Психо-5
Не забудьте, сегодня, во вторник, в 16.30 в редакции PROcпорт - моя очередная лекция на тему «История российской арт-журналистики, или почему Маркос сдал свою Анну полицейским, хотя и очень любил».
Максим АНДРЕЕВ
Газета «Сегодня», 1995 год
Рубрика «Птица Додо»
«Стреляй!» (Dispara!), Италия - Испания, 1993. По роману Джорджо Щербаненко «Стреляй, если что». В ролях Франческа Нери, Антонио Бандерас. Режиссер Карлос Саура.
На окраинах больших городов, в районах, где люди близко знакомы с грустью и отчаянием, можно невзначай набрести на волшебный уголок, затерянный мир, населенный диковинными персонажами. Там - под куполом цирка - еще недавно можно было увидеть девушку поразительной красоты, скачущую на лошади и палящую из ружья не хуже Буффало Билла...
(Из репортажа журналиста Маркоса Вальеса, опубликованного в воскресном приложении к мадридской газете «Эль Паис».)
Поговорить? А за каким дьяволом, вы все равно не поверите. Я уже пятый день болтаю с разными козлами, но в этой сучьей дыре мне никто не верит. Попробуете? Хорошо, валяйте. Но если что, пеняйте на себя. Можете садиться прямо на кровать. У вас есть сигареты? А зажигалка? Осторожнее, не обожгите... Грасиас.
Меня зовут Маркос Вальес, и я познакомился с Анной за несколько дней до начала этого кошмара. Меня послали делать обычный светский репортаж, в цирке было безумно скучно, я зевал, но тут появилась она. Теперь, когда пресса раструбила о ней, как о маньячке и террористке, вам трудно поверить, что даже в гриме амазонки и с карабином в руках Анна выглядела трогательно нежной и абсолютно беззащитной. Инопланетянка. Фея из сказки. Она стреляла на полном скаку, почти не целясь, - крошечные воздушные шарики лопались: пум, пум, пум, и каждый пум был для меня как маленький раскат грома; прыгали очки на носу, потели ладони, и екало сердце. Родителями Анны были итальянские воздушные гимнасты, а стрелять малышку учил ее первый парень, которому было тридцать, а ей шестнадцать. Мадре де диас, но чего она мне только не наплела в начале! И отец у нее испанский летчик, и мама балерина по фамилии Павлова, и сама она двоюродная внучка русского царя. Я, дурак, записываю, а она хохочет. Чудачка.
Я уже почти сочинил статью, а ей принес посмотреть нащелканные на представлении фотографии. Встретила меня с мокрыми после душа волосами, в халатике на голое тело - совсем девчонка, чикита. Послезавтра цирк уезжает: Франция, Германия, Россия. Когда обратно в Испанию? Не знаю, говорит, может быть, через год. Затащила на цирковую свадьбу (у них только между собой женятся). Подходит какая-то карлица: «Будь осторожнее, парень, она немножко чифлада. Чокнутая. Если что - пум-пум». И смеются обе. Танцуем, а сама очки с меня снимает и губами тянется. Ночью, у нее: «Ты поедешь со мной, аморе мио? - Хоть в ад, моя чикита. Вот слетаю в Барселону на день и вернусь». Утром не могли расстаться - словно догадывались. Фотографию свою надписала: «Диспара си паса альго».
Стреляй, если что.
Их было трое. Парни из автомастерской, которые чинили цирковой грузовик, а вечером увидели ее на представлении. Эти ублюдки запомнили фургон, где она жила, и ночью вернулись. Анна открыла - думала, что это я и... Ме каго эн дьес! Один дьявол знает, что они с ней вытворяли. Газетчики писали об этом как о рядовом изнасиловании, но они не видели бутылки, которую я поднял с окровавленных простыней. Кто-то из них... черт... дайте еще сигарету, пожалуйста.
Бедняжка умирала от боли и истекала кровью. Обычная девчонка сразу обратилась бы к врачу и, скорее всего, в полицию. Но не она. Вы видели фильм «Кармен» Карлоса Сауры? Вот такая она, моя чикита, даром что итальянка. Нашла адрес автомастерской, взяла свой карабин, полную коробку патронов и поехала. Пум, пум, пум! Как шарики. Рано утром, когда я еще был в самолете, эти недоноски уже валялись по углам с дырками в животах. А я увидел разгромленный фургон, приехал домой, услышал ее плач на автоответчике и догадался... Коньо, как же затекли руки.
Зачем я показал ее фотографию владельцу автомастерской? Не знаю... был в беспамятстве, хотел удостовериться... Бывают же совпадения! Что? В газету? Ну да, я сказал редактору нашего отдела происшествий, что, наверное, это она, но я хотел помочь... мне надо было как-то найти ее... Что за ерунду вы несете, полиция все равно уже искала молодую женщину с царапинами на лице, потому что к ним позвонила врач, к которому она обращалась... Дьявол, опять погасла.
А потом Анна спала в машине на какой-то проселочной дороге, а я сидел как на иголках, ждал звонка, листал ее дневник и улыбался сквозь слезы. (Не знаю, где теперь дневник, у меня его отобрали.) Маленькая моя, она так измучилась и совсем не хотела стрелять в этих дорожных полицейских, клянусь богом, но они попросили ее открыть сумку, а там было ружье.
Да, она ухлопала пятерых за день, но эти сукины дети сами виноваты, они совсем затравили ее и продолжали травить ее, будто это была не беспомощная умирающая девушка, а банда террористов! Когда они обнаружили ее в маленьком крестьянском домике, туда стянули целую армию: военные, полицейские, снайперы, вертолеты, техника, прямой эфир. Но она не сдавалась, моя красавица, она отстреливалась! Наплевать им было на заложников, но они хотели казаться чистенькими в глазах журналистов: «Эй, ты дружок этой шлюхи? Ты рвался поговорить с ней?» И я пошел.
Она лежала на полу, и жизнь вытекала из нее тонкими струйками крови. «Анна, это я, Маркос. Как ты моя хорошая?» Улыбается. «Хорошо, - говорит. - Ты пришел, теперь хорошо». «Я же обещал пойти за тобой в ад. И потом - мы не закончили интервью». Плачет: «Я устала. Больше не могу. Хочу умереть». «Ты не умрешь, родная. Ты не умрешь. Я обо всем позабочусь. Я спасу тебя». Плачет: «Аста ла виста, аморе мио». «Не плачь, любимая. Ты вылечишься. Много тебе не дадут, не имеют права. Я буду ждать тебя». Плачет: «Бессаме мучо, мими». Целую, а губы уже холодные. Она умерла, девочка моя, - эти ублюдки все-таки доконали ее... Снимите мне очки, пожалуйста. У вас есть платок? Не обращайте внимания, сейчас успокоюсь.
Что было дальше? А разве вы не знаете? Я показал этим сволочам, где раки зимуют! Я схватил ее карабин и стал стрелять, как когда-то стреляла она, и уложил, наверное, с десяток ублюдков, нет... больше... пум, пум, пум, пум! ...пока не кончились патроны.
Что значит «там не было трупов»? Вы не верите! Вы тоже не верите! Но я видел! Я сам видел!
Какой к чертовой бабушке репортаж? Я же не стал писать никакого репортажа! Вы что же, думаете, что я мог вот так просто сдать свою чикиту - сначала с потрохами заложить ее полиции, а потом спокойно дать ей умереть и написать об этом?!
Что-о? И вы туда же? Я продал ее дневник? Под предисловием моя подпись? Лжете, мерзавцы! Ихо де пута! Ме каго эн ти пута мадре! Дайте мне только добраться до вас! ЕСЛИ Б НЕ ЭТА СУЧЬЯ СМИРИТЕЛЬНАЯ РУБАШКА, вы бы сейчас все валялись дохлыми, как те недоноски!
