НАРОДНЫЕ ИСТОКИ РЕВОЛЮЦИОННО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОЦИАЛИЗМА В РОССИИ-9
(ОТ КРЕСТЬЯНСКОЙ ПРАВДЫ К ГУМАНИЗМУ А.И. ГЕРЦЕНА, Н.П. ОГАРЕВА, В.Г. БЕЛИНСКОГО)
Глава I. Крестьянство (образ жизни и деятельность, роль в судьбах страны)
Объяснить массовое социальное сознание крестьянства эпохи разложения крепостничества можно лишь в связи со всей совокупностью исторических условий его бытия как в обществе, так и, прежде всего, в "мире". В общем эти условия достаточно ясно характеризованы в трудах Н.М. Дружинина, И.Д. Ковальченко, Б.Г. Литвака, Б.А. Федорова и других советских историков. Но сфера общественной психологии непосредственно порождается деятельностью людей (561; 788). Поэтому для решения проблемы уместно учесть всю структуру деятельностей крестьянства в ее динамике на протяжении от Крестьянской войны 1773-1775 гг. до первой революционной ситуации.
Социально-бытовая и праздничная деятельность крестьянства в общине и в семье
Сам крестьянин свою деятельность в общине и в семье считал главной, в ней видел смысл своей жизни. При рассмотрении крестьянства в его "мирской" и домашней обстановке исследователь "лицом к лицу" встречается с необозримой этнографической и социальной пестротой в разных регионах огромной страны. В связи с этим может возникнуть сомнение, поддается ли вся эта огромная масса интересующим нас обобщениям? На этот вопрос можно ответить утвердительно. Общая для всей страны феодальная система обуславливала общность социального развития феодального крестьянства и его социального сознания. В борьбе против феодалов крестьянство той эпохи выступало как единый класс. Больше того, против сильных в России остатков феодализма крестьянство выступало как класс и после реформы 1861 г. Вместе с тем, как показал В.И. Ленин, и русское, и украинское, и белорусское крестьянство переживало общий, начавшийся еще до 1861 г., однотипный процесс "раскрестьянивания". Поэтому, думается, изучение сознания крестьянства той эпохи целесообразно начинать не с национально либо локально ограниченных районов (в одном и том же уезде крестьяне могли быть разными), а с патриархальных его слоев - той основы, из которой вырастали разные социальные типы сельского населения. Исходным предметом изучения в настоящем труде и является русское, украинское и белорусское патриархальное село.
Встает вопрос об удельном весе патриархального крестьянства в общей массе тружеников села той эпохи. Ответ, в основном, уже дан в литературе. Известно, что государственные крестьяне были несколько свободнее помещичьих, и здесь социальная дифференциация протекала быстрее. Н.M. Дружинин, обобщая материалы казенной деревни по всей стране, пришел к выводу, что в предреформенные годы "процесс классового расслоения крестьянства проходил пока свою раннюю стадию, связанную с ростом капиталистического уклада в недрах феодального строя". Типичным историк считает положение, когда "между средней и зажиточной прослойками деревни еще не было резкой противоположности в количестве и качестве живого и мертвого инвентаря" (639, 451-452). Обстоятельное исследование социально-экономического развития русского помещичьего крестьянства привело И.Д. Ковальченко к заключению, что процесс социального расслоения в дореформенной России заметно протекал лишь в промысловой и промыслово-земледельческой деревне, в земледельческой деревне капиталистические отношения проявлялись весьма слабо и лишь у некоторых категорий крестьян. До 1861 г. господствующей на деле была средняя прослойка (730, 346-348, 368-370). К сожалению столь обстоятельных исследований социально-экономических процессов по Украине и Белоруссии пока что нет, но все говорит, что, в общем, и здесь картина была подобной. В рассуждениях В.И. Ленина сельское население дореформенной России было представлено г.о. "патриархальной деревней", которая с 1861г. была отдана поток и разграбление капиталу и фиску, во "власть денег". "Старые устои крестьянского хозяйства и крестьянской жизни... державшиеся в течение веков, пошли на слом с необычайной быстротой" (69, 210-211).
Целостных характеристик образа жизни дореформенного патриархального села, к сожалению, нет, тем интереснее его описания по материалам 60-70-х годов XIX в. такими знатоками, как С.В. Максимов (в книге "Куль хлеба и его похождения" (804 ) и Глеб Успенский ("Крестьянин и крестьянский труд" и "Власть земли" (1048; 1047). Особенно интересны очерки Глеба Успенского с его "превосходным знанием крестьянства" и "громадным артистическим талантом, проникавшим до самой сути явлений" (В.И. Ленин) (43, 263). Писатель стремился не только показать, но и объяснить "стройную систему" жизни патриархальной семьи (1048, 43).
Каковы же наиболее важные характеристики образа жизни патриархального села? Еще Глеб Успенский видел их в натуральном хозяйстве "снизу" и традиционном сознании "сверху". Для В.И. Ленина эти признаки были главными (46, 165; 96, 296; 103, 158). Результаты изучения истории крестьянства в советской литературе позволяют детализировать эти признаки. Во-первых, основой хозяйственной жизни русского, украинского и белорусского патриархального крестьянства было натуральное, мелкое, неустойчивое земледельческое хозяйство, сочетавшееся со скотоводством, домашней промышленностью и ремеслом, а также рыболовством, охотой. Связи с рынком до поры до времени могли играть подсобную роль, не меняя характера хозяйства.
Этнографические материалы особенно наглядно показывают, как часто в пределах одного и того же уезда хозяйство крестьян отличалось зерновыми, техническими, огородными культурами, сочетанием земледелия с другими отраслями производства. Но везде патриархальное крестьянское хозяйство сильнейшим образом зависло от природы - качества и количества земли, сенокосных угодий, выпасов, лесов, рек и, конечно, погоды. От нее зависели, пожалуй, больше, чем от феодалов. Последние, в конечном итоге, не заинтересованы в разорении крестьянина, а солнце, ветер, дождь, огонь были совершенно самодержавно-беспощадны. Везде жизнь крестьянина была органично слита с годичными природными циклами. Везде главными событиями были пахота, сев, боронование, сенокосы, жатва, молотьба, уход за скотом. Техника при множестве ее местных вариаций была однотипной. "Соха-Андреевна" в степной Украине заменялась плугом, но он был известен здесь едва ли не со времен "скифов-пахарей" Геродота. Что особенно важно для духовной жизни, и технология производства в патриархальном крестьянском хозяйстве во всех регионах огромной страны была однотипной.
