ПОВЕСТЬ АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ(Пост №3).

[a_abaimov]

"Исповедь одного из организаторов приватизации муниципальной собственности в Екатеринбурге".

После второго курса в августе 1976 года мы с Ниной официально зарегистрировали супружеские отношения. В сентябре я устроился ра­ботать дворником в ЖКХ своего института, при этом нам для прожива­ния предоставили закуток 4 метра квадратных у мусоропровода в но­вом студенческом общежитии, где мы счастливо и провели остаток времени до защиты мной диплома. Около трёх лет приходилось по­дниматься в 5-6 часов утра и наводить порядок на закреплённом участке, который был одним из самых тяжёлых и ответственных, так называемый "гостевой маршрут" у главного корпуса НЭТИ. Поэтому прораб чаще всего уделял внимание качеству моей работы, а зимой приходилось в период метелей производить уборку аллей по выходным и праздничным дням, чтобы пешеходы не притоптали выпавший снег. Однажды я решил в новогодние праздники съездить на 2-3 дня в род­ной город и упросил поработать за себя в случае снегопада друзей с моей группы. Один из них был старостой, а по комплекции напоминал актёра Шварценеггера, вторым был его друг из неробкого десятка, от­служивший в армии и занимавшийся штангой. Но после поездки, при­дя на участок, я обнаружил на аллеях частично притоптанный снег в полметра высотой. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы расчистить пешеходные дорожки. Мои же товарищи сказали прорабу, что они не рабы чтобы так надрываться - пусть и за двойной праздничный тариф. Они отказались брать с меня деньги из-за неполного исполнения договор­ных обязательств с их стороны. Я же всё равно был лишён прорабом  зар­платы в праздничные дни. Он чётко следил и фиксировал   отношение каждого дворника к своим обязанностям по качеству уборки, а брак всегда наказывался рублём.

В начале пятого курса мне стало известно, что во вновь открыва­ющемся НИИ микробиологии, расположенном в живописном сосновом бору между городом и Академгородком, требуются специалисты по профилю мо­его диплома. С товарищем из моей учебной группы обратились в отдел кадров НИИ, заполнили анкеты, необходимые для допуска к работе на секретном объекте, и сдали все анализы по определению состояния здоровья. Мы получи­ли положительные заключения, поэтому после распределения в инсти­туте нашим семьям обещалось в течение полугода предоставить жильё после ввода в строй нескольких 9-тиэтажек. У друга уже подрастал сын, а ему с семь­ёй приходилось скитаться по подвальным жилым квартирам. Он откро­венно очень завидовал моим условиям проживания, однако, признавая, что работать дворником категорически не хотел, да и не смог бы. На распределении в комиссии уже находился представитель НИИ микроби­ологии, чтобы убедиться в том, что мы дали согласие о прибытии к ним для отработки 3-х летнего срока после получения диплома. Мой друг Александр Серебрянский женился на 4-м курсе, который при обще­нии за кружкой пива часто говорил, что после получения диплома не хочет  жить в боль­шом городе, так как ему больше импонирует состояние "первого парня на деревне". Но ближе к моменту нашего распределения его жена, окончившая институт кооперативной торговли, родители которой прожи­вали в районном центре Новосибирской области, думала иначе. Она «запилила» мужа  тем, что у меня  ниже средний балл диплома, а при распределении я получаю лучшее по условиям обеспечения жильем место, к тому же в Новосибирске. Эта  ситуация в семье друга мне не понравилась, поэтому  я сказал Александру, чтобы он на распределительной комиссии занимал     моё место, а мы с женой поедем в Удмуртию. Когда я начал отказываться от места в НИИ микробиологии, то их представитель стал убеждать,       чтобы я не делал этого, говоря всем, что кого-либо вместо меня они брать уже не будут. Я всё-таки отказался, а Серебрянский поехал по распределению своей жены к месту жительства её родителей. Мне известно, что семье сокурсника,  который устроился в НИИ микробиологии,  в течение первого года его работы предоставили комнату в коммунальной квартире.

