ИСТОРИК Поликарп Яковлевич Мирошниченко (15.02.1921 - 31.12.2002)

[nikpolmir]

Часть 2.

Немногие пережили идейную реформу украинской исторической науки так же спокойно и с достоинством, как Поликарп Яковлевич. Ему нечего было реформировать в себе, потому что он никогда не торговал своими убеждениями, никого не боялся и ни перед кем не гнулся. Он не струсил, когда в 40-е и 50-е годы чекисты упорно вербовали его в «стукачи», обещая поддержку карьерному росту и по административной, и по научной линии. С его анкетными данными да протекцией всесильных наследников «железного Феликса» быть бы ему и заведующим кафедрой, и деканом, и, чем чёрт не шутит, самим ректором. Но не «повёлся» на уговоры нечистых. Причём не юлил, не придумывал «достойные» причины отказа, а резал правду-матку: дескать, «считаю подлым и недостойным коммуниста втихомолку доносить на товарищей по партии и коллег. Если же стану свидетелем поведения недостойного советского учёного и человека, буду бороться с этим не подло - за глаза, а открыто и честно - в соответствии с советскими законами. Как я буду смотреть в глаза своим студентам, если не смогу сказать им открыто того, что вынужден буду шептать о них тайком»?

Он не изменил своей любви к будущей жене, когда в 1952 году «доброжелатели» предлагали ему благоразумно порвать все отношения с её семьёй, чтобы не угодить заодно под топор готовящегося Сталиным всесоюзного еврейского погрома. Он - украинец и коммунист просто не поверил в возможность подобной гнусности со стороны Его коммунистической партии, Его Советской власти.
В 2000 году Поликарп Яковлевич получил письмо от бывшего студента Сталинского пединститута Вани Дзюбы. В нём Иван Михайлович рассказывал, как в конце 1952 года после критики им на отчётно-выборном комсомольском собрании институтской дирекции и парторганизации его «таскали по разным инстанциям (вплоть до тогдашнего секретаря обкома по идеологии Р.И. Кигинько)». Там студенту подсказывали кто «подбил» его на эту критику: «Ты бы сам до этого не додумался, это Мирошниченко, а его купили сионисты. Вот пройдут выборы, мы всех сионистов в Сибирь выселим, и тебя с ними». Не испугался Ваня Дзюба. Не предал студент своего преподавателя, как позже не предал ни своего украинского языка, попавшего в немилость к коммунистам, ни своей Украины. И Поликарп Яковлевич никогда не предавал ни своих студентов, ни женщину, которую полюбил и которая всё-таки стала его женой, ни своих убеждений. И не продавался - никому, никогда и ни за какую цену. Он СЛУЖИЛ - науке и Отечеству. И ДРУЖИЛ - с теми, кого уважал и любил, бескорыстно, преданно и самозабвенно.

Никогда не изменял Поликарп Яковлевич и своей научной концепции. Даже когда она вступила в принципиальное противоречие с концепциями «китов» официальной Советской науки:
- академика Нечкиной, монополизировавшей истину в отечественной истории ХVIII - XIX веков,
- профессора Клибанова - главного «эксперта» в СССР по религиозному сознанию,
- академика Трапезникова - «хозяина» истории колхозного крестьянства и, по совместительству, коменданта от ЦК КПСС для всей исторической науки.

За нарушение единомыслия в научном заповеднике автору более 20 лет не давали защитить докторскую диссертацию. То есть, он её блестяще защищал - в Москве, Саратове, но, всякий раз, её не утверждал ВАК. Несмотря на единогласное одобрение учёного совета ведущего вуза, рекомендовавшего её к защите, всегда находился «чёрный» оппонент, который сочинял рецензию о научной несостоятельности работы потому, что в ней … «недостаточно цитировались классики марксизма-ленинизма». А может быть это всесильный КГБ так мстил за отказ от сотрудничества с ним? Кто знает?