Довольно частые неурожаи и даже голодовки в сочетании с помещичьим и государственным тяглом требовали напряженного, нередко изнурительного труда. Хотя в зимние месяцы бывали периоды и передышки, досуга.
В связи с таким типом хозяйственной жизни, в таких природных и общественно-политических условиях (в системе феодального общества) вторым важнейшим признаком образа жизни и деятельности патриархального крестьянства была сельская община, "локальный микрокосм", говоря очень точными словами К. Маркса (17, 405): "Русский крестьянин живет и действует только в своей общине", - констатировал Ф. Энгельс (33, 544). Обобщая исследования советских историков, В.А. Александров констатировал "традиционность и повсеместность существования сельской общины в России в эпоху позднего феодализма" и даже "повсеместное однообразие ее функций как в разных географических районах, так и в различной социальной среде (в государственной и владельческой деревне (503, 103; 498). Судя по всему, это относится и к украинской, и к белорусской общине.
Заключениям советских историков, в сущности, соответствует объяснение особенностей экономики сельской общины в работах философа и этнографа Ю.И. Семенова. Констатируя бытование как передельных, так и беспередельных общин, исследователь считает, что присущий общине дуализм (сочетание общинной и обособленной семейной собственности) характеризовал ее и в тех случаях, когда общинная собственность не распространялась на пахотные земли, ограничиваясь лишь сенокосами, выгонами, лесными, речными и другими угодьями. И в таком ее варианте "община тем не менее сохранялась как единое экономическое целое" (1006, 48). Натуральное хозяйство исключало товарно-денежные связи, но именно натуральность предполагала самые разнообразные жизненно важные виды взаимопомощи между мелкими, неустойчивыми крестьянскими дворохозяйствами. Крестьянину было выгодно помочь соседу, так как это гарантировало ответную услугу. Такая услугообменная экономика объясняет важные особенности жизни "мира", в том числе, и невыгодность для него обогащения одних за счет других. Разорявшихся приходилось содержать и нести за них "тягло". Поэтому община всей своей мощью поддерживала равенство мирян. Эгалитаризм присущ самой природе сельской общины, - подчеркивает Ю.И. Семенов (1006, 70-73). Община, доказывает этот исследователь, была не только хозяйственным организмом крестьянской жизни, но и социальным суборганизмом, в основе которого находился патриархальный или крестьянско-общинный уклад; у нее был свой базис, отличный от базиса классового (феодального) социального организма, в который она входила, своя надстройка, отличная от надстройки классового общества, в недрах которого она существовала, своя материальная и духовная культура (1006, 48-76; 1005, 85-86).
Достаточно уяснены в нашей литературе и внешние функции общины. С одной стороны она обеспечивала поступление феодальной ренты и выполнение всех повинностей в пользу государства, в том числе и рекрутской. Она служила низшим звеном власти и вотчинника, и феодального государства. В том числе, помогала ловить беглых, изымать "смутьянов". Нo, с другой стороны, при определенных условиях община могла выступать и органом крестьянского протеста и классовой борьбы. Н.М. Дружинин, В.А. Федоров, Д.Д. Похилевич отмечают активизацию русской и белорусской общины ко времени кризиса крепостничества и революционной ситуации.
Община аккумулировала и сохраняла весь жизненный опыт "локального микрокосма" - от хозяйства до праздников. Исследователи констатируют ее жизненность и в пореформенные десятилетия (514). Втягивание в рыночные отношения не только сохраняло, но и увеличивало неустойчивость большинства хозяйств. Отсюда тяготение к общине с ее услугообменом, живучесть ее патриархальных традиций и среди разорявшихся. Удельный вес патриархального сознания в общественной психологии крестьянства был значительнее удельного веса не затронутых социальной дифференциацией слоев сельского населения.
Образ жизни и деятельность патриархального крестьянства были обусловлены и особенностями патриархальной семьи, она - третий важнейший признак патриархального крестьянства. Последние исследования советских ученых привели В.А. Александрова к заключению, что представления о широком распространении в России изучаемого времени сложных большесемейных форм не подтверждаются источниками. Если рассматривать историю семьи как динамичный процесс, то крестьянская семья той эпохи выглядит как "пульсирующий" организм, то расширяющийся, то дробящийся на "нуклеусы" (774, 150). Но, как заключает В.А. Александров, малая семья была исходным моментом и основой семейного строя, из нее образовывались при определенных условиях большие семьи, поэтому их следует квалифицировать как неразделенные, поскольку они неизбежно распадались на малые (502, 87). Современные исследователи подчеркивают, что семья была не только хозяйственной ячейкой, очень важными были и кровнородственные, духовные, культурные ее связи (835, 18, 117, 134-137, 139-140, 306-307), начинались они с родителей - отца и матери, игравших решающую роль в воспитании детей, в передаче им всей накопленной общиной культуры.
Вопреки распространенному в литературе XIX в. представлению малая семья не была специфически украинским явлением. Патриархальность и малой, и неразделенной семьи выражалась, пожалуй, тремя наиболее значимыми в настоящем контексте особенностями. Первая из них - это зависимость от общины, подконтрольность "мирскому" сходу, соседям. Даже в случае подворного наследственного землевладения, при трехполье, крестьянский двор и в смене полей, и в сроках посева и жатвы зависел от общины, не говоря уже об общинных угодьях. "Мир" контролировал само возникновение семьи - влиял на выбор и жениха, и невесты, контролировал даже невинность последней (прочность будущей семьи), контролировал власть отца в семье, а после его смерти иногда и выборы "большака" (890, 4-5; 192, 338-339). Вторая особенность патриархальной семьи - общность ее имущества. Это характерно было для русской, украинской и белорусской семьи еще в 60-х годах XIX в., об этом свидетельствует многочисленнейший материал семейных разделов, отраженный в "Трудах комиссии по преобразованию Волостных судов" (263, 224, 276, 425, 579; 265, 96, 174, 183, 212).
Обособленность натурального крестьянского дворохозяйства, важность многочисленных производственных, экономических, политических и культурных (воспитательных в том числе) функций главы семьи как внутри, так и вне ее, обусловливали высокий авторитет "большака", хозяина, его власть над женой, детьми и всеми домочадцами. Эта патриархальность, покорность жены мужу, покорность детей родителям были третьей, психологической, особенностью и русской, и украинской, и белорусской патриархальной семьи (835, 151; 890, 86, 101-102, 145-152; 979; 301, 279-280).
Примечательно, что в центре описания Глебом Успенским жизни подлинного (т.е. патриархального - П.М.) крестьянства была не община, а семья. В изображении писателя напрашивается сопоставление слабеющих общинных связей с прочными семейными. Распространенность в ленинских работах термина "патриархальное крестьянство" позволяет предположить, что и В.И. Ленин в прочных семейных, а не общинных связях усматривал определяющий признак этого слоя сельского населения. Возникает догадка относительно длительных исторических судеб нашего крестьянства. Возможно, со времени возникновения классов образ жизни его развивался сначала в результате перерастания родовой общины в сельскую, а в заключение, с ослаблением ее остатки "архаической формации" довольно долго еще теплились в форме патриархальной семьи.
Четвертым важнейшим признаком образа жизни и деятельности патриархального крестьянства была специфическая, органически связанная со всеми сторонами его жизни праздничная культура. Тайну народного праздника приоткрыл М.М. Бахтин в своей новаторской и поэтому неизбежно спорной книге "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья". Народные массы - решающая сила истории, прежде всего, потому что народ - труженик. Но диалектика истории и в том, что народ никогда не жил и не мог жить без праздников. Они у народа органически связаны были с его трудом, но, как подчеркивал М.М. Бахтин, народный праздник не имеет достаточного объяснения в трудовой утилитарности, в физиологической потребности отдыха. У народных праздников всегда мировоззренческая подоплека, они всегда посвящены переломным цементам жизни человека и природы - рождению, цветению, зрелости, урожаю, смерти, нередко завершая трудовые циклы в этом жизненном процессе. Никакой отдых сам по себе не может стать праздником. Для этого он должен получить санкцию из мира высших целей человеческого существования, из мира идеалов. Праздничность становилась формой второй жизни народа, вступавшего временно в утопическое царство всеобщности, свободы, равенства, изобилия (530, 11-12).
Примечательно разнообразие праздников, побуждавших всякого остановиться и не только передохнуть от тяжелейшей работы, но и задуматься надо всеми сторонами нехитрого крестьянского бытия. Важно, что это осмысливание совершалось в процессе активного участия всего "мира" в обрядовых действиях народного искусства. С первого взгляда это может показаться странным, но роль искусства в судьбах патриархального крестьянства, пожалуй, более значительна, чем в жизни цивилизованного общества. Прекрасное в искусстве расширяет жизненный опыт человека. А поскольку красота искусства всегда вырастает из идеалов, она помогает осмысливать этот опыт с точки зрения идеала. Но дело не только в осмысливании. Воздействие произведения великого художника - всегда результат диалога читателя, зрителя, слушателя с художником, которому, безусловно, верят. Эта вера формирует убеждения - общественную психологию, ту сферу общественного сознания, которая направляет деятельность людей. Поэтому произведение искусства, воздействуя на общественную психологию, выполняет и идеологические, организационные функции. Такова идеологическая роль искусства в цивилизованном обществе. В народных праздниках патриархального крестьянства, в коллективных обрядовых действиях (в церкви с ее эстетикой, на улице во время хоровода, на берегу реки или в весенней роще) масса была не только слушателем и зрителем, но и участником, творцом песни, танца, обряда, церемонии (332, 230). В этом случае художественный образ гораздо глубже проникал в жизнь, формировал личность человека. В процессе праздничного обряда через фольклор вся масса в той или иной степени подымалась до мировоззренческих проблем. Это не могло не сказываться и в будничных раздумьях о социальных взаимоотношениях, несправедливость, неестественность которых становилась все более очевидной.
У русских, украинских и белорусских крестьян было около сотни праздников в году. Едва ли не большинство праздников было связано с трудовыми процессами. Этнографический и фольклорный материал позволяет говорить об однотипности праздничной культуры русского, украинского и белорусского патриархального крестьянства. Она была обусловлена однотипностью хозяйственных циклов, с которыми были тесно связаны праздники, однотипностью общинной и семейной жизни, миропонимания, которое выражалось и в "поразительно одинаковых", "общих чертах их верований"(1040, 147).
Обобщающим духовным выражением образа жизни и деятельности патриархального крестьянства было традиционное сознание, которое является главным предметом настоящего исследования.
Изучение сознания патриархального крестьянства позволяет понять духовное развитие и порождавшихся патриархальным селом новых социальных слоев, развивавшихся под сильным влиянием патриархальности. Учитывая это и возможно уяснить динамику общественного сознания всего крестьянства изучаемой эпохи.
Крестьянство в судьбах страны
Сначала о наиболее известной и оказывавшей наибольшее влияние на всю жизнь феодального общества - хозяйственной и социально-экономической деятельности крестьянства. Последнее составляло девять десятых населения сельскохозяйственной страны, его труд в сложных географических, климатических и исторических условиях обеспечивал прогресс земледелия, скотоводства, рыболовства, охоты, разного рода промыслов - тот подъем производительных сил, который привел к разложению и кризису феодальную формацию. Налоги и повинности крестьянства обеспечивали государственную казну и помещиков, крестьянские хозяйства поставляли на рынок немногим менее половины зерновых и большую часть продуктов животноводства, рыболовства, технических культур, пушнины и, вместе с тем, рабочую силу тому же рынку и промышленности. Таким образом, в селе создавались главные материальные условия жизни и самого крестьянства, и всей страны.
В условиях развития общественного разделения труда, всероссийского рынка, промышленности и активизации в связи с этими процессами хозяйственной деятельности крестьянства его социальные взаимоотношения с помещиками и феодальным государством порождали классовую борьбу, приобретавшую все большую массовость и результативность. Упадок крепостного хозяйства, разорение помещиков и нужды казны побуждали их усиливать крепостную эксплуатацию. Однако, дело не только в усилении феодального гнета. Сила классовой борьбы угнетенных далеко не всегда пропорциональна тяжести эксплуатации и бедственности их положения (642, 108). Эстонские историки Ю.Ю. Кахк и Х.М. Лиги приходят к выводу, что объяснения эволюции классовой борьбы крестьянства следует искать в сложной динамике как базисных, так и надстроечных процессов, и, в конечном счете, в специфике крестьянского сознания (712, 91-93). Крестьяне и сами наступали на помещиков, борясь за наиболее благоприятные условия хозяйствования, за расширение круга свободы (1052, 36; 642, 108-109).
