НАРОДНЫЕ ИСТОКИ РЕВОЛЮЦИОННО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА В РОССИИ-20
(ОТ КРЕСТЬЯНСКОЙ ПРАВДЫ К ГУМАНИЗМУ А.И. ГЕРЦЕНА, Н.П. ОГАРЕВА, В.Г. БЕЛИНСКОГО)
Глава 8. Правда и культура крестьянства
Изучению правды социального сознания крестьянства в настоящей работе предпослана общая характеристика деятельности этого класса и роли его в жизни страны. Эта характеристика имеет один существенный пробел - она не определяет роль крестьянства в духовной культуре страны. Исследованный материал позволяет в заключение изложенного остановиться и на этом вопросе.
Историография и теория вопроса о роли народной культуры
История культуры как направление исторических исследований стала разрабатываться в советской литературе совсем недавно. И в исследовании крестьянской культуры эпохи феодализма сделаны лишь первые шаги. Тем примечательнее в этом отношении освещение истории отечественной культуры в последних вузовских учебниках истории СССР, подготовленных МГУ, одного из инициативных центров по изучению истории отечественной культуры. Бросается в глаза неуясненность самого понятия "культура" в учебнике. Хотя в разговорной речи оно имеет специфическое значение ("культтовары", "культурные потребности населения", "министерство культуры"), а в науке породило множество дефиниций, количество которых стало расхожим анекдотом. В учебнике в самом начале текста о культуре Киевской Руси под культурой подразумеваются, прежде всего, произведения литературы, живописи, зодчества, под народной культурой - фольклор (в том числе, изобразительное искусство), но затем рассматриваются и картина мира, верования, быт, учебные заведения, письменность. Структура культуры и соотношение ее компонентов остаются неясными. И, что наиболее примечательно в настоящем контексте, если в характеристике культуры начала эпохи феодализма, хоть и бездоказательно, утверждается, что феодальная культура складывается на основе народной (689, 71), то в изложении культуры позднего феодализма (до конца ХVIII в.) о народной культуре вообще нет речи. Не учитывается роль крестьянской культуры и в освещении культуры XIX в. во втором томе учебника истории СССР (686).
Тем интереснее в этом отношении первые монографические исследования культуры России интересующего нас времени Б.И. Краснобаева и В.В. Познанского, особенно, посвященная переходу от средневековой культуры к культуре нового времени, последняя по времени публикации книга Б.И. Краснобаева, несомненно - серьезный вклад в историографию отечественной культуры. Как справедливо замечает автор, в истории России с середины ХVII в. до начала XIX в. очень наглядно проявлялась динамика культурного процесса, что позволяет лучше разглядеть его закономерности и роль разных социальных сил в нем.
В начале книги Б.И. Краснобаев ссылается на известное высказывание Ленина о двух культурах в каждой национальной культуре. Как известно, там речь идет о том, что в каждой нации есть "трудящаяся и эксплуатируемая масса, условия жизни которой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалистическую" (83, 120). Определяя содержание проблемы формирования русской национальной культуры, исследователь говорит о крестьянских основах последней (752, 17). Из этого следует, что и с точки зрения Б.И. Краснобаева культура крестьянских "локализованных микрокосмов" играла какую-то значительную роль в развитии культуры страны. Однако народная культура представлена в его рассуждениях лишь религиозно-фанатическим, "патриархальным демократизмом" протопопа Аввакума, религиозными социальными утопиями и праздничной скоморошьей культурой, создававшей начала свободомыслия и мятежности "в процессе народного гуляния". Неизбежно возникает вопрос, а не следует ли учитывать и культуру, зарождавшуюся в процессе народного, крестьянского труда?
И в ценном исследовании В.В. Познанским формирования русской национальной культуры в первой половине XIX в., хотя и говорится о том, что русские писатели и художники первой половины XIX в. впитывали "нравственный кодекс трудового народа" (903, 211), вопрос о значении культуры крестьянства даже не поставлен. Автор только затрагивает его, касаясь "культуры и быта" крепостной деревни, ее религиозности, крестьянского фольклора и вольнодумства. Отмечается совпадение некоторых идей крестьянских вольнодумцев с идеями Герцена и Белинского (903, 186-195).
Объяснение такой точки зрения на культуру феодального крестьянства можно разглядеть в четвертом томе двенадцатитомной "Истории СССР", изданной Институтом истории АН СССР. Здесь вопрос о значении культуры крестьянства тоже даже не поставлен, но отношение к ней выражено несколько яснее. Русская деревня характеризуется лишь как гнездо нищеты, невежества, диких суеверий, патриархальных пережитков, домостроевских представлений (688, 585-586, 667). Хотя "Домострой", как известно, памятник быта и нравов г.о. городских верхов ХVI в. Появление здоровых, прогрессивных тенденций крестьянской жизни авторы связывают лишь с отходничеством, втягиванием села в товарно-денежные отношения. С этими новыми процессами увязывается и появление крестьянских вольнодумцев, во взглядах которых отмечаются "творческие контакты между духовной жизнью народа и передовыми философскими и политическими воззрениями эпохи" (688, 667-668).
Не изученность вопроса, естественно, порождает представление о том, что с середины ХVII до середины XIX в., точнее - до начала "раскрестьянивания", в культуре крестьянства ничего прогрессивного, человечного и не было. Иногда делается исключение для фольклора, народных песен. Но откуда, как появляется человечность в них, остается неясным (687, 585-587). Справедливости ради стоит заметить, что значение "дикости" патриархального крестьянства для реакционной самодержавно-церковно-дворянской культуры тоже не объясняется. Полтораста лет тому назад Герцен с горечью писал в дневнике о крестьянстве, констатируя "страшный порядок": "Двенадцать миллионов людей hors-la-loi (вне закона)" (406, 288). С тех пор много воды утекло, но патриархальное крестьянство даже в серьезных исследованиях все еще пребывает вне культуры своего времени.
