Ж.З.Л. «Осторожность в словах выше красноречия» - осмортительный эмпирик Фрэнсис Бэкон

[den_king]

Продолжаем находить увлекательное об удивительных людях :)
На очереди очередной претендент на «авторство Шекспира», который и сам слишком многого достиг и успел, чтобы творить ещё и в чьей-то маске... Итак, автор афоризма «Сон разума порождает чудовищ»,

Фрэнсис Бэкон, 1-й виконт Сент-Олбанский
(22 января 1561 - 9 апреля 1626)

Вместе с Томмазо Кампанеллой, Михаелем Майером и Робертом Фладдом он являет собой яркий пример человека Порубежья, представителя двух эпох, - юность и расцвет творчества которого попали на шестнадцатый век, эпоху Елизаветы Великой и последних Генрихов парижского престола, а зрелость и преклонные лета совпали с правлением Иакова Стюарта в Британии, и Луи Триннадцатого и всесильного Ришелье во Франции...

Итак, давайте посмотрим на его жизненный путь. Особенно же - на молодые годы.

см. биографический очерк от Елизаветы Литвиновой

К сожалению, первые двадцать лет жизни Бэкона известны нам мало; но его общественная деятельность, история его падения и другие поступки, пятнающие его имя, переданы во всех сочинениях о Бэконе с самыми живыми подробностями.


Юный Френсис имел семейство не очень знатное (в сравнении с Оксфордами и Сассексами), но очень влиятельное. Весьма и весьма.
Ведь сам Уильям Сесил, лорд Бёрли приходился ему родным дядей, а его отец - сэр Николас Бэкон - всю свою зрелую жизнь был верным сподвижником Елизаветы, почётным членом тайного Совета и Хранителем Королевской Печати. Николас Бэкон не стремился попасть в пэры, и девизом его всегда была 'непоколебимая умеренность'.
Будущий же советник королевы и нового государя Иакова, Роберт Сесил, лорд Солсбери, приходился Френсису кузеном.

Френсис рос слабым и болезненным ребенком, но рано обнаружил необыкновенные умственные способности и любознательность. Явления природы особенно останавливали его внимание. Все находили, что по уму он в мать. Современники утверждали, что мать Фрэнсиса Бэкона прекрасно владела греческим языком, была хорошо знакома с теологией и отличалась некоторым свободомыслием в религии.

Он напоминал свою мать и нежными, тонкими чертами лица, обрамленного чудными локонами.
Королева Елизавета пришла в восторг, увидев впервые прекрасного мальчика. Она долго с удовольствием разговаривала с ним и назвала его своим маленьким лордом-хранителем большой печати.

В 1573 году, тринадцати лет, Бэкон поступил в Кембриджский университет и через три года вышел оттуда, не получив никакой ученой степени, глубоко неудовлетворенный преподаванием всех предметов и главным образом лекциями философии, о которых он не мог равнодушно говорить. Он тогда уже начал мечтать о перевороте в науках. Известно, что Декарт в те же годы задумал свои преобразования в области философии.

Мать его очень свободно относилась к религии и не могла ему внушить твердых, незыблемых нравственных правил, в которых воспитала своего гениального сына строгая, религиозная мать Канта. Отец Бэкона и семейство Бёрли принадлежали к людям, которые ни в коем случае не могли развить в нем нравственных принципов; их нравственность, как мы сказали, была относительной, эластичной, дочерью не только времени, но и обстоятельств.
Такое безразличное отношение к нравственным принципам Бэкон вынес из дома своих родителей вместе с широким умственным развитием, и с ними вступил в жизнь. Он не был злым и испорченным юношей; напротив, все знавшие его при жизни отца находили его мягким, приветливым, приятным в обращении, живым, остроумным.



восемнадцатилетний Френсис Бэкон
Вскоре по выходе из университета Бэкон отправился путешествовать; в то время это считалось необходимым довершением образования каждого англичанина, принадлежавшего к хорошему семейству. Бэкон объехал часть Франции и поселился в Париже.

