ЭВОЛЮЦИЯ УКРАИНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА. П.Я.МИРОШНИЧЕНКО. Н.П.МИРОШНИЧЕНКО.
Часть 3.
В гигантском котле Российской имперской государственности интенсивно бурлили многочисленные гейзеры и вулканы духовных процессов её многоэтничного населения, инициированные всплесками светской европейской культуры, эпицентрами которых были университетские города. Развитие просвещения, науки, литературы, искусства в России не могло не сказаться на развитии украинской культуры. Это выразилось и в распространении из имперских университетских центров вширь рационального научного просвещения, и в расцвете фольклорной культуры необразованных простолюдинов, избавленных от ужасов систематических набегов кочевников и неограниченного произвола польской шляхты, и в зарождении и ускоренном прогрессе в недрах материка этнической украинской культуры элитарной субкультуры национальной интеллигенции.
Интернациональная сплочённость господствующих классов имперских феодалов и самодержавной бюрократии не позволила сформироваться межэтническим мембранам, разделяющим или противопоставляющим подданные этносы друг против друга. В Российской империи господа и угнетённые ими демократические массы противостояли, как два монолитных сплочённых друг против друга социальных лагеря. Власть была столь сильна, что не нуждалась в стравливании этносов для собственного укрепления. Поэтому имперская внутренняя политика в основном не знала ужасов межэтнических конфликтов и геноцида. Разумеется, за исключением тех случаев, когда империя завоёвывала новые пространства и народы (Кавказ, Туркмения…). С одной стороны, социальные противоречия в отечественной истории ХIХ века выступали в гораздо более острой форме, чем национальные, а, с другой стороны, первые осознавались и воспринимались населением значительно болезненнее, чем вторые. Это накладывало своеобразный отпечаток и на процессы культурогенеза, действующие лица и исполнители которого - разноязыкие отряды этнической интеллигенции - действовали с самого начала своего существования на необъятных общих просторах имперской интернациональной духовности, ещё не знавших убогого размежевания на изолированные национальные сегменты. Поэтому всякое заметное явление в сфере духовного творчества было феноменом, прежде всего, общероссийским и лишь затем становились различимыми его специфически этнические признаки. Тому свидетельствуют, например, творческие судьбы Н. Гоголя или Т. Шевченко, сначала заявивших о себе во всероссийских масштабах и лишь затем замеченных и признанных на Украине. Украина выдвинула немало выдающихся всероссийских деятелей культуры той эпохи, национальная идентификация которых всегда будет проблемой столь же спорной и бесконечной, как и бессмысленной, если рассматривать её в широком общегуманитарном контексте.
К середине ХIХ века стала ощущаться подспудная неофициальная и, если можно так выразиться, естественная или стихийная русификация Украины. Украинских учебных заведений ещё не было, как не было ни украинской журналистики, ни литературы, ни языка науки. Тогда за этим ещё не скрывалась злая воля имперской ассимиляции. Просто украинские хлеборобы, шляхта, священники, потомки казаков ещё не успели выдвинуть из своей среды в достаточном количестве учителей, врачей, поэтов, учёных, чиновников…, говорящих и думающих по-украински. Потому на незанятых просторах общеимперской культуры, теоретически предназначенных Украине, постепенно вырастали русскоязычные - учебные заведения, журналистика, литература, наука. И не без пользы для Украины! Ведь объективная потребность в культурной эволюции населения Украины росла по мере социально-экономического развития Малороссийского края. Первоначально духовная жажда Украины успешно и щедро удовлетворялась из русскоязычного источника, чему немало способствовала культурная, ментальная, языковая близость и родственность поистине братских этносов. В русскоязычных учебных заведениях Малороссии учились и украинцы, из которых впоследствии формировались кадры национальной интеллигенции.
Внушительная удельная масса русской культуры, сообщаемая ей щедрой протекцией могущественного и богатого имперского государства, научная упорядоченность и разработанность русского языка, искренняя открытость и доступность для всех ищущих истину, независимо от чина, должности, происхождения и этнической принадлежности формировали мощное гравитационное поле русскоязычного интеллекта, затягивавшего в себя всякого, для которого важна была, прежде всего, Истина, безотносительно к тому, на каком языке она открывалась человеку. Мало кому удавалось избежать очарования русскоязычной культуры и в силу потенциального богатства самого русского языка, способного выразить в исполнении мастера необыкновенно широкий диапазон неуловимых и плохо поддающихся языковому символическому кодированию изменчивых и зыбких человеческих эмоций, душевных состояний и движений мысли. Именно русский язык прочнее и надёжнее имперских штыков и пушек пленял и цепко удерживал умы и сердца образованных сословий покорённых и присоединённых империей народов. Освободиться из такого плена можно было либо варварски уничтожив конкурента и оккупанта этнических душ вместе с его естественными носителями; либо развивая собственный язык - главный элемент этнической цивилизации, ядро национальной культуры, сообщающий всему её необъятному телу животворящий импульс.
Обаяние русскоязычной культуры невольно затягивало в её гравитационное поле и украинцев. Родственная близость языков, исторических корней и судеб братских народов, традиций, веры, ментальности русских и украинцев делали приход украинцев в русскую культуру органическим и бесконфликтным, не воспринимавшимся неофитами, как измена «украинству» и «ассимиляция». Со времён Котляревского и Шевченко украинская интеллигенция умела «і чужому навчатися, і свого не цуратися». Познание иного никогда не означает для настоящего интеллигента презрения или забвения своего. А владение несколькими языками лишь обогащает выразительный потенциал родного языка, сообщая ему творческий импульс.
Национальные культуры расцветают у тех народов, которые живут на перекрёстках экономических, политических и культурных связей наиболее цивилизованных стран. Это позволяет активно приобщаться к высшим достижениям их культур. Живя на периферии - в культурной изоляции, такое недостижимо. Эту закономерность истории культурных процессов украинская интеллигенция улавливала не всегда. Но право украинского народа на свою самобытную культуру она стала постепенно осознавать. Тот же Бодянский, через некоторое время после защиты своей диссертации, издаёт «Историю русов» - как историческое обоснование выводов своей диссертации. Книга была высоко оценена украинской интеллигенцией.
Примечательно, что в середине 30-х годов на Западной Украине, в иной обстановке М. Шашкевич, И. Вагилевич и Я. Головацкий, воспитанники греко-католической семинарии и студенты Львовского университета, вдохновлённые культурными процессами в Восточной Украине, издают альманах «Русалка Днестровая» - первую ласточку украинской национальной культуры этого региона.