Достоинства труда Б.И. Краснобаева не только в рассмотрении переходного периода истории культуры, в богатстве материала, но и в использовании достижений советской культурологии, существенный недостаток - в попытке обойтись без теории. Автор коснулся полемики о том, что является предметом истории культуры, но так и не выразил своего ответа на этот вопрос. А, между тем, современное состояние культурологии и, в том числе, очень интересные результаты обсуждения предмета и метода истории культуры за "круглым столом" журнала "История СССР" (одним из докладчиков при этом был сам Б.И. Краснобаев) (926) позволяют разобраться в этом. Все согласны, что в широком понимании слова "культура" - это то, что не натура, не природа; культуру образуют все результаты истории, весь ее опыт. Все эти результаты истории, весь ее опыт - объект изучения историографии. А что, в таком случае, составляет предмет изучения истории культуры, лишь одного из направлений историографии? Думается, что в ответе на этот вопрос правы те исследователи, которые исходят из марксистско-ленинского представления о функциях культуры в истории общества, о роли человека как творца истории. Человек, - писал Маркс, - "как постоянная предпосылка человеческой истории, есть также ее постоянный продукт и результат, и предпосылкой человек является только как свой собственный продукт и результат" (19, 516). "История не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека", - подчеркивал Энгельс (7, 102). "В культуре человек представлен... как творящее существо", - пишет в работе "Культура и история" философ В.М. Межуев (816, 60). Культура - "особого рода объективная действительность, которая в отличие от природной действительности имеет субъективный источник происхождения" (816, 70). Поэтому участники упомянутого "круглого стола" и доказывали, что в центре внимания истории культуры должен быть человек (Б.И. Краснобаев), человек в его социально-культурной обусловленности (А.Я. Гуревич), что история культуры это, прежде всего, история духовного развития человека (В.А. Карпушин, Д.Ф. Марков).
Ориентация в изучении культуры на духовный мир человека существенно проясняет условия задачи, но не составляет ее решения. Остается вопрос, что в духовном мире человека составляет предмет изучения истории культуры? Подсказанный человеку всем опытом истории, всеми ее результатами способ деятельности, - отвечают Э.С. Маркарян, В.Е. Давидович и Ю.А. Жданов (809;616).
Эта не столько дефиниция, сколько формула культуры, важный результат исследования наших культурологов, однако сама по себе она недостаточна для уяснения предмета и метода истории культуры. Здесь недостаточно выражена роль самого человека как деятеля культуры, а без этого не могут быть уяснены вопросы, которые участники "круглого стола" считали важнейшими для разработки истории культуры: о структуре такого необъятного и разнородного феномена как культура (М.С. Каган) и о "стержне-интеграторе" этого единства (В.И. Кузищин) или структурообразующем начале и "скрытом принципе движения" его (М.А. Барг), "энергии" движения всей системы (М.С. Каган).
При всей ценности труда Б.И. Краснобаева одним из наиболее существенных недостатков в его исследовании динамики, закономерностей развития русской культуры представляется мне отсутствие ответа на эти вопросы, каков "скрытый принцип движения" культуры, какова "энергия" движения всей ее системы. Отчасти, это объясняется неуясненностью, не только в книге Б.И. Краснобаева, действительной роли в развитии духовной культуры двух основных ее сфер: идеологической и социально-психологической.
В современной литературе уже достаточно хорошо уяснено наличие в общественной сознании двух сфер: идеологической и общественно-психологической. Но до сих пор при рассмотрении культуры обычно упускается из виду весьма важное обстоятельство - и культура, поскольку речь идет о духовном мире человека, его сознании, прежде всего, также состоит из упомянутых двух сфер. В названных трудах по истории культуры излагается, главным образом, ее идеологическая сфера: мировоззренческие, в том числе религиозные системы, политические учения, системы научных знаний, соответствующие, идеологические по своим функциям, учреждения, а также произведения литературы, искусства в их идеологической роли. Однако, поскольку для истории культуры человек - деятельное, творящее существо, не следует забывать, что его деятельность направляется непосредственно его общественной психологией. "Теория, мой друг, мертва, но вечно живо древо жизни". Значимость идеологической сферы культуры зависит от того, насколько она проникает в общественную психологию. "Теория становится материальной силой, когда она овладевает массами" (6, 422). "Главная особенность и функция общественной психологии состоит в том, что она является массовым, непосредственно включенным в деятельность, сознанием общества (класса)", - доказывают советские философы (512, 47).
По мере развития общества значение идеологического воздействия возрастало, но направление этого развития в эпоху феодализма определялось, прежде всего, общественной психологией и масс, и политиков, общественно-психологической сферой культуры, можно сказать, культуры убеждения, а не идеологических концепций. Поэтому если в центре внимания истории культуры должен быть духовный мир человека, то в этом духовном мире - сфера общественной психологии.
Здесь следует искать и структурообразующее начало культуры. М.А. Барг в дискуссии за "круглым столом" предположил, что "структурообразующим началом" является "тип экзистенциальной ориентации человека" - его знания как устроен мир, в котором он живет, и какое место ему, человеку, отведено в этом мире - то есть, мировоззрение и самосознание человека в связи с крутом его знаний. В.И. Кузищин стержень-интегратор культуры древнего мира видит в религии, то есть тоже в мировоззрении. Тем интереснее в этой связи мысли Маркса, считавшего, что философия представляет собою "живую душу культуры". Под философией в данном случае он подразумевал не учения философов, а мировоззрение общества, говоря современным языком, мировоззрение, присущее его общественной психологии. У Маркса речь о том, что весь образ жизни людей порождал философию, которая проникала в "сердца современников", "в обуревающие их чувства любви и ненависти" (1, 105).
Структурообразующее начало культуры крестьянства следует искать в его экзистенциальной ориентации, мировоззрении (и самосознании) как феномене общественной психологии. Выше, в характеристике крестьянского мировоззрения, уже говорилось о принципиальном отличии его от философии как теории, о том, что такая сугубо практичная, прагматическая экзистенциальная ориентация определяется отношением крестьянина не к основному вопросу философии, а к коренным условиям человеческого бытия: к труду и к человеку. В свете марксистско-ленинских представлений о возникновении общества (труд, общественный труд создал человека) опыт функционирования простейшего социального суборганизма сельской общины позволяет разглядеть в этих основных координатах бытийной ориентации крестьянина двуединое структурообразующее начало культуры человека как творца своей истории.
Специфика отношения человека к труду и обществу в разных исторических условиях давала разные типы экзистенциальной ориентации, мировоззрения. Эти типы мировоззрений и составляли "душу" разных культур. Специфика отношения патриархального крестьянина к труду и органически связанная с этим отношением к труду его социальность (отношение к "миру", к людям) была выражена в традиционных представлениях и убеждениях его правды. Из этого следует, что правда - ключ к пониманию не только социального сознания крестьянства, но и его культуры, поскольку в представлениях-убеждениях крестьянина о правде были выражены структурообразующие начала, "принцип движения", "энергия" движения его культуры. Из присущего правде отношения крестьянина к труду и к "миру", к людям вырастала вся его деятельность и вся структура культуры крестьянского "мира".
В самом деле, как было показано, правде были присущи патриотические традиции. Они были важнейшим фактором культуры патриархального крестьянства, обусловившим деятельность, имевшую решающее значение не только для самого крестьянства. С патриотическими традициями были органически связаны трудовые традиции - другой важнейший компонент крестьянской культуры, обусловивший создание материальных условий жизни не только крестьянства. С трудовыми и патриотическими традициями были органически связаны традиции классовой борьбы - еще один важнейший компонент культуры крестьянства, обусловивший ту деятельность трудящихся, которая обеспечивала им в рамках феодальной формации хоть сколько-нибудь сносные условия бытия.
Вся воодушевлявшаяся правдой деятельность крестьянства в условиях развития производства и обмена в стране обуславливала развитие его картины мира (и мировоззрения в том числе), развитие как рационального, так и художественно-образного познания жизни, эволюцию эстетических потребностей и всей праздничной культуры, эволюцию приемов передачи младшему поколению всего жизненного опыта.
Вся структура крестьянской культуры была не только порождением, но и необходимым условием нормального функционирования крестьянского "мира". Если не забывать, что "мир" обеспечивал материальные условия развития феодального общества, легче понять роль его культуры в формировании национальной культуры страны.
Значение крестьянской культуры в духовной культуре страны
Община была оплотом хозяйственной рутины и консервативно-религиозного сознания, опорой феодалов и феодального государства в обеспечении рентой и удержании трудящихся в повиновении. "Локализованный микрокосм" общины, - писал Маркс, - повсюду "воздвиг над общинами более или менее централизованный деспотизм" (17, 405, 415). И Ленин отмечал, что государственный строй России искони держался и "на пассивной поддержке миллионов крестьянства" (53, 279). Но, вместе с тем, община в феодальной России была необходима крестьянству и в борьбе с суровой природой, в организации хозяйства и в обеспечении услугообменной экономики, и в отстаивании своих интересов от чрезмерных притязаний феодала и феодального государства, и как единственная возможность обеспечения человеческих взаимоотношений, человеческого психологического климата труда и быта, этических и эстетических, праздничных потребностей человека.
Противоречивость исторических функций феодальной сельской общины выражалась и в противоречивости ее культуры. Понять ее помогают мысли Маркса о рассудке и предрассудке французского крестьянина, представляющих его будущее и прошлое (в середине XIX в.) (15, 208-209), а также аналогичное высказывание Ленина о "мужицком рассудке" и "мужицком предрассудке". А.И. Клибанов, стремясь с помощью изученных им народных социальных утопий объяснить массовое социальное сознание крестьянства, не сомневается, что "не большинство, а меньшинство крестьянства являлось носителем "рассудка" (723, 4-5). Конечно, когда речь идет об отдельном крестьянине или идеологе крестьянства, можно определить, выражает ли он преимущественно рассудок или предрассудок, но в ленинских словах "Мы всегда строго отличали и будем отличать мужицкий рассудок от мужицкого предрассудка, мужицкий демократизм против Пуришкевича и мужицкое стремление примириться с попом и помещиком" (85, 318) нет оснований усматривать деление "мужиков" на разумное меньшинство и погрязшее в предрассудках большинство. В контексте речь идет о националистических предрассудках мужика, то есть об особенностях массового сознания крестьянства, о переплетении в нем рассудка с предрассудками. Примечательно, что в приведенном высказывании В.И. Ленина мужицкий рассудок связан с мужицким демократизмом, как было показано, стихийным порождением "мирских" взаимоотношений патриархального крестьянства. Не забудем при этом, что цитированные высказывания К. Маркса и В.И. Ленина относятся к крестьянину эпохи капитализма, в феодальном обществе порожденные общинным образом жизни предрассудки были исторически более оправданы.
Культуру крестьянского рассудка невозможно верно исторически оценить вне ее органических связей с культурой крестьянских предрассудков и наоборот. Каковы наиболее значительные проявления "забитости и одичалости" "мужика" (В.И. Ленин) (46, 314), консервативности культуры патриархального крестьянства, если иметь в виду его духовный мир? Изложенное выше позволяет ответить:
1. Порожденные рутинной техникой рутинные представления о технологии ведения своего и "мирского" хозяйства;
2. Традиционное сознание, порожденное основанным на натуральном хозяйстве общинным микрокосмом в системе феодализма, ориентация лишь на старину и опыт предков, недоверие к новшествам, к опыту "чужаков", горожан, образованных;
3. Порожденная образом жизни "мира" в системе феодализма религиозность;
4. Порожденное замкнутостью жизни в общине непонимание как социальных, так и политических отношений в обществе; все люди делились лишь на хороших и плохих (в том числе и господа), процессы социальной и политической жизни оценивались с помощью этических категорий, выработанных внутриобщинной жизнью;
5. Порожденные общинным микрокосмом в системе феодализма царистские иллюзии.
Из этих сравнительно немногих свойств духовного мира патриархального крестьянства вытекают, пожалуй, и все остальные его предрассудки. Но с этими свойствами были органически связаны и те проявления культуры патриархального крестьянства, без которых было бы просто невозможно развитие национальной культуры, ее прогресс.
На основе того натурального хозяйства, которое детерминировало общинный образ жизни и выраставшую из этого образа жизни консервативность села, патриархальное крестьянство на протяжении многих веков созидало ту материальную культуру, которая была основой исторической жизни страны. Правда, еще с конца ХV в. стало заметно возрастать значение промышленного производства, обмена и города в жизни страны, однако и эти процессы хозяйственного и социально-экономического развития протекали в значительной мере в связи с сельскохозяйственным производством и на его основе. В эпоху разложения крепостничества все большую роль в промышленном производстве и обмене играли "раскрестьянивавшиеся". Здесь были и паразитические слои, но созидатели, трудящиеся массы развивали лучшие трудовые и рационалистические традиции патриархального крестьянства.