В конце концов, он всё-таки защитил свою докторскую диссертацию, так и не покривив при этом душой. Хотя сделал это позже даже многих своих бывших студентов. Защитил не в Москве, а в Киеве. И это была уже не диссертация по истории, а по философии. Украинские философы сохраняли тогда больше автономии от партийного руководства, чем историки и могли позволить себе роскошь поиметь в виду его рекомендации относительно неугомонного еретика. Кроме того, после многочисленных переделок и доработок в ходе острой и жёсткой полемики содержание его диссертации уже не умещалось в рамках «чистой» истории, превратившись, по сути, в философию истории.

Несмотря на официальное непризнание и замалчивание его научной позиции, всесоюзные учёные форумы по проблемам отечественной истории эпохи феодализма не обходились без участия Поликарпа Яковлевича. Его знали и ценили в кругу специалистов по духовной культуре феодализма. В семейном архиве хранятся высокие оценки его трудов выдающимися историками Советской эпохи - Л.Я. Черепниным, А.Я. Гуревичем, Б.Ф. Поршневым, И.В. Порохом, А.М. Сахаровым, Б.Г. Литваком, М.А. Баргом …. Их письма и блестящие рецензии его трудов помогали пережить официальное непризнание и сохранить веру в собственные силы и научную правоту.

Большую часть своей научной жизни Поликарп Яковлевич посвятил исследованию «крестьянской правды» или, иными словами, социальной психологии и мировоззрения русского, украинского и белорусского крестьянства. В его душе правда его крестьянских предков, искренность педагога-просветителя, несущего студентам свет своей личной научной правды, честность и прямота в отношениях с коллегами были разными формами проявления единого нравственного стержня, который он называл СОВЕСТЬЮ. Немногие в те годы, да и в эти тоже, позволяли себе роскошь быть настоящими учёными в области общественных наук, высказывать без оглядки на политические авторитеты своё «глубоко ошибочное», зато собственное мнение. Это делало его интересным. Студенты знали, что на лекциях «Поликарпа» они услышат нечто такое, чего не прочтут ни в научных журналах, ни в монографиях. Поэтому на его занятиях не писали «пулю», не вязали под столами шапочки и кофточки и не «срисовывали» семинарские конспекты по другим учебным дисциплинам. Это было не так интересно, как путешествовать следом за мыслью любимого лектора по таинственным дебрям прошлого в поисках неожиданных смыслов и своего собственного бытия, и судеб Отечества. Поликарп Яковлевич завоёвывал внимание аудитории не формальными ораторскими трюками. Хотя в совершенстве владел и ими. Но при этом он обладал редким чувством меры в их использовании. Они, вместе с солёным одесским юморком и тонкой иронией от ощущения неизбывных противоречий двойственной человеческой природы позволяли ему легко изобретать собственные неповторимые приёмы завоевания внимания. Поэтому на его лекциях всегда был аншлаг. Он был одним из немногих преподавателей, кто всегда ратовал за свободное посещение занятий для студентов. Ему не грозило выступать перед пустой аудиторией.