В 40-х годах XIX века, в атмосфере споров западников и славянофилов, в культурных центрах Российской Украины возникает и украинское общественное движение во имя украинской национальной идеи. Она получила систематическое изложение в программных документах Кирилло-Мефодьевского братства и высокопоэтичное выражение в творчестве Т. Шевченко. Организация была создана просвещённой интеллигенцией, объединённой искренней любовью к своему народу, к Украине. Лучше всего эти настроения выразил Т. Шевченко: «Я так її люблю\\ Мою Украину убогу\\Що проклену самого Бога\\За неї душу погублю». Не только искренность, но и точность каждого слова подтверждается его богоборчеством. Самого Господа он призывал к ответу за беды крепостного люда.
Программные документы кирилло-мефодиевцев отрицали крепостничество и самодержавие во имя свободы, равенства, братства всех славянских народов. Путём
просвещения общества и народа предполагалось создать, в конце концов, союз свободных славянских республик. Большинство ориентировалось на мирную деятельность. Но Т. Шевченко, Н. Гулак и, возможно, некоторые другие предполагали революционную борьбу. 1
Эта национальная идея угнетённого народа естественно породила своё истолкование «они» и «мы». Всё началось с искренней веры в то, что «мы» - украинцы - лучше всех прочих народов, обобщённо обозначенных в сознании националистов местоимением «они». В этом, казалось бы, безобидном этническом бахвальстве при внимательном рассмотрении можно разглядеть, с одной стороны, нотки раздражённой зависти к тем народам, которые живут лучше, а с другой стороны - мотивы высокомерного пренебрежения к тем, кто живёт ещё хуже. «Они» - это не только народы Западной Европы, погрязшие в приватном эгоизме, погоне за чистоганом и кровавых революциях, забывших бога, но вообще все народы, живущие сколько-нибудь иначе. Универсальное превосходство украинцев усматривалось в… близости к учению Христа. Хотя веру братчиков едва ли можно считать канонической, поскольку слова апостола: «Всякая власть от Бога» толковались по-своему: власти царей и панов быть не должно, так как их власть от дьявола. На ранних этапах интеллектуальной эволюции такие взгляды разделял и Т. Шевченко. Своеобразным поэтическим манифестом украинского национализма той поры можно считать его «Гайдамаки» (1841). Там образ врага олицетворяют обманутые ксёндзами ляхи и евреи. Позднее на первый план выходят москали. «Ляхи були, усе взяли, кров повипивали\\А москалі прийшли й світ Божий в путо закували…». У молодого Шевченко біл и третий образ врага - «немцы проклятые», представлявшие западную, эгоистическую, антихристовую (буржуазную) цивилизацию. Здесь мы встречаемся с национализмом в чистом виде. Ему присуще отношение к человеку не соответственно его личным достоинствам или недостаткам, а согласно его национальной принадлежности.
Ненависть национализма угнетённой нации составляла энергию его движения за сокрушение антинародных режимов. Тогда это была исторически творческая сила. Принципиально важно и то, что у Шевченко эта борьба вдохновлялась убеждениями крестьянской правды с таившимися в ней зачатками общечеловеческих ценностей.
Здесь мы выходим на принципиально важный вопрос о соотношении крестьянской, народной правды с национальной идеей. Правда, при своём возникновении в недрах не знавшей социальных противоречий сельской общины, выражала самую сущность культуры “мира” - справедливость личностных взаимоотношений. Руководствуясь этой правдой, крестьянин пытался разобраться и в справедливости социальных отношений классового общества.
Национальная идея действительно объединила французский народ в дни Великой революции, так как лозунги свободы, равенства и братства обещали и личностную, и социальную справедливость. В украинской национальной идее звучит обида и личностной, и социальной, и национальной несправедливостью. Но вдохновлялась она крестьянской правдой, в которой находили готовую универсальную модель справедливых общественных отношений, одинаково уместную и в общении конкретных людей, и различных общественных классов, сословий и прочих социальных групп, в том числе и этносов. Эта модель по своей сути принципиально работала против национализма. Ещё в поэме “Кавказ” (1845г.) горцы-мусульмане, восставшие против русского царизма и русской православной церкви - “рыцари великие”, защищающие свою правду и волю. Борьба великого народного поэта против самодержавия и крепостничества естественно сближала его с русскими, а затем и с польскими революционерами. В этом отношении особенно результативными были тяжкие для поэта годы солдатской ссылки, где он сблизился с одним из наиболее активных революционных петрашевцев А.В. Ханыковым, с либеральным петрашевцем, знатоком западного социализма Н.Я. Данилевским (сошлись они, по словам поэта, “до самой искренней дружбы”), с известным поэтом-петрашевцем А.М. Плещеевым (“как с братом”, “с искренним другом”). Ссыльные польские друзья помогли Шевченко полюбить их “прекрасную родину” - Польшу (письмо поэта к Б. Залесскому). Ещё в ссылке Шевченко передавал письменный “братский поцелуй” убеждённому стороннику единства русских, украинских, польских и литовских революционеров, одному из вождей польского восстания 1863 года З. Сераковскому.
Зенит идейного развития поэта совпал с активизацией общественного движения в России и в Украине накануне крестьянской реформы 1861 года. Возвращаясь из ссылки пароходом по Волге, он в “Полярной звезде” прочёл блестящий памфлет Герцена “Крещённая собственность”. “Апостол наш, наш одинокий изгнанник”, - записывает поэт в дневник своё отношение к великому россиянину. А через некоторое время пишет о декабристах: “Невольники святые”, “первые наши апостолы-мученники”. К этому времени он полюбил Пушкина, Лермонтова, Островского. В ссылке ему удалось прочесть, кажется, “Очерки гоголевского периода русской литературы” Н.Г. Чернышевского. Соглашаясь с последним в оценке Гоголя, Шевченко записывает в дневнике: “О, наш бессмертный Гоголь!” и, восхищаясь творчеством М.Е. Салтыкова-Щедрина (“Я благоговею перед Салтыковым…”), он в согласии с Чернышевским видит в великом русском сатирике разивтие гоголевского направления.