Крестьянство не только кормило и поило страну, насыщало промышленность рабочей силой и сырьем, а экспорт товарами, обеспечивало своим патриотизмом в тяжелейших исторических условиях не только существование, но и рост государства, оно сыграло едва ли не решающую роль в созидании самих основ духовной культуры страны эпохи феодализма. А.Я. Гуревич в "Категориях средневековой культуры" проницательно заметил, что способ видения мира, присущий земледельцу, доминировал в общественном сознании и поведении средневековья (610, 40). Верность такого заключения подтверждается таким явлением духовной культуры решающего значения для всех сторон жизни страны как язык, народный язык. Своим богатством он обязан, прежде всего, жизни патриархального крестьянства, хотя к середине XIX в. его народные истоки все более питались и городской жизнью. Два выдающихся памятника народной культуры первой половины XIX в. "Толковый словарь живого великорусского языка" и "Пословицы русского народа" В.И. Даля "документально" подтверждают верность тезиса А.Я. Гуревича. Очень интересным был бы в этом плане анализ словарного состава Словаря В.И. Даля в результате исключения слов некрестьянского происхождения. Впрочем, эта задача под силу лингвистам. Но весьма показательными для оценки картины мира крестьянства являются использованные в работе народные пословицы, поговорки, загадки, да и все жанры фольклора. Это наиболее репрезентативный материал в интересующем нас отношении. Крестьянин многого не знал, но среди того, что ему было известно, самое главное в производственных процессах, во взаимоотношениях людей в своем "миру" осмыслено стихийно-материалистически и рационалистически. Напомню, что крестьянская правда с ее уважением к труду, трудовой собственности, к соседу и к "миру", с ее примитивным коллективизмом, демократизмом и гуманизмом глубоко рационалистична, несмотря на то, что освящалась она авторитетом бога. Поэтому, как было отмечено, Ленин связывал демократизм патриархального крестьянства с крестьянским рассудком.
Если иметь в виду сферу духовной культуры людей, то можно оказать, что все освободительное движение, в том числе и утопический социализм, все лучшее в сфере эстетики вырастало из гуманизма. В эпоху феодализма с уважением к человеку соответственно его человеческим качествам - трудолюбию и творческим способностям в труде, хозяйственности, доброте, совестливости, коллективизму, а не к "его благородию" (дворянину, офицеру, чиновнику, графу, к мундиру), историк встречается лишь в корпорациях трудящихся, в России - в крестьянской общине. Именно культура патриархального крестьянства обогатила национальную культуру не только этическими понятиями правды-справедливости, доброты, совести и братства людей, но и реальностью таких свойств людей.
Феодальная культура с ее религией широко использовала выработанные народной культурой понятия справедливости, доброты, совести, чести. Однако это были уже феодально-религиозная справедливость, совесть и доброта. "Мужича правда колюча, а панська на всі боки гнуча", - говорил об этом сам народ.
Примитивный гуманизм из среды патриархального крестьянства переходил не через идеологию, а по "кровному наследству" к демократическим слоям города, обогащая городскую культуру "снизу", поскольку она обогащалась и "сверху - из общечеловеческой цивилизации - через книги, учебные заведения, произведения литературы и искусства. В городской культуре этот примитивный, реальный гуманизм патриархального крестьянства встречался и с самым высоким гуманизмом эпохи - идеями революционно-демократического утопического социализма. В таком случае необычайно одаренный крестьянин мог стать великим народным поэтом Т.Г. Шевченко, а необычайно одаренный выходец из интеллектуальной элиты "благородных" мог стать выразителем разума и предрассудков психологии патриархального крестьянства, настроений "примитивной крестьянской демократии" (72, 20-23) великим Львом Толстым с его утопическим социализмом класса, "которому шла на смену буржуазия". Вспомним, что в оценке Ленина критические элементы учения Толстого до появления марксизма в России "могли на практике приносить иногда пользу некоторым слоям населения вопреки реакционным и утопическим чертам толстовства" (74, 103).
Драгоценным вкладом культуры патриархального крестьянства в национальную культуру был крестьянский патриотизм.
Имеются интереснейшие материалы о том, что думали и чувствовали дворяне в грозную годину 1812 г., а что думали и чувствовали крестьяне? А что думали защитники севастопольских бастионов I854-1855 г.? Лев Толстой, один из наиболее компетентных в этом людей, оставил нам свои замечательные догадки. Но ведь это только догадки. А как "заражали" настроения солдатской массы офицеров и в 1812, и в 1854-1855 гг.? Разве эти культурные процессы не оказали сильнейшего воздействия на историю страны? Но они вовсе не занимают своего достойного места в структуре культуры, как она изложена в названных лучших работах наших историков. Стоит вспомнить, что до сих пор наиболее глубокое объяснение значения народного патриотизма в великих событиях 1812 и 1854-1855 гг. дано не историками, а выразителем настроений патриархального крестьянства Львом Толстым.
Обобщая свое понимание "пружин" перехода от средневековой к новой культуре, Б.И. Краснобаев считает, что такое развитие объясняется противоречием между феодальной культурой и свойственным природе человека стремлением к совершенствованию материальных и духовных условий бытия, к самосовершенствованию. Это противоречие выявлялось и в разных формах классовой борьбы, и в творчестве наиболее талантливых представителей народа (752, 51). Действительно, этим противоречием можно объяснить всю историю культуры, но здесь не объясняется роль культуры разных классов и в том числе крестьянства именно в рассматриваемую эпоху. Неясным остается и соотношение культуры с классовой борьбой народных масс. Это не проясняется и в дальнейшем изложении конкретности процесса развития культуры, хотя автор не забывает, что ХVII в. был "бунташным".
Для истолкования Б.И. Краснобаевым роли народной культуры и классовой борьбы масс примечательно изложение в книге личностного выражения развития культуры. Духовный мир человека находится в центре внимания истории культуры, и автор во многом удачно, убедительно показывает эту историю в ее наиболее типичных личностях. Однако, почему протопоп Аввакум, представляющий в книге народную культуру ХVII в. олицетворяет "человека феодального общества", воспитанного в неуважении к человеку вообще? ("А я, грязь, что могу сделать, еще не Христос?", "Не высокомудрствуй, но бойся"). Во-первых, разве в феодальном обществе не было двух культур и разных социальных типов личности? А, во-вторых, почему при всей неизученности народной личности ХVII в., личностное выражение народной культуры видеть в протопопе Аввакуме, а не в Степане Разине, облик которого в общем знаком историкам? Вопрос напрашивается, тем более что классовая борьба народных масс одно из важнейших выражений народной культуры.
Если культура - это способ деятельности, то способ классовой борьбы крестьянства, после способа его труда и в совокупности с ним, представляет живую, диалектическую основу культуры крестьянства в феодальном обществе, а традиции этой борьбы - важнейшее достояние культуры национальной. Своей классовой борьбой крестьянин сознательно, по своей инициативе выходил за рамки общинного микрокосма и оказывался общественным деятелем в масштабах всей страны. Классовая борьба "выталкивала" сознание крестьянства за рамки общины, а все общество за рамки феодализма. Все формы классовой борьбы и особенно крестьянские войны ставили перед идеологами и политиками важнейшие проблемы бытия страны.
Реформы Петра I были несколько затянувшимся ответом на поставленные "бунташным" веком вопросы. Со второй половины ХVIII в. самодержавие было уже неспособно творчески решать вопросы, ставившиеся народной жизнью. Со времен Радищева это берут на себя идеологи и политики нового типа. Не только реформы Петра I, но и чудо Радищева (дворянского революционера, которого озаряли взлеты революционно-демократической мысли), необъяснимо без учета классовой борьбы народных масс как важнейшего фактора культуры страны.
