ВОЗНИКНОВЕНИЕ УТОПИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА В РОССИИ.
П.Я. Мирошниченко
Часть 1.
Автор, опираясь на работы советских исследователей, рассматривает вопрос об отечественных корнях и народных истоках утопического социализма в России, показывает эволюцию революционно-демократических взглядов выдающихся мыслителей XIX в. Герцена, Огарева, Белинского, Шевченко.
Монография рассчитана на преподавателей истории, философии, филологии, студентов гуманитарных вузов, а также на всех, кто интересуется историей освободительного движения в нашей стране.
Под общей редакцией д-ра ист. наук проф. Федорова В. А. (Московский государственный университет).
Редакция общетехнической литературы при Донецком государственном университете. Зав. редакцией М. X. Тахтаров.
10501-227
ММ2Щ04Ь=76Б35-9-75; Издательское объединение "Вища школа", 1976.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава I. Исторические условия зарождения социалистической мысли
Классовая борьба трудящихся
Социальное сознание трудящихся
Социальная программа реформационного сектантства и радикального староверия
Народные вольнодумцы
Опыт социально-экономического развития и классовой борьбы зарубежных народов
Традиции и влияние освободительной мысли России и Запада
Глава II. Начало поисков правильной революционной теории
О соотношении нравственного и интеллектуального развития Герцена, Огарева, Белинского и Шевченко
Философские основы общественных взглядов основоположников революционного социализма в России
Оценка действительности
Общественные идеалы
Решение крестьянского вопроса и перспективы буржуазного развития
Социализм и республика
Способы преобразования общества. Роль народа в истории
Государство как двигатель прогресса
Возникновение ориентации на народную революцию
Перспективы революции в России
Зарождение революционно-демократической стратегии и тактики
Вопрос о революционной организации. Эволюция понимания революционного дела
Заключение
Список литературы
ВВЕДЕНИЕ
В истории зарождения социалистической мысли в России наименее изучено соотношение жизни, борьбы крепостного крестьянства и идей наиболее выдающихся мыслителей-революционеров. Между тем вопрос этот весьма актуален. К. Маркс обращал внимание на "невидимые нити", связывавшие крестьянские массы с взглядами революционных утопических социалистов [1, т. 33, с. 147]. В. И. Ленин подчеркивал, что Белинский выражал настроения крепостных крестьян [2, т. 19, с. 169]. Естественно, что проблема народных истоков идей Герцена, Огарева, Белинского встала перед советской историографией с самого ее возникновения. Однако решить этот вопрос, разумеется, нелегко. К. Маркс не случайно писал о "невидимых нитях". Речь идет о связях сущностных, глубинных, улавливаемых во всей их полноте и сложности лишь при исследовании более широкой проблемы: общих закономерностей генезиса социалистической мысли. Искать эти закономерности следует во всей совокупности исторических предпосылок зарождения социалистических идей и в логике развития последних. Вопрос о народных истоках социалистической мысли как части общей проблемы закономерностей возникновения революционно-демократического утопического социализма в России и является объектом рассмотрения в предлагаемой читателю книге.
Известно, что утопический социализм в России начал распространяться в 30-х годах XIX в. Но на первых порах малочисленные его адепты еще не знали, как увязать свою мечту с действительностью. Положение изменилось в 40-х годах, когда прогрессивные русские мыслители в своих трудах сформулировали идею народной революции как средства достижения социализма. В результате активной революционной деятельности Герцена, Огарева, Белинского, а с середины 40-х годов "левых" (революционно настроенных) петрашевцев и Шевченко в атмосфере сочувствия передовой молодежи идеям народной революции революционно-демократическая социалистическая мысль перестает быть достоянием узких кружков и становится важным фактором политической жизни, течением общественной мысли.
До зарождения революционной ситуации в конце 50-х годов эта ориентация на народную революцию развивалась в условиях отсутствия в России сколько-нибудь значительного массового движения. С 1856 г. активизация выступлений масс способствовала дальнейшему формированию революционно-демократической социалистической мысли. С возникновением революционной ситуации и появлением трудов Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова и их единомышленников революционно-демократическая социалистическая мысль вступила в следующий этап. В. И. Ленин отмечал, что Чернышевский, следуя за Герценом, "сделал громадный шаг вперед" по сравнению с ним [2, т. 25, с. 94].
Таким образом, хронологически генезис революционно-демократического утопического социализма в России охватывает период с начала 30-х до середины 50-х годов XIX в. В настоящей работе рассматриваются два первых его этапа:
1) 30-е годы - время не сложившихся в сколько-нибудь стройную систему социалистических и революционных идей, не выходивших за рамки небольших кружков, и
2) начало 40-х годов - 1848 г., когда образовалась основа всей системы революционно-демократических социалистических идей. Французская революция 1848 г. была важной вехой и в истории утопического социализма в России. Под влиянием связанных с ней событий взгляды Герцена, а затем и Огарева, выкристаллизовались в "русский социализм".
Идейное развитие Герцена, Огарева, Белинского в 30-х годах обстоятельно охарактеризовано в работах А. И. Володина [62, 63], В. С. Нечаевой [100, 101, 102], Е. Л. Рудницкой [116], 3. В. Смирновой [129]. Это позволяет при характеристике первого этапа генезиса утопического социализма остановиться лишь на тех фактах, которые необходимы в данной работе.
Для понимания истории развития социалистических идей в России 40-х годов большое значение имеет изучение деятельности "левых" петрашевцев, но, поскольку речь идет о самом моменте возникновения революционно-демократической социалистической мысли, мы рассмотрим взгляды только Герцена, Огарева, Белинского и Шевченко.
Творчество великого Кобзаря представляет особый интерес в связи с рассматриваемой проблемой. Русское и украинское освободительное движение органически переплеталось. Поэзия Шевченко стала важным фактором революционно-демократического движения и на Украине, и в России. Эволюция философских и общественно-политических взглядов поэта дает возможность увидеть логическую связь бунтарского сознания угнетенных масс с революционно-демократической мыслью. Уже в начале своего творческого пути Шевченко выступил трибуном стихийного протеста и восстания. Дальнейшее развитие взглядов поэта закономерно привело его в революционно-демократический лагерь Герцена - Чернышевского [97, с. 482-502].
В марксистской литературе еще Г. В. Плеханов обращал внимание на большое значение теоретической деятельности выдающихся русских мыслителей 40-х годов. Но особенно важны для анализа их взглядов высказывания В. И. Ленина, который писал: "В течение около полувека, примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России... жадно искала правильной революционной теории... Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы" [2, т. 41, с. 7-8].