В Париже в то время, когда там жил молодой Бэкон, было столько различных партий, что всякий человек находил себе единомышленников и не чувствовал себя чужим. Бэкону представлялось множество случаев наблюдать различные течения тогдашней европейской политики.
Вскоре он был представлен английскому посланнику в Париже, и на него стали возлагать дипломатические обязанности. Во время этих экскурсий в область дипломатии Бэкон изобрел шифрованное письмо, которым затем пользовался, когда писал философские трактаты.

Но самым ценным приобретением были наблюдения над положением различных европейских государств; из его заметок, относящихся к этому предмету, видно, что он верно понимал характер правителей и хорошо знал положение финансов каждой страны. В доказательство приведем его мнение о Генрихе III:
«...Генриху III тридцать лет; он человек слабого сложения, со всеми физическими недостатками, ведет жизнь неправильную, слишком предается удовольствиям и любит только танцы и празднества. В нем нет большого ума, но он приятен в обращении... Без открытой войны, по-видимому бездействуя, он, однако, не теряет времени, чтобы обессилить своих врагов».

К таким суждениям Бэкон, очевидно, был подготовлен ранним знакомством с жизнью.

Молодой Бэкон, живя по Франции, как видно, спокойно смотрел вперед; сын уважаемого отца, обеспеченный, образованный, богато одаренный от природы, он мог рассчитывать вскоре приобрести видное положение и славу, как только это будет нужно. В приятном ожидании того и другого можно было не торопиться, путешествовать, наблюдать жизнь с высоты птичьего полета, предаваться размышлениям. Но как раз в это время условия его жизни совершенно изменились.

Бэкон находился в Пуатье в то время, как получил поразившее его известие о смерти отца;
это случилось 20 февраля 1579 года. Бэкон осознал свое новое положение и вернулся в Англию.

Состояние его отца было невелико, и основным наследником стал старший сын, болезненный Энтони. (...)
Он всегда был в хороших отношениях со своим младшим братом, но никогда не входил в его положение и ничем ему не помогал.
Френсис, таким образом, из обеспеченного юноши превратился в молодого человека, предоставленного самому себе; у него не было ни своего замка, ни сильного покровителя.

Фрэнсис Бэкон очутился на пороге жизни в положении очень стеснённом. Ему предстояло избрать юридическую карьеру. Но он не чувствовал к ней ни малейшей склонности и возлагал всю надежду на покровительство своего дяди, лорда Бёрли.
Избалованный, не привыкший к нужде, Бэкон глубоко страдал и готов был на всякое унижение, чтобы только умилостивить своего богатого родственника. Но дядя отвечал племяннику пренебрежительной холодностью, причину которой никто не мог объяснить.

Мы сказали, что Бэкон склонял свою голову перед влиятельным родственником, но он смотрел на это как на временное и скоропреходящее унижение. Старый дядя чувствовал умственное превосходство молодого племянника и видел, что последний знал себе цену. Сесилу вообще не нравились смелые идеи, - его выводило из себя и раздражало все незаурядное [мнение Елизаветы Литвиновой...].
Он с презрением говорил о племяннике:
«Фрэнсис - человек отвлеченный» .

Такое обращение раздражало Бэкона; неудачи не закаляли его души, а напротив, распаляли желание во что бы то ни стало выбиться из зависимого положения; в нем развивались мелочные чувства. Неволя заставила его в конце концов сделаться юристом. Ему пришлось начать с того же, с чего начинает всякий скромный студент: он поступил в «Gray's Inn», куда поступали все готовящиеся к званию судей или к поприщу адвоката.

Бэкон вскоре приобрел солидные и основательные знания в юридических науках, но все же занимался ими неохотно. Впрочем, само учреждение, где он провел свои молодые годы, было ему всегда дорого, и он постоянно украшал свое пожизненное помещение, выделенное заведением, хотя очень долгое время его не занимал.

Существует основание предполагать, что и в то время Бэкон занимался философией.
Он сам подтверждает это предположение, но не говорит ни о каких внешних условиях, вызывавших в нем в то время интерес к философским вопросам.
Главный источник, конечно, находился в нем самом, но соприкосновение с людьми также должно было оказать свое влияние.