Когда в начале 90-х годов ХХ века учёные лакеи обукраинившегося советского государства окунули историческую науку по уши в национализм и религиозную мистику, Поликарп Яковлевич остался верен своему природному интернационализму и историческому материализму. Он не каялся из-за романа с марксизмом и не отрекался от него. Он продолжал свой диалог с титанами мысли ХIХ века, не опускаясь до недобросовестной и пошлой суеты вокруг убогих идолов националистической державности. Такая позиция его самого и немногих отважных коллег сберегли для будущих поколений украинцев и других братьев-славян честь отечественной исторической науки, сохранили незапачканной её маленькую верхушку, с которой, хочется верить, когда-нибудь начнётся её очищение от бюрократической скверны. Он не ушёл в глухую оборону, захлопнув дверь своей аудитории перед носом агрессивного национализма, поддержанного и украинской Академией Наук, и министерством «освиты». Ему было мало мнения своих студентов. Хотелось донести свою мысль и предостережение до всех соотечественников. Поэтому он атаковал украинский национализм во всём могуществе своей зрелой гуманитарной мысли, со всей возможной аргументированной неопровержимостью и убийственной иронией. На одном дыхании он пишет несколько статей, посвящённых истории украинского национализма:
- «Т.Г. Шевченко, современный национализм и пути возрождения украинской культуры» («Радянська Донеччина» 8.ХII. 1990 года),
- «Тарас Шевченко и формирование культуры нации» («Сiльська Донеччина», 8.III. 1991 года),
- «Украинские арийцы» («Литературная газета», 23.II. 1994 года),
- «Украинизация или фальсификация? (Украинизация путём всеукраинского вранья детям)» - не опубликовано при жизни,
- «Дуэт министра просвещения с бабушкой украинского национализма» - не опубликовано при жизни,
- «Эволюция украинского национализма» - не опубликовано при жизни.
В них он объясняет исторические и духовные корни национализма вообще, как феномена социальной психики, и его особой - украинской ипостаси, раскрывает его духовный потенциал и предупреждает о возможных последствиях влияния национализма на сознание соотечественников. Этим серьёзным научным статьям не нашлось места на страницах отечественных философских и исторических журналов, заполненных оголтелым охаиванием марксизма и панегириками национализму. А к Интернету он не имел доступа. Поликарп Яковлевич опять шагал не в ногу со временем. Он снова говорил то, что думал сам, а не то, что хотела бы слышать от него власть, жестко контролирующая научные издания и оберегающая общественное сознание от всего, что могло бы испортить её новый этнический имидж. Публицистический тон и блестящая литературная форма его работ делала их уместными в той полемике, которая шла в средствах массовой информации вокруг старых и «новых» духовных ценностей. Поэтому статьи явно не газетного формата всё-таки вышли в свет на страницах областных донецких и российских газет, занимая целые полосы и печатаясь с продолжениями.

Особо следует выделить небольшую и тоже не опубликованную при жизни работу «О современной теории исторического процесса». В ней он пытается образумить своих коллег, которые, в судорогах модного националистического оргазма, принялись очертя голову удалять из своего сознания вялые и неглубокие корни диалектического и исторического материализма. Он не участвовал вместе с товарищами «по цеху» в недобросовестном и неискреннем покаянии за былое служение марксизму, не крушил старых кумиров, стремясь заслужить прощение новой власти. Кто бы кого прощал?! Он никогда НЕ ОБОЖЕСТВЛЯЛ патриархов марксизма. Он их ИЗУЧАЛ. Он не ВЕРОВАЛ в их истину. Он ЗНАЛ её и находился с нею в непрерывном творческом диалоге. Он не МОЛИЛСЯ духам Материализма и Диалектики. Они ЖИЛИ в нём. Поэтому ему не нужно было плевать на скрижали марксистского Завета, чтобы заслужить милость новых идолов. В его лаборатории учёного идолам вообще не было места - он просто не нуждался в такой гипотезе. Марксизм никогда не был для него ни сакральным учением, ни откровением потусторонних мистических сил. Для Поликарпа Яковлевича марксизм воплощался исключительно в трудах его бородатых основоположников. Он никогда не считал марксистами узколобых носителей «коллективного гения» КПСС, камлавших ритуальные цитаты и назойливо набивавшихся в наследники к его родоначальникам. Хладнокровно и иронично Поликарп Яковлевич напоминает коллегам, что не следует путать «научный коммунизм» политического руководства СССР с диалектико-материалистической методологией анализа исторического факта. Ведь политическая идеология и инструментарий научной мысли - не одно и то же. Неумолимыми фактами доказывает он убожество националистического «мышления», его научную несостоятельность и бессилие. И предупреждает, что скороспелый развод отечественной исторической науки с диалектическим материализмом и её корыстный брак с национализмом не более чем холопская уступка политической конъюнктуре, непоправимо губительная для её существа.