Поэт сближается не только с русскими революционерами. В его дневнике отражены самые тёплые симпатии к старому другу - великому русскому артисту М.С. Щепкину, и ко всему семейству старика С.Т. Аксакова, к русскому просвещённому обществу в салоне Ф.П. Толстого и его жены, хлопотавших об освобождении поэта из ссылки. В письме Ф.П. Толстому, вице-президенту Академии художеств, выдающемуся скульптору (автору замечательных медалей, посвящённых Отечественной войне 1812 года) Шевченко желал: “Мужать и крепнуть для славы нашего (подчёрнуто мною - П.Я. Мирошниченко) отечества и славы прекрасного искусства”.
С одной стороны меняется отношение Шевченко к москалям и ляхам, а с другой - он всё лучше понимает значение социальных противоречий среди украинцев. Ещё в 1845 году поэт писал: “Доборолась Україна до самого краю\\Гірше ляха свої діти її розпинають…”. Призывы к верхам: “Обніміте ж, брати мої, найменьшого брата” сменяются горьким заключением: «Не можна с ворогом по правді жити”. У Чернышевского в ненапечатанной статье «Национальная бестактность» были все основания ссылаться на авторитет Шевченко в понимании приоритета социальных противоречий среди украинцев и поляков перед национальной рознью.
Вместе с тем, в период высшего подъёма своего идейного развития поэт всё более трезво видел темноту и косность украинского крестьянства, тщетность своих прежних упований на крестьянскую общину: «А на громаду хоч наплюй, вона капусти голова”. Всё более трезвый взгляд приводил к самым беспощадным выводам: «скрізь погано, І правди на землі нема».
Поучительно, как в самых важных своих убеждениях похоже развивались два великих сына братских народов. Белинский с болью констатировал, в знаменитом письме к Гоголю, неразвитость человеческого самосознания русского крестьянина: «сами себя не считают за людей». - «А что же делать, каковы главные задачи просвещённого общества?» - «Пробуждение в народе чувства человеческого достоинства», - отвечал великий критик. Так же думал и Т. Шевченко. В письме к редактору журнала «Народное чтение» он подчёркивал: «Без осознания своего человеческого достоинства», - невозможны успехи существенного развития низших слоёв населения.
У великого Кобзаря, вышедшего из недр украинского крепостного крестьянства, было больше личных оснований верить в развитие сознательности народных масс. От проклятий в адрес ляхов и москалей, немецкой науки он поднимается до веры в то, что правда оживёт благодаря новому слову «апостола правды и науки».
История нашего национализма начинается с Т. Шевченко. Но идеологи национализма замалчивают отмеченное ещё И. Франко освобождение поэта от «узкого украинского национализма».
Кажется, ещё никто не обратил внимания на уникальность Шевченко и в этом отношении. Национализм ограничивает поле зрения идеологическими шорами, ослепляет ненавистью. Поэтому националистический фанатизм - разновидность опасной психической патологии. Преодоление поэтом этого недуга объясняется двумя принципиально важными в настоящем контексте обстоятельствами. Первое - специфика его духовности - редкая правдивость и неразрывно связанное с нею обострённое чувство справедливости. Из-за этих качеств он не годился в националисты. Великий Кобзарь - замечательная иллюстрация строк другого выдающегося поэта: «Правдивость гениальности сродни \\ И прямота пророчеству подобна». Второе, уже отмеченное обстоятельство - верность Шевченко крестьянской правде с точки зрения которой все люди делятся на две нации - тружеников и паразитов.2
У современного украинского национализма - глубокие исторические корни. Особенно в Западной и, в меньшей степени, Правобережной Украине. С середины XIV века феодальный гнёт здесь осложняется религиозным и этническим. С конца XVIII века, когда Восточная Галичина попала в состав Австрийской империи, верхи последней использовали «украинскую карту» против непокорной польской шляхты. Имперские чиновники демонстративно грозили спесивым польским помещикам отомстить за их автономистские упования руками ненавидящих своих господ украинских холопов. Это не улучшило отношения поляков к украинскому «быдлу». Как уже отмечалось, с 30-х годов XIX века в Восточной Галичине в кругах интеллигенции, близкой к духовенству, зарождаются ростки украинской национальной культуры. Что же касается крестьянства, то его ненависть прорвалась во время Краковского 1846 года восстания польской шляхты против власти Австрийской империи. Выступив на стороне Австрии, украинцы вырезали сотни поляков, несмотря на их обещания воли.
В Восточной Украине ничего подобного не было, и быть не могло. Здесь жандармско-полицейскими методами и интернациональным подходом к формированию класса бюрократии царизм создал такую политическую стабильность, что национальный протест мог исходить главным образом из узкой прослойки интеллигенции и воплощаться исключительно в лояльных формах научной и этнографической публицистики. Его после реформы 1861 года порождала официальная русификация и с 70-80-х годов XIX века усиление гонений против украинской культуры. Главный очаг борьбы за украинскую национальную культуру с этих пор переносится в Западную Украину, политический климат которой, несмотря на тоже имперский характер, был куда либеральнее, чем в самодержавной, пусть и пореформенной России.
В условиях внутренней и международной социально-политической стабильности украинский национализм вяло эволюционировал, воплощаясь в вялых формах беззубой интеллигентско-верноподданической фронды. Но в обстановке общеевропейского кризиса периода первой мировой войны и последовавших за нею революций он оживился и расцвёл множеством течений и тенденций. Выдающийся сын Украины и замечательный русский писатель В.Г. Короленко грустно заметил, что украинский национализм относится к числу самых бутафорских. Несмотря на краткосрочный взлёт его популярности в 1917 - 1918 годах, он так и остался по существу бредовой фантазией немногочисленной прослойки недоучившихся гимназистов и студентов, поверхностно образованных этнических чиновников и служащих, а также сугубо теоретической конструкцией в умах националистически сдвинутой университетской профессуры. Никто из его носителей и проповедников никогда не представлял себе сколько-нибудь ясно и трезво как свои иллюзорные фантазии превратить в реальную плоть национального государства. Лишённая напрочь серьёзно разработанной социально-экономической проблематики идеология национализма так и не проникла в сознание широких народных масс, уступив там место большевизму. Народ Украины не пошёл ни за «сечевыми стрельцами» Западной Украины, ни за С. Петлюрой, въехавшем в Киев на белом коне с запорожской шаблюкой, украденной из музея, в окружении хлопцев с чубами и в театральных костюмах «гайдамаков». Эсеровская аграрная программа большевиков и социализма батьки Махно украинскому крестьянству были гораздо ближе и понятнее, чем выспренные сказки про украинскую державность.
Ярмарочно-балаганный националистический бред так и канул бы навсегда в Лету, если бы не польский шовинизм, густо проросший в Западной Украине после её включения в состав воссозданного после первой мировой войны польского национального государства. Геноцид украинского населения в Галичине и Волыни вызвал закономерную и столь же грубую защитную реакцию украинского этноса. На организованный польским государством террор украинцы справедливо ответили подпольно-партизанским террором. Из этой трагической схватки и родился наш современный национализм. Сначала он был дитятей лютой ненависти западных украинцев к полякам и любви к немецкому национал социализму (фашизму), как типу политической организации этноса, необходимой для сплочения всех западных украинцев против всех поляков. Позднее его мачехой стала ненависть к коммунизму советских оккупантов.
Идеологи украинского национализма конца ХХ - начала ХХI веков лукаво присвоили заслугу развала Советского Союза. Наивная тщеславная ложь! Впрочем, и люди куда более проницательные до сих пор не осознали, как следует, что же с нами произошло в 1991 году и кто на самом деле тот герой, покончивший с советской империей. Отчасти потому, что «новым» властям выгодно скрыть свою генетическую связь с советской властью. Поэтому они камуфлируют свою лицемерную трансформацию «коммунистов» в «капиталистов» мифологической борьбой «національно свідомого суспільства» с московским коммунизмом. Эта сказка выгодна и их заклятым политическим союзникам - националистам, поскольку, хотя и незаслуженно, зато со всей силой государственного пропагандистского механизма, включая «освіту», наращивает их политический рейтинг. А отчасти потому, что у многих мемуаристов, исследователей и публицистов слишком сильна ненависть ко всему, что совершалось в стране Советов. Да и во всём мире страх перед Советским монстром, а затем недоумение от поразительной скорости и лёгкости его распада, мешают понять сложность и противоречивость этого грандиозно кровавого феномена истории.
Непонятность начинается с представлений о случайности революций 1917 года (и Февральской, и Октябрьской). Хотя она была естественным результатом гниения всего самодержавного режима с Победоносцевым и Распутиным сверху, и обвальными бедствиями русского народа снизу. Главное увидели и убеждённый противник русской революции Н.А. Бердяев, указывавший на коммюнотаризм русского крестьянства, и горячий её сторонник в начале событий замечательный русский писатель А. Платонов, объяснявший, что русское крестьянство увидело в программе большевиков выражение своей правды. Эта вера в высокочеловечную утопию, глубоко разработанную Марксом и Энгельсом и приспособленную к России Лениным, была историческим и логическим началом механизма системы Советского монстра, её социально-психическим фундаментом. Вторым компонентом этого механизма была органически выросшая из величественной утопии грандиозная ложь тотальной пропаганды большевиков. Третий компонент механизма «социалистической революции» и «диктатуры пролетариата» был органически связанный с утопией и тотальной ложью партии - тотальный террор партии и её ЧК - КГБ. Так долго эта утопическая триада могла существовать лишь при крайней централизации режима. В этом секрет и силы, и её быстрого развала. Когда были приостановлены систематические кровопускания номенклатуре, это немедленно привело к её коррупции сверху донизу. Народ понял, что «реальный социализм» - враньё. Пришли в движение оппозиционные силы общества.
Откуда они взялись? - Дело в том, что в пространстве под сияющими небесами социалистической утопии, над кровавой почвой «реального социализма» до 40-х годов существовала весьма значительная поросль людей, взращённых верой в социализм. 3 Одни опирались на традиции крестьянской правды (вспомним хотя бы С. Есенина, готового, «сняв штаны, бежать за комсомолом», или великого полководца Г.К. Жукова, как и Илья Муромец, крестьянского сына), императивы которой впитали с детства вместе с молоком матери. Другие были «чистыми социалистами» - по убеждению, пришедшие в социализм в результате напряжённых интеллектуальных поисков оптимально справедливого общественного устройства. Эти люди со своей верой выстояли в Великой Отечественной 1941 - 1945гг и спасли весь мир от коричневой чумы. Советский народ - не только выдумка советской пропаганды. Он существовал! Для множества русских, украинцев, белоруссов, казахов, армян… - Москва, Сталинград, Курская дуга, освобождение Восточной Европы и взятие Берлина - «наше общее дело», великая Победа «одна на всех». Без этого не понять нашей истории.
Обобщая опыт наиболее развитых государств своего времени, Герцен обратил внимание на интересную закономерность их политической жизни: партия оппозиции обычно похожа на правящую партию. Это позволило ему предсказать: если у нас будет когда-нибудь социализм, он будет очень похож на самодержавие. Как в воду глядел! Западно-украинский национализм отзеркаливает, во-первых, многовековый паразитический гнёт польских панов, а, во-вторых, невиданные ещё по бесчеловечности массовые репрессии советской власти после воссоединения западно-украинских земель с Советской Украиной. Он - закономерная и исторически справедливая форма мстительного ответа западной части украинского этноса на этнический террор польского государства и интернациональный социальный террор советской бюрократии. Нужно ли удивляться, что «ответ» столько же дик и жесток, как и спровоцировавший его «вопрос»?
Источником и орудием этнической мести украинцев становится созданная в 1929 году Организация украинских националистов (ОУН). В ней особенно «прославилось» творческим сочетанием терроризма и садизма её бандеровское течение (по фамилии его предводителя С. Бандеры). Месть слепа и беспощадна, в том числе и к «своим», на которых пало подозрение в пособничестве врагам или хотя бы в нейтралитете - «кто не с нами, тот против нас». Поэтому от рук бандеровцев украинцев погибло не меньше, чем русских, поляков или немцев.
Национализм угнетённой нации (украинский национализм в Польше, Австро-Венгрии) в Советском союзе преобразовался в национализм нации с ущемлёнными правами на свою духовную культуру. Право на свой язык здесь прямо не отвергалось. Напротив, формально советская пропаганда всячески раздувала миф о расцвете украинской культуры - «национальной по форме, социалистической по содержанию» в братской семье советских народов. Но, по сути, вся интернациональная политика КПСС лишь ещё больше углубляла периферийность и стагнацию украинской культуры, заковывая в панцирь безальтернативного марксизма-ленинизма, лишая обратных связей с несоветскими цивилизациями, обюрокрачивая национальную интеллигенцию, выхолащивая всякое несанкционированное сверху духовное движение.