Известно, что в Лондоне находился в то время неаполитанец Бруно, изгнанный из своего отечества за свободомыслие.
Впоследствии Бруно описал это путешествие в Англию; он жаловался на невежество лондонских профессоров и смеялся над жалким положением английской науки [знаменитая критика «педантов», схоластических гуманистов, чьи взгляды обескуражили и возмутили Ноланца]. Действительно, в университете вместо живой науки царствовала тогда повальная формалистика. Профессора заботились только о том, чтобы выучить наизусть Аристотеля и затем торговать правилами 'Органона', объясняя каждое из них ученикам за пять шиллингов платы.

Бэкон только раз мельком упоминает о Бруно, однако трудно допустить, чтобы он не знал человека, о котором одно время говорил весь Лондон. Впрочем, из сочинений Бэкона мы видим, что он не признавал даже великих открытий своего современника Галилея.
Но, может быть, на него возбуждающе действовало самое отношение Бруно к авторитетам? Во всяком случае, то же отношение мы находим у самого Бэкона, и он оставался верен ему всю жизнь.


Вскоре ему удалось получить место асессора, а потом ректора в том же Gray's Inn; но как он сам относился к юриспруденции свысока, так и юристы относились к нему.
Его не признавали истинным юристом, потому что он вносил в этот предмет философскую точку зрения.
Секретарь графа Эссекса отзывался о его юридических трудах так:
«Безумец не мог бы написать такого, а благоразумный человек не осмелился бы это произнести».

Из последнего замечания видно, что Бэкон в молодости не скрывал своих убеждений, проявлял свою оригинальность, хотя замечал, что она пугает других, и не воздерживался от острот, хотя наживал себе ими врагов. (...) Бэкону оставалось только одно: защищая процессы, возбужденные казной, угождать правительству.

Королева Елизавета, подчиняясь общему мнению, также находила, что Бэкон, хотя очень умен и образован, но не слишком глубокий юрист.
Несмотря на это, она сделала его своим экстраординарным советником.

Это было совершенно новое звание; оно давало ему право являться защитником во всех процессах казны и носить шелковое платье при исполнении обязанностей.
А главное, предоставляло возможность видеть иногда королеву и беседовать с нею.
Королева с удовольствием разговаривала с Бэконом; он успешно вел ее дела, но дальше не продвигался.




Его хвалили, но ему не хватало существенного, - он был необеспечен.
Он писал в это время своему дяде:
«Признаюсь, мое честолюбие безгранично в области созерцания, но оно самое умеренное в общественной жизни. Я хочу пользоваться неограниченной властью в науке, я хочу изгнать всех, кто ей вредит: болтунов, слепых поклонников старых традиций и т.д. Если мне не удастся упрочить здесь своего положения, я продам свое маленькое наследство, буду жить на свой скромный доход, зароюсь в книги и отложу всякую надежду на общественное положение».


Наконец Бёрли сжалился и обещал ему место с содержанием в 16 тыс. в год.
Но это место являлось для Бэкона журавлем в небе, потому что вакансии надо было ждать двадцать лет. Он по-прежнему оставался бедняком. Все хвалили его талант, но делали это как-то холодно, поэтому он не становился широко известным. Многие ходили слушать его защиты, сама королева не раз присутствовала на них; но клиенты, обогащающие своих защитников, к нему не являлись.

Между тем его кузен Роберт уже метил в министры и советовал ему в дружеском, но покровительственном тоне оставить мечты и перестать философствовать.
Положение Бэкона знакомо всем людям, отмеченным природой и принужденным пробивать себе дорогу. К ним в обществе всегда относятся так, как цыплята к утёнку, высиженному курицей. Все его оглядывают и находят, что ему не место между ними; другое дело свой брат - золотая посредственность, - ей подают руки, её тянут за уши, каждый признает в ней что-то своё, родное!