Наиболее наглядно развитие классовой борьбы выражалось в крестьянских волнениях и, особенно, в восстаниях. Еще движение под руководством Е.И. Пугачева показало, какие "горы злобы и ненависти" накопили века крепостничества. Но тогда феодальное государство было еще достаточно сильным, движение было залито кровью, загнано внутрь. С 90-х годов ХVIII в. в условиях углубления разложения феодального строя волна крестьянского движения стала снова нарастать. Если до первой четверти XIX в. государственные крестьяне сравнительно спокойно несли свое иго, то с перерастанием разложения крепостничества в кризис активизируется борьба и в государственной, и в удельной деревне. Преодолевая "мирскую" и вотчинную замкнутость, помещичьи и государственные крестьяне выступали все дружнее. В начале 40-х годов XIX в. наиболее мощное крестьянское движение первой половины XIX в. разразилось именно в казенной деревне Восточных губерний Европейской России. Количество крестьянских волнений нарастало из десятилетия в десятилетие, достигнув своего пика в годы революционной ситуации. Борьба русского крестьянства усиливалась в унисон с антифеодальным и национально-освободительным движением крестьянства Украины, Белоруссии, Литвы, Эстонии, Латвии, Бессарабии, Кавказа.
Однако статистики нарастания крестьянских волнений недостаточно для понимания специфики, силы и значимости классовой борьбы в эпоху разложения и кризиса крепостничества. По подсчетам Б.А. Федорова в одном из наиболее развитых регионов страны (Центрально-промышленном) с 1800 г. по 1860г. участвовало в волнениях в среднем только 0,3% помещичьих крестьян в год (1050, 317).Ю.Ю. Кахк еще в 1958 г. поставил вопрос, не означает ли отсутствие после последней Крестьянской войны восстаний, подобных ей по массовости и радикальности требований, ослабления классовой борьбы крестьянства (710, 458). Начиная с самого Ю.Ю. Кахка, на этот вопрос отвечали отрицательно, приводя разные, более или менее убедительные соображения. Из-за важности вопроса в контексте настоящего исследования позволю себе напомнить главные, с моей точки зрения, аргументы в пользу такого ответа.
Особенности классовой борьбы феодального крестьянства той эпохи детерминировались глубоким экономическим антагонизмом с одной стороны феодалов и феодального государства, а с другой - не столько крестьянина, сколько крестьянской общины, социального суборганизма, подчиненного системе феодального общества и обслуживающего его, но в сущности своей чужеродного ему. Сельская община, обеспечивавшая тяглоспособность крестьян и выполнявшая полицейские функции в пользу господ, могла выступать и нередко выступала в соответствии со своей экономической природой как орган классового сопротивления и борьбы.
Важный парадокс классовой борьбы феодального крестьянства в том, что с ростом его сознательности, по мере втягивания его в рынок, городскую жизнь, падала организованность его выступлений, поскольку происходило разложение общины, организовавшей борьбу крестьянства. К тому же исчерпали свои возможности выступать в роли инициаторов народных движений казачьи области Дона, Запорожья, Яика (об этом позаботилось и самодержавие). Отсюда и неожиданности статистики крестьянских волнений - наиболее активными они были не в наиболее развитых, а в районах, сравнительно мало затронутых развитием товарно-денежных и капиталистических отношений.
Из-за политической неразвитости классовая борьба крестьянства на протяжении многих веков носила преимущественно экономический характер, но знаменательно, что со времени возникновения всероссийского рынка и полного закрепощения масс все более значительный размах приобретала идеологическая форма классовой борьбы крестьянства в виде раскола и религиозного сектантства. Соотношение экономической, идеологической и даже политической борьбы (за хорошего царя) было сложным. Высшие подъемы массовых народных движений не совпадали по времени с расцветом религиозных народных движений. Люди искали выхода на небе, когда не видели его на земле. Но, в общем, распространение раскольничье-сектантских движений совпадало с обострением классовых противоречий. Исследования П.Г. Рындзюнского, К.В. Чистова, А.И. Клибановa показали большой размах и даже напряженность идейных исканий в движении и радикального раскола, и реформационного сектантства после поражения Крестьянской войны 1773-1775 гг. Поиски легендарного Беловодья, где не было эксплуатации человека человеком, создание сравнительно устойчивых религиозных общин, основанных на общей собственности и коллективном труде - все это достаточно показательные свидетельства углубления классовой в изучаемую эпоху.
Если на завершающем этапе истории социально-экономической формации в период революционной ситуации решающее значение имеет размах, сила и организованность открытой вооруженной борьбы масс, то в "мирные" времена очень велико было значение рассеянного протеста каждого крестьянина в каждом имении, в саботаже работы на барина и на казну, в бегстве и, что особенно важно, развитии хозяйственного предпринимательства в обход феодальных порядков, избегая контроля помещика и государства, с утайкой от них части прибавочного продукта. П.Г. Рындзюнский в основе кризиса крепостного земледелия резонно усматривает стремление крестьян к независимости, которое в связи с прогрессом всего хозяйства страны делалось все более реальным (990, 71).
В.И. Ленин писал, что на протяжении всей эпохи феодализма все крестьянство вело "великую борьбу" против феодалов (57, 194). Очевидно, что понять значимость этой борьбы можно лишь учитывая все ее формы, разновидности, типы в их единстве в масштабе всей страны. В таком случае нетрудно догадаться, что нарастание крестьянских волнений и восстаний, в том числе уже неплохо изученных в нашей литературе, это лишь айсберги, обозначающие для историка наличие под ними огромных масс народной ненависти, протеста, проявлявшихся в трудно поддающемуся статистике каждодневном рассеянном протесте миллионов сельского населения.
Следует учитывать и еще один своеобразный вид политической деятельности крестьянства - участие его в очень важных для судеб страны войнах последней четверти ХVIII - первой половины XIX в., в том числе Отечественной 1812 г. и Крымской. Трагедии рекрутских наборов постоянно напоминали крестьянину о его роли в политической жизни всего царства. Важность такой деятельности масс все лучше осознавало общество и, что особенно значимо, народные массы, которых государство таким образом втягивало в политическую жизнь. Возвращавшиеся из армии увечные и престарелые воины нередко были источниками важной для общины информации.