В гигантском котле Российской имперской государственности интенсивно бурлили многочисленные гейзеры и вулканы духовных процессов её многоэтничного населения, инициированные всплесками светской европейской культуры, эпицентрами которых были университетские города. Развитие просвещения, науки, литературы, искусства в России не могло не сказаться на развитии украинской культуры. Это выразилось и в распространении из имперских университетских центров вширь рационального научного просвещения, и в расцвете фольклорной культуры необразованных простолюдинов, избавленных от ужасов систематических набегов кочевников и неограниченного произвола польской шляхты, и в зарождении и ускоренном прогрессе в недрах материка этнической украинской культуры элитарной субкультуры национальной интеллигенции.
Интернациональная сплочённость господствующих классов имперских феодалов и самодержавной бюрократии не позволила сформироваться межэтническим мембранам, разделяющим или противопоставляющим подданные этносы друг против друга. В Российской империи господа и угнетённые ими демократические массы противостояли, как два монолитных сплочённых друг против друга социальных лагеря. Власть была столь сильна, что не нуждалась в стравливании этносов для собственного укрепления. Поэтому имперская внутренняя политика в основном не знала ужасов межэтнических конфликтов и геноцида. Разумеется, за исключением тех случаев, когда империя завоёвывала новые пространства и народы (Кавказ, Туркмения…). С одной стороны, социальные противоречия в отечественной истории ХIХ века выступали в гораздо более острой форме, чем национальные, а, с другой стороны, первые осознавались и воспринимались населением значительно болезненнее, чем вторые. Это накладывало своеобразный отпечаток и на процессы культурогенеза, действующие лица и исполнители которого - разноязыкие отряды этнической интеллигенции - действовали с самого начала своего существования на необъятных общих просторах имперской интернациональной духовности, ещё не знавших убогого размежевания на изолированные национальные сегменты. Поэтому всякое заметное явление в сфере духовного творчества было феноменом, прежде всего, общероссийским и лишь затем становились различимыми его специфически этнические признаки. Тому свидетельствуют, например, творческие судьбы Н. Гоголя или Т. Шевченко, сначала заявивших о себе во всероссийских масштабах и лишь затем замеченных и признанных на Украине. Украина выдвинула немало выдающихся всероссийских деятелей культуры той эпохи, национальная идентификация которых всегда будет проблемой столь же спорной и бесконечной, как и бессмысленной, если рассматривать её в широком общегуманитарном контексте.
К середине ХIХ века стала ощущаться подспудная неофициальная и, если можно так выразиться, естественная или стихийная русификация Украины. Украинских учебных заведений ещё не было, как не было ни украинской журналистики, ни литературы, ни языка науки. Тогда за этим ещё не скрывалась злая воля имперской ассимиляции. Просто украинские хлеборобы, шляхта, священники, потомки казаков ещё не успели выдвинуть из своей среды в достаточном количестве учителей, врачей, поэтов, учёных, чиновников…, говорящих и думающих по-украински. Потому на незанятых просторах общеимперской культуры, теоретически предназначенных Украине, постепенно вырастали русскоязычные - учебные заведения, журналистика, литература, наука. И не без пользы для Украины! Ведь объективная потребность в культурной эволюции населения Украины росла по мере социально-экономического развития Малороссийского края. Первоначально духовная жажда Украины успешно и щедро удовлетворялась из русскоязычного источника, чему немало способствовала культурная, ментальная, языковая близость и родственность поистине братских этносов. В русскоязычных учебных заведениях Малороссии учились и украинцы, из которых впоследствии формировались кадры национальной интеллигенции.
Внушительная удельная масса русской культуры, сообщаемая ей щедрой протекцией могущественного и богатого имперского государства, научная упорядоченность и разработанность русского языка, искренняя открытость и доступность для всех ищущих истину, независимо от чина, должности, происхождения и этнической принадлежности формировали мощное гравитационное поле русскоязычного интеллекта, затягивавшего в себя всякого, для которого важна была, прежде всего, Истина, безотносительно к тому, на каком языке она открывалась человеку. Мало кому удавалось избежать очарования русскоязычной культуры и в силу потенциального богатства самого русского языка, способного выразить в исполнении мастера необыкновенно широкий диапазон неуловимых и плохо поддающихся языковому символическому кодированию изменчивых и зыбких человеческих эмоций, душевных состояний и движений мысли. Именно русский язык прочнее и надёжнее имперских штыков и пушек пленял и цепко удерживал умы и сердца образованных сословий покорённых и присоединённых империей народов. Освободиться из такого плена можно было либо варварски уничтожив конкурента и оккупанта этнических душ вместе с его естественными носителями; либо развивая собственный язык - главный элемент этнической цивилизации, ядро национальной культуры, сообщающий всему её необъятному телу животворящий импульс.
Обаяние русскоязычной культуры невольно затягивало в её гравитационное поле и украинцев. Родственная близость языков, исторических корней и судеб братских народов, традиций, веры, ментальности русских и украинцев делали приход украинцев в русскую культуру органическим и бесконфликтным, не воспринимавшимся неофитами, как измена «украинству» и «ассимиляция». Со времён Котляревского и Шевченко украинская интеллигенция умела «і чужому навчатися, і свого не цуратися». Познание иного никогда не означает для настоящего интеллигента презрения или забвения своего. А владение несколькими языками лишь обогащает выразительный потенциал родного языка, сообщая ему творческий импульс.
Национальные культуры расцветают у тех народов, которые живут на перекрёстках экономических, политических и культурных связей наиболее цивилизованных стран. Это позволяет активно приобщаться к высшим достижениям их культур. Живя на периферии - в культурной изоляции, такое недостижимо. Эту закономерность истории культурных процессов украинская интеллигенция улавливала не всегда. Но право украинского народа на свою самобытную культуру она стала постепенно осознавать. Тот же Бодянский, через некоторое время после защиты своей диссертации, издаёт «Историю русов» - как историческое обоснование выводов своей диссертации. Книга была высоко оценена украинской интеллигенцией.
Примечательно, что в середине 30-х годов на Западной Украине, в иной обстановке М. Шашкевич, И. Вагилевич и Я. Головацкий, воспитанники греко-католической семинарии и студенты Львовского университета, вдохновлённые культурными процессами в Восточной Украине, издают альманах «Русалка Днестровая» - первую ласточку украинской национальной культуры этого региона.