Бэкон чувствовал себя униженным и оскорблённым; среди людей чиновных и обеспеченных он был на голову выше других, но все же у него не было обеспеченного места и он чувствовал себя лишним между своими знакомыми, как чувствует это всякий работник, остающийся без работы.
Несмотря на приобретенную привычку свертываться в клубок перед сильным и целовать те руки, которые его били, он иногда изменял себе и делал какой-нибудь внезапный, независимый, смелый шаг.

В 1593 году он представился избирателям графства Миддлсекс, желая быть выбранным в палату общин.

Парламент не созывался уже четыре года. Елизавете повиновались, ее любили, и она обходилась без парламента. Палаты ей были нужны только в делах финансов. Елизавета созывала новый парламент всегда неохотно и запугивала его членов угрозами. Первые ораторы, заговорившие в палате общин о делах, не представленных парламентом на рассмотрение королеве, были заключены в тюрьму. В то время парламент был, таким образом, далеко не тем, чем он стал теперь. Но все же тем людям, которые знали дело и умели хорошо говорить, он открывал возможность приобрести влияние и выдвинуться.
В палату общин Бэкон был выбран одновременно со своим братом Энтони.



Государыня Елизавета открывает заседание Парламента в Уайтхолле

Легко понять, что Фрэнсиса Бэкона неотразимо влекла эта деятельность; в дебатах он мог проявить свое искусство владеть речью, усовершенствованное многосторонним образованием.
В речах Бэкона, уцелевших по настоящее время, мы не находим ничего особенного, хотя его блестящее воображение обогатило эти речи удачными сравнениями; но, как видно, в то время эти речи действительно вызывали восторг у слушателей.
Современники Бэкона утверждали, что он одинаково хорошо говорил и писал.

Но не одно только желание проявить свое красноречие привело Бэкона в палату общин: ему хотелось провести реформу гражданского закона, составлявшую мечту всей его жизни. Требованиям этой реформы и посвятил он свою первую речь. Но между палатой общин и палатой пэров произошло столкновение, и объяснения вести пришлось Бэкону. Он смело стал защищать интересы слабых и угнетенных, говоря, что обязанность парламента - обнаруживать раны государственного тела и что королеве любовь народа должна быть дороже денег.


Роберт Сесил ответил ему на эту речь резким письмом; Бэкона не взяли под арест, но объявили ему, что он лишился благосклонности королевы и не может более рассчитывать на ее милости. Тут только понял Бэкон всю неосторожность своего поступка и взмолился о прощении. Он писал письма, полные раскаяния и самоуничижения; ничто не помогало. Последняя надежда занять видное общественное положение исчезла; он думал, что звезда его закатилась навсегда, однако скоро оправился от удара.

Через год открылась вакансия генерал-прокурора;
Бэкон с новой надеждой и удвоенной энергией стал добиваться этого места, но его занял все тот же Кук, которому суждено было являться счастливым соперником Бэкона. Бэкон снова пришел в отчаяние. Трудно было после всех неудач ждать чего-нибудь от сухого упрямого педанта Бёрли.
Нужно было найти более милостивого, но такого же сильного покровителя.

Таким покровителем мог быть только любимец королевы, не уступавший в силе министру и всегда составлявший ему оппозицию. В то время сердце королевы Елизаветы принадлежало Роберту Деверё, графу Эссексу. Это был человек живой, увлекающийся, прямой, преданный друг и неизменный покровитель всех, кто был угнетен, обладал талантом и не был заурядным.

Эссекс был самый популярный царедворец в Англии, отличавшийся рыцарской доблестью.
Он принял горячее участие в положении Бэкона и своей энергией несколько пристыдил Бёрли, который, казалось, понял наконец, что и ему следует сделать хоть один шаг в пользу племянника.

В это время в письме к Фрэнсису Бэкону Бёрли сообщил ему результаты своих неудавшихся хлопот. Письмо первого министра содержало следующее:
«Племянник! Не имею времени писать много; но я хлопотал за Вас.
Королева приказала лорду-хранителю печати представить ей список всех известных юристов. Лорд уведомил меня об этом; я указал ему на Вас как на человека, вполне отвечающего назначению.
На это он заметил мне, что готов был бы сделать представление о Вас из дружбы к Вашему отцу, но все же не решается поставить Вас на один уровень с другими предложенными им законоведами, которых он может особенно рекомендовать.
Несмотря на то, я напомню о Вас королеве и прибегну к посредничеству графа Эссекса.
Любящий Вас дядя».