И Радищев, и наиболее выдающиеся теоретики из декабристов были крупными революционными мыслителями, смело решавшими важнейшие проблемы русской жизни. Но перед ними еще не выросла проблема создания науки о законах развития общества. Только в 40-х годах передовая русская мысль, усвоив некоторые важные достижения западных теоретиков, но не оценив всего значения зарождения марксизма, пришла к выводу, что Запад еще не знает науки о законах развития общества, и предприняла очень интересные попытки самостоятельной ее разработки.
Таким образом, главное, что характерно для 40-х годов, - это выдвижение задачи: открыть законы развития общества и, опираясь на них, разработать теорию революции. Герцен, Огарев, Белинский первыми в истории русского освободительного движения поняли, что научное руководство революционной борьбой является решающим условием ее успеха. Поэтому В. И. Ленин, определяя историческую роль Герцена в развитии революционного движения, писал, что пролетариат учится на примере этого мыслителя великому значению революционной теории [2, т. 21, с. 261]. В своем труде "Что делать?", заложившем теоретические основы нашей партии, разъясняя рабочему классу значение революционной теории, В. И. Ленин ссылался, прежде всего, на деятелей 40-х годов Герцена и Белинского [2, т. 6, с. 25]. Характеризуя Герцена как философа, В. И. Ленин писал, что он "встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени" [2, т. 21, с. 256]. А ведь Герцен творил вслед за такими гигантами, как Гегель и Фейербах, Сен-Симон и Фурье. Эта высокая оценка Герцена помогает нам понять и его единомышленников - Белинского и Огарева.
Вожди разночинского периода освободительного движения Чернышевский и Добролюбов считали себя учениками Герцена и Белинского. С них В. И. Ленин начинал перечень замечательных предшественников русских марксистов [2, т. 6, с. 25]. Поэтому без изучения революционной деятельности и идейного наследия Герцена, Огарева, Белинского невозможно понять всю дальнейшую историю революционного российского процесса.
Еще недостаточно оценено значение того большого сдвига, который произошел в 40-х годах XIX в. чуть ли не во всех областях духовной жизни России - не только в философии и общественно-политической мысли, художественной литературе (возникновение "натуральной школы"), искусстве, историографии, но и в естественных науках. Во всем этом особое значение имело развитие революционной патриотической мысли предшественников русских марксистов.
Изучение истоков революционно-демократической социалистической мысли дает ценнейший материал об истории братских связей русского, белорусского, украинского и других народов нашей страны в освободительном движении, в развитии науки и культуры.
Специфика настоящего исследования предполагает использование литературы, относящейся к двум до сих пор мало соприкасавшимся научным направлениям: по истории социального сознания народных масс, с одной стороны, и по истории возникновения социалистических идей - с другой.
Сознание крестьянства эпохи феодализма в России всегда привлекало внимание общественности. Однако попытки понять загадочную "душу" мужика породили много легенд и мало серьезных исследований. Помещики обычно видели в крепостном здоровенного, но злонравного малого. Они же создали и идеал "мужичка", который хотя и немного придурковат, но зато своей тюрей "премного доволен" и, как подчеркивал щедринский генерал, "терпелив-с". В литературе эта идиллия воспроизводилась теоретиками "официальной народности". Славянофилы видели в крестьянине богоносца, а революционные народники - социалиста.
Что касается советской историографии, то историк В. А. Федоров в 1966 г., характеризуя ее серьезные достижения в изучении крестьянского движения периода разложения крепостничества, отмечал недостаточную изученность духовной жизни народа. "Совершенно неисследованной остается социальная психология крестьянства" [131, с. 151, 154-155]. Соглашаясь в основном с этим мнением, заметим, что еще в 1964 г. была опубликована монография Б. Ф. Поршнева "Феодализм и народные массы", в которой дана философская разработка проблем классовой борьбы крестьянства в связи с экономической, политической и духовной жизнью масс и общества [112, ПО, 111]. С тех пор наша литература обогатилась новыми исследованиями В. А. Федорова [132], Б.Т. Литвака [91,92], Г. А: Кавтарадзе [74, 75], М. А. Рахматуллина [115], В. Д. Назарова [99], В. И. Буганова [61] и др. Но полемика, которую ведут советские исследователи о наличии идеологии у феодального крестьянства, сама по себе свидетельствует о необходимости более глубокого изучения истории социального сознания трудящихся той эпохи.
Если серьезное исследование общественного сознания крестьянства 30-50-х годов XIX в. только начинается, то литература, посвященная идейной эволюции Герцена, Огарева, Белинского, Шевченко, огромна. Еще с середины XIX в. началась полемика из-за оценки их общественно-политических взглядов. В дореволюционной буржуазной историографии можно встретить работы, которые сыграли в свое время определенную положительную роль (А. Н. Пыпин, С. А. Венгеров), но содержавшаяся в них буржуазно-либеральная концепция трактовки идей первых социалистов была принципиально ошибочной. Для буржуазной науки было характерно непонимание классовой природы революционной мысли 40-х годов, отрицание ее революционности и социалистической направленности, преувеличение влияния "западных" идей. "Веховцы", напуганные революцией 1905-'1907 гг., пришли к противопоставлению "кошмарных", "интеллигентских" идей социалистов народу.
Знаменательно, что эти положения дореволюционной буржуазной историографии и составляют главное идейное оружие современных буржуазных "советологов", фальсифицирующих историю освободительного движения России [107, 114, 135]. Тем больший интерес приобретает для нас лучшее из дореволюционной историографии - произведения А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Г. В. Плеханова.
Исключительно важное значение для оценки общественно-политических взглядов революционеров, предшественников марксизма, имеет наследие В. И. Ленина. Если собрать воедино все его высказывания, связанные с рассматриваемой проблемой, то они образуют цельную концепцию, включающую в себя характеристики историографии темы, исторических условий возникновения социалистической мысли, классовой природы последней и связи с жизнью народных масс, ее достижений и исторического значения. По мере своего развития советская историография все более основательно реализовала ленинскую концепцию поисков правильной революционной теории. Наиболее значительны публикации, которые появились со второй половины 50-х годов,- А. И. Володина [62, 63], 3. В. Смирновой [129], В. С. Нечаевой [100, 101, 102], Е. Л. Рудницкой [116] и др. Советские философы, литературоведы, историки, экономисты изучили историю идейного развития каждого из выдающихся мыслителей 40-х годов. Таким образом, советская историография вплотную подошла к воссозданию всего комплекса взаимосвязанных философских, политических и экономических идей первых социалистов. Недостаточная разработка вопроса о народных истоках социалистических идей является наиболее значительным препятствием для выяснения общих закономерностей процесса зарождения социалистической мысли.