Глава I. Крестьянство (образ жизни и деятельность, роль в судьбах страны)
Объяснить массовое социальное сознание крестьянства эпохи разложения крепостничества можно лишь в связи со всей совокупностью исторических условий его бытия как в обществе, так и, прежде всего, в "мире". В общем эти условия достаточно ясно характеризованы в трудах Н.М. Дружинина, И.Д. Ковальченко, Б.Г. Литвака, Б.А. Федорова и других советских историков. Но сфера общественной психологии непосредственно порождается деятельностью людей (561; 788). Поэтому для решения проблемы уместно учесть всю структуру деятельностей крестьянства в ее динамике на протяжении от Крестьянской войны 1773-1775 гг. до первой революционной ситуации.
Социально-бытовая и праздничная деятельность крестьянства в общине и в семье
Сам крестьянин свою деятельность в общине и в семье считал главной, в ней видел смысл своей жизни. При рассмотрении крестьянства в его "мирской" и домашней обстановке исследователь "лицом к лицу" встречается с необозримой этнографической и социальной пестротой в разных регионах огромной страны. В связи с этим может возникнуть сомнение, поддается ли вся эта огромная масса интересующим нас обобщениям? На этот вопрос можно ответить утвердительно. Общая для всей страны феодальная система обуславливала общность социального развития феодального крестьянства и его социального сознания. В борьбе против феодалов крестьянство той эпохи выступало как единый класс. Больше того, против сильных в России остатков феодализма крестьянство выступало как класс и после реформы 1861 г. Вместе с тем, как показал В.И. Ленин, и русское, и украинское, и белорусское крестьянство переживало общий, начавшийся еще до 1861 г., однотипный процесс "раскрестьянивания". Поэтому, думается, изучение сознания крестьянства той эпохи целесообразно начинать не с национально либо локально ограниченных районов (в одном и том же уезде крестьяне могли быть разными), а с патриархальных его слоев - той основы, из которой вырастали разные социальные типы сельского населения. Исходным предметом изучения в настоящем труде и является русское, украинское и белорусское патриархальное село.
Встает вопрос об удельном весе патриархального крестьянства в общей массе тружеников села той эпохи. Ответ, в основном, уже дан в литературе. Известно, что государственные крестьяне были несколько свободнее помещичьих, и здесь социальная дифференциация протекала быстрее. Н.M. Дружинин, обобщая материалы казенной деревни по всей стране, пришел к выводу, что в предреформенные годы "процесс классового расслоения крестьянства проходил пока свою раннюю стадию, связанную с ростом капиталистического уклада в недрах феодального строя". Типичным историк считает положение, когда "между средней и зажиточной прослойками деревни еще не было резкой противоположности в количестве и качестве живого и мертвого инвентаря" (639, 451-452). Обстоятельное исследование социально-экономического развития русского помещичьего крестьянства привело И.Д. Ковальченко к заключению, что процесс социального расслоения в дореформенной России заметно протекал лишь в промысловой и промыслово-земледельческой деревне, в земледельческой деревне капиталистические отношения проявлялись весьма слабо и лишь у некоторых категорий крестьян. До 1861 г. господствующей на деле была средняя прослойка (730, 346-348, 368-370). К сожалению столь обстоятельных исследований социально-экономических процессов по Украине и Белоруссии пока что нет, но все говорит, что, в общем, и здесь картина была подобной. В рассуждениях В.И. Ленина сельское население дореформенной России было представлено г.о. "патриархальной деревней", которая с 1861г. была отдана поток и разграбление капиталу и фиску, во "власть денег". "Старые устои крестьянского хозяйства и крестьянской жизни... державшиеся в течение веков, пошли на слом с необычайной быстротой" (69, 210-211).
Целостных характеристик образа жизни дореформенного патриархального села, к сожалению, нет, тем интереснее его описания по материалам 60-70-х годов XIX в. такими знатоками, как С.В. Максимов (в книге "Куль хлеба и его похождения" (804 ) и Глеб Успенский ("Крестьянин и крестьянский труд" и "Власть земли" (1048; 1047). Особенно интересны очерки Глеба Успенского с его "превосходным знанием крестьянства" и "громадным артистическим талантом, проникавшим до самой сути явлений" (В.И. Ленин) (43, 263). Писатель стремился не только показать, но и объяснить "стройную систему" жизни патриархальной семьи (1048, 43).
Каковы же наиболее важные характеристики образа жизни патриархального села? Еще Глеб Успенский видел их в натуральном хозяйстве "снизу" и традиционном сознании "сверху". Для В.И. Ленина эти признаки были главными (46, 165; 96, 296; 103, 158). Результаты изучения истории крестьянства в советской литературе позволяют детализировать эти признаки. Во-первых, основой хозяйственной жизни русского, украинского и белорусского патриархального крестьянства было натуральное, мелкое, неустойчивое земледельческое хозяйство, сочетавшееся со скотоводством, домашней промышленностью и ремеслом, а также рыболовством, охотой. Связи с рынком до поры до времени могли играть подсобную роль, не меняя характера хозяйства.
Этнографические материалы особенно наглядно показывают, как часто в пределах одного и того же уезда хозяйство крестьян отличалось зерновыми, техническими, огородными культурами, сочетанием земледелия с другими отраслями производства. Но везде патриархальное крестьянское хозяйство сильнейшим образом зависло от природы - качества и количества земли, сенокосных угодий, выпасов, лесов, рек и, конечно, погоды. От нее зависели, пожалуй, больше, чем от феодалов. Последние, в конечном итоге, не заинтересованы в разорении крестьянина, а солнце, ветер, дождь, огонь были совершенно самодержавно-беспощадны. Везде жизнь крестьянина была органично слита с годичными природными циклами. Везде главными событиями были пахота, сев, боронование, сенокосы, жатва, молотьба, уход за скотом. Техника при множестве ее местных вариаций была однотипной. "Соха-Андреевна" в степной Украине заменялась плугом, но он был известен здесь едва ли не со времен "скифов-пахарей" Геродота. Что особенно важно для духовной жизни, и технология производства в патриархальном крестьянском хозяйстве во всех регионах огромной страны была однотипной.