И вот, стоит несколько подробнее остановиться на товариществе Бэкона и Эссекса.
Удивительный пример того, как носитель нравственной философии не обладает ею в собственной морали...

ИСТОРИЯ ДРУЖБЫ и ПРЕДАТЕЛЬСТВА

Внезапно пробудившаяся благосклонность старого влиятельного родственника не принесла на этот раз Бэкону никакой пользы. Хранитель печати оказался главной помехой. Он находил, что Бэкон был к нему недостаточно почтителен. Бёрли, отец и сын, скоро перестали хлопотать о Бэконе; ходили даже слухи, что последний относился враждебно к своему двоюродному брату.

Итак, у Бэкона был один только смелый и верный защитник - граф Эссекс.

Равнодушие ближайших родственников Бэкона возмущало Эссекса до глубины души и придавало ему энергии; он писал: «В хлопотах о Бэконе мне не приходят на помощь те люди, которые должны бы быть его первыми друзьями; это заставляет меня работать в пользу его за четверых».
Но королева, называвшая когда-то Бэкона своим маленьким лордом-хранителем большой печати, не желала сделать его и генерал-прокурором. Она оставалась при мнении, что Бэкон не ахти какой законник, и к тому же не могла ему простить смелой выходки в палате общин.
Даже всемогущему Эссексу не удалось на этот раз ничего добиться у королевы; с сокрушенным сердцем он откровенно писал Бэкону о своих неудачных попытках. Благородный Эссекс был, кажется, тогда единственным поборником справедливости и врагом формализма.

[Опять же, Эссекс выглядит верхом рыцарственности и позитива именно в изложении Е.Литвиновой. И в контексте судьбы Бэкона видимо он так им и воспринимался. Но в реальности «благородство» фаворита-неудачника Эссекса было сиюминутным и бездумным, а его деятельность чаще была скорее «медвежьей услугой», нежели помощью!]

Граф Эссекс хотел улучшить материальное положение Бэкона, подарив ему хорошее поместье. На простые, идущие от сердца слова Эссекса обрадованный Бэкон отвечал речами, преисполненными цитат и сравнений, заимствованных из истории, говорил, что граф напоминает ему Гиза, отдавшего все свое богатство на благотворительные дела, и так далее.

Из дальнейших писем Эссекса к Бэкону видно, что склонить королеву в пользу Бэкона ему было по-прежнему трудно; она сердилась на него за настойчивые просьбы и говорила:
«Ах, этот Эссекс! Он надоел мне даже больше Бэкона».
Ни подарки Бэкона, ни сочиненная в честь королевы аллегория не помогали. Бэкон впал в совершенное отчаяние и решился, уехав из Лондона, занять место в Кембриджском университете. Он жил в то время в поместье Эссекса, и его даже посещала мысль, оставив свое отечество, отправиться путешествовать.
Но домик он от Эссекса всё же получил, и засел там за кропотливую работу.

Королева не раз высказывала сомнение относительно его юридических познаний; Бэкон, желая доказать ей свою состоятельность и в этом отношении, посвятил свое рукописное сочинение о применении на практике общинного закона.
В то же время он начал печатать свои знаменитые «Опыты», которые прославили его имя и произвели переворот в английской литературе и жизни. Это был его первый литературный труд.

Ремюза сравнивает эти «Опыты» Бэкона со знаменитыми 'Essais' Монтеня, которые, не заключая в себе ничего оригинального, оказали великую услугу, просветив современников. Их автор не открыл ничего нового, но создал литературный язык. Бэкон уступает Монтеню в изяществе, но превосходит его разнообразием предметов, глубиной мысли и содержательностью.
(...)
В вопросах нравственности и политики Бэкон восстает против словесной мудрости и, вместо метафизических отвлеченных начал, советует исходить из опыта, наблюдать людей и жизнь и руководиться этим знанием для того, чтобы научить людей сделаться добрыми, а не навязывать им непонятных принципов и не проповедовать выдуманную нравственность.