Анна, девочка моя, и ты им веришь? Веришь?
Максим АНДРЕЕВ
Газета «Сегодня», 1995 год
Рубрика «Птица Додо»
«Стреляй!» (Dispara!), Италия - Испания, 1993. По роману Джорджо Щербаненко «Стреляй, если что». В ролях Франческа Нери, Антонио Бандерас. Режиссер Карлос Саура.
На окраинах больших городов, в районах, где люди близко знакомы с грустью и отчаянием, можно невзначай набрести на волшебный уголок, затерянный мир, населенный диковинными персонажами. Там - под куполом цирка - еще недавно можно было увидеть девушку поразительной красоты, скачущую на лошади и палящую из ружья не хуже Буффало Билла...
(Из репортажа журналиста Маркоса Вальеса, опубликованного в воскресном приложении к мадридской газете «Эль Паис».)
Поговорить? А за каким дьяволом, вы все равно не поверите. Я уже пятый день болтаю с разными козлами, но в этой сучьей дыре мне никто не верит. Попробуете? Хорошо, валяйте. Но если что, пеняйте на себя. Можете садиться прямо на кровать. У вас есть сигареты? А зажигалка? Осторожнее, не обожгите... Грасиас.
Меня зовут Маркос Вальес, и я познакомился с Анной за несколько дней до начала этого кошмара. Меня послали делать обычный светский репортаж, в цирке было безумно скучно, я зевал, но тут появилась она. Теперь, когда пресса раструбила о ней, как о маньячке и террористке, вам трудно поверить, что даже в гриме амазонки и с карабином в руках Анна выглядела трогательно нежной и абсолютно беззащитной. Инопланетянка. Фея из сказки. Она стреляла на полном скаку, почти не целясь, - крошечные воздушные шарики лопались: пум, пум, пум, и каждый пум был для меня как маленький раскат грома; прыгали очки на носу, потели ладони, и екало сердце. Родителями Анны были итальянские воздушные гимнасты, а стрелять малышку учил ее первый парень, которому было тридцать, а ей шестнадцать. Мадре де диас, но чего она мне только не наплела в начале! И отец у нее испанский летчик, и мама балерина по фамилии Павлова, и сама она двоюродная внучка русского царя. Я, дурак, записываю, а она хохочет. Чудачка.
Я уже почти сочинил статью, а ей принес посмотреть нащелканные на представлении фотографии. Встретила меня с мокрыми после душа волосами, в халатике на голое тело - совсем девчонка, чикита. Послезавтра цирк уезжает: Франция, Германия, Россия. Когда обратно в Испанию? Не знаю, говорит, может быть, через год. Затащила на цирковую свадьбу (у них только между собой женятся). Подходит какая-то карлица: «Будь осторожнее, парень, она немножко чифлада. Чокнутая. Если что - пум-пум». И смеются обе. Танцуем, а сама очки с меня снимает и губами тянется. Ночью, у нее: «Ты поедешь со мной, аморе мио? - Хоть в ад, моя чикита. Вот слетаю в Барселону на день и вернусь». Утром не могли расстаться - словно догадывались. Фотографию свою надписала: «Диспара си паса альго».
Стреляй, если что.
Их было трое. Парни из автомастерской, которые чинили цирковой грузовик, а вечером увидели ее на представлении. Эти ублюдки запомнили фургон, где она жила, и ночью вернулись. Анна открыла - думала, что это я и... Ме каго эн дьес! Один дьявол знает, что они с ней вытворяли. Газетчики писали об этом как о рядовом изнасиловании, но они не видели бутылки, которую я поднял с окровавленных простыней. Кто-то из них... черт... дайте еще сигарету, пожалуйста.
