НАРОДНЫЕ ПОСЛОВИЦЫ, ПОГОВОРКИ, ПРИМЕТЫ, ЗАГАДКИ КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ СОЗНАНИЯ КРЕСТЬЯНСТВА
МИРОШНИЧЕНКО П.Я.
Часть 4.
Непременное условие бытования пословиц и поговорок в их первичных функциях - традиционность мировоззрения и корпоративность быта социальной среды. Под влияние традиций основной массы трудящихся пословицы и поговорки могли возникать и возникали в купеческих, дворянских, бюрократических, церковных и иных корпорациях.
С развитием товарно-денежных, а потом и капиталистических отношений, с упадком традиционности мировоззрения и корпоративности быта функции пословиц и поговорок существенно изменились, они (пословицы и поговорки) теряют роль своеобразного учебника жизни, сохраняя главным образом свои эстетические функции в языке народа и общества.
Такое понимание истории пословичного творчества помогает лучше оценить значение русской, украинской и белорусской паремиографии 30-50-х годов XIX в. На Западе крупные паремиографические собрания создаются раньше, чем в России, но тогда, когда там вовсю уже развивались капиталистические отношения и народные пословицы и поговорки теряли свое прежнее значение в жизни. Научные собрания в России были созданы еще в эпоху феодализма, в этом, если можно так выразиться, их глобальная ценность для паремиологии. То, что в России научно подошли к изучению жизни трудящихся масс и народных пословиц и поговорок еще тогда, когда последние полнокровно жили, выполняя свои изначальные, основные функции, позволило еще В. И. Далю достаточно четко выделить пословицы и поговорки из других жанров фольклора и по их смыслу, и по логической конструкции. Большая ясность в вопросе, что такое пословица, в нашей отечественной паремиологии облегчила решение задачи классификации всех пословиц и поговорок, предложенной Г. Л. Пермяковым.
Пословицы и поговорки не случайно записывались нашими собирателями наряду с приметами и загадками. Происхождение и функции примет погоды и связанных с ними хозяйственных рекомендаций не вызывает сомнений. Переплетение в интеллектуальном фонде народа пословиц и поговорок с приметами подтверждает изложенную выше характеристику происхождения и функций пословиц и поговорок. Сложнее вопрос о происхождении и исторических функциях загадок. Ю. М. Соколов писал о культовом значении этого жанра фольклора, В. П. Аникин связывает их с тайной, иносказательной речью рыбаков, охотников, скотоводов. Но еще Ф. И. Буслаев считал главной функцией загадки поучение. Широкое распространение загадок в народе, их содержание и практика использования подтверждают, что здесь мы встречаемся со своеобразной игровой методикой в «учебном процессе» народной педагогики.
Примечательна органическая связь загадки с традиционностью народного сознания. Загадка сориентирована не на эвристическую логику умозаключений, ведущих к открытию нового, а на отгадку уже известного посредством сопоставления образов, типического. Загадка рассчитана на выработку не логического мышления, а наблюдательности и умения сообщать при помощи образов, на запоминание уже известного другим. Она не существовала и не могла существовать без готовой уже отгадки.
Пословицы, поговорки, приметы, загадки - осмысленное самими массами выражение идей, традиций, чувств, настроений трудящихся, поэтому названные жанры фольклора представляют идейное ядро массового сознания. Но паремиография не выражает сколько-нибудь точно таких показателей, например, как сила чувств, веры или недоверия, воли или готовности масс к борьбе. Для изучения этих параметров массового сознания необходимы иные источники.
Поскольку паремиография выражает заключения массового сознания, ставшие или становящиеся традицией, она не включает и ту часть идей массового сознания, которые либо еще не успели сложиться и отшлифоваться в пословицу, поговорку или примету, либо которые, будучи сугубо временными, преходящими, нетипичными не принимают форму ходячих истин и изречений. Паремиография отражает явления и ситуации, стабильные, типичные в жизни народных масс. Пословиц и поговорок совершенно недостаточно, чтобы уловить специфику сознания масс в таком то году. Но для истории сознания крестьянства целой эпохи разложения и кризиса крепостничества паремиография является, пожалуй, источником, наиболее полно и адекватно отражающим факты. Для понимания же таких стабильных проблем как правда взаимоотношений крестьянства с «миром», с эксплуататорами, государством, церковью - паремиография ничем не заменимый источник.
Уникальность русской, украинской и белорусской паремиографии еще и в том, что она позволяет получить конкретное представление об идейном багаже массового сознания целого класса. Ни одна другая эпоха источника, столь адекватно отражающего идейное ядро массового сознания трудящихся, не оставила.
Глава II. Методика изучения представлений о правде (справедливости).
Массовое сознание крепостного крестьянства - сознание людей, отличающихся жизненным опытом, интеллектуальной одаренностью и развитием, оно не может быть общепризнанной доктриной. В роли общих для всех выступают здесь помимо слов своеобразные единицы общего обменного интеллектуального фонда - пословицы, приметы, поговорки. Многие из них (хотя далеко не все и не в равной степени) противоречат одна другой. Многие двусмысленны. Эти противоречия и двусмысленности отражают как диалектическую противоречивость развивавшихся жизненных условий, так и разное отношение к одному и тому же различных слоев народа. Однако при всей хаотичности и противоречивости материала перемиографических собраний он поддается группировке по сюжетам и разным мотивам одного и того же сюжета. Сюжет «отношение к труду», например, содержит разные мотивы: и уважения к труду, и отвращения к нему. Один и тот же сюжет может выражаться и в трех, четырех мотивах. Выборку и группировку паремиографического материала целесообразно проводить, во-первых, по сюжетам, и, во-вторых, по мотивам каждого сюжета.
Известно безусловное требование марксистско-ленинского исследования в социологии: обобщение всех фактов изучаемого наследия. При использовании паремиографии как источника это означает необходимость учета всех пословиц и поговорок, относящихся к сюжету или мотиву, который нас интересует.
При изучении паремиографии важно знать конкретные ситуации, контексты, в которых употреблялись те или иные пословицы и поговорки в народе. Имеющиеся паремиографичекие издания не удовлетворяют в этом отношении нашим требованиям. Учет всех пословиц и поговорок каждого мотива и сюжета позволяет преодолеть затруднения в понимании ситуативности отдельных пословиц и поговорок.
Количественные соотношений пословиц и поговорок разных мотивов могут дать некоторое представление и о степени развития противоречий сознания масс.
Группировка материала по сюжетам и мотивам помогает установить в паремиографических публикациях фонд пословиц, действительно бытовавших в народных массах изучаемой эпохи. Даже в лучшем из собраний В. И. Даля хоть изредка, но встречаются изречения дворянского, чиновничьего, купеческого происхождения, либо взятые из литературы светской или церковной. Подобные инородные элементы имеются и во всех других собраниях, особенно много их у Снегирева. Однако задача отбора нужного нам материала разрешима. Нет необходимости каждый раз просеивать все десятки тысяч пословиц и поговорок собраний 30-50 годов. Практически при рассмотрении всех изречений интересующего нас сюжета или мотива приходится иметь дело с несколькими, реже - десятками пословиц и поговорок. Исключить книжные, в том числе и церковные, не ставшие народными, несложно. Они известны по литературе и отличаются языком. Пословицы собраний ХVII-ХVIII в. тоже нетрудно выявить. И, кроме этого, можно использовать известный в фольклористике факт корреляции русского, белорусского и украинского фольклора. Если пословица встречается и в русском, и в белорусском, и в украинском собраниях, можно не сомневаться в ее народном происхождении (исключая церковно-книжные изречения).
Заметим, что и при самом тщательном отборе паремиографического материала народного происхождения, относящегося к изучаемой эпохе, могут встретиться единичные пословицы, социальное и хронологическое приурочение которых будет вызывать сомнения. Их можно просто исключить из поля нашего зрения. Объектом анализа должны быть группы, совокупности изречений каждого сюжета. Сомнительной единичностью можно пренебречь.
Уже первый исследователь темы «Пословицы и поговорки как исторический источник» М. И. Шахнович пришел к выводу, что пословицы могут сказать очень много, если их анализировать не сами по себе, а исходя из марксистско-ленинского учения о базисе и надстройке, из учета уже исследованных исторических процессов, которые порождали интересующие нас явления массового сознания. В изучении социального сознания трудящихся особого внимания заслуживают, например, их представления о правде, справедливости. Сопоставив паремиографический материал о ней с тем, что нам уже известно об истории социально-экономической и политической жизни народа, о его расслоении можно «привязать» правду народных пословиц и поговорок к определенным социальным слоям или классам.
Паремиография раскрывает свои сокровища, если рассматривается в связи со всеми другими источниками, характеризующими как базисные, так и надстроечные процессы, связанные с жизнью народных масс. Ценнейшим подспорьем паремиографии является фольклор всех других жанров.
Высказанные соображения помогают и в решении вопросов хронологической, локальной и социальной «привязки» пословиц. Само собою разумеется, что при изучении сознания крестьянства той или иной эпохи могут быть использованы изречения, бытовавшие и записанные именно в ту эпоху. 30-50 годы наиболее благоприятны в этом отношении. Среди собранных в это время пословиц многие возникли несколькими веками ранее, но если народ употреблял их, значит, они продолжали жить и отражать его сознание. При этом следует учесть отличие пословиц, поговорок и примет от жанров фольклора, которые представляли искусство народа. Песня, например, доносит в нашу эпоху и не свойственные нам мысли, и чувства крестьянина начала XIX в. - «Из песни слова не выбросишь». Пословица же сама по себе не существовала, она употреблялась только как компонент обихода живой речи. Потеряв свою актуальность, жизненность, пословица исчезала из памяти народа, не употреблялась и, следовательно, не могла быть записана фольклористами.
Что касается локальной привязки паремиографии, то многие архивные собрания знакомят нас с изречениями, бытовавшими в той или иной местности. И в этом отношении материалы Русского географического общества особенно интересны. Но даже лучшие записи пословиц отдельных сел, уездов, губерний далеко не отражают всех изречений, бытовавших там. К тому же необходимо учитывать, что пословицы как и язык отражают сознание всего русского, всего украинского, всего белорусского народов. Весьма показательна в этом отношении не только поразительная близость пословиц пермских, например, к воронежским, но и к пословицам украинским. Поэтому паремиография наиболее удобна для изучения явлений сознания общих для всего крестьянства России, Украины, Белоруссии. А общего, особенно в мировоззрении, в социальном сознании было очень много.
Что касается социальной привязки паремиографии, то и эта задача может быть решена вполне удовлетворительно. Вспомним, что и в период кризиса крепостничества основная масса крестьянства сохраняла свою классовую монолитность, а те слои сельского и городского населения, которые образовывали новые социальные силы, порывая с традиционностью сознания и корпоративностью быта, переставали быть творческой и питательной средой для новых пословиц. А в той мере, в какой последние все же возникали, они, будучи сгруппированы по сюжетам и мотивам, успешно привязываются к тем или иным социальным слоям при учете того, что хорошо изучено историками социально-экономического развития крестьянства той эпохи.
(Продолжение следует)
Часть 4.
Непременное условие бытования пословиц и поговорок в их первичных функциях - традиционность мировоззрения и корпоративность быта социальной среды. Под влияние традиций основной массы трудящихся пословицы и поговорки могли возникать и возникали в купеческих, дворянских, бюрократических, церковных и иных корпорациях.
С развитием товарно-денежных, а потом и капиталистических отношений, с упадком традиционности мировоззрения и корпоративности быта функции пословиц и поговорок существенно изменились, они (пословицы и поговорки) теряют роль своеобразного учебника жизни, сохраняя главным образом свои эстетические функции в языке народа и общества.
Такое понимание истории пословичного творчества помогает лучше оценить значение русской, украинской и белорусской паремиографии 30-50-х годов XIX в. На Западе крупные паремиографические собрания создаются раньше, чем в России, но тогда, когда там вовсю уже развивались капиталистические отношения и народные пословицы и поговорки теряли свое прежнее значение в жизни. Научные собрания в России были созданы еще в эпоху феодализма, в этом, если можно так выразиться, их глобальная ценность для паремиологии. То, что в России научно подошли к изучению жизни трудящихся масс и народных пословиц и поговорок еще тогда, когда последние полнокровно жили, выполняя свои изначальные, основные функции, позволило еще В. И. Далю достаточно четко выделить пословицы и поговорки из других жанров фольклора и по их смыслу, и по логической конструкции. Большая ясность в вопросе, что такое пословица, в нашей отечественной паремиологии облегчила решение задачи классификации всех пословиц и поговорок, предложенной Г. Л. Пермяковым.
Пословицы и поговорки не случайно записывались нашими собирателями наряду с приметами и загадками. Происхождение и функции примет погоды и связанных с ними хозяйственных рекомендаций не вызывает сомнений. Переплетение в интеллектуальном фонде народа пословиц и поговорок с приметами подтверждает изложенную выше характеристику происхождения и функций пословиц и поговорок. Сложнее вопрос о происхождении и исторических функциях загадок. Ю. М. Соколов писал о культовом значении этого жанра фольклора, В. П. Аникин связывает их с тайной, иносказательной речью рыбаков, охотников, скотоводов. Но еще Ф. И. Буслаев считал главной функцией загадки поучение. Широкое распространение загадок в народе, их содержание и практика использования подтверждают, что здесь мы встречаемся со своеобразной игровой методикой в «учебном процессе» народной педагогики.