Существует основание думать, что среда, в которой жил Бэкон, была уже подготовлена к такого рода воззрениям. Мы видели, какой живой интерес возбудил в Лондоне Бруно своими речами, направленными против схоластической мудрости.

В политике Бэкон явился последователем идеи Макиавелли, высказанной им в более мягкой форме.

Современник Бэкона, Шекспир, обнаружил сходные взгляды в вопросах нравственности и политики.
Это сходство взглядов двух гениев подало повод (как мы уже писали) к необоснованной гипотезе, что драмы Шекспира были написаны Бэконом. Влияние Бэкона на Шекспира еще более подтверждает мысль, что семена реального знания уже витали в воздухе.
Такое знание вполне отвечало духу английского народа, мало склонного к метафизике.

«Опыты» Бэкона не только имели живое и прочное влияние на умственное развитие Англии, но оставили также неизгладимый след в создании литературного языка. (...) Слава писателя возвысила славу юриста и оратора. И правительство стало относиться к нему благосклоннее.

Вскоре же он также приобрел благосклонность и доверие королевы.

Она часто приезжала к нему и советовалась относительно многих важных дел. Но не эти дела сблизили государыню с ее подданным, а то, что Бэкон считался другом Эссекса. Он часто служил посредником между непокорным любимцем и государыней, ревновавшей его ко всему, даже к славе.
Пылкий Эссекс так увлекался своей славой, что становился высокомерен со своей покровительницей.

Осторожный Бэкон советовал ему быть скромнее и уговаривал королеву относиться снисходительнее к Эссексу. Последнему он написал письмо, в котором излагал свои мысли о поведении любимца властной и подозрительной государыни. Бэкон высказывал мнение, что такой любимец не должен иметь ни политического значения, ни военной славы, ни популярности.
Он убеждал Эссекса отказаться от прав любимца и поставить вместо себя другого, который был бы только любимцем, но совершенно зависел бы от него.
Такие советы были не в духе Эссекса; он не мог им следовать, он не только не думал о спокойствии королевы, но постоянно ее чем-нибудь раздражал. Он то сказывался больным, то делал вид, что примыкает к оппозиционной партии, то приводил ее в отчаяние своими изменами. Сам же неутомимо искал военной славы.
Мы можем согласиться только с последним советом Бэкона:
Эссексу необходимо было как-нибудь избавиться от роли любимца.

...Многочисленные выходки Эссекса приводили королеву в ярость, за которой следовал упадок сил. Эссекс понемногу утрачивал свою власть над нею, хотя и был по-прежнему любим.
Бэкон все время разрыва своего покровителя с королевой действовал в его пользу. Перемирие королевы с Эссексом продолжалось, однако, недолго. Он своей несдержанностью вновь навлек на себя ее гнев. Королева сердилась и на Бэкона, старавшегося оправдать как-нибудь своего покровителя. Бэкон писал одному из своих друзей:
«Падение Эссекса - дело его собственных рук, а мне поневоле придется разделить с ним его участь» .

Бэкон хорошо понимал, как трудно было ему расположить к себе королеву и боялся потерять то немногое, что приобрел благодаря величайшим усилиям. (...) Он говорил Эссексу:
«Вы поступаете с королевой, как недобросовестный врач: вместо того, чтобы лечить, вы растравляете её раны для того, чтобы вас звали и звали».
И разумеется, таким словам Эссекс внимать не желал.

Когда делу Эссекса придали значение измены, Бэкон хорошо знал, что ему как советнику короны придется принять участие в процессе против своего покровителя. Королева, понимая неловкость его положения, казалось, хотела его устранить. Но узнав об этом, Бэкон выразил королеве не только готовность, но и полное желание действовать против Эссекса; он думал этим убедить королеву в своей полнейшей преданности.