В 40-х годах XIX века, в атмосфере споров западников и славянофилов, в культурных центрах Российской Украины возникает и украинское общественное движение во имя украинской национальной идеи. Она получила систематическое изложение в программных документах Кирилло-Мефодьевского братства и высокопоэтичное выражение в творчестве Т. Шевченко. Организация была создана просвещённой интеллигенцией, объединённой искренней любовью к своему народу, к Украине. Лучше всего эти настроения выразил Т. Шевченко: «Я так її люблю\\ Мою Украину убогу\\Що проклену самого Бога\\За неї душу погублю». Не только искренность, но и точность каждого слова подтверждается его богоборчеством. Самого Господа он призывал к ответу за беды крепостного люда.
Программные документы кирилло-мефодиевцев отрицали крепостничество и самодержавие во имя свободы, равенства, братства всех славянских народов. Путём
просвещения общества и народа предполагалось создать, в конце концов, союз свободных славянских республик. Большинство ориентировалось на мирную деятельность. Но Т. Шевченко, Н. Гулак и, возможно, некоторые другие предполагали революционную борьбу. 1
Эта национальная идея угнетённого народа естественно породила своё истолкование «они» и «мы». Всё началось с искренней веры в то, что «мы» - украинцы - лучше всех прочих народов, обобщённо обозначенных в сознании националистов местоимением «они». В этом, казалось бы, безобидном этническом бахвальстве при внимательном рассмотрении можно разглядеть, с одной стороны, нотки раздражённой зависти к тем народам, которые живут лучше, а с другой стороны - мотивы высокомерного пренебрежения к тем, кто живёт ещё хуже. «Они» - это не только народы Западной Европы, погрязшие в приватном эгоизме, погоне за чистоганом и кровавых революциях, забывших бога, но вообще все народы, живущие сколько-нибудь иначе. Универсальное превосходство украинцев усматривалось в… близости к учению Христа. Хотя веру братчиков едва ли можно считать канонической, поскольку слова апостола: «Всякая власть от Бога» толковались по-своему: власти царей и панов быть не должно, так как их власть от дьявола. На ранних этапах интеллектуальной эволюции такие взгляды разделял и Т. Шевченко. Своеобразным поэтическим манифестом украинского национализма той поры можно считать его «Гайдамаки» (1841). Там образ врага олицетворяют обманутые ксёндзами ляхи и евреи. Позднее на первый план выходят москали. «Ляхи були, усе взяли, кров повипивали\\А москалі прийшли й світ Божий в путо закували…». У молодого Шевченко біл и третий образ врага - «немцы проклятые», представлявшие западную, эгоистическую, антихристовую (буржуазную) цивилизацию. Здесь мы встречаемся с национализмом в чистом виде. Ему присуще отношение к человеку не соответственно его личным достоинствам или недостаткам, а согласно его национальной принадлежности.
Ненависть национализма угнетённой нации составляла энергию его движения за сокрушение антинародных режимов. Тогда это была исторически творческая сила. Принципиально важно и то, что у Шевченко эта борьба вдохновлялась убеждениями крестьянской правды с таившимися в ней зачатками общечеловеческих ценностей.
Здесь мы выходим на принципиально важный вопрос о соотношении крестьянской, народной правды с национальной идеей. Правда, при своём возникновении в недрах не знавшей социальных противоречий сельской общины, выражала самую сущность культуры “мира” - справедливость личностных взаимоотношений. Руководствуясь этой правдой, крестьянин пытался разобраться и в справедливости социальных отношений классового общества.
Национальная идея действительно объединила французский народ в дни Великой революции, так как лозунги свободы, равенства и братства обещали и личностную, и социальную справедливость. В украинской национальной идее звучит обида и личностной, и социальной, и национальной несправедливостью. Но вдохновлялась она крестьянской правдой, в которой находили готовую универсальную модель справедливых общественных отношений, одинаково уместную и в общении конкретных людей, и различных общественных классов, сословий и прочих социальных групп, в том числе и этносов. Эта модель по своей сути принципиально работала против национализма. Ещё в поэме “Кавказ” (1845г.) горцы-мусульмане, восставшие против русского царизма и русской православной церкви - “рыцари великие”, защищающие свою правду и волю. Борьба великого народного поэта против самодержавия и крепостничества естественно сближала его с русскими, а затем и с польскими революционерами. В этом отношении особенно результативными были тяжкие для поэта годы солдатской ссылки, где он сблизился с одним из наиболее активных революционных петрашевцев А.В. Ханыковым, с либеральным петрашевцем, знатоком западного социализма Н.Я. Данилевским (сошлись они, по словам поэта, “до самой искренней дружбы”), с известным поэтом-петрашевцем А.М. Плещеевым (“как с братом”, “с искренним другом”). Ссыльные польские друзья помогли Шевченко полюбить их “прекрасную родину” - Польшу (письмо поэта к Б. Залесскому). Ещё в ссылке Шевченко передавал письменный “братский поцелуй” убеждённому стороннику единства русских, украинских, польских и литовских революционеров, одному из вождей польского восстания 1863 года З. Сераковскому.
Зенит идейного развития поэта совпал с активизацией общественного движения в России и в Украине накануне крестьянской реформы 1861 года. Возвращаясь из ссылки пароходом по Волге, он в “Полярной звезде” прочёл блестящий памфлет Герцена “Крещённая собственность”. “Апостол наш, наш одинокий изгнанник”, - записывает поэт в дневник своё отношение к великому россиянину. А через некоторое время пишет о декабристах: “Невольники святые”, “первые наши апостолы-мученники”. К этому времени он полюбил Пушкина, Лермонтова, Островского. В ссылке ему удалось прочесть, кажется, “Очерки гоголевского периода русской литературы” Н.Г. Чернышевского. Соглашаясь с последним в оценке Гоголя, Шевченко записывает в дневнике: “О, наш бессмертный Гоголь!” и, восхищаясь творчеством М.Е. Салтыкова-Щедрина (“Я благоговею перед Салтыковым…”), он в согласии с Чернышевским видит в великом русском сатирике разивтие гоголевского направления.