Глава 8. Правда и культура крестьянства
Изучению правды социального сознания крестьянства в настоящей работе предпослана общая характеристика деятельности этого класса и роли его в жизни страны. Эта характеристика имеет один существенный пробел - она не определяет роль крестьянства в духовной культуре страны. Исследованный материал позволяет в заключение изложенного остановиться и на этом вопросе.
Историография и теория вопроса о роли народной культуры
История культуры как направление исторических исследований стала разрабатываться в советской литературе совсем недавно. И в исследовании крестьянской культуры эпохи феодализма сделаны лишь первые шаги. Тем примечательнее в этом отношении освещение истории отечественной культуры в последних вузовских учебниках истории СССР, подготовленных МГУ, одного из инициативных центров по изучению истории отечественной культуры. Бросается в глаза неуясненность самого понятия "культура" в учебнике. Хотя в разговорной речи оно имеет специфическое значение ("культтовары", "культурные потребности населения", "министерство культуры"), а в науке породило множество дефиниций, количество которых стало расхожим анекдотом. В учебнике в самом начале текста о культуре Киевской Руси под культурой подразумеваются, прежде всего, произведения литературы, живописи, зодчества, под народной культурой - фольклор (в том числе, изобразительное искусство), но затем рассматриваются и картина мира, верования, быт, учебные заведения, письменность. Структура культуры и соотношение ее компонентов остаются неясными. И, что наиболее примечательно в настоящем контексте, если в характеристике культуры начала эпохи феодализма, хоть и бездоказательно, утверждается, что феодальная культура складывается на основе народной (689, 71), то в изложении культуры позднего феодализма (до конца ХVIII в.) о народной культуре вообще нет речи. Не учитывается роль крестьянской культуры и в освещении культуры XIX в. во втором томе учебника истории СССР (686).
Тем интереснее в этом отношении первые монографические исследования культуры России интересующего нас времени Б.И. Краснобаева и В.В. Познанского, особенно, посвященная переходу от средневековой культуры к культуре нового времени, последняя по времени публикации книга Б.И. Краснобаева, несомненно - серьезный вклад в историографию отечественной культуры. Как справедливо замечает автор, в истории России с середины ХVII в. до начала XIX в. очень наглядно проявлялась динамика культурного процесса, что позволяет лучше разглядеть его закономерности и роль разных социальных сил в нем.
В начале книги Б.И. Краснобаев ссылается на известное высказывание Ленина о двух культурах в каждой национальной культуре. Как известно, там речь идет о том, что в каждой нации есть "трудящаяся и эксплуатируемая масса, условия жизни которой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалистическую" (83, 120). Определяя содержание проблемы формирования русской национальной культуры, исследователь говорит о крестьянских основах последней (752, 17). Из этого следует, что и с точки зрения Б.И. Краснобаева культура крестьянских "локализованных микрокосмов" играла какую-то значительную роль в развитии культуры страны. Однако народная культура представлена в его рассуждениях лишь религиозно-фанатическим, "патриархальным демократизмом" протопопа Аввакума, религиозными социальными утопиями и праздничной скоморошьей культурой, создававшей начала свободомыслия и мятежности "в процессе народного гуляния". Неизбежно возникает вопрос, а не следует ли учитывать и культуру, зарождавшуюся в процессе народного, крестьянского труда?
И в ценном исследовании В.В. Познанским формирования русской национальной культуры в первой половине XIX в., хотя и говорится о том, что русские писатели и художники первой половины XIX в. впитывали "нравственный кодекс трудового народа" (903, 211), вопрос о значении культуры крестьянства даже не поставлен. Автор только затрагивает его, касаясь "культуры и быта" крепостной деревни, ее религиозности, крестьянского фольклора и вольнодумства. Отмечается совпадение некоторых идей крестьянских вольнодумцев с идеями Герцена и Белинского (903, 186-195).
Объяснение такой точки зрения на культуру феодального крестьянства можно разглядеть в четвертом томе двенадцатитомной "Истории СССР", изданной Институтом истории АН СССР. Здесь вопрос о значении культуры крестьянства тоже даже не поставлен, но отношение к ней выражено несколько яснее. Русская деревня характеризуется лишь как гнездо нищеты, невежества, диких суеверий, патриархальных пережитков, домостроевских представлений (688, 585-586, 667). Хотя "Домострой", как известно, памятник быта и нравов г.о. городских верхов ХVI в. Появление здоровых, прогрессивных тенденций крестьянской жизни авторы связывают лишь с отходничеством, втягиванием села в товарно-денежные отношения. С этими новыми процессами увязывается и появление крестьянских вольнодумцев, во взглядах которых отмечаются "творческие контакты между духовной жизнью народа и передовыми философскими и политическими воззрениями эпохи" (688, 667-668).
Не изученность вопроса, естественно, порождает представление о том, что с середины ХVII до середины XIX в., точнее - до начала "раскрестьянивания", в культуре крестьянства ничего прогрессивного, человечного и не было. Иногда делается исключение для фольклора, народных песен. Но откуда, как появляется человечность в них, остается неясным (687, 585-587). Справедливости ради стоит заметить, что значение "дикости" патриархального крестьянства для реакционной самодержавно-церковно-дворянской культуры тоже не объясняется. Полтораста лет тому назад Герцен с горечью писал в дневнике о крестьянстве, констатируя "страшный порядок": "Двенадцать миллионов людей hors-la-loi (вне закона)" (406, 288). С тех пор много воды утекло, но патриархальное крестьянство даже в серьезных исследованиях все еще пребывает вне культуры своего времени.