Состояние темы выдвигает задачу моделирования генезиса утопического социализма. И это не дань некоей моде, а назревшая необходимость, определяемая самой спецификой материала. При воссоздании истории хозяйства, социальных структур, политических учреждений нередко можно обобщить все факты и даже представить их читателю в цифровых выкладках. Идеи, как и явления социальной психологии вообще, лишь частично поддаются обобщению в количественных показателях. Единственный способ понять отдельный факт в истории общественной мысли - это рассмотреть его в связи со всей структурой и динамикой идейного процесса, учитывая классовые корни последнего. Моделирование должно воссоздать наиболее важное и характерное в историческом процессе так, чтобы динамика и наиболее существенные связи модели выразили закономерности данного процесса. Автор и ставит перед собой задачу выявить народные истоки генезиса утопического социализма параллельно с воссозданием контуров его модели.
Задачи темы определили своеобразие ее источников. Сопоставление социального сознания трудящихся масс с идеями наиболее выдающихся мыслителей побудило использовать такой мало привлекавшийся историками источник, как фольклор, а также документы народного вольнодумства. Что же касается идей Герцена, Огарева, Белинского, Шевченко, то для их исследования в распоряжении историка имеются богатейшие материалы - произведения, авторские дневники, переписка, воспоминания современников.
ГЛАВА I.
ИСТОРИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ЗАРОЖДЕНИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
Корни революционных и утопических социалистических идей, возникающих в России с 30-х годов XIX в., уходят в те определяющие историю страны явления, которые можно объять понятием "кризис крепостничества". Этому периоду присущи острейшие общественные противоречия. Конфликт между развивавшимися производительными силами и устаревшими производственными отношениями наиболее тяжело сказывался на положении народных масс. Усиление крепостного гнета в условиях активизации хозяйственной деятельности трудящихся в связи с развитием товарно-денежных и капиталистических отношений вызывало нарастание классовой борьбы.
В 30-х годах в промышленных районах России уже господствовало крупное мануфактурное производство, усиливался процесс внедрения машин и сложных механических двигателей. В 1842 г. началось строительство первой крупной железной дороги, на больших реках, озерах и морях возникло пароходное сообщение. Развивается внутренний рынок, в том числе и рынок наемной рабочей силы. Растут города - центры промышленности, торговли, культуры. Страна все более втягивается в мировой капиталистический процесс. С 40-х годов резко возрастает удельный вес экспорта зерна. "Производство хлеба помещиками на продажу, особенно развившееся в последнее время существования крепостного права,- отмечал В. И. Ленин,- было уже предвестником распадения старого режима" [2, т. 3, с. 184]. Рост общественного разделения труда и развитие товарно-денежных отношений все сильнее сказывались на эволюции сельского хозяйства. Советские историки раскрывают две тенденции этого развития [126, с. 17-19]. Лишение крестьян земли феодалами, а также увеличение повинностей обусловливали упадок все большей массы крестьянских хозяйств - базы крепостнического сельского хозяйства на большей части европейской территории страны [85; 84, с. 274-305]. Вместе с тем значительная часть крестьян, особенно государственных, удельных и оброчных помещичьих, разными способами оживила свою хозяйственную деятельность, повысила доходы и добивалась фактически все большей свободы предпринимательства [67, т. 2, с. 448-452; 122; 84, с. 341; 133, с. 184-193]. Рост производительных сил в сельском хозяйстве был обязан главным образом усилиям крестьянства. В течение первой половины XIX в. количество распаханных земель увеличилось примерно на 80%. С 40-х годов широкое распространение получают важнейшие сельскохозяйственные культуры: картофель, кукуруза, сахарная свекла, подсолнечник.
Такое развитие производительных сил приводило к заметным изменениям социальной структуры населения. Помещики сохраняли господство и в хозяйстве, и в политической жизни, хотя экономический упадок затронул к концу рассматриваемого периода большую часть господствующего класса.
В отношениях с помещиками крестьянство составляло в основном единую монолитную массу, задавленную крепостным гнетом. Но в промыслово-земледельческом, и особенно промысловом, селе все заметнее протекал процесс не только мелкотоварного (употребляя терминологию, обоснованную И. Д. Ковальченко), но и социального расслоения. Формировалась буржуазия, неразвитая, нереволюционная, тесно связанная с феодальным строем, с купеческим "темным царством". Складывался предпролетариат с "родимыми пятнами" крестьянской патриархальщины - традиционностью мировоззрения, верой в бога, царя, привычкой к покорности. В то же время развитие промышленности, торговли, культуры обусловливало рост разночинной интеллигенции, страдавшей от крепостничества и заинтересованной в прогрессе страны. С ней иногда смыкались выходцы из просвещенного дворянства, сочувствовавшие устранению крепостнических препон. Из этих слоев и выходили деятели освободительного движения.
Бедственное положение трудящихся, и прежде всего крестьянства, будило освободительную мысль передовых кругов общества. Активизация экономических, политических и культурных отношений с наиболее развитыми странами способствовала усвоению первыми социалистами России опыта исторического развития зарубежных народов и достижений прогрессивной мысли Запада.
Экономические процессы вызывали, с одной стороны, оживление классовой борьбы трудящихся, а с другой - усиленное противодействие крепостников и политического аппарата самодержавного государства.
КЛАССОВАЯ БОРЬБА ТРУДЯЩИХСЯ.
Проблемы классовой борьбы трудящихся против крепостничества находятся в центре внимания советских историков. Изданы сборники документов по истории крестьянского и рабочего движения. Классовой борьбе крестьянства посвящено множество работ. Однако этот огромный материал еще недостаточно осмыслен теоретически [131, с. 151].
Не ставя перед собой задачи воссоздания сколько-нибудь полной и конкретной картины классовой борьбы, отметим здесь лишь те ее проявления, которые помогают лучше понять исторические корни революционно-демократического утопического социализма.
Характеризуя это время, В. И. Ленин писал: "Крепостная Россия забита и неподвижна" [2, т. 23, с. 398], ¦ "народные массы России... спали еще непробудным сном" [2, т. 25, с. 297]. Историки полагают, что в рассматриваемый период активно боролась крайне незначительная часть помещичьих крестьян - в центрально-промышленных губерниях, например, 0,3% в год [132, с. 317]. В подавляющем большинстве случаев правительству удавалось сдерживать волнения "мерами кротости". Приученные к рабству веками гнета и церковного дурмана массы нередко проявляли удивительное легковерие к своим классовым врагам. Рабочее движение этого времени было крайне неразвито и по своему характеру сливалось с антикрепостнической борьбой крестьянства. Такая специфическая форма борьбы рабочего класса, как стачка в 30-50-х годах, встречалась очень редко. Несомненно, что дальнейшее изучение архивных материалов поможет выявить многие новые факты протеста и классовой борьбы трудящихся. Но общая картина неразвитости, неосознанный характер: этой борьбы очевидны уже сейчас.
Историк Ю. Ю. Кахк, констатируя, что после крестьянской войны 1773-1775 гг. антикрепостническое движение на протяжении всего времени разложения феодализма ни по массовости восстаний, ни по их лозунгам не достигало уровня войны, полагает, что это не означает ослабления классовой борьбы крестьянства [77, с. 89-90].
В исследованиях последних лет обычно подчеркивается, что для понимания динамики и исторического значения классовой борьбы необходимо учитывать все ее виды и проявления.
Классовая борьба была органическим порождением феодальной экономики, но, являясь ее следствием, она в то же время влияла на развитие самой экономики. Известно марксистско-ленинское положение о трех формах классовой борьбы: экономической, политической и идеологической. На протяжении почти всей эпохи феодализма, вплоть до революционной ситуации, большое значение имела экономическая борьба за уменьшение эксплуатации. Норма феодальной эксплуатации определялась отношением прибавочного продукта (времени) к необходимому. Поэтому борьба крестьян развивалась в двух направлениях:
1) за сокращение прибавочного продукта (времени), присваиваемого феодалами, и
2) за увеличение оставшегося крестьянину необходимого продукта (времени), за увеличение доходности его хозяйства.
Преобладающее значение экономической борьбы на протяжении большей части периода существования феодальной социально-экономической формации объясняется как неразвитостью политического сознания крестьянства, так и, что особенно важно, спецификой феодальной экономики. Как правило, стремление трудящихся уменьшить прибавочный продукт порождалось желанием увеличить необходимый продукт (необходимое время), хотя иногда, все чаще к концу существования феодального строя, у крестьянина "опускались руки" и в своем хозяйстве. Это вело к упадку всей крепостной экономики.
В состав необходимого продукта, остающегося крепостному, входило не только то, что требовалось для воспроизводства рабочей силы самого работника (как при рабстве) и его семьи (как при капитализме), но и то, что обеспечивало воспроизводство крестьянского хозяйства. Экспроприация рабовладельцем или капиталистом части необходимого продукта вела "только" к деградации и вымиранию трудящихся. Посягательства феодала на необходимый продукт крепостного разрушали основу всего феодального общества - крепостное хозяйство [1, т. 25, ч. 2, гл. 47; 112, с. 83-90]. Диалектика эволюции сельского хозяйства той эпохи была такова, что борьба крепостного за увеличение оставшегося ему необходимого продукта (времени) объективно содействовала развитию капиталистических отношений (способствуя росту товарности крестьянского хозяйства), т. е. со своей стороны разрушала крепостное хозяйство. Чаще всего подобные усилия крестьянства были, собственно, не борьбой, а самой низшей формой сопротивления, поскольку рост производительности крестьянского хозяйства феодалы обычно использовали в своих интересах. В результате крепло хозяйство не массы крепостных, а наиболее удачливых одиночек, хотя к концу крепостной эпохи таких становилось все больше. Подобная форма сопротивления крестьянства, не улучшая положения основной его массы, стимулировала вместе с тем прогресс хозяйства страны [112, с. 275-279].
Б. Ф. Поршнев, анализируя соотношение феодальной экономики и классовой борьбы, отмечает, что эффективность крестьянских усилий, направленных на увеличение, остающегося им необходимого продукта, находилась в обратном отношении к развитию открытого сопротивления и борьбы трудящихся за уменьшение прибавочного продукта, шедшего феодалу. Это действительно было типично для феодального общества. Но к концу существования феодальной системы, когда в недрах ее сложился капиталистический уклад и подспудно начали действовать закономерности капиталистических отношений, успешная борьба части крестьян за увеличение необходимого продукта побуждала их к открытому сопротивлению феодалу, поскольку крепостнические порядки сковывали их предпринимательскую деятельность [131, с. 153]. "...Крепостное право стесняло одинаково всех - и крепостного бурмистра... и хозяйственного мужика... и пролетария-дворового и обедневшего мужика..." [2, т. 1, с. 306]. Это и помогает понять глубокий смысл ленинского определения: "Когда было крепостное право, вся масса крестьян боролась со своими угнетателями" [2, т. 7, с. 194].
Чтобы оценить нарастание силы этой великой борьбы [там же], следует принять во внимание и тот глухой, нередко слабо осознанный антифеодальный протест, который пронизывал всю жизнь мужика и проявлялся в нежелании работать на барском поле, в плохой работе, в порче барского скота, инвентаря. Дворянская агрономическая литература изобиловала жалобами на "ленность", "нерадивость", "непослушание" крепостных. Барщиной называлось все, что "медленно, нерадиво и безо всякой охоты делается",- писал один из апологетов крепостничества И. Вилькинс. Он доказывал, что успехи помещичьего хозяйства зависят не только от физических сил, но и от "нравственного расположения" крестьянина [68, с. 68]. Крепостники пытались поднять это "нравственное расположение" самыми разнообразными способами понуждения. Но это не помогало. Один из управляющих поместьями Юсуповых объяснял упадок доходности хозяйства "общим неприязненным духом" крестьян [128, с. 182-183]. Этот "общий неприязненный дух" порождал падение производительности труда в феодальном хозяйстве, что заводило крепостническое общество в экономический тупик. Массовые жалобы, неисполнение барщинных работ, неуплата оброка, потравы помещичьих полей и порубки леса, побеги и т. п. обусловливали нарастание напряженности аграрных отношений, которое наглядно проявлялось в увеличении из десятилетия в десятилетие количества открытых волнений крепостных. По материалам сборников "Крестьянское движение в России" (под ред. Н. М. Дружинина) можно подсчитать, что в 30-х годах произошло 328 волнений, в 40-х - 545, а в 50-х- 1010. Так борьба угнетенных вовлекала страну в состояние революционной ситуации. Хорошо осведомленный шеф жандармов Бенкендорф еще в 1839 г., докладывая царю о нравственно-политическом состоянии империи, писал, что "крепостное состояние" - "пороховой погреб под государством" [31, с. 31].
(продолжение следует)
Часть 1.
Автор, опираясь на работы советских исследователей, рассматривает вопрос об отечественных корнях и народных истоках утопического социализма в России, показывает эволюцию революционно-демократических взглядов выдающихся мыслителей XIX в. Герцена, Огарева, Белинского, Шевченко.
Монография рассчитана на преподавателей истории, философии, филологии, студентов гуманитарных вузов, а также на всех, кто интересуется историей освободительного движения в нашей стране.
Под общей редакцией д-ра ист. наук проф. Федорова В. А. (Московский государственный университет).
Редакция общетехнической литературы при Донецком государственном университете. Зав. редакцией М. X. Тахтаров.
10501-227
ММ2Щ04Ь=76Б35-9-75; Издательское объединение "Вища школа", 1976.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава I. Исторические условия зарождения социалистической мысли
Классовая борьба трудящихся
Социальное сознание трудящихся
Социальная программа реформационного сектантства и радикального староверия
Народные вольнодумцы
Опыт социально-экономического развития и классовой борьбы зарубежных народов
Традиции и влияние освободительной мысли России и Запада
Глава II. Начало поисков правильной революционной теории
О соотношении нравственного и интеллектуального развития Герцена, Огарева, Белинского и Шевченко
Философские основы общественных взглядов основоположников революционного социализма в России
Оценка действительности
Общественные идеалы
Решение крестьянского вопроса и перспективы буржуазного развития
Социализм и республика
Способы преобразования общества. Роль народа в истории
Государство как двигатель прогресса
Возникновение ориентации на народную революцию
Перспективы революции в России
Зарождение революционно-демократической стратегии и тактики
Вопрос о революционной организации. Эволюция понимания революционного дела
Заключение
Список литературы
ВВЕДЕНИЕ
В истории зарождения социалистической мысли в России наименее изучено соотношение жизни, борьбы крепостного крестьянства и идей наиболее выдающихся мыслителей-революционеров. Между тем вопрос этот весьма актуален. К. Маркс обращал внимание на "невидимые нити", связывавшие крестьянские массы с взглядами революционных утопических социалистов [1, т. 33, с. 147]. В. И. Ленин подчеркивал, что Белинский выражал настроения крепостных крестьян [2, т. 19, с. 169]. Естественно, что проблема народных истоков идей Герцена, Огарева, Белинского встала перед советской историографией с самого ее возникновения. Однако решить этот вопрос, разумеется, нелегко. К. Маркс не случайно писал о "невидимых нитях". Речь идет о связях сущностных, глубинных, улавливаемых во всей их полноте и сложности лишь при исследовании более широкой проблемы: общих закономерностей генезиса социалистической мысли. Искать эти закономерности следует во всей совокупности исторических предпосылок зарождения социалистических идей и в логике развития последних. Вопрос о народных истоках социалистической мысли как части общей проблемы закономерностей возникновения революционно-демократического утопического социализма в России и является объектом рассмотрения в предлагаемой читателю книге.
Известно, что утопический социализм в России начал распространяться в 30-х годах XIX в. Но на первых порах малочисленные его адепты еще не знали, как увязать свою мечту с действительностью. Положение изменилось в 40-х годах, когда прогрессивные русские мыслители в своих трудах сформулировали идею народной революции как средства достижения социализма. В результате активной революционной деятельности Герцена, Огарева, Белинского, а с середины 40-х годов "левых" (революционно настроенных) петрашевцев и Шевченко в атмосфере сочувствия передовой молодежи идеям народной революции революционно-демократическая социалистическая мысль перестает быть достоянием узких кружков и становится важным фактором политической жизни, течением общественной мысли.
До зарождения революционной ситуации в конце 50-х годов эта ориентация на народную революцию развивалась в условиях отсутствия в России сколько-нибудь значительного массового движения. С 1856 г. активизация выступлений масс способствовала дальнейшему формированию революционно-демократической социалистической мысли. С возникновением революционной ситуации и появлением трудов Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова и их единомышленников революционно-демократическая социалистическая мысль вступила в следующий этап. В. И. Ленин отмечал, что Чернышевский, следуя за Герценом, "сделал громадный шаг вперед" по сравнению с ним [2, т. 25, с. 94].
Таким образом, хронологически генезис революционно-демократического утопического социализма в России охватывает период с начала 30-х до середины 50-х годов XIX в. В настоящей работе рассматриваются два первых его этапа:
1) 30-е годы - время не сложившихся в сколько-нибудь стройную систему социалистических и революционных идей, не выходивших за рамки небольших кружков, и
2) начало 40-х годов - 1848 г., когда образовалась основа всей системы революционно-демократических социалистических идей. Французская революция 1848 г. была важной вехой и в истории утопического социализма в России. Под влиянием связанных с ней событий взгляды Герцена, а затем и Огарева, выкристаллизовались в "русский социализм".
Идейное развитие Герцена, Огарева, Белинского в 30-х годах обстоятельно охарактеризовано в работах А. И. Володина [62, 63], В. С. Нечаевой [100, 101, 102], Е. Л. Рудницкой [116], 3. В. Смирновой [129]. Это позволяет при характеристике первого этапа генезиса утопического социализма остановиться лишь на тех фактах, которые необходимы в данной работе.
Для понимания истории развития социалистических идей в России 40-х годов большое значение имеет изучение деятельности "левых" петрашевцев, но, поскольку речь идет о самом моменте возникновения революционно-демократической социалистической мысли, мы рассмотрим взгляды только Герцена, Огарева, Белинского и Шевченко.
Творчество великого Кобзаря представляет особый интерес в связи с рассматриваемой проблемой. Русское и украинское освободительное движение органически переплеталось. Поэзия Шевченко стала важным фактором революционно-демократического движения и на Украине, и в России. Эволюция философских и общественно-политических взглядов поэта дает возможность увидеть логическую связь бунтарского сознания угнетенных масс с революционно-демократической мыслью. Уже в начале своего творческого пути Шевченко выступил трибуном стихийного протеста и восстания. Дальнейшее развитие взглядов поэта закономерно привело его в революционно-демократический лагерь Герцена - Чернышевского [97, с. 482-502].
В марксистской литературе еще Г. В. Плеханов обращал внимание на большое значение теоретической деятельности выдающихся русских мыслителей 40-х годов. Но особенно важны для анализа их взглядов высказывания В. И. Ленина, который писал: "В течение около полувека, примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России... жадно искала правильной революционной теории... Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы" [2, т. 41, с. 7-8].