5 июля 1600 года в Йоркхаузе Эссекс, стоя на коленях, слушал речи девятнадцати обвинителей, в числе которых находился Бэкон; он говорил последним; обвинения его были особенно красноречивы, но на этот раз отличались умеренностью.
Эссекс отвечал Бэкону со свойственной ему искренностью, с оттенком того грустного недоразумения и презрения, которое внушает скрытая измена. Однако надо отдать справедливость Бэкону: зная характер королевы, он всеми способами доводил до ее сведения доказательства раскаяния Эссекса.

Но Бэкона можно понять:
Эссекс не приобретал благосклонности королевы, - она досталась ему даром, без всяких усилий с его стороны, а Бэкону пришлось долго ждать и много работать, чтобы заслужить то немногое, чем он располагал в царствование Елизаветы, которая, как видно, никогда не была искренне расположена к нему.
Он знал, как ему легко рассердить королеву и как трудно заслужить прощение.
Мы уже говорили, что Бэкон не был злым человеком, но у него не было никаких твердых нравственных правил. Таких людей мы встречаем весьма часто и в настоящее время. Он думал только о себе, когда подружился с Эссексом, и затем старался его выгородить, потому что считал свою собственную судьбу связанной с судьбой Эссекса. Когда же он увидел, что Эссекс летит в пропасть, то постарался спасти себя.
Официальное положение его было таково, что ему было довольно трудно убедить королеву в своей преданности, умыв руки в деле Эссекса. Она привыкла считать Бэкона другом своего любимца и, казалось, требовала от него осязательных доказательств того, что он держит ее сторону.
Болезненный страх Бэкона потерять положение сгущал краски и без того мрачной действительности. Королева замечает ему, может быть, с тайным сочувствием:
«Однако в Вас сильно говорит старая дружба...», - а он думает: ну, теперь все погибло.
Но, может быть, опасность была не так велика и королева уважала бы его более, если бы видела, что он верен старой дружбе к тому, кого она сама никогда не переставала любить.

25 февраля 1601 года, заключенный в Лондонской башне Эссекс погиб от руки палача.
Ему было тридцать четыре года. Это была во всех отношениях замечательная личность, способная действовать на воображение толпы. Он жил и умер человеком вполне популярным. Необходимо было оправдать его насильственную смерть в глазах публики.

Королева, видя, что ее повсюду холодно встречают, просила Бэкона написать что-нибудь веское в защиту своих действий. Это можно было сделать, только запятнав память покойного милорда. Бэкон не только взялся за это, но даже и здесь преуспел в своем усердии. Впоследствии ему пришлось отказаться от многого и он оправдывался:
«Я писал то, что мне было приказано королевой».

Королева осталась довольна Бэконом;
однако есть такие услуги, за которые, как говорила Екатерина Великая, награждают, но не уважают. Елизавета же ничем не наградила Бэкона; может быть, она даже чувствовала к нему неприязнь, потому что до конца своей жизни любила Эссекса, после смерти которого жизнь потеряла в её глазах всякую цену.

За три дня до смерти Елизаветы её считали мертвой, потому что она не хотела говорить и лежала неподвижно; наконец она сказала, что отказывается от лекарств, желая поскорее умереть.
В марте 1603 года Елизавета скончалась и на престол вступил ее племянник Яков I; началось печальное царствование династии Стюартов.

И несколько слов об этапе жизненного взлёта Бэкона...

РАЗУМ, ВЛАСТЬ И СОВЕСТЬ - ФИЛОСОФ У ТРОНА.

...
Нам необходимо сказать несколько слов о личности нового короля, чтобы уяснить положение Бэкона в его царствование. Несмотря на все свои слабости, Иаков был человек очень начитанный и ценил ученых. Бэкон, впрочем, заручился симпатией короля значительно ранее. Сочиняя панегирик Елизавете, Бэкон говорит, что одно из лучших её дел - это назначение такого преемника.
Король высказывал любовь к философии, и Бэкон уверял его, что готов посвятить ей всю свою жизнь.