Поликарп Яковлевич много и плодотворно трудился. За полвека научной деятельности им были опубликованы 12 научных статей, а также опубликованы или депонированы монографии:
- «Возникновение утопического социализма в России» (1976),
- «Народные пословицы, поговорки, приметы, загадки как источник по истории сознания крестьянства периода разложения и кризиса крепостничества» (1977),
- в соавторстве - «Очерки истории личности (крепостной крестьянин - «образцовый» дворянин - дворянский революционер)» (1979),
- «Т.Г. Шевченко и крестьянская правда» (1992),
- «Социальное сознание и культура патриархального крестьянства эпохи разложения крепостничества в России» (1985).

Подготовка и издание его последнего труда «Культура русского и украинского крестьянства конца эпохи феодализма» стало подвигом - учёного и гражданина. Он создавался более 30 лет и стал вершиной научной эволюции Поликарпа Яковлевича. В его основе - оригинальная авторская методика исследования коллективной ментальности на грани психолингвистики и социальной психологии, позволившая с рубежа ХХ и ХХI веков проникнуть в те далёкие времена, когда зарождались основы нашей этнической культуры. Книга объясняет, как понимали свою жизнь украинские и русские крестьяне, составлявшие ещё совсем недавно 90% населения нашей страны. И не её одной. Сопоставление нашей истории и истории народов Европы, Азии и Африки позволяет предположить, что базовые законы массового сознания земледельцев самых разных стран и культур больше похожи друг на друга, чем различаются. Автор изучил цельный комплекс массового сознания крестьянства, складывавшийся на протяжении веков, если не тысячелетий в его единстве и противоречиях. В этом феномене органически переплелись ментальные образования, возникавшие на доземледельческих стадиях человеческой истории, и психические феномены, присущие земледельцам. В его исследовании не только бережно обозначены грани этих культурно-психических структур, но и описаны процессы их взаимовлияния и синтеза.

Этот труд актуален не только модным характером своего предмета - духовности. Не только междисциплинарным типом и научной методологией, смело реабилитирующей диалектику и материализм, как эффективные инструменты гуманитарного исследования. Он принципиально противоречит лживой и недобросовестной направленности политики властей Украины и России на развод, раскол и противопоставление братских народов, имеющих общие историко-культурные корни. Наконец, здесь содержится ключ к пониманию синдрома коммунизма, как феномена массового сознания, способного раскрыть многие тайны нашей новой и новейшей истории.

В конце 80-х годов, в самый разгар работы над своей последней книгой, Поликарп Яковлевич обнаружил, что зрение, которое никогда не было самой сильной частью его организма, вот-вот покинет его навсегда. Нужно было выбирать: либо операция в московской клинике С.Фёдорова и тогда шансы сохранить зрение - 50% х 50%, или неуклонное угасание зрения. В случае отрицательного результата операции, книга могла остаться незавершённой. Он выбрал книгу. Последние этапы работы над нею проходили уже вслепую. В 1996 году он полностью утратил зрение, а с ним и возможность работать, хотя желания, энергии, идей и творческих планов было хоть отбавляй. В 1999 году книга была издана. Но последние годы его жизни прошли в абсолютной темноте и, что самое страшное для него, в бездеятельности!

Беда не ходит в одиночку. Лишая Поликарпа Яковлевича зрения, Судьба наносит ему ещё один удар - в спину и делает это руками его коллег. Много лет он упорно и бескомпромиссно боролся с коррупцией на историческом факультете. Она поселилась там ещё в 70-е годы. Сначала в форме «липовых» экзаменационных оценок и разнообразных форм протекции по отношению к деткам партийных и советских бонз, а также «нужных людей». Исторический факультет был важным трамплином для политических карьер общественных деятелей эпохи «развитого социализма». Окончить его означало получить своеобразную гарантию политической благонадёжности и идейной «зрелости». Кроме того, здесь на вступительных экзаменах не нужно было сдавать математику. Это делало его привлекательным для лоботрясов из вороватых семеек деятелей советской торговли, деляг из приблатнённой сферы обслуживания, хозяйственно-снабженческого истеблишмента, которым было всё равно где не учиться, лишь бы получить диплом о высшем образовании. За поблажки советским принцам и принцессам члены приёмных комиссий и администрация истфака получали от благодарных родителей ценные «подарки» и иные знаки признательности в виде карьерной поддержки, бесплатных и дефицитных стройматериалов, мест в очередях за легковыми автомобилями и даже денежной мзды. В годы «перестройки» коррупция метастазировала, а в эпоху рыночных реформ гнойник лопнул, отравив стяжательством и недобросовестностью всё пространство учебного и научного процесса на историческом факультете.

Поликарп Яковлевич стоял непреодолимой стеной на пути бездарных абитуриентов. Чьими бы детьми они ни были! Его было невозможно уговорить поставить незаслуженную оценку кому бы то ни было. Коммунист Мирошниченко не позволял собой управлять - ни декану, ни ректору. Любые попытки договориться по-хорошему тотчас выносились им на открытое обсуждение партийных и профсоюзных собраний, учёных советов. Он считал, что чем чаще выносить сор из избы, тем чище она станет, а значит удобнее и приятнее для здоровой жизни. Администрация сконфуженно объяснялась перед высокими персонами, почему их протеже вынуждены по пять - шесть раз пересдавать один и тот же экзамен одному и тому же преподавателю. Но, скрипя зубами, выносила благодарности принципиальному коммунисту и педагогу за «добросовестную работу» в приёмных комиссиях, за «активное участие в воспитании и обучении молодёжи», за «активное участие в общественной жизни университета», за «многолетнюю безупречную научно-педагогическую деятельность», как сказано в его трудовой книжке. Вскоре его научились отправлять в отпуск на время приёмных экзаменов или на курсы повышения квалификации.

Но это не образумило еретика. Он продолжал скандалить из-за проникновения в состав преподавателей факультета людей случайных в науке и педагогике, против конъюнктурных и бездарных с научной точки зрения «диссертаций».

В борьбе за свою профессию Поликарп Яковлевич был не одинок. С 40-х по 70-е годы он опирался на поддержку старых коллег, с которыми строил истфак с самого 1946 года. Вместе им удавалось сдерживать коррупцию и до середины 80-х годов ХХ века на историческом факультете редко бывало больше 15-20% «случайных» людей и среди студентов, и среди преподавателей. Но постепенно ряды честных педагогов, настоящих учёных и студентов, пришедших учиться, а не прожигать молодость таяли. Одних «уходили на пенсию». Другие отправлялись в мир иной. Некоторые эмигрировали, досыта наевшись советского счастья. А тем временем администрация исторического факультета делала своё дело, кропотливо отбирая, пестуя и продвигая нужные ей кадры. С её лёгкой руки в аспирантуру попадали не самые толковые, зато самые послушные, а значит преданные студенты, доказавшие свою лояльность факультетскому начальству. «Конкурсы» на замещение вакантных преподавательских должностей превратились в фестивали преданности руководству. Так постепенно с уходом старых преподавателей формировалось союзное факультетской бюрократии демократическое большинство «научно-педагогической» общественности.

С середины 80-х годов, поднакопив силёнок, администрация истфака с благословения ректората начинает кампанию изгнания лучших преподавателей. Чтобы не мешали торговать оценками, дипломами, учёными степенями и должностями. Против самых упорных и честных, вроде доцента В.А. Санжарова, разрабатывались криминальные провокации с «подставами», фальшивыми взятками, наездами ОБХСС и скандальными дискредитациями. Чтобы уволить «с треском»! Изо всех сил Поликарп Яковлевич сражался за оболганных коллег, без вины виноватых. Но соотношение сил на факультете было уже не в его пользу. Равнодушно-послушное большинство сотрудников не желало портить отношения с начальством.