Достоинства труда Б.И. Краснобаева не только в рассмотрении переходного периода истории культуры, в богатстве материала, но и в использовании достижений советской культурологии, существенный недостаток - в попытке обойтись без теории. Автор коснулся полемики о том, что является предметом истории культуры, но так и не выразил своего ответа на этот вопрос. А, между тем, современное состояние культурологии и, в том числе, очень интересные результаты обсуждения предмета и метода истории культуры за "круглым столом" журнала "История СССР" (одним из докладчиков при этом был сам Б.И. Краснобаев) (926) позволяют разобраться в этом. Все согласны, что в широком понимании слова "культура" - это то, что не натура, не природа; культуру образуют все результаты истории, весь ее опыт. Все эти результаты истории, весь ее опыт - объект изучения историографии. А что, в таком случае, составляет предмет изучения истории культуры, лишь одного из направлений историографии? Думается, что в ответе на этот вопрос правы те исследователи, которые исходят из марксистско-ленинского представления о функциях культуры в истории общества, о роли человека как творца истории. Человек, - писал Маркс, - "как постоянная предпосылка человеческой истории, есть также ее постоянный продукт и результат, и предпосылкой человек является только как свой собственный продукт и результат" (19, 516). "История не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека", - подчеркивал Энгельс (7, 102). "В культуре человек представлен... как творящее существо", - пишет в работе "Культура и история" философ В.М. Межуев (816, 60). Культура - "особого рода объективная действительность, которая в отличие от природной действительности имеет субъективный источник происхождения" (816, 70). Поэтому участники упомянутого "круглого стола" и доказывали, что в центре внимания истории культуры должен быть человек (Б.И. Краснобаев), человек в его социально-культурной обусловленности (А.Я. Гуревич), что история культуры это, прежде всего, история духовного развития человека (В.А. Карпушин, Д.Ф. Марков).
Ориентация в изучении культуры на духовный мир человека существенно проясняет условия задачи, но не составляет ее решения. Остается вопрос, что в духовном мире человека составляет предмет изучения истории культуры? Подсказанный человеку всем опытом истории, всеми ее результатами способ деятельности, - отвечают Э.С. Маркарян, В.Е. Давидович и Ю.А. Жданов (809;616).
Эта не столько дефиниция, сколько формула культуры, важный результат исследования наших культурологов, однако сама по себе она недостаточна для уяснения предмета и метода истории культуры. Здесь недостаточно выражена роль самого человека как деятеля культуры, а без этого не могут быть уяснены вопросы, которые участники "круглого стола" считали важнейшими для разработки истории культуры: о структуре такого необъятного и разнородного феномена как культура (М.С. Каган) и о "стержне-интеграторе" этого единства (В.И. Кузищин) или структурообразующем начале и "скрытом принципе движения" его (М.А. Барг), "энергии" движения всей системы (М.С. Каган).
При всей ценности труда Б.И. Краснобаева одним из наиболее существенных недостатков в его исследовании динамики, закономерностей развития русской культуры представляется мне отсутствие ответа на эти вопросы, каков "скрытый принцип движения" культуры, какова "энергия" движения всей ее системы. Отчасти, это объясняется неуясненностью, не только в книге Б.И. Краснобаева, действительной роли в развитии духовной культуры двух основных ее сфер: идеологической и социально-психологической.
В современной литературе уже достаточно хорошо уяснено наличие в общественной сознании двух сфер: идеологической и общественно-психологической. Но до сих пор при рассмотрении культуры обычно упускается из виду весьма важное обстоятельство - и культура, поскольку речь идет о духовном мире человека, его сознании, прежде всего, также состоит из упомянутых двух сфер. В названных трудах по истории культуры излагается, главным образом, ее идеологическая сфера: мировоззренческие, в том числе религиозные системы, политические учения, системы научных знаний, соответствующие, идеологические по своим функциям, учреждения, а также произведения литературы, искусства в их идеологической роли. Однако, поскольку для истории культуры человек - деятельное, творящее существо, не следует забывать, что его деятельность направляется непосредственно его общественной психологией. "Теория, мой друг, мертва, но вечно живо древо жизни". Значимость идеологической сферы культуры зависит от того, насколько она проникает в общественную психологию. "Теория становится материальной силой, когда она овладевает массами" (6, 422). "Главная особенность и функция общественной психологии состоит в том, что она является массовым, непосредственно включенным в деятельность, сознанием общества (класса)", - доказывают советские философы (512, 47).
По мере развития общества значение идеологического воздействия возрастало, но направление этого развития в эпоху феодализма определялось, прежде всего, общественной психологией и масс, и политиков, общественно-психологической сферой культуры, можно сказать, культуры убеждения, а не идеологических концепций. Поэтому если в центре внимания истории культуры должен быть духовный мир человека, то в этом духовном мире - сфера общественной психологии.
Здесь следует искать и структурообразующее начало культуры. М.А. Барг в дискуссии за "круглым столом" предположил, что "структурообразующим началом" является "тип экзистенциальной ориентации человека" - его знания как устроен мир, в котором он живет, и какое место ему, человеку, отведено в этом мире - то есть, мировоззрение и самосознание человека в связи с крутом его знаний. В.И. Кузищин стержень-интегратор культуры древнего мира видит в религии, то есть тоже в мировоззрении. Тем интереснее в этой связи мысли Маркса, считавшего, что философия представляет собою "живую душу культуры". Под философией в данном случае он подразумевал не учения философов, а мировоззрение общества, говоря современным языком, мировоззрение, присущее его общественной психологии. У Маркса речь о том, что весь образ жизни людей порождал философию, которая проникала в "сердца современников", "в обуревающие их чувства любви и ненависти" (1, 105).
Структурообразующее начало культуры крестьянства следует искать в его экзистенциальной ориентации, мировоззрении (и самосознании) как феномене общественной психологии. Выше, в характеристике крестьянского мировоззрения, уже говорилось о принципиальном отличии его от философии как теории, о том, что такая сугубо практичная, прагматическая экзистенциальная ориентация определяется отношением крестьянина не к основному вопросу философии, а к коренным условиям человеческого бытия: к труду и к человеку. В свете марксистско-ленинских представлений о возникновении общества (труд, общественный труд создал человека) опыт функционирования простейшего социального суборганизма сельской общины позволяет разглядеть в этих основных координатах бытийной ориентации крестьянина двуединое структурообразующее начало культуры человека как творца своей истории.
Специфика отношения человека к труду и обществу в разных исторических условиях давала разные типы экзистенциальной ориентации, мировоззрения. Эти типы мировоззрений и составляли "душу" разных культур. Специфика отношения патриархального крестьянина к труду и органически связанная с этим отношением к труду его социальность (отношение к "миру", к людям) была выражена в традиционных представлениях и убеждениях его правды. Из этого следует, что правда - ключ к пониманию не только социального сознания крестьянства, но и его культуры, поскольку в представлениях-убеждениях крестьянина о правде были выражены структурообразующие начала, "принцип движения", "энергия" движения его культуры. Из присущего правде отношения крестьянина к труду и к "миру", к людям вырастала вся его деятельность и вся структура культуры крестьянского "мира".
В самом деле, как было показано, правде были присущи патриотические традиции. Они были важнейшим фактором культуры патриархального крестьянства, обусловившим деятельность, имевшую решающее значение не только для самого крестьянства. С патриотическими традициями были органически связаны трудовые традиции - другой важнейший компонент крестьянской культуры, обусловивший создание материальных условий жизни не только крестьянства. С трудовыми и патриотическими традициями были органически связаны традиции классовой борьбы - еще один важнейший компонент культуры крестьянства, обусловивший ту деятельность трудящихся, которая обеспечивала им в рамках феодальной формации хоть сколько-нибудь сносные условия бытия.
Вся воодушевлявшаяся правдой деятельность крестьянства в условиях развития производства и обмена в стране обуславливала развитие его картины мира (и мировоззрения в том числе), развитие как рационального, так и художественно-образного познания жизни, эволюцию эстетических потребностей и всей праздничной культуры, эволюцию приемов передачи младшему поколению всего жизненного опыта.
Вся структура крестьянской культуры была не только порождением, но и необходимым условием нормального функционирования крестьянского "мира". Если не забывать, что "мир" обеспечивал материальные условия развития феодального общества, легче понять роль его культуры в формировании национальной культуры страны.
Значение крестьянской культуры в духовной культуре страны
Община была оплотом хозяйственной рутины и консервативно-религиозного сознания, опорой феодалов и феодального государства в обеспечении рентой и удержании трудящихся в повиновении. "Локализованный микрокосм" общины, - писал Маркс, - повсюду "воздвиг над общинами более или менее централизованный деспотизм" (17, 405, 415). И Ленин отмечал, что государственный строй России искони держался и "на пассивной поддержке миллионов крестьянства" (53, 279). Но, вместе с тем, община в феодальной России была необходима крестьянству и в борьбе с суровой природой, в организации хозяйства и в обеспечении услугообменной экономики, и в отстаивании своих интересов от чрезмерных притязаний феодала и феодального государства, и как единственная возможность обеспечения человеческих взаимоотношений, человеческого психологического климата труда и быта, этических и эстетических, праздничных потребностей человека.
Противоречивость исторических функций феодальной сельской общины выражалась и в противоречивости ее культуры. Понять ее помогают мысли Маркса о рассудке и предрассудке французского крестьянина, представляющих его будущее и прошлое (в середине XIX в.) (15, 208-209), а также аналогичное высказывание Ленина о "мужицком рассудке" и "мужицком предрассудке". А.И. Клибанов, стремясь с помощью изученных им народных социальных утопий объяснить массовое социальное сознание крестьянства, не сомневается, что "не большинство, а меньшинство крестьянства являлось носителем "рассудка" (723, 4-5). Конечно, когда речь идет об отдельном крестьянине или идеологе крестьянства, можно определить, выражает ли он преимущественно рассудок или предрассудок, но в ленинских словах "Мы всегда строго отличали и будем отличать мужицкий рассудок от мужицкого предрассудка, мужицкий демократизм против Пуришкевича и мужицкое стремление примириться с попом и помещиком" (85, 318) нет оснований усматривать деление "мужиков" на разумное меньшинство и погрязшее в предрассудках большинство. В контексте речь идет о националистических предрассудках мужика, то есть об особенностях массового сознания крестьянства, о переплетении в нем рассудка с предрассудками. Примечательно, что в приведенном высказывании В.И. Ленина мужицкий рассудок связан с мужицким демократизмом, как было показано, стихийным порождением "мирских" взаимоотношений патриархального крестьянства. Не забудем при этом, что цитированные высказывания К. Маркса и В.И. Ленина относятся к крестьянину эпохи капитализма, в феодальном обществе порожденные общинным образом жизни предрассудки были исторически более оправданы.
Культуру крестьянского рассудка невозможно верно исторически оценить вне ее органических связей с культурой крестьянских предрассудков и наоборот. Каковы наиболее значительные проявления "забитости и одичалости" "мужика" (В.И. Ленин) (46, 314), консервативности культуры патриархального крестьянства, если иметь в виду его духовный мир? Изложенное выше позволяет ответить:
1. Порожденные рутинной техникой рутинные представления о технологии ведения своего и "мирского" хозяйства;
2. Традиционное сознание, порожденное основанным на натуральном хозяйстве общинным микрокосмом в системе феодализма, ориентация лишь на старину и опыт предков, недоверие к новшествам, к опыту "чужаков", горожан, образованных;
3. Порожденная образом жизни "мира" в системе феодализма религиозность;
4. Порожденное замкнутостью жизни в общине непонимание как социальных, так и политических отношений в обществе; все люди делились лишь на хороших и плохих (в том числе и господа), процессы социальной и политической жизни оценивались с помощью этических категорий, выработанных внутриобщинной жизнью;
5. Порожденные общинным микрокосмом в системе феодализма царистские иллюзии.
Из этих сравнительно немногих свойств духовного мира патриархального крестьянства вытекают, пожалуй, и все остальные его предрассудки. Но с этими свойствами были органически связаны и те проявления культуры патриархального крестьянства, без которых было бы просто невозможно развитие национальной культуры, ее прогресс.
На основе того натурального хозяйства, которое детерминировало общинный образ жизни и выраставшую из этого образа жизни консервативность села, патриархальное крестьянство на протяжении многих веков созидало ту материальную культуру, которая была основой исторической жизни страны. Правда, еще с конца ХV в. стало заметно возрастать значение промышленного производства, обмена и города в жизни страны, однако и эти процессы хозяйственного и социально-экономического развития протекали в значительной мере в связи с сельскохозяйственным производством и на его основе. В эпоху разложения крепостничества все большую роль в промышленном производстве и обмене играли "раскрестьянивавшиеся". Здесь были и паразитические слои, но созидатели, трудящиеся массы развивали лучшие трудовые и рационалистические традиции патриархального крестьянства.
Крестьянство не только кормило и поило страну, насыщало промышленность рабочей силой и сырьем, а экспорт товарами, обеспечивало своим патриотизмом в тяжелейших исторических условиях не только существование, но и рост государства, оно сыграло едва ли не решающую роль в созидании самих основ духовной культуры страны эпохи феодализма. А.Я. Гуревич в "Категориях средневековой культуры" проницательно заметил, что способ видения мира, присущий земледельцу, доминировал в общественном сознании и поведении средневековья (610, 40). Верность такого заключения подтверждается таким явлением духовной культуры решающего значения для всех сторон жизни страны как язык, народный язык. Своим богатством он обязан, прежде всего, жизни патриархального крестьянства, хотя к середине XIX в. его народные истоки все более питались и городской жизнью. Два выдающихся памятника народной культуры первой половины XIX в. "Толковый словарь живого великорусского языка" и "Пословицы русского народа" В.И. Даля "документально" подтверждают верность тезиса А.Я. Гуревича. Очень интересным был бы в этом плане анализ словарного состава Словаря В.И. Даля в результате исключения слов некрестьянского происхождения. Впрочем, эта задача под силу лингвистам. Но весьма показательными для оценки картины мира крестьянства являются использованные в работе народные пословицы, поговорки, загадки, да и все жанры фольклора. Это наиболее репрезентативный материал в интересующем нас отношении. Крестьянин многого не знал, но среди того, что ему было известно, самое главное в производственных процессах, во взаимоотношениях людей в своем "миру" осмыслено стихийно-материалистически и рационалистически. Напомню, что крестьянская правда с ее уважением к труду, трудовой собственности, к соседу и к "миру", с ее примитивным коллективизмом, демократизмом и гуманизмом глубоко рационалистична, несмотря на то, что освящалась она авторитетом бога. Поэтому, как было отмечено, Ленин связывал демократизм патриархального крестьянства с крестьянским рассудком.
Если иметь в виду сферу духовной культуры людей, то можно оказать, что все освободительное движение, в том числе и утопический социализм, все лучшее в сфере эстетики вырастало из гуманизма. В эпоху феодализма с уважением к человеку соответственно его человеческим качествам - трудолюбию и творческим способностям в труде, хозяйственности, доброте, совестливости, коллективизму, а не к "его благородию" (дворянину, офицеру, чиновнику, графу, к мундиру), историк встречается лишь в корпорациях трудящихся, в России - в крестьянской общине. Именно культура патриархального крестьянства обогатила национальную культуру не только этическими понятиями правды-справедливости, доброты, совести и братства людей, но и реальностью таких свойств людей.
Феодальная культура с ее религией широко использовала выработанные народной культурой понятия справедливости, доброты, совести, чести. Однако это были уже феодально-религиозная справедливость, совесть и доброта. "Мужича правда колюча, а панська на всі боки гнуча", - говорил об этом сам народ.
Примитивный гуманизм из среды патриархального крестьянства переходил не через идеологию, а по "кровному наследству" к демократическим слоям города, обогащая городскую культуру "снизу", поскольку она обогащалась и "сверху - из общечеловеческой цивилизации - через книги, учебные заведения, произведения литературы и искусства. В городской культуре этот примитивный, реальный гуманизм патриархального крестьянства встречался и с самым высоким гуманизмом эпохи - идеями революционно-демократического утопического социализма. В таком случае необычайно одаренный крестьянин мог стать великим народным поэтом Т.Г. Шевченко, а необычайно одаренный выходец из интеллектуальной элиты "благородных" мог стать выразителем разума и предрассудков психологии патриархального крестьянства, настроений "примитивной крестьянской демократии" (72, 20-23) великим Львом Толстым с его утопическим социализмом класса, "которому шла на смену буржуазия". Вспомним, что в оценке Ленина критические элементы учения Толстого до появления марксизма в России "могли на практике приносить иногда пользу некоторым слоям населения вопреки реакционным и утопическим чертам толстовства" (74, 103).
Драгоценным вкладом культуры патриархального крестьянства в национальную культуру был крестьянский патриотизм.
Имеются интереснейшие материалы о том, что думали и чувствовали дворяне в грозную годину 1812 г., а что думали и чувствовали крестьяне? А что думали защитники севастопольских бастионов I854-1855 г.? Лев Толстой, один из наиболее компетентных в этом людей, оставил нам свои замечательные догадки. Но ведь это только догадки. А как "заражали" настроения солдатской массы офицеров и в 1812, и в 1854-1855 гг.? Разве эти культурные процессы не оказали сильнейшего воздействия на историю страны? Но они вовсе не занимают своего достойного места в структуре культуры, как она изложена в названных лучших работах наших историков. Стоит вспомнить, что до сих пор наиболее глубокое объяснение значения народного патриотизма в великих событиях 1812 и 1854-1855 гг. дано не историками, а выразителем настроений патриархального крестьянства Львом Толстым.
Обобщая свое понимание "пружин" перехода от средневековой к новой культуре, Б.И. Краснобаев считает, что такое развитие объясняется противоречием между феодальной культурой и свойственным природе человека стремлением к совершенствованию материальных и духовных условий бытия, к самосовершенствованию. Это противоречие выявлялось и в разных формах классовой борьбы, и в творчестве наиболее талантливых представителей народа (752, 51). Действительно, этим противоречием можно объяснить всю историю культуры, но здесь не объясняется роль культуры разных классов и в том числе крестьянства именно в рассматриваемую эпоху. Неясным остается и соотношение культуры с классовой борьбой народных масс. Это не проясняется и в дальнейшем изложении конкретности процесса развития культуры, хотя автор не забывает, что ХVII в. был "бунташным".
Для истолкования Б.И. Краснобаевым роли народной культуры и классовой борьбы масс примечательно изложение в книге личностного выражения развития культуры. Духовный мир человека находится в центре внимания истории культуры, и автор во многом удачно, убедительно показывает эту историю в ее наиболее типичных личностях. Однако, почему протопоп Аввакум, представляющий в книге народную культуру ХVII в. олицетворяет "человека феодального общества", воспитанного в неуважении к человеку вообще? ("А я, грязь, что могу сделать, еще не Христос?", "Не высокомудрствуй, но бойся"). Во-первых, разве в феодальном обществе не было двух культур и разных социальных типов личности? А, во-вторых, почему при всей неизученности народной личности ХVII в., личностное выражение народной культуры видеть в протопопе Аввакуме, а не в Степане Разине, облик которого в общем знаком историкам? Вопрос напрашивается, тем более что классовая борьба народных масс одно из важнейших выражений народной культуры.
Если культура - это способ деятельности, то способ классовой борьбы крестьянства, после способа его труда и в совокупности с ним, представляет живую, диалектическую основу культуры крестьянства в феодальном обществе, а традиции этой борьбы - важнейшее достояние культуры национальной. Своей классовой борьбой крестьянин сознательно, по своей инициативе выходил за рамки общинного микрокосма и оказывался общественным деятелем в масштабах всей страны. Классовая борьба "выталкивала" сознание крестьянства за рамки общины, а все общество за рамки феодализма. Все формы классовой борьбы и особенно крестьянские войны ставили перед идеологами и политиками важнейшие проблемы бытия страны.
Реформы Петра I были несколько затянувшимся ответом на поставленные "бунташным" веком вопросы. Со второй половины ХVIII в. самодержавие было уже неспособно творчески решать вопросы, ставившиеся народной жизнью. Со времен Радищева это берут на себя идеологи и политики нового типа. Не только реформы Петра I, но и чудо Радищева (дворянского революционера, которого озаряли взлеты революционно-демократической мысли), необъяснимо без учета классовой борьбы народных масс как важнейшего фактора культуры страны.