Довольно частые неурожаи и даже голодовки в сочетании с помещичьим и государственным тяглом требовали напряженного, нередко изнурительного труда. Хотя в зимние месяцы бывали периоды и передышки, досуга.
В связи с таким типом хозяйственной жизни, в таких природных и общественно-политических условиях (в системе феодального общества) вторым важнейшим признаком образа жизни и деятельности патриархального крестьянства была сельская община, "локальный микрокосм", говоря очень точными словами К. Маркса (17, 405): "Русский крестьянин живет и действует только в своей общине", - констатировал Ф. Энгельс (33, 544). Обобщая исследования советских историков, В.А. Александров констатировал "традиционность и повсеместность существования сельской общины в России в эпоху позднего феодализма" и даже "повсеместное однообразие ее функций как в разных географических районах, так и в различной социальной среде (в государственной и владельческой деревне (503, 103; 498). Судя по всему, это относится и к украинской, и к белорусской общине.
Заключениям советских историков, в сущности, соответствует объяснение особенностей экономики сельской общины в работах философа и этнографа Ю.И. Семенова. Констатируя бытование как передельных, так и беспередельных общин, исследователь считает, что присущий общине дуализм (сочетание общинной и обособленной семейной собственности) характеризовал ее и в тех случаях, когда общинная собственность не распространялась на пахотные земли, ограничиваясь лишь сенокосами, выгонами, лесными, речными и другими угодьями. И в таком ее варианте "община тем не менее сохранялась как единое экономическое целое" (1006, 48). Натуральное хозяйство исключало товарно-денежные связи, но именно натуральность предполагала самые разнообразные жизненно важные виды взаимопомощи между мелкими, неустойчивыми крестьянскими дворохозяйствами. Крестьянину было выгодно помочь соседу, так как это гарантировало ответную услугу. Такая услугообменная экономика объясняет важные особенности жизни "мира", в том числе, и невыгодность для него обогащения одних за счет других. Разорявшихся приходилось содержать и нести за них "тягло". Поэтому община всей своей мощью поддерживала равенство мирян. Эгалитаризм присущ самой природе сельской общины, - подчеркивает Ю.И. Семенов (1006, 70-73). Община, доказывает этот исследователь, была не только хозяйственным организмом крестьянской жизни, но и социальным суборганизмом, в основе которого находился патриархальный или крестьянско-общинный уклад; у нее был свой базис, отличный от базиса классового (феодального) социального организма, в который она входила, своя надстройка, отличная от надстройки классового общества, в недрах которого она существовала, своя материальная и духовная культура (1006, 48-76; 1005, 85-86).
Достаточно уяснены в нашей литературе и внешние функции общины. С одной стороны она обеспечивала поступление феодальной ренты и выполнение всех повинностей в пользу государства, в том числе и рекрутской. Она служила низшим звеном власти и вотчинника, и феодального государства. В том числе, помогала ловить беглых, изымать "смутьянов". Нo, с другой стороны, при определенных условиях община могла выступать и органом крестьянского протеста и классовой борьбы. Н.М. Дружинин, В.А. Федоров, Д.Д. Похилевич отмечают активизацию русской и белорусской общины ко времени кризиса крепостничества и революционной ситуации.
Община аккумулировала и сохраняла весь жизненный опыт "локального микрокосма" - от хозяйства до праздников. Исследователи констатируют ее жизненность и в пореформенные десятилетия (514). Втягивание в рыночные отношения не только сохраняло, но и увеличивало неустойчивость большинства хозяйств. Отсюда тяготение к общине с ее услугообменом, живучесть ее патриархальных традиций и среди разорявшихся. Удельный вес патриархального сознания в общественной психологии крестьянства был значительнее удельного веса не затронутых социальной дифференциацией слоев сельского населения.
Образ жизни и деятельность патриархального крестьянства были обусловлены и особенностями патриархальной семьи, она - третий важнейший признак патриархального крестьянства. Последние исследования советских ученых привели В.А. Александрова к заключению, что представления о широком распространении в России изучаемого времени сложных большесемейных форм не подтверждаются источниками. Если рассматривать историю семьи как динамичный процесс, то крестьянская семья той эпохи выглядит как "пульсирующий" организм, то расширяющийся, то дробящийся на "нуклеусы" (774, 150). Но, как заключает В.А. Александров, малая семья была исходным моментом и основой семейного строя, из нее образовывались при определенных условиях большие семьи, поэтому их следует квалифицировать как неразделенные, поскольку они неизбежно распадались на малые (502, 87). Современные исследователи подчеркивают, что семья была не только хозяйственной ячейкой, очень важными были и кровнородственные, духовные, культурные ее связи (835, 18, 117, 134-137, 139-140, 306-307), начинались они с родителей - отца и матери, игравших решающую роль в воспитании детей, в передаче им всей накопленной общиной культуры.
Вопреки распространенному в литературе XIX в. представлению малая семья не была специфически украинским явлением. Патриархальность и малой, и неразделенной семьи выражалась, пожалуй, тремя наиболее значимыми в настоящем контексте особенностями. Первая из них - это зависимость от общины, подконтрольность "мирскому" сходу, соседям. Даже в случае подворного наследственного землевладения, при трехполье, крестьянский двор и в смене полей, и в сроках посева и жатвы зависел от общины, не говоря уже об общинных угодьях. "Мир" контролировал само возникновение семьи - влиял на выбор и жениха, и невесты, контролировал даже невинность последней (прочность будущей семьи), контролировал власть отца в семье, а после его смерти иногда и выборы "большака" (890, 4-5; 192, 338-339). Вторая особенность патриархальной семьи - общность ее имущества. Это характерно было для русской, украинской и белорусской семьи еще в 60-х годах XIX в., об этом свидетельствует многочисленнейший материал семейных разделов, отраженный в "Трудах комиссии по преобразованию Волостных судов" (263, 224, 276, 425, 579; 265, 96, 174, 183, 212).
Обособленность натурального крестьянского дворохозяйства, важность многочисленных производственных, экономических, политических и культурных (воспитательных в том числе) функций главы семьи как внутри, так и вне ее, обусловливали высокий авторитет "большака", хозяина, его власть над женой, детьми и всеми домочадцами. Эта патриархальность, покорность жены мужу, покорность детей родителям были третьей, психологической, особенностью и русской, и украинской, и белорусской патриархальной семьи (835, 151; 890, 86, 101-102, 145-152; 979; 301, 279-280).
Примечательно, что в центре описания Глебом Успенским жизни подлинного (т.е. патриархального - П.М.) крестьянства была не община, а семья. В изображении писателя напрашивается сопоставление слабеющих общинных связей с прочными семейными. Распространенность в ленинских работах термина "патриархальное крестьянство" позволяет предположить, что и В.И. Ленин в прочных семейных, а не общинных связях усматривал определяющий признак этого слоя сельского населения. Возникает догадка относительно длительных исторических судеб нашего крестьянства. Возможно, со времени возникновения классов образ жизни его развивался сначала в результате перерастания родовой общины в сельскую, а в заключение, с ослаблением ее остатки "архаической формации" довольно долго еще теплились в форме патриархальной семьи.
Четвертым важнейшим признаком образа жизни и деятельности патриархального крестьянства была специфическая, органически связанная со всеми сторонами его жизни праздничная культура. Тайну народного праздника приоткрыл М.М. Бахтин в своей новаторской и поэтому неизбежно спорной книге "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья". Народные массы - решающая сила истории, прежде всего, потому что народ - труженик. Но диалектика истории и в том, что народ никогда не жил и не мог жить без праздников. Они у народа органически связаны были с его трудом, но, как подчеркивал М.М. Бахтин, народный праздник не имеет достаточного объяснения в трудовой утилитарности, в физиологической потребности отдыха. У народных праздников всегда мировоззренческая подоплека, они всегда посвящены переломным цементам жизни человека и природы - рождению, цветению, зрелости, урожаю, смерти, нередко завершая трудовые циклы в этом жизненном процессе. Никакой отдых сам по себе не может стать праздником. Для этого он должен получить санкцию из мира высших целей человеческого существования, из мира идеалов. Праздничность становилась формой второй жизни народа, вступавшего временно в утопическое царство всеобщности, свободы, равенства, изобилия (530, 11-12).
Примечательно разнообразие праздников, побуждавших всякого остановиться и не только передохнуть от тяжелейшей работы, но и задуматься надо всеми сторонами нехитрого крестьянского бытия. Важно, что это осмысливание совершалось в процессе активного участия всего "мира" в обрядовых действиях народного искусства. С первого взгляда это может показаться странным, но роль искусства в судьбах патриархального крестьянства, пожалуй, более значительна, чем в жизни цивилизованного общества. Прекрасное в искусстве расширяет жизненный опыт человека. А поскольку красота искусства всегда вырастает из идеалов, она помогает осмысливать этот опыт с точки зрения идеала. Но дело не только в осмысливании. Воздействие произведения великого художника - всегда результат диалога читателя, зрителя, слушателя с художником, которому, безусловно, верят. Эта вера формирует убеждения - общественную психологию, ту сферу общественного сознания, которая направляет деятельность людей. Поэтому произведение искусства, воздействуя на общественную психологию, выполняет и идеологические, организационные функции. Такова идеологическая роль искусства в цивилизованном обществе. В народных праздниках патриархального крестьянства, в коллективных обрядовых действиях (в церкви с ее эстетикой, на улице во время хоровода, на берегу реки или в весенней роще) масса была не только слушателем и зрителем, но и участником, творцом песни, танца, обряда, церемонии (332, 230). В этом случае художественный образ гораздо глубже проникал в жизнь, формировал личность человека. В процессе праздничного обряда через фольклор вся масса в той или иной степени подымалась до мировоззренческих проблем. Это не могло не сказываться и в будничных раздумьях о социальных взаимоотношениях, несправедливость, неестественность которых становилась все более очевидной.
У русских, украинских и белорусских крестьян было около сотни праздников в году. Едва ли не большинство праздников было связано с трудовыми процессами. Этнографический и фольклорный материал позволяет говорить об однотипности праздничной культуры русского, украинского и белорусского патриархального крестьянства. Она была обусловлена однотипностью хозяйственных циклов, с которыми были тесно связаны праздники, однотипностью общинной и семейной жизни, миропонимания, которое выражалось и в "поразительно одинаковых", "общих чертах их верований"(1040, 147).
Обобщающим духовным выражением образа жизни и деятельности патриархального крестьянства было традиционное сознание, которое является главным предметом настоящего исследования.
Изучение сознания патриархального крестьянства позволяет понять духовное развитие и порождавшихся патриархальным селом новых социальных слоев, развивавшихся под сильным влиянием патриархальности. Учитывая это и возможно уяснить динамику общественного сознания всего крестьянства изучаемой эпохи.
Крестьянство в судьбах страны
Сначала о наиболее известной и оказывавшей наибольшее влияние на всю жизнь феодального общества - хозяйственной и социально-экономической деятельности крестьянства. Последнее составляло девять десятых населения сельскохозяйственной страны, его труд в сложных географических, климатических и исторических условиях обеспечивал прогресс земледелия, скотоводства, рыболовства, охоты, разного рода промыслов - тот подъем производительных сил, который привел к разложению и кризису феодальную формацию. Налоги и повинности крестьянства обеспечивали государственную казну и помещиков, крестьянские хозяйства поставляли на рынок немногим менее половины зерновых и большую часть продуктов животноводства, рыболовства, технических культур, пушнины и, вместе с тем, рабочую силу тому же рынку и промышленности. Таким образом, в селе создавались главные материальные условия жизни и самого крестьянства, и всей страны.
В условиях развития общественного разделения труда, всероссийского рынка, промышленности и активизации в связи с этими процессами хозяйственной деятельности крестьянства его социальные взаимоотношения с помещиками и феодальным государством порождали классовую борьбу, приобретавшую все большую массовость и результативность. Упадок крепостного хозяйства, разорение помещиков и нужды казны побуждали их усиливать крепостную эксплуатацию. Однако, дело не только в усилении феодального гнета. Сила классовой борьбы угнетенных далеко не всегда пропорциональна тяжести эксплуатации и бедственности их положения (642, 108). Эстонские историки Ю.Ю. Кахк и Х.М. Лиги приходят к выводу, что объяснения эволюции классовой борьбы крестьянства следует искать в сложной динамике как базисных, так и надстроечных процессов, и, в конечном счете, в специфике крестьянского сознания (712, 91-93). Крестьяне и сами наступали на помещиков, борясь за наиболее благоприятные условия хозяйствования, за расширение круга свободы (1052, 36; 642, 108-109).