С началом украинской «незалежности» на истфак хлынули остепенённые конъюнктурщики с расформированных кафедр истории КПСС, научного коммунизма, номенклатурные идеологические борцы из райкомов, горкомов и обкома КПСС. Они оккупировали кафедры исторических и обществоведческих дисциплин, обогатив их некомпетентностью, подлостью и страстью угодить начальству. В окружении новой генерации донецких «историков» и обществоведов Поликарп Яковлевич и подобные ему «осколки» старого университета выглядели палеонтологическими реликтами. Но и в таком ансамбле он продолжал биться за свой истфак и свою историческую науку. В одиночку! Полуослепший, из последних сил он писал докладные записки ректору, разоблачая коррупцию на факультете. А когда понял, что ломится в закрытую дверь, написал письмо президенту Кучме. Президент поручил разобраться в административных злоупотреблениях в Донецком университете… администрации Донецкого университета и исторического факультета. Круг замкнулся.

Тогда Поликарп Яковлевич попытался использовать демократические механизмы влияния на факультетское начальство, мобилизовав общественное мнение. В сентябре 1995 года в газете «Донецкий кряж» (№134, 8 - 14 сентября 1995, стр. 2) появилась его статья «Диплом против денег. Но деньги вперёд». В ней он отобразил катастрофическую эволюцию исторической науки и учебного процесса, рассказав всю правду о том, как формируются кадры факультетских историков, и как они делают свою «научную» и «педагогическую» карьеру. Как под маркой рыночных отношений процветает узаконенная спекуляция оценками и дипломами о высшем образовании. Как губит историческую науку новая государственная идеология украинского национализма. Это был сокрушительный удар не только по коррумпированному руководству факультета и университета, но по всей государственной политике в области науки и просвещения. Такое в независимой от совести и морали Украине не прощается никому.

Как можно наказать полуслепого старика за отчаянную правду? - Отчаянной ложью. Тем более что ложь, подкреплённая авторитетом общественного мнения профессорско-преподавательского коллектива истфака, сплочённого круговой порукой, выглядит весьма правдоподобно, а главное - демократично.

В эпоху рынка за деньги можно купить кого угодно - и киллера, и судью, и даже журналиста. Одному Богу известно, чем расплатился «коллектив истфака», заказавший Сергею Бойко сформулировать свой приговор Поликарпу Яковлевичу - дипломом историка или звонкой монетой. Как бы то ни было, Серёжа блестяще справился с заказом. 23 ноября 1995 года в донецкой газете «Весть» (№164-165/359-360, стр.13) была опубликована статья «Талалаи, вы, талалаи» (Как профессор «разоблачал коррупцию», и что за этим стояло). В ней трагедия факультета была представлена как пошлый скандальчик, затеянный выжившим из ума стариком, упорно не желающим уходить на нищую пенсию и освобождать место молодым кадрам. Её автор не потрудился ни проверить подлинность специально подобранных для него заказчиками фактов, ни разобраться в существе проблемы. На скорую руку он слепил хлёсткую статейку и «отвалил» в поисках других «вкусных» тем.