А мы с женой поехали на Сарапульский электро-генераторный завод.    Для себя решил, что надо научиться работать с людьми, о чём мне всегда говорил Андрей Голомазов, который сагитировал меня в Академгородке. Об этом и сказал в отделе кадров по прибытии на завод, где с большим удовольствием предложили вакантную должность сменного мастера в сборочном цехе по выпуску готовой продукции для военно-промышленного комплекса. Из 100 человек, работающих на вверенном мне участке, 90 были женщины в возрасте от 18 до 55 лет. Нам с женой предоставили комнату площадью 9 метров квадратных в общежитии коридорного типа, а так же, как молодого специалиста, поставили  в профсоюзную очередь на улучшение жилищных условий. По роду деятельности сменного мастера приходилось выполнять разнообразную работу, например: при отсутствии подсобного неквалифицированного работника приходилось самому вручную возить тележки с готовой продукцией со сборочного конвейера в другой цех, где производились испытания в различных режимах на соответствие техническим условиям. Или когда наступали авральные дни, как-то: конец месяца, квартала, года, а план по сдаче готовой продукции представителям военной приёмки «горел», то мне приходилось действовать и уговорами, иногда с металлом в голосе, и обещаниями дополнительной оплаты. Очень  часто, в основном женщины, ставили       встречное   условие о том, чтобы я лично, в сверхурочное время их работы, выполнял функции подсобного рабочего. Они знали, что я всё сделаю осторожно, быстро и качественно, а главное, смогу уговорить работников испытательного цеха или военной приёмки, где  в основном, трудились специалисты с высшим образованием, произвести соответствующие операции с изделиями без задержек, а иногда и сокращая нормативные сроки. Всё это приводило к нервному напряжению, и через полтора года у меня развилась гипертоническая болезнь. В течение года поиска причин заболевания, начиная с обследований в местной медсанчасти и заканчивая процедурами в пансионате города Сочи, я пришёл к выводу о том, что мне необходимо сменить род деятельности.        И я перевёлся в конструкторский отдел на должность, соответствующую специальности моего диплома о высшем образовании. Мне было поручено готовить рабочую документацию для производства электродвигателей подачи суппорта станков с числовым программным управлением, которые планировалось выпускать на нашем заводе. Я вспомнил знания, полученные в институте, а применение их в производстве дало технологические навыки. Начальник отдела был доволен моей работой, а он знал все профессиональные тонкости, так как закончил «Уральский политехнический институт» по моей же специальности. В этот период в центральной прессе прошла публикация о злоупотреблениях верхушки нашего завода, что руководящие должности, а затем уже соответственно занимаемому положению квартиры повышенной комфортности для блатных семей распределяются келейно среди родственников, что в народе называется кумовскими отношениями. И опять речь шла о членах КПСС, потому что в те годы нельзя было и предположить, что на предприятии военно-промышленного комплекса в органах управления трудятся специалисты, не состоящие в рядах партии. В профсоюзных первичных организациях периодически проводились отчётно-выборные кампании, а членами профсоюза, как правило, являлись все 100 процентов состава трудовых коллективов. Поэтому на очередном профсоюзном собрании в своём конструкторском отделе во время прений я выступил с предложением о том, что по причине допущенных нарушений норм социальной справедливости снять с должности генерального директора завода. При голосовании коллеги одобрили мой призыв и выдвинули меня кандидатом в представители от отдела главного конструктора на общезаводскую профсоюзную конференцию. Однако здесь руководство отдела применило  возможности административного ресурса, чтобы моя кандидатура не прошла в качестве представителя, так как они хорошо понимали то, чем для их карьеры грозят последствия выступления с подобным предложением. Также в день проведения общезаводской профсоюзной конференции, которая состоялась в заводском доме культуры, расположенном за пределами проходной, заместитель начальника отдела главного конструктора получил приказ о том, чтобы я ни при каких обстоятельствах не смог проникнуть в зал заседаний. За час до конца смены, самовольно покинув рабочее место, мне без проблем удалось пройти в зал дома культуры, предъявив профсоюзный билет, так как заседания подобных мероприятий проводились в открытом режиме,  а «чёрного» списка просто не существовало. Заместитель начальника отдела просто физически не мог постоянно дежурить на входе, чтобы своим телом преградить мне проход в зал заседаний. В этот момент конференция подходила к началу объявления прений. Я прошёл на первый ряд и сел в свободное кресло. Основная же масса старалась разместиться в последних рядах, где преобладали представители рабочего класса. Когда председательствующий предложил прекратить прения, я поднялся на сцену и с трибуны обратился к делегатам с просьбой о том, что, не являясь делегатом, но состоя в профсоюзе, я хотел бы выступить в прениях! Тут в президиуме возникло явное замешательство, однако ведущий, который занимал пост председателя профкома завода, всё-таки поставил мою просьбу на голосование. Зал осветился красными мандатами делегатов, голосующих « за » предоставление слова и сидящих, в основном, на галёрке. А это были люди, не занимающие руководящих должностей.  И мне предоставили возможность сказать. Волнуясь, я повторил всё то, что говорил на профсобрании трудового коллектива конструкторов с последующим предложением о снятии с должности генерального директора. Когда покидал трибуну, галёрка бурно аплодировала. Тут же проголосовали за  прекращение прений и объявили перерыв. В фойе ко мне подходили незнакомые делегаты, жали руку и говорили, что молодец. Конечно, ген. Директор остался при своей должности, а вот о председательствующем, который поставил на голосование мою просьбу о предоставлении слова, ходил слух, что за это он получил выговор. Однако морально-этический фон на заводе стал таким, что должности и квартиры, нагло, среди родственников келейно уже не распределялись. Да и мне, когда я, после необходимых трёх лет отработки по направлению института, решил уволиться и уехать из Сарапула по причине отсутствия приемлемых условий проживания моей семьи, была в срочном порядке по очереди молодых специалистов предоставлена отдельная, благоустроенная, однокомнатная квартира жилой площадью 18 метров квадратных. И я решил дальше работать на заводе. К этому моменту наладка технологии производства на нашем предприятии электродвигателей для станков с ЧПУ была приостановлена, а вносить изменения в техническую документацию по уже отлаженной, военной продукции у меня душа не лежала. А, в целом, к станкам с ЧПУ интерес появился, поэтому я перевёлся в отдел по обслуживанию их электронной части на рабочую сетку наладчика. Освоил и эту профессию. