Искусстве Кино». Великий режиссёр рассуждал о том и о сём, а между делом сообщил, что работает над экранизацией фантастической повести братьев Стругацких «Пикник на обочине». Фантазия моя вспыхнула, я напридумываал бог знает что (у Тарковского я видел только «Зеркало», которое мне, четырнадцатилетнему подростку, естественно, не понравилось) и ждал выхода фильма с нетерпением. Фильм всё никак не мог выйти на экраны... Но в 1980-году наконец-то пообещали показать новый высокохудожественный фильм Андрея Тарковского «Сталкер», и я моментально догадался - это и есть давно обещанная экранизация Стругацких!
Фильм почему-то объявили в третьестепенном кинотеатре, выстроееном в форме древнегреческого храма на задворках местного ТЮЗа и примыкающим к так называемому Острову Любви, куда жаждущие физиологической разрядки иностранные курсанты Рязанского десантного училища ходили снимать проституток, как правило, студенток Рязанского педагогического института имени Сергея Есенина. К сеансу я опаздывал (надо было ехать на троллейбусе с другого конца города), поэтому вихрем промчался к кассе и ворвался в зал, когда фильм уже шёл. Зал был, как всегда в этом кинотеатре, почти пуст. На экране мужчина лет сорока проснулся до рассвета и не обнаружил рядом с собой жены. Вскочив, он побегал по квартире (маленький сын, проснувшись, изрёк нечто резонёрское, повергшее меня в изумление), потом долго кружил по пустым дворам-колодцам, столь характерным для старой застройки Ленинграда. Как я понял, он искал пропавшую жену. Никакой Зоны, никаких Пришельцев, никаких сталкеров не было. Ага, подумал я, вспомнив «Солярис», вероятно, Тарковский всадил длинный пролог, который будет показывать жизнь героя и его отношения с мамой и папой до того как он переедет в Хармонт и станет сталкером... Но родители героя так и не явились, зато герой начал вспоминать свою жену. Когда же на экране я увидел сон (не помню, чей именно), в котором жена героя, обливаясь слезами протеста, вытаскивала на морском пляже какую-то корягу из песка, а на заднем плане скакали черные рыцари, мне стало ясно, что дело плохо, и я вышел из кинотеатра на свежий воздух. В полном отупении приблизился к кассе и прочитал: «Сегодня - «Жена ушла», реж. Д.Асанова».
А «Сталкера» я посмотрел черед две недели, в очень странной киношке, где до революции располагался то ли театр-варьете, то ли кабаре какое-то. Прокопчёное краснокирпичное здание, возвышавшееся над кинозалом, ещё в 50-х года было украшено призывом к страхованию жизни, намалёванным прямо на кирпичах, так что выглядело всё в высшей степени концептуально.
Первую половину фильма я смотрел с нарастающим раздражением, к финалу перешедшим в прямую злобу, но, когда я вышел из кинозала на Проходняк, где справа знаменитая среди рязанских алкашей пивнушка, а налево - давно и наглухо зарытые бани, бетонный, позеленевший от грязи, сортир, ручеёк, вытекающий из сортира, и выцветшие, двадцатилетней давности плакаты, призываюшие хранить деньги в сберегательной кассе, наляпанные на щелястый забор... В этот момент я внезапно въехал в фильм. Я не уловил границы между «Сталкером» и миром вокруг меня. И я начал думать. И чем дальше я думал, тем больше мне нравился фильм. И на другой день я снова пошёл на «Сталкера» и посмотрел его очень внимательно. Так, на несколько лет «Сталкер» стал самым важным для меня фильмом.
Всё вокруг воспринималось через оптику этого фильма. Цветы на обочине, старая свалка, тусклые лица людей, не имеющих характера, только амплуа, всякие мелочи под ногами и на стенах, которые я не замечал, но которые теперь, после «Сталкера», буквало вопияли ко мне о своих смыслах. Думаю, что именно тогда я увлёкся (сперва серьёзно, потом в шутку) герменевтическими штудиями советской повседневности. В общем, «Сталкер» стал для меня пособием по эскейпизму. Когда окружающая действительность начинала мучить меня своей бесстильностью, я включал фильтр и оказывался в пространстве «Сталкера». Не обязательно в Зоне.
Что касается «философского наполнения», то оно меня заинтересовало лишь как музыка речи, то есть движение спора персонажей показывало равновесие позиций - все они были неправы, но каждый неправ по-своему. А предфинальный монолог Алисы Фрейнлих показался куском совсем другого фильма, вставленного в «Сталкер» на манер коллажа. Я помнил (Тарковский писал об этом ещё до начала работы над фильмом), что именно в этом монологе - суть всей истории, но я, как зритель, придерживался другого мнения. Для меня суть и разъяснение фильма заключались в финальном кадре: чудо, за которым надо было совершать изнурительное паломничество, уже покинуло Зону и растворилось в мире. И никто не способен это чудо увидеть. Святая девочка-монстр, изнемогающая от жара «угрюмого, тусклого огня желания,» сегодня силой взгляда сбрасывает со стола стакан, а завтра - если ей надоест влачить тягостное существование на задворках человеческого мира - столкнёт Землю с орбиты.
На мой взгляд, «Сталкер» - самый гармоничный и убедительный фильм Андрея Тарковского. Тарковский был очень амбициозен, но, к счастью, очередное детище его эстетических, интеллектуальных и престижных амбиций - первый вариант «Сталкера» - было уничтожено развесёлыми техниками Мосфильма, испортившими плёнку при печати. Второй вариант «Сталкера» Тарковский делал быстро-быстро и в полной растерянности и потому был искренен. У него физически не оставалось времени на надувание щёк и многозначительное задирание бровей. В результате получился фильм-капитуляция. Тарковский поднимает руки и признаётся в непонимании. Это очень, очень значительный жест.
Да, и в заключение - мой любимый фрагмент «Сталкера». Это тот момент, когда Писатель и Учёный спорят о смысле жизни, Сталкер вмешивается в спор, говорит «Например, музыка» и замолкает. Вот этот момент тишины, и какие-то камни, мох, неожиданно возникшее тихое озеро, это, по-моему, лучшее, что есть в фильме. И ещё кадр, когда ветер задувает поверхность воды пылью. Я не знал, что это единственный кадр, оставшийся в «Сталкере» от оператора Рерберга.
Об том фильме я впервые узнал в году, наверно, 1978-м, случайно прочитав статью Андрея Тарковского в «Искусстве Кино». Великий режиссёр рассуждал о том и о сём, а между делом сообщил, что работает над экранизацией фантастической повести братьев Стругацких «Пикник на обочине». Фантазия моя вспыхнула, я напридумываал бог знает что (у Тарковского я видел только «Зеркало», которое мне, четырнадцатилетнему подростку, естественно, не понравилось) и ждал выхода фильма с нетерпением. Фильм всё никак не мог выйти на экраны... Но в 1980-году наконец-то пообещали показать новый высокохудожественный фильм Андрея Тарковского «Сталкер», и я моментально догадался - это и есть давно обещанная экранизация Стругацких!
Фильм почему-то объявили в третьестепенном кинотеатре, выстроееном в форме древнегреческого храма на задворках местного ТЮЗа и примыкающим к так называемому Острову Любви, куда жаждущие физиологической разрядки иностранные курсанты Рязанского десантного училища ходили снимать проституток, как правило, студенток Рязанского педагогического института имени Сергея Есенина. К сеансу я опаздывал (надо было ехать на троллейбусе с другого конца города), поэтому вихрем промчался к кассе и ворвался в зал, когда фильм уже шёл. Зал был, как всегда в этом кинотеатре, почти пуст. На экране мужчина лет сорока проснулся до рассвета и не обнаружил рядом с собой жены. Вскочив, он побегал по квартире (маленький сын, проснувшись, изрёк нечто резонёрское, повергшее меня в изумление), потом долго кружил по пустым дворам-колодцам, столь характерным для старой застройки Ленинграда. Как я понял, он искал пропавшую жену. Никакой Зоны, никаких Пришельцев, никаких сталкеров не было. Ага, подумал я, вспомнив «Солярис», вероятно, Тарковский всадил длинный пролог, который будет показывать жизнь героя и его отношения с мамой и папой до того как он переедет в Хармонт и станет сталкером... Но родители героя так и не явились, зато герой начал вспоминать свою жену. Когда же на экране я увидел сон (не помню, чей именно), в котором жена героя, обливаясь слезами протеста, вытаскивала на морском пляже какую-то корягу из песка, а на заднем плане скакали черные рыцари, мне стало ясно, что дело плохо, и я вышел из кинотеатра на свежий воздух. В полном отупении приблизился к кассе и прочитал: «Сегодня - «Жена ушла», реж. Д.Асанова».