Бедняжка умирала от боли и истекала кровью. Обычная девчонка сразу обратилась бы к врачу и, скорее всего, в полицию. Но не она. Вы видели фильм «Кармен» Карлоса Сауры? Вот такая она, моя чикита, даром что итальянка. Нашла адрес автомастерской, взяла свой карабин, полную коробку патронов и поехала. Пум, пум, пум! Как шарики. Рано утром, когда я еще был в самолете, эти недоноски уже валялись по углам с дырками в животах. А я увидел разгромленный фургон, приехал домой, услышал ее плач на автоответчике и догадался... Коньо, как же затекли руки.
Зачем я показал ее фотографию владельцу автомастерской? Не знаю... был в беспамятстве, хотел удостовериться... Бывают же совпадения! Что? В газету? Ну да, я сказал редактору нашего отдела происшествий, что, наверное, это она, но я хотел помочь... мне надо было как-то найти ее... Что за ерунду вы несете, полиция все равно уже искала молодую женщину с царапинами на лице, потому что к ним позвонила врач, к которому она обращалась... Дьявол, опять погасла.
А потом Анна спала в машине на какой-то проселочной дороге, а я сидел как на иголках, ждал звонка, листал ее дневник и улыбался сквозь слезы. (Не знаю, где теперь дневник, у меня его отобрали.) Маленькая моя, она так измучилась и совсем не хотела стрелять в этих дорожных полицейских, клянусь богом, но они попросили ее открыть сумку, а там было ружье.
Да, она ухлопала пятерых за день, но эти сукины дети сами виноваты, они совсем затравили ее и продолжали травить ее, будто это была не беспомощная умирающая девушка, а банда террористов! Когда они обнаружили ее в маленьком крестьянском домике, туда стянули целую армию: военные, полицейские, снайперы, вертолеты, техника, прямой эфир. Но она не сдавалась, моя красавица, она отстреливалась! Наплевать им было на заложников, но они хотели казаться чистенькими в глазах журналистов: «Эй, ты дружок этой шлюхи? Ты рвался поговорить с ней?» И я пошел.
Она лежала на полу, и жизнь вытекала из нее тонкими струйками крови. «Анна, это я, Маркос. Как ты моя хорошая?» Улыбается. «Хорошо, - говорит. - Ты пришел, теперь хорошо». «Я же обещал пойти за тобой в ад. И потом - мы не закончили интервью». Плачет: «Я устала. Больше не могу. Хочу умереть». «Ты не умрешь, родная. Ты не умрешь. Я обо всем позабочусь. Я спасу тебя». Плачет: «Аста ла виста, аморе мио». «Не плачь, любимая. Ты вылечишься. Много тебе не дадут, не имеют права. Я буду ждать тебя». Плачет: «Бессаме мучо, мими». Целую, а губы уже холодные. Она умерла, девочка моя, - эти ублюдки все-таки доконали ее... Снимите мне очки, пожалуйста. У вас есть платок? Не обращайте внимания, сейчас успокоюсь.
Что было дальше? А разве вы не знаете? Я показал этим сволочам, где раки зимуют! Я схватил ее карабин и стал стрелять, как когда-то стреляла она, и уложил, наверное, с десяток ублюдков, нет... больше... пум, пум, пум, пум! ...пока не кончились патроны.
Что значит «там не было трупов»? Вы не верите! Вы тоже не верите! Но я видел! Я сам видел!
Какой к чертовой бабушке репортаж? Я же не стал писать никакого репортажа! Вы что же, думаете, что я мог вот так просто сдать свою чикиту - сначала с потрохами заложить ее полиции, а потом спокойно дать ей умереть и написать об этом?!
Что-о? И вы туда же? Я продал ее дневник? Под предисловием моя подпись? Лжете, мерзавцы! Ихо де пута! Ме каго эн ти пута мадре! Дайте мне только добраться до вас! ЕСЛИ Б НЕ ЭТА СУЧЬЯ СМИРИТЕЛЬНАЯ РУБАШКА, вы бы сейчас все валялись дохлыми, как те недоноски!
Анна, девочка моя, и ты им веришь? Веришь?