Примечательна органическая связь загадки с традиционностью народного сознания. Загадка сориентирована не на эвристическую логику умозаключений, ведущих к открытию нового, а на отгадку уже известного посредством сопоставления образов, типического. Загадка рассчитана на выработку не логического мышления, а наблюдательности и умения сообщать при помощи образов, на запоминание уже известного другим. Она не существовала и не могла существовать без готовой уже отгадки.
Пословицы, поговорки, приметы, загадки - осмысленное самими массами выражение идей, традиций, чувств, настроений трудящихся, поэтому названные жанры фольклора представляют идейное ядро массового сознания. Но паремиография не выражает сколько-нибудь точно таких показателей, например, как сила чувств, веры или недоверия, воли или готовности масс к борьбе. Для изучения этих параметров массового сознания необходимы иные источники.
Поскольку паремиография выражает заключения массового сознания, ставшие или становящиеся традицией, она не включает и ту часть идей массового сознания, которые либо еще не успели сложиться и отшлифоваться в пословицу, поговорку или примету, либо которые, будучи сугубо временными, преходящими, нетипичными не принимают форму ходячих истин и изречений. Паремиография отражает явления и ситуации, стабильные, типичные в жизни народных масс. Пословиц и поговорок совершенно недостаточно, чтобы уловить специфику сознания масс в таком то году. Но для истории сознания крестьянства целой эпохи разложения и кризиса крепостничества паремиография является, пожалуй, источником, наиболее полно и адекватно отражающим факты. Для понимания же таких стабильных проблем как правда взаимоотношений крестьянства с «миром», с эксплуататорами, государством, церковью - паремиография ничем не заменимый источник.
Уникальность русской, украинской и белорусской паремиографии еще и в том, что она позволяет получить конкретное представление об идейном багаже массового сознания целого класса. Ни одна другая эпоха источника, столь адекватно отражающего идейное ядро массового сознания трудящихся, не оставила.
Глава II. Методика изучения представлений о правде (справедливости).
Массовое сознание крепостного крестьянства - сознание людей, отличающихся жизненным опытом, интеллектуальной одаренностью и развитием, оно не может быть общепризнанной доктриной. В роли общих для всех выступают здесь помимо слов своеобразные единицы общего обменного интеллектуального фонда - пословицы, приметы, поговорки. Многие из них (хотя далеко не все и не в равной степени) противоречат одна другой. Многие двусмысленны. Эти противоречия и двусмысленности отражают как диалектическую противоречивость развивавшихся жизненных условий, так и разное отношение к одному и тому же различных слоев народа. Однако при всей хаотичности и противоречивости материала перемиографических собраний он поддается группировке по сюжетам и разным мотивам одного и того же сюжета. Сюжет «отношение к труду», например, содержит разные мотивы: и уважения к труду, и отвращения к нему. Один и тот же сюжет может выражаться и в трех, четырех мотивах. Выборку и группировку паремиографического материала целесообразно проводить, во-первых, по сюжетам, и, во-вторых, по мотивам каждого сюжета.
Известно безусловное требование марксистско-ленинского исследования в социологии: обобщение всех фактов изучаемого наследия. При использовании паремиографии как источника это означает необходимость учета всех пословиц и поговорок, относящихся к сюжету или мотиву, который нас интересует.
При изучении паремиографии важно знать конкретные ситуации, контексты, в которых употреблялись те или иные пословицы и поговорки в народе. Имеющиеся паремиографичекие издания не удовлетворяют в этом отношении нашим требованиям. Учет всех пословиц и поговорок каждого мотива и сюжета позволяет преодолеть затруднения в понимании ситуативности отдельных пословиц и поговорок.
Количественные соотношений пословиц и поговорок разных мотивов могут дать некоторое представление и о степени развития противоречий сознания масс.
Группировка материала по сюжетам и мотивам помогает установить в паремиографических публикациях фонд пословиц, действительно бытовавших в народных массах изучаемой эпохи. Даже в лучшем из собраний В. И. Даля хоть изредка, но встречаются изречения дворянского, чиновничьего, купеческого происхождения, либо взятые из литературы светской или церковной. Подобные инородные элементы имеются и во всех других собраниях, особенно много их у Снегирева. Однако задача отбора нужного нам материала разрешима. Нет необходимости каждый раз просеивать все десятки тысяч пословиц и поговорок собраний 30-50 годов. Практически при рассмотрении всех изречений интересующего нас сюжета или мотива приходится иметь дело с несколькими, реже - десятками пословиц и поговорок. Исключить книжные, в том числе и церковные, не ставшие народными, несложно. Они известны по литературе и отличаются языком. Пословицы собраний ХVII-ХVIII в. тоже нетрудно выявить. И, кроме этого, можно использовать известный в фольклористике факт корреляции русского, белорусского и украинского фольклора. Если пословица встречается и в русском, и в белорусском, и в украинском собраниях, можно не сомневаться в ее народном происхождении (исключая церковно-книжные изречения).
Заметим, что и при самом тщательном отборе паремиографического материала народного происхождения, относящегося к изучаемой эпохе, могут встретиться единичные пословицы, социальное и хронологическое приурочение которых будет вызывать сомнения. Их можно просто исключить из поля нашего зрения. Объектом анализа должны быть группы, совокупности изречений каждого сюжета. Сомнительной единичностью можно пренебречь.
Уже первый исследователь темы «Пословицы и поговорки как исторический источник» М. И. Шахнович пришел к выводу, что пословицы могут сказать очень много, если их анализировать не сами по себе, а исходя из марксистско-ленинского учения о базисе и надстройке, из учета уже исследованных исторических процессов, которые порождали интересующие нас явления массового сознания. В изучении социального сознания трудящихся особого внимания заслуживают, например, их представления о правде, справедливости. Сопоставив паремиографический материал о ней с тем, что нам уже известно об истории социально-экономической и политической жизни народа, о его расслоении можно «привязать» правду народных пословиц и поговорок к определенным социальным слоям или классам.
Паремиография раскрывает свои сокровища, если рассматривается в связи со всеми другими источниками, характеризующими как базисные, так и надстроечные процессы, связанные с жизнью народных масс. Ценнейшим подспорьем паремиографии является фольклор всех других жанров.
Высказанные соображения помогают и в решении вопросов хронологической, локальной и социальной «привязки» пословиц. Само собою разумеется, что при изучении сознания крестьянства той или иной эпохи могут быть использованы изречения, бытовавшие и записанные именно в ту эпоху. 30-50 годы наиболее благоприятны в этом отношении. Среди собранных в это время пословиц многие возникли несколькими веками ранее, но если народ употреблял их, значит, они продолжали жить и отражать его сознание. При этом следует учесть отличие пословиц, поговорок и примет от жанров фольклора, которые представляли искусство народа. Песня, например, доносит в нашу эпоху и не свойственные нам мысли, и чувства крестьянина начала XIX в. - «Из песни слова не выбросишь». Пословица же сама по себе не существовала, она употреблялась только как компонент обихода живой речи. Потеряв свою актуальность, жизненность, пословица исчезала из памяти народа, не употреблялась и, следовательно, не могла быть записана фольклористами.
Что касается локальной привязки паремиографии, то многие архивные собрания знакомят нас с изречениями, бытовавшими в той или иной местности. И в этом отношении материалы Русского географического общества особенно интересны. Но даже лучшие записи пословиц отдельных сел, уездов, губерний далеко не отражают всех изречений, бытовавших там. К тому же необходимо учитывать, что пословицы как и язык отражают сознание всего русского, всего украинского, всего белорусского народов. Весьма показательна в этом отношении не только поразительная близость пословиц пермских, например, к воронежским, но и к пословицам украинским. Поэтому паремиография наиболее удобна для изучения явлений сознания общих для всего крестьянства России, Украины, Белоруссии. А общего, особенно в мировоззрении, в социальном сознании было очень много.
Что касается социальной привязки паремиографии, то и эта задача может быть решена вполне удовлетворительно. Вспомним, что и в период кризиса крепостничества основная масса крестьянства сохраняла свою классовую монолитность, а те слои сельского и городского населения, которые образовывали новые социальные силы, порывая с традиционностью сознания и корпоративностью быта, переставали быть творческой и питательной средой для новых пословиц. А в той мере, в какой последние все же возникали, они, будучи сгруппированы по сюжетам и мотивам, успешно привязываются к тем или иным социальным слоям при учете того, что хорошо изучено историками социально-экономического развития крестьянства той эпохи.
(Продолжение следует)