А «Сталкера» я посмотрел черед две недели, в очень странной киношке, где до революции располагался то ли театр-варьете, то ли кабаре какое-то. Прокопчёное краснокирпичное здание, возвышавшееся над кинозалом, ещё в 50-х года было украшено призывом к страхованию жизни, намалёванным прямо на кирпичах, так что выглядело всё в высшей степени концептуально.
Первую половину фильма я смотрел с нарастающим раздражением, к финалу перешедшим в прямую злобу, но, когда я вышел из кинозала на Проходняк, где справа знаменитая среди рязанских алкашей пивнушка, а налево - давно и наглухо зарытые бани, бетонный, позеленевший от грязи, сортир, ручеёк, вытекающий из сортира, и выцветшие, двадцатилетней давности плакаты, призываюшие хранить деньги в сберегательной кассе, наляпанные на щелястый забор... В этот момент я внезапно въехал в фильм. Я не уловил границы между «Сталкером» и миром вокруг меня. И я начал думать. И чем дальше я думал, тем больше мне нравился фильм. И на другой день я снова пошёл на «Сталкера» и посмотрел его очень внимательно. Так, на несколько лет «Сталкер» стал самым важным для меня фильмом.
Всё вокруг воспринималось через оптику этого фильма. Цветы на обочине, старая свалка, тусклые лица людей, не имеющих характера, только амплуа, всякие мелочи под ногами и на стенах, которые я не замечал, но которые теперь, после «Сталкера», буквало вопияли ко мне о своих смыслах. Думаю, что именно тогда я увлёкся (сперва серьёзно, потом в шутку) герменевтическими штудиями советской повседневности. В общем, «Сталкер» стал для меня пособием по эскейпизму. Когда окружающая действительность начинала мучить меня своей бесстильностью, я включал фильтр и оказывался в пространстве «Сталкера». Не обязательно в Зоне.
Что касается «философского наполнения», то оно меня заинтересовало лишь как музыка речи, то есть движение спора персонажей показывало равновесие позиций - все они были неправы, но каждый неправ по-своему. А предфинальный монолог Алисы Фрейнлих показался куском совсем другого фильма, вставленного в «Сталкер» на манер коллажа. Я помнил (Тарковский писал об этом ещё до начала работы над фильмом), что именно в этом монологе - суть всей истории, но я, как зритель, придерживался другого мнения. Для меня суть и разъяснение фильма заключались в финальном кадре: чудо, за которым надо было совершать изнурительное паломничество, уже покинуло Зону и растворилось в мире. И никто не способен это чудо увидеть. Святая девочка-монстр, изнемогающая от жара «угрюмого, тусклого огня желания,» сегодня силой взгляда сбрасывает со стола стакан, а завтра - если ей надоест влачить тягостное существование на задворках человеческого мира - столкнёт Землю с орбиты.
На мой взгляд, «Сталкер» - самый гармоничный и убедительный фильм Андрея Тарковского. Тарковский был очень амбициозен, но, к счастью, очередное детище его эстетических, интеллектуальных и престижных амбиций - первый вариант «Сталкера» - было уничтожено развесёлыми техниками Мосфильма, испортившими плёнку при печати. Второй вариант «Сталкера» Тарковский делал быстро-быстро и в полной растерянности и потому был искренен. У него физически не оставалось времени на надувание щёк и многозначительное задирание бровей. В результате получился фильм-капитуляция. Тарковский поднимает руки и признаётся в непонимании. Это очень, очень значительный жест.
Да, и в заключение - мой любимый фрагмент «Сталкера». Это тот момент, когда Писатель и Учёный спорят о смысле жизни, Сталкер вмешивается в спор, говорит «Например, музыка» и замолкает. Вот этот момент тишины, и какие-то камни, мох, неожиданно возникшее тихое озеро, это, по-моему, лучшее, что есть в фильме. И ещё кадр, когда ветер задувает поверхность воды пылью. Я не знал, что это единственный кадр, оставшийся в «Сталкере» от оператора Рерберга.