С 1603 до 1617 года в жизни Бэкона произошло много важных событий: вышло в свет первое издание его сочинения об успехах знания под заглавием «Of the proficience and advancement of learning».
В области мысли Бэкон обнаруживал большую смелость, а в жизни дрожал за свое благополучие. Изучая его жизнь шаг за шагом, чувствуешь, что вместе с ним то поднимаешься на высоту, то опускаешься в самые темные ущелья.
Бэкон продолжал добиваться должности штатного адвоката и напоминал Роберту Сесилю, государственному секретарю, графу Солсбери, что это место обещано ему вот уже тринадцать лет как. Целый год он неустанно просил короля и министра; наконец, 25 июня 1607 года, его сделали штатным адвокатом.

Он, разумеется, вскоре оправдал выбор короля. В палате общин Бэкон явился лучшим оратором.
Френсис Бэкон с величайшей ловкостью поддерживал мысль о соединении двух королевств. Существует мнение, что гениальный человек не может быть тем, что принято называть деловым человеком. Но пример Бэкона опровергает это мнение. Его деятельность штатного адвоката и теперь высоко ценится юристами. Может быть, вследствие этого предубеждения Бэкон так долго и не мог получить места; но, заняв должность, он доказал, что к нему были глубоко несправедливы.

Служебные занятия не помешали ему написать научное сочинение, не имевшее ничего общего с юриспруденцией. В нем он высказал свои мнения о значении наук и средствах направить их на путь истинного изобретения. Сочинение это представляет первую книгу «Нового Органона». (Завершил он свой «Новый Органон» в 1620-м)
Бэкон не печатал его, а разослал в рукописи своим просвещенным друзьям, которые, однако, испугались смелости и новизны его взглядов. Они были преданы схоластике и отличались осторожностью.

В 1609 году Бэкон напечатал трактат о мудрости древних вообще и о мифологии в частности.
Это сочинение не лишено остроумия, но отличается большой искусственностью.

Достигнув, наконец, положения, которое занимал его отец, Бэкон писал Бекингэму, что он - образец и пример самой верной и нежной дружбы. Действительно, ни один философ еще не занимал такой важной общественной должности. Власть в руках философа входила в идеал Платона.

«В лице Бэкона этот идеал осуществился, - заметил Ремюза, - но все, что нам известно об общественной деятельности Бэкона, не говорит в пользу идеала Платона, который был не более как химера».
Против этого можно, однако, возразить, что Платон не предвидел такого философа, как Бэкон, в котором ум и сердце совершенно расходились. В древности философия и жизнь были неразрывно связаны. Тогда не существовало формальной нравственности, положившей начало такой двойственности, о которой говорил Маколей:
«Существуют люди, ум которых высоко парит над землею, а сами они, под влиянием страстей, пресмыкаются по земле».
Мы видели, что Бэкон, добиваясь важного общественного положения, употреблял все средства для достижения своей цели; а когда он поднялся на желаемую высоту, необходимо было прибегать к тем же мерам, чтобы сохранить за собой положение.

В царствование Елизаветы общественные должности занимали люди умственно незаурядные, имевшие кое-какие достоинства; в царствование же Якова I власть принадлежала ничтожному Бекингэму, и все занимавшие важные должности были ему под стать. Среди них возвышался Бэкон, но только умом, а во всем остальном он не выделялся из толпы этих тёмных людей.




В следующем посте мы наглядно увидим, что личность Бэкона выстраивается в стройную картину.

Многочисленные крылатые максимы Бэкона - лишь мишура на монументальных гранитных сентенциях более древних времён, типа «Семь раз отмерь - один раз отрежь», «Доверяй но проверяй» и «Своя рубашка ближе к телу»...
Эти принципы руководили им в общении с друзьями, социальных отношениях и в научных изысканиях...

см. http://en.wikisource.org/wiki/Author:Francis_Bacon,
http://en.wikisource.org/wiki/Bacon,_Francis_(1561-1626)_(DNB00)
http://nplit.ru/books/item/f00/s00/z0000004/st016.shtml,
http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000005/st019.shtml
и http://www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/BEKON_FRENSIS.html