И Радищев, и наиболее выдающиеся теоретики из декабристов были крупными революционными мыслителями, смело решавшими важнейшие проблемы русской жизни. Но перед ними еще не выросла проблема создания науки о законах развития общества. Только в 40-х годах передовая русская мысль, усвоив некоторые важные достижения западных теоретиков, но не оценив всего значения зарождения марксизма, пришла к выводу, что Запад еще не знает науки о законах развития общества, и предприняла очень интересные попытки самостоятельной ее разработки.
Таким образом, главное, что характерно для 40-х годов, - это выдвижение задачи: открыть законы развития общества и, опираясь на них, разработать теорию революции. Герцен, Огарев, Белинский первыми в истории русского освободительного движения поняли, что научное руководство революционной борьбой является решающим условием ее успеха. Поэтому В. И. Ленин, определяя историческую роль Герцена в развитии революционного движения, писал, что пролетариат учится на примере этого мыслителя великому значению революционной теории [2, т. 21, с. 261]. В своем труде "Что делать?", заложившем теоретические основы нашей партии, разъясняя рабочему классу значение революционной теории, В. И. Ленин ссылался, прежде всего, на деятелей 40-х годов Герцена и Белинского [2, т. 6, с. 25]. Характеризуя Герцена как философа, В. И. Ленин писал, что он "встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени" [2, т. 21, с. 256]. А ведь Герцен творил вслед за такими гигантами, как Гегель и Фейербах, Сен-Симон и Фурье. Эта высокая оценка Герцена помогает нам понять и его единомышленников - Белинского и Огарева.
Вожди разночинского периода освободительного движения Чернышевский и Добролюбов считали себя учениками Герцена и Белинского. С них В. И. Ленин начинал перечень замечательных предшественников русских марксистов [2, т. 6, с. 25]. Поэтому без изучения революционной деятельности и идейного наследия Герцена, Огарева, Белинского невозможно понять всю дальнейшую историю революционного российского процесса.
Еще недостаточно оценено значение того большого сдвига, который произошел в 40-х годах XIX в. чуть ли не во всех областях духовной жизни России - не только в философии и общественно-политической мысли, художественной литературе (возникновение "натуральной школы"), искусстве, историографии, но и в естественных науках. Во всем этом особое значение имело развитие революционной патриотической мысли предшественников русских марксистов.
Изучение истоков революционно-демократической социалистической мысли дает ценнейший материал об истории братских связей русского, белорусского, украинского и других народов нашей страны в освободительном движении, в развитии науки и культуры.
Специфика настоящего исследования предполагает использование литературы, относящейся к двум до сих пор мало соприкасавшимся научным направлениям: по истории социального сознания народных масс, с одной стороны, и по истории возникновения социалистических идей - с другой.
Сознание крестьянства эпохи феодализма в России всегда привлекало внимание общественности. Однако попытки понять загадочную "душу" мужика породили много легенд и мало серьезных исследований. Помещики обычно видели в крепостном здоровенного, но злонравного малого. Они же создали и идеал "мужичка", который хотя и немного придурковат, но зато своей тюрей "премного доволен" и, как подчеркивал щедринский генерал, "терпелив-с". В литературе эта идиллия воспроизводилась теоретиками "официальной народности". Славянофилы видели в крестьянине богоносца, а революционные народники - социалиста.
Что касается советской историографии, то историк В. А. Федоров в 1966 г., характеризуя ее серьезные достижения в изучении крестьянского движения периода разложения крепостничества, отмечал недостаточную изученность духовной жизни народа. "Совершенно неисследованной остается социальная психология крестьянства" [131, с. 151, 154-155]. Соглашаясь в основном с этим мнением, заметим, что еще в 1964 г. была опубликована монография Б. Ф. Поршнева "Феодализм и народные массы", в которой дана философская разработка проблем классовой борьбы крестьянства в связи с экономической, политической и духовной жизнью масс и общества [112, ПО, 111]. С тех пор наша литература обогатилась новыми исследованиями В. А. Федорова [132], Б.Т. Литвака [91,92], Г. А: Кавтарадзе [74, 75], М. А. Рахматуллина [115], В. Д. Назарова [99], В. И. Буганова [61] и др. Но полемика, которую ведут советские исследователи о наличии идеологии у феодального крестьянства, сама по себе свидетельствует о необходимости более глубокого изучения истории социального сознания трудящихся той эпохи.
Если серьезное исследование общественного сознания крестьянства 30-50-х годов XIX в. только начинается, то литература, посвященная идейной эволюции Герцена, Огарева, Белинского, Шевченко, огромна. Еще с середины XIX в. началась полемика из-за оценки их общественно-политических взглядов. В дореволюционной буржуазной историографии можно встретить работы, которые сыграли в свое время определенную положительную роль (А. Н. Пыпин, С. А. Венгеров), но содержавшаяся в них буржуазно-либеральная концепция трактовки идей первых социалистов была принципиально ошибочной. Для буржуазной науки было характерно непонимание классовой природы революционной мысли 40-х годов, отрицание ее революционности и социалистической направленности, преувеличение влияния "западных" идей. "Веховцы", напуганные революцией 1905-'1907 гг., пришли к противопоставлению "кошмарных", "интеллигентских" идей социалистов народу.
Знаменательно, что эти положения дореволюционной буржуазной историографии и составляют главное идейное оружие современных буржуазных "советологов", фальсифицирующих историю освободительного движения России [107, 114, 135]. Тем больший интерес приобретает для нас лучшее из дореволюционной историографии - произведения А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Г. В. Плеханова.
Исключительно важное значение для оценки общественно-политических взглядов революционеров, предшественников марксизма, имеет наследие В. И. Ленина. Если собрать воедино все его высказывания, связанные с рассматриваемой проблемой, то они образуют цельную концепцию, включающую в себя характеристики историографии темы, исторических условий возникновения социалистической мысли, классовой природы последней и связи с жизнью народных масс, ее достижений и исторического значения. По мере своего развития советская историография все более основательно реализовала ленинскую концепцию поисков правильной революционной теории. Наиболее значительны публикации, которые появились со второй половины 50-х годов,- А. И. Володина [62, 63], 3. В. Смирновой [129], В. С. Нечаевой [100, 101, 102], Е. Л. Рудницкой [116] и др. Советские философы, литературоведы, историки, экономисты изучили историю идейного развития каждого из выдающихся мыслителей 40-х годов. Таким образом, советская историография вплотную подошла к воссозданию всего комплекса взаимосвязанных философских, политических и экономических идей первых социалистов. Недостаточная разработка вопроса о народных истоках социалистических идей является наиболее значительным препятствием для выяснения общих закономерностей процесса зарождения социалистической мысли.