Поэт сближается не только с русскими революционерами. В его дневнике отражены самые тёплые симпатии к старому другу - великому русскому артисту М.С. Щепкину, и ко всему семейству старика С.Т. Аксакова, к русскому просвещённому обществу в салоне Ф.П. Толстого и его жены, хлопотавших об освобождении поэта из ссылки. В письме Ф.П. Толстому, вице-президенту Академии художеств, выдающемуся скульптору (автору замечательных медалей, посвящённых Отечественной войне 1812 года) Шевченко желал: “Мужать и крепнуть для славы нашего (подчёрнуто мною - П.Я. Мирошниченко) отечества и славы прекрасного искусства”.
С одной стороны меняется отношение Шевченко к москалям и ляхам, а с другой - он всё лучше понимает значение социальных противоречий среди украинцев. Ещё в 1845 году поэт писал: “Доборолась Україна до самого краю\\Гірше ляха свої діти її розпинають…”. Призывы к верхам: “Обніміте ж, брати мої, найменьшого брата” сменяются горьким заключением: «Не можна с ворогом по правді жити”. У Чернышевского в ненапечатанной статье «Национальная бестактность» были все основания ссылаться на авторитет Шевченко в понимании приоритета социальных противоречий среди украинцев и поляков перед национальной рознью.
Вместе с тем, в период высшего подъёма своего идейного развития поэт всё более трезво видел темноту и косность украинского крестьянства, тщетность своих прежних упований на крестьянскую общину: «А на громаду хоч наплюй, вона капусти голова”. Всё более трезвый взгляд приводил к самым беспощадным выводам: «скрізь погано, І правди на землі нема».
Поучительно, как в самых важных своих убеждениях похоже развивались два великих сына братских народов. Белинский с болью констатировал, в знаменитом письме к Гоголю, неразвитость человеческого самосознания русского крестьянина: «сами себя не считают за людей». - «А что же делать, каковы главные задачи просвещённого общества?» - «Пробуждение в народе чувства человеческого достоинства», - отвечал великий критик. Так же думал и Т. Шевченко. В письме к редактору журнала «Народное чтение» он подчёркивал: «Без осознания своего человеческого достоинства», - невозможны успехи существенного развития низших слоёв населения.
У великого Кобзаря, вышедшего из недр украинского крепостного крестьянства, было больше личных оснований верить в развитие сознательности народных масс. От проклятий в адрес ляхов и москалей, немецкой науки он поднимается до веры в то, что правда оживёт благодаря новому слову «апостола правды и науки».
История нашего национализма начинается с Т. Шевченко. Но идеологи национализма замалчивают отмеченное ещё И. Франко освобождение поэта от «узкого украинского национализма».
Кажется, ещё никто не обратил внимания на уникальность Шевченко и в этом отношении. Национализм ограничивает поле зрения идеологическими шорами, ослепляет ненавистью. Поэтому националистический фанатизм - разновидность опасной психической патологии. Преодоление поэтом этого недуга объясняется двумя принципиально важными в настоящем контексте обстоятельствами. Первое - специфика его духовности - редкая правдивость и неразрывно связанное с нею обострённое чувство справедливости. Из-за этих качеств он не годился в националисты. Великий Кобзарь - замечательная иллюстрация строк другого выдающегося поэта: «Правдивость гениальности сродни \\ И прямота пророчеству подобна». Второе, уже отмеченное обстоятельство - верность Шевченко крестьянской правде с точки зрения которой все люди делятся на две нации - тружеников и паразитов.2
У современного украинского национализма - глубокие исторические корни. Особенно в Западной и, в меньшей степени, Правобережной Украине. С середины XIV века феодальный гнёт здесь осложняется религиозным и этническим. С конца XVIII века, когда Восточная Галичина попала в состав Австрийской империи, верхи последней использовали «украинскую карту» против непокорной польской шляхты. Имперские чиновники демонстративно грозили спесивым польским помещикам отомстить за их автономистские упования руками ненавидящих своих господ украинских холопов. Это не улучшило отношения поляков к украинскому «быдлу». Как уже отмечалось, с 30-х годов XIX века в Восточной Галичине в кругах интеллигенции, близкой к духовенству, зарождаются ростки украинской национальной культуры. Что же касается крестьянства, то его ненависть прорвалась во время Краковского 1846 года восстания польской шляхты против власти Австрийской империи. Выступив на стороне Австрии, украинцы вырезали сотни поляков, несмотря на их обещания воли.
В Восточной Украине ничего подобного не было, и быть не могло. Здесь жандармско-полицейскими методами и интернациональным подходом к формированию класса бюрократии царизм создал такую политическую стабильность, что национальный протест мог исходить главным образом из узкой прослойки интеллигенции и воплощаться исключительно в лояльных формах научной и этнографической публицистики. Его после реформы 1861 года порождала официальная русификация и с 70-80-х годов XIX века усиление гонений против украинской культуры. Главный очаг борьбы за украинскую национальную культуру с этих пор переносится в Западную Украину, политический климат которой, несмотря на тоже имперский характер, был куда либеральнее, чем в самодержавной, пусть и пореформенной России.
В условиях внутренней и международной социально-политической стабильности украинский национализм вяло эволюционировал, воплощаясь в вялых формах беззубой интеллигентско-верноподданической фронды. Но в обстановке общеевропейского кризиса периода первой мировой войны и последовавших за нею революций он оживился и расцвёл множеством течений и тенденций. Выдающийся сын Украины и замечательный русский писатель В.Г. Короленко грустно заметил, что украинский национализм относится к числу самых бутафорских. Несмотря на краткосрочный взлёт его популярности в 1917 - 1918 годах, он так и остался по существу бредовой фантазией немногочисленной прослойки недоучившихся гимназистов и студентов, поверхностно образованных этнических чиновников и служащих, а также сугубо теоретической конструкцией в умах националистически сдвинутой университетской профессуры. Никто из его носителей и проповедников никогда не представлял себе сколько-нибудь ясно и трезво как свои иллюзорные фантазии превратить в реальную плоть национального государства. Лишённая напрочь серьёзно разработанной социально-экономической проблематики идеология национализма так и не проникла в сознание широких народных масс, уступив там место большевизму. Народ Украины не пошёл ни за «сечевыми стрельцами» Западной Украины, ни за С. Петлюрой, въехавшем в Киев на белом коне с запорожской шаблюкой, украденной из музея, в окружении хлопцев с чубами и в театральных костюмах «гайдамаков». Эсеровская аграрная программа большевиков и социализма батьки Махно украинскому крестьянству были гораздо ближе и понятнее, чем выспренные сказки про украинскую державность.