Наиболее наглядно развитие классовой борьбы выражалось в крестьянских волнениях и, особенно, в восстаниях. Еще движение под руководством Е.И. Пугачева показало, какие "горы злобы и ненависти" накопили века крепостничества. Но тогда феодальное государство было еще достаточно сильным, движение было залито кровью, загнано внутрь. С 90-х годов ХVIII в. в условиях углубления разложения феодального строя волна крестьянского движения стала снова нарастать. Если до первой четверти XIX в. государственные крестьяне сравнительно спокойно несли свое иго, то с перерастанием разложения крепостничества в кризис активизируется борьба и в государственной, и в удельной деревне. Преодолевая "мирскую" и вотчинную замкнутость, помещичьи и государственные крестьяне выступали все дружнее. В начале 40-х годов XIX в. наиболее мощное крестьянское движение первой половины XIX в. разразилось именно в казенной деревне Восточных губерний Европейской России. Количество крестьянских волнений нарастало из десятилетия в десятилетие, достигнув своего пика в годы революционной ситуации. Борьба русского крестьянства усиливалась в унисон с антифеодальным и национально-освободительным движением крестьянства Украины, Белоруссии, Литвы, Эстонии, Латвии, Бессарабии, Кавказа.
Однако статистики нарастания крестьянских волнений недостаточно для понимания специфики, силы и значимости классовой борьбы в эпоху разложения и кризиса крепостничества. По подсчетам Б.А. Федорова в одном из наиболее развитых регионов страны (Центрально-промышленном) с 1800 г. по 1860г. участвовало в волнениях в среднем только 0,3% помещичьих крестьян в год (1050, 317).Ю.Ю. Кахк еще в 1958 г. поставил вопрос, не означает ли отсутствие после последней Крестьянской войны восстаний, подобных ей по массовости и радикальности требований, ослабления классовой борьбы крестьянства (710, 458). Начиная с самого Ю.Ю. Кахка, на этот вопрос отвечали отрицательно, приводя разные, более или менее убедительные соображения. Из-за важности вопроса в контексте настоящего исследования позволю себе напомнить главные, с моей точки зрения, аргументы в пользу такого ответа.
Особенности классовой борьбы феодального крестьянства той эпохи детерминировались глубоким экономическим антагонизмом с одной стороны феодалов и феодального государства, а с другой - не столько крестьянина, сколько крестьянской общины, социального суборганизма, подчиненного системе феодального общества и обслуживающего его, но в сущности своей чужеродного ему. Сельская община, обеспечивавшая тяглоспособность крестьян и выполнявшая полицейские функции в пользу господ, могла выступать и нередко выступала в соответствии со своей экономической природой как орган классового сопротивления и борьбы.
Важный парадокс классовой борьбы феодального крестьянства в том, что с ростом его сознательности, по мере втягивания его в рынок, городскую жизнь, падала организованность его выступлений, поскольку происходило разложение общины, организовавшей борьбу крестьянства. К тому же исчерпали свои возможности выступать в роли инициаторов народных движений казачьи области Дона, Запорожья, Яика (об этом позаботилось и самодержавие). Отсюда и неожиданности статистики крестьянских волнений - наиболее активными они были не в наиболее развитых, а в районах, сравнительно мало затронутых развитием товарно-денежных и капиталистических отношений.
Из-за политической неразвитости классовая борьба крестьянства на протяжении многих веков носила преимущественно экономический характер, но знаменательно, что со времени возникновения всероссийского рынка и полного закрепощения масс все более значительный размах приобретала идеологическая форма классовой борьбы крестьянства в виде раскола и религиозного сектантства. Соотношение экономической, идеологической и даже политической борьбы (за хорошего царя) было сложным. Высшие подъемы массовых народных движений не совпадали по времени с расцветом религиозных народных движений. Люди искали выхода на небе, когда не видели его на земле. Но, в общем, распространение раскольничье-сектантских движений совпадало с обострением классовых противоречий. Исследования П.Г. Рындзюнского, К.В. Чистова, А.И. Клибановa показали большой размах и даже напряженность идейных исканий в движении и радикального раскола, и реформационного сектантства после поражения Крестьянской войны 1773-1775 гг. Поиски легендарного Беловодья, где не было эксплуатации человека человеком, создание сравнительно устойчивых религиозных общин, основанных на общей собственности и коллективном труде - все это достаточно показательные свидетельства углубления классовой в изучаемую эпоху.
Если на завершающем этапе истории социально-экономической формации в период революционной ситуации решающее значение имеет размах, сила и организованность открытой вооруженной борьбы масс, то в "мирные" времена очень велико было значение рассеянного протеста каждого крестьянина в каждом имении, в саботаже работы на барина и на казну, в бегстве и, что особенно важно, развитии хозяйственного предпринимательства в обход феодальных порядков, избегая контроля помещика и государства, с утайкой от них части прибавочного продукта. П.Г. Рындзюнский в основе кризиса крепостного земледелия резонно усматривает стремление крестьян к независимости, которое в связи с прогрессом всего хозяйства страны делалось все более реальным (990, 71).
В.И. Ленин писал, что на протяжении всей эпохи феодализма все крестьянство вело "великую борьбу" против феодалов (57, 194). Очевидно, что понять значимость этой борьбы можно лишь учитывая все ее формы, разновидности, типы в их единстве в масштабе всей страны. В таком случае нетрудно догадаться, что нарастание крестьянских волнений и восстаний, в том числе уже неплохо изученных в нашей литературе, это лишь айсберги, обозначающие для историка наличие под ними огромных масс народной ненависти, протеста, проявлявшихся в трудно поддающемуся статистике каждодневном рассеянном протесте миллионов сельского населения.
Следует учитывать и еще один своеобразный вид политической деятельности крестьянства - участие его в очень важных для судеб страны войнах последней четверти ХVIII - первой половины XIX в., в том числе Отечественной 1812 г. и Крымской. Трагедии рекрутских наборов постоянно напоминали крестьянину о его роли в политической жизни всего царства. Важность такой деятельности масс все лучше осознавало общество и, что особенно значимо, народные массы, которых государство таким образом втягивало в политическую жизнь. Возвращавшиеся из армии увечные и престарелые воины нередко были источниками важной для общины информации.