Состояние темы выдвигает задачу моделирования генезиса утопического социализма. И это не дань некоей моде, а назревшая необходимость, определяемая самой спецификой материала. При воссоздании истории хозяйства, социальных структур, политических учреждений нередко можно обобщить все факты и даже представить их читателю в цифровых выкладках. Идеи, как и явления социальной психологии вообще, лишь частично поддаются обобщению в количественных показателях. Единственный способ понять отдельный факт в истории общественной мысли - это рассмотреть его в связи со всей структурой и динамикой идейного процесса, учитывая классовые корни последнего. Моделирование должно воссоздать наиболее важное и характерное в историческом процессе так, чтобы динамика и наиболее существенные связи модели выразили закономерности данного процесса. Автор и ставит перед собой задачу выявить народные истоки генезиса утопического социализма параллельно с воссозданием контуров его модели.
Задачи темы определили своеобразие ее источников. Сопоставление социального сознания трудящихся масс с идеями наиболее выдающихся мыслителей побудило использовать такой мало привлекавшийся историками источник, как фольклор, а также документы народного вольнодумства. Что же касается идей Герцена, Огарева, Белинского, Шевченко, то для их исследования в распоряжении историка имеются богатейшие материалы - произведения, авторские дневники, переписка, воспоминания современников.
ГЛАВА I.
ИСТОРИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ЗАРОЖДЕНИЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
Корни революционных и утопических социалистических идей, возникающих в России с 30-х годов XIX в., уходят в те определяющие историю страны явления, которые можно объять понятием "кризис крепостничества". Этому периоду присущи острейшие общественные противоречия. Конфликт между развивавшимися производительными силами и устаревшими производственными отношениями наиболее тяжело сказывался на положении народных масс. Усиление крепостного гнета в условиях активизации хозяйственной деятельности трудящихся в связи с развитием товарно-денежных и капиталистических отношений вызывало нарастание классовой борьбы.
В 30-х годах в промышленных районах России уже господствовало крупное мануфактурное производство, усиливался процесс внедрения машин и сложных механических двигателей. В 1842 г. началось строительство первой крупной железной дороги, на больших реках, озерах и морях возникло пароходное сообщение. Развивается внутренний рынок, в том числе и рынок наемной рабочей силы. Растут города - центры промышленности, торговли, культуры. Страна все более втягивается в мировой капиталистический процесс. С 40-х годов резко возрастает удельный вес экспорта зерна. "Производство хлеба помещиками на продажу, особенно развившееся в последнее время существования крепостного права,- отмечал В. И. Ленин,- было уже предвестником распадения старого режима" [2, т. 3, с. 184]. Рост общественного разделения труда и развитие товарно-денежных отношений все сильнее сказывались на эволюции сельского хозяйства. Советские историки раскрывают две тенденции этого развития [126, с. 17-19]. Лишение крестьян земли феодалами, а также увеличение повинностей обусловливали упадок все большей массы крестьянских хозяйств - базы крепостнического сельского хозяйства на большей части европейской территории страны [85; 84, с. 274-305]. Вместе с тем значительная часть крестьян, особенно государственных, удельных и оброчных помещичьих, разными способами оживила свою хозяйственную деятельность, повысила доходы и добивалась фактически все большей свободы предпринимательства [67, т. 2, с. 448-452; 122; 84, с. 341; 133, с. 184-193]. Рост производительных сил в сельском хозяйстве был обязан главным образом усилиям крестьянства. В течение первой половины XIX в. количество распаханных земель увеличилось примерно на 80%. С 40-х годов широкое распространение получают важнейшие сельскохозяйственные культуры: картофель, кукуруза, сахарная свекла, подсолнечник.
Такое развитие производительных сил приводило к заметным изменениям социальной структуры населения. Помещики сохраняли господство и в хозяйстве, и в политической жизни, хотя экономический упадок затронул к концу рассматриваемого периода большую часть господствующего класса.
В отношениях с помещиками крестьянство составляло в основном единую монолитную массу, задавленную крепостным гнетом. Но в промыслово-земледельческом, и особенно промысловом, селе все заметнее протекал процесс не только мелкотоварного (употребляя терминологию, обоснованную И. Д. Ковальченко), но и социального расслоения. Формировалась буржуазия, неразвитая, нереволюционная, тесно связанная с феодальным строем, с купеческим "темным царством". Складывался предпролетариат с "родимыми пятнами" крестьянской патриархальщины - традиционностью мировоззрения, верой в бога, царя, привычкой к покорности. В то же время развитие промышленности, торговли, культуры обусловливало рост разночинной интеллигенции, страдавшей от крепостничества и заинтересованной в прогрессе страны. С ней иногда смыкались выходцы из просвещенного дворянства, сочувствовавшие устранению крепостнических препон. Из этих слоев и выходили деятели освободительного движения.
Бедственное положение трудящихся, и прежде всего крестьянства, будило освободительную мысль передовых кругов общества. Активизация экономических, политических и культурных отношений с наиболее развитыми странами способствовала усвоению первыми социалистами России опыта исторического развития зарубежных народов и достижений прогрессивной мысли Запада.
Экономические процессы вызывали, с одной стороны, оживление классовой борьбы трудящихся, а с другой - усиленное противодействие крепостников и политического аппарата самодержавного государства.
КЛАССОВАЯ БОРЬБА ТРУДЯЩИХСЯ.
Проблемы классовой борьбы трудящихся против крепостничества находятся в центре внимания советских историков. Изданы сборники документов по истории крестьянского и рабочего движения. Классовой борьбе крестьянства посвящено множество работ. Однако этот огромный материал еще недостаточно осмыслен теоретически [131, с. 151].
Не ставя перед собой задачи воссоздания сколько-нибудь полной и конкретной картины классовой борьбы, отметим здесь лишь те ее проявления, которые помогают лучше понять исторические корни революционно-демократического утопического социализма.