Лживость и некомпетентность пасквиля не только не оскорбили Поликарпа Яковлевича. Они его, похоже, вообще не задели. И не потому, что тот уже был не способен сам прочесть весь этот бред. Статью прочла ему вслух жена. Что значил для него фальшивый визг наёмной шавки, на фоне трагедии дела всей жизни - крушения факультета? А что истфак кончился безвозвратно, он понял из завершающей статью фразы: «Коллектив истфака был потрясён поступком П. Мирошниченко. Коллеги высказали ему своё мнение и единогласно вывели его из состава учёного совета факультета». Дело было даже не в том, что из состава учёного совета его выводили заочно (в тот момент он после второй подряд операции на глазах был на больничном). И не в том, что его оболгали за глаза, которых у него уже не было. Приходилось расставаться с последней надеждой - на порядочность и добросовестность коллег, которых так хотелось считать своими товарищами. Он понимал, что не всякому под силу первому подать голос за поруганную бюрократами честь исторической науки и высшего образования. Поэтому он отважно бросился в бой первым, надеясь, что товарищи его поддержат. Как поддерживали они его в далёкие 30-е годы, когда он так же бескорыстно и смело выступал на комсомольском собрании против исключения из комсомола и из школы сына «врага народа». Или когда поднимался в атаку в Великую Отечественную. Всю жизнь его окружали замечательные люди и настоящие товарищи. Они предупреждали его о готовящейся высылке на Дальний Восток вместе с семьёй еврейки-жены и предлагали убежище. Они ценою личной судьбы отказывались писать на него доносы в КГБ. И вдруг оказалось, что вокруг нет больше ТОВАРИЩЕЙ. Остались одни коллеги - калеки и нравственные уроды, с которыми не по пути. Но где теперь его путь? В чём теперь смысл жизни КОММУНАРА, не умеющего и не желающего жить ТОЛЬКО СВОИМИ ИНТЕРЕСАМИ, ощущающего себя неотъемлемой частью целого - своего великого в его несчастье и всё-таки любимого народа? Что ещё он может сделать для своей оболганной и испоганенной исторической науки, для своего факультета? - Эти вопросы волновали его гораздо больше, чем заказная ложь дешёвого щелкопёра.

Вся жизнь Поликарпа Яковлевича убедительно демонстрирует, что бытие всё-таки определяется сознанием. У человека всегда есть выбор. И он совершает его не только под давлением внешних обстоятельств, но и вопреки им. Если сила внутреннего давления личной совести, подкреплённая закалённой волей, превосходит атмосферы сопротивления внешней социальной среды. И ни собственные телесные недуги, ни старость, ни эгоистическое бешенство современников не способны стать препятствием Человека на его пути к Истине, Правде и Справедливости. Дух могущественнее Тела и управляет им до конца, даже если это больное тело. Доказательство тому - жизнь и судьба Поликарпа Яковлевича Мирошниченко, преодолевшего в своём движении к личным идеалам не только сопротивление научного материала и противостояние растущей немощи своего тела. Самый бессовестный, кровожадный и гнусный политический режим, превративший в прах жизни и судьбы миллионов его соотечественников, отравивший и исковеркавший души их потомков, лишивший на старости лет Родины, истории, наконец, обеспеченной и достойной старости с ним лично ничего поделать так и не смог. Он не сделал его «стукачём», лжецом, предателем товарищей, изменником идеалов юности, холуем власти. Значит, всё-таки может человек сам по себе, вопреки обстоятельствам оставаться Человеком… если рядом есть хотя бы ещё один Человек, перед которым было бы стыдно сдаться и быть раздавленным. Всю жизнь Поликарпа Яковлевича окружали такие люди, сообщая ей смысл и энергию. Когда же их не стало, жить стало незачем.

Он был ещё очень здоров даже для своей старости. Судьба лишила его всего лишь зрения. Люди его поколения привыкли и не к таким лишениям. Но когда вокруг не стало товарищей, и он вдруг оказался в окружении одних «панов», стало пронзительно ясно, что он пережил своё время и, значит, нужно уходить. Он был не из тех, кому достаточно тихих семейных радостей. Последний осколок Великой и Страшной Революции он всю жизнь нёс в себе её неукротимый импульс БОРЬБЫ ЗА ОБЩЕЕ ДЕЛО. И когда это Великое Дело рассыпалось на множество мелких шкурных делишек, жизнь потеряла для него свой смысл. И он ушёл из неё так же решительно и смело, как шагал по ней.

Его не стало за полтора часа до прихода Нового 2003 года. Начиналась Эпоха Водолея. И хотя он был рождён 15 февраля, это было уже не его время.

15 февраля 2003 года. Никита Поликарпович Мирошниченко.