Ярмарочно-балаганный националистический бред так и канул бы навсегда в Лету, если бы не польский шовинизм, густо проросший в Западной Украине после её включения в состав воссозданного после первой мировой войны польского национального государства. Геноцид украинского населения в Галичине и Волыни вызвал закономерную и столь же грубую защитную реакцию украинского этноса. На организованный польским государством террор украинцы справедливо ответили подпольно-партизанским террором. Из этой трагической схватки и родился наш современный национализм. Сначала он был дитятей лютой ненависти западных украинцев к полякам и любви к немецкому национал социализму (фашизму), как типу политической организации этноса, необходимой для сплочения всех западных украинцев против всех поляков. Позднее его мачехой стала ненависть к коммунизму советских оккупантов.
Идеологи украинского национализма конца ХХ - начала ХХI веков лукаво присвоили заслугу развала Советского Союза. Наивная тщеславная ложь! Впрочем, и люди куда более проницательные до сих пор не осознали, как следует, что же с нами произошло в 1991 году и кто на самом деле тот герой, покончивший с советской империей. Отчасти потому, что «новым» властям выгодно скрыть свою генетическую связь с советской властью. Поэтому они камуфлируют свою лицемерную трансформацию «коммунистов» в «капиталистов» мифологической борьбой «національно свідомого суспільства» с московским коммунизмом. Эта сказка выгодна и их заклятым политическим союзникам - националистам, поскольку, хотя и незаслуженно, зато со всей силой государственного пропагандистского механизма, включая «освіту», наращивает их политический рейтинг. А отчасти потому, что у многих мемуаристов, исследователей и публицистов слишком сильна ненависть ко всему, что совершалось в стране Советов. Да и во всём мире страх перед Советским монстром, а затем недоумение от поразительной скорости и лёгкости его распада, мешают понять сложность и противоречивость этого грандиозно кровавого феномена истории.
Непонятность начинается с представлений о случайности революций 1917 года (и Февральской, и Октябрьской). Хотя она была естественным результатом гниения всего самодержавного режима с Победоносцевым и Распутиным сверху, и обвальными бедствиями русского народа снизу. Главное увидели и убеждённый противник русской революции Н.А. Бердяев, указывавший на коммюнотаризм русского крестьянства, и горячий её сторонник в начале событий замечательный русский писатель А. Платонов, объяснявший, что русское крестьянство увидело в программе большевиков выражение своей правды. Эта вера в высокочеловечную утопию, глубоко разработанную Марксом и Энгельсом и приспособленную к России Лениным, была историческим и логическим началом механизма системы Советского монстра, её социально-психическим фундаментом. Вторым компонентом этого механизма была органически выросшая из величественной утопии грандиозная ложь тотальной пропаганды большевиков. Третий компонент механизма «социалистической революции» и «диктатуры пролетариата» был органически связанный с утопией и тотальной ложью партии - тотальный террор партии и её ЧК - КГБ. Так долго эта утопическая триада могла существовать лишь при крайней централизации режима. В этом секрет и силы, и её быстрого развала. Когда были приостановлены систематические кровопускания номенклатуре, это немедленно привело к её коррупции сверху донизу. Народ понял, что «реальный социализм» - враньё. Пришли в движение оппозиционные силы общества.
Откуда они взялись? - Дело в том, что в пространстве под сияющими небесами социалистической утопии, над кровавой почвой «реального социализма» до 40-х годов существовала весьма значительная поросль людей, взращённых верой в социализм. 3 Одни опирались на традиции крестьянской правды (вспомним хотя бы С. Есенина, готового, «сняв штаны, бежать за комсомолом», или великого полководца Г.К. Жукова, как и Илья Муромец, крестьянского сына), императивы которой впитали с детства вместе с молоком матери. Другие были «чистыми социалистами» - по убеждению, пришедшие в социализм в результате напряжённых интеллектуальных поисков оптимально справедливого общественного устройства. Эти люди со своей верой выстояли в Великой Отечественной 1941 - 1945гг и спасли весь мир от коричневой чумы. Советский народ - не только выдумка советской пропаганды. Он существовал! Для множества русских, украинцев, белоруссов, казахов, армян… - Москва, Сталинград, Курская дуга, освобождение Восточной Европы и взятие Берлина - «наше общее дело», великая Победа «одна на всех». Без этого не понять нашей истории.
Обобщая опыт наиболее развитых государств своего времени, Герцен обратил внимание на интересную закономерность их политической жизни: партия оппозиции обычно похожа на правящую партию. Это позволило ему предсказать: если у нас будет когда-нибудь социализм, он будет очень похож на самодержавие. Как в воду глядел! Западно-украинский национализм отзеркаливает, во-первых, многовековый паразитический гнёт польских панов, а, во-вторых, невиданные ещё по бесчеловечности массовые репрессии советской власти после воссоединения западно-украинских земель с Советской Украиной. Он - закономерная и исторически справедливая форма мстительного ответа западной части украинского этноса на этнический террор польского государства и интернациональный социальный террор советской бюрократии. Нужно ли удивляться, что «ответ» столько же дик и жесток, как и спровоцировавший его «вопрос»?
Источником и орудием этнической мести украинцев становится созданная в 1929 году Организация украинских националистов (ОУН). В ней особенно «прославилось» творческим сочетанием терроризма и садизма её бандеровское течение (по фамилии его предводителя С. Бандеры). Месть слепа и беспощадна, в том числе и к «своим», на которых пало подозрение в пособничестве врагам или хотя бы в нейтралитете - «кто не с нами, тот против нас». Поэтому от рук бандеровцев украинцев погибло не меньше, чем русских, поляков или немцев.
Национализм угнетённой нации (украинский национализм в Польше, Австро-Венгрии) в Советском союзе преобразовался в национализм нации с ущемлёнными правами на свою духовную культуру. Право на свой язык здесь прямо не отвергалось. Напротив, формально советская пропаганда всячески раздувала миф о расцвете украинской культуры - «национальной по форме, социалистической по содержанию» в братской семье советских народов. Но, по сути, вся интернациональная политика КПСС лишь ещё больше углубляла периферийность и стагнацию украинской культуры, заковывая в панцирь безальтернативного марксизма-ленинизма, лишая обратных связей с несоветскими цивилизациями, обюрокрачивая национальную интеллигенцию, выхолащивая всякое несанкционированное сверху духовное движение.