Характеризуя это время, В. И. Ленин писал: "Крепостная Россия забита и неподвижна" [2, т. 23, с. 398], ¦ "народные массы России... спали еще непробудным сном" [2, т. 25, с. 297]. Историки полагают, что в рассматриваемый период активно боролась крайне незначительная часть помещичьих крестьян - в центрально-промышленных губерниях, например, 0,3% в год [132, с. 317]. В подавляющем большинстве случаев правительству удавалось сдерживать волнения "мерами кротости". Приученные к рабству веками гнета и церковного дурмана массы нередко проявляли удивительное легковерие к своим классовым врагам. Рабочее движение этого времени было крайне неразвито и по своему характеру сливалось с антикрепостнической борьбой крестьянства. Такая специфическая форма борьбы рабочего класса, как стачка в 30-50-х годах, встречалась очень редко. Несомненно, что дальнейшее изучение архивных материалов поможет выявить многие новые факты протеста и классовой борьбы трудящихся. Но общая картина неразвитости, неосознанный характер: этой борьбы очевидны уже сейчас.
Историк Ю. Ю. Кахк, констатируя, что после крестьянской войны 1773-1775 гг. антикрепостническое движение на протяжении всего времени разложения феодализма ни по массовости восстаний, ни по их лозунгам не достигало уровня войны, полагает, что это не означает ослабления классовой борьбы крестьянства [77, с. 89-90].
В исследованиях последних лет обычно подчеркивается, что для понимания динамики и исторического значения классовой борьбы необходимо учитывать все ее виды и проявления.
Классовая борьба была органическим порождением феодальной экономики, но, являясь ее следствием, она в то же время влияла на развитие самой экономики. Известно марксистско-ленинское положение о трех формах классовой борьбы: экономической, политической и идеологической. На протяжении почти всей эпохи феодализма, вплоть до революционной ситуации, большое значение имела экономическая борьба за уменьшение эксплуатации. Норма феодальной эксплуатации определялась отношением прибавочного продукта (времени) к необходимому. Поэтому борьба крестьян развивалась в двух направлениях:
1) за сокращение прибавочного продукта (времени), присваиваемого феодалами, и
2) за увеличение оставшегося крестьянину необходимого продукта (времени), за увеличение доходности его хозяйства.
Преобладающее значение экономической борьбы на протяжении большей части периода существования феодальной социально-экономической формации объясняется как неразвитостью политического сознания крестьянства, так и, что особенно важно, спецификой феодальной экономики. Как правило, стремление трудящихся уменьшить прибавочный продукт порождалось желанием увеличить необходимый продукт (необходимое время), хотя иногда, все чаще к концу существования феодального строя, у крестьянина "опускались руки" и в своем хозяйстве. Это вело к упадку всей крепостной экономики.
В состав необходимого продукта, остающегося крепостному, входило не только то, что требовалось для воспроизводства рабочей силы самого работника (как при рабстве) и его семьи (как при капитализме), но и то, что обеспечивало воспроизводство крестьянского хозяйства. Экспроприация рабовладельцем или капиталистом части необходимого продукта вела "только" к деградации и вымиранию трудящихся. Посягательства феодала на необходимый продукт крепостного разрушали основу всего феодального общества - крепостное хозяйство [1, т. 25, ч. 2, гл. 47; 112, с. 83-90]. Диалектика эволюции сельского хозяйства той эпохи была такова, что борьба крепостного за увеличение оставшегося ему необходимого продукта (времени) объективно содействовала развитию капиталистических отношений (способствуя росту товарности крестьянского хозяйства), т. е. со своей стороны разрушала крепостное хозяйство. Чаще всего подобные усилия крестьянства были, собственно, не борьбой, а самой низшей формой сопротивления, поскольку рост производительности крестьянского хозяйства феодалы обычно использовали в своих интересах. В результате крепло хозяйство не массы крепостных, а наиболее удачливых одиночек, хотя к концу крепостной эпохи таких становилось все больше. Подобная форма сопротивления крестьянства, не улучшая положения основной его массы, стимулировала вместе с тем прогресс хозяйства страны [112, с. 275-279].
Б. Ф. Поршнев, анализируя соотношение феодальной экономики и классовой борьбы, отмечает, что эффективность крестьянских усилий, направленных на увеличение, остающегося им необходимого продукта, находилась в обратном отношении к развитию открытого сопротивления и борьбы трудящихся за уменьшение прибавочного продукта, шедшего феодалу. Это действительно было типично для феодального общества. Но к концу существования феодальной системы, когда в недрах ее сложился капиталистический уклад и подспудно начали действовать закономерности капиталистических отношений, успешная борьба части крестьян за увеличение необходимого продукта побуждала их к открытому сопротивлению феодалу, поскольку крепостнические порядки сковывали их предпринимательскую деятельность [131, с. 153]. "...Крепостное право стесняло одинаково всех - и крепостного бурмистра... и хозяйственного мужика... и пролетария-дворового и обедневшего мужика..." [2, т. 1, с. 306]. Это и помогает понять глубокий смысл ленинского определения: "Когда было крепостное право, вся масса крестьян боролась со своими угнетателями" [2, т. 7, с. 194].
Чтобы оценить нарастание силы этой великой борьбы [там же], следует принять во внимание и тот глухой, нередко слабо осознанный антифеодальный протест, который пронизывал всю жизнь мужика и проявлялся в нежелании работать на барском поле, в плохой работе, в порче барского скота, инвентаря. Дворянская агрономическая литература изобиловала жалобами на "ленность", "нерадивость", "непослушание" крепостных. Барщиной называлось все, что "медленно, нерадиво и безо всякой охоты делается",- писал один из апологетов крепостничества И. Вилькинс. Он доказывал, что успехи помещичьего хозяйства зависят не только от физических сил, но и от "нравственного расположения" крестьянина [68, с. 68]. Крепостники пытались поднять это "нравственное расположение" самыми разнообразными способами понуждения. Но это не помогало. Один из управляющих поместьями Юсуповых объяснял упадок доходности хозяйства "общим неприязненным духом" крестьян [128, с. 182-183]. Этот "общий неприязненный дух" порождал падение производительности труда в феодальном хозяйстве, что заводило крепостническое общество в экономический тупик. Массовые жалобы, неисполнение барщинных работ, неуплата оброка, потравы помещичьих полей и порубки леса, побеги и т. п. обусловливали нарастание напряженности аграрных отношений, которое наглядно проявлялось в увеличении из десятилетия в десятилетие количества открытых волнений крепостных. По материалам сборников "Крестьянское движение в России" (под ред. Н. М. Дружинина) можно подсчитать, что в 30-х годах произошло 328 волнений, в 40-х - 545, а в 50-х- 1010. Так борьба угнетенных вовлекала страну в состояние революционной ситуации. Хорошо осведомленный шеф жандармов Бенкендорф еще в 1839 г., докладывая царю о нравственно-политическом состоянии империи, писал, что "крепостное состояние" - "пороховой погреб под государством" [31, с. 31].
(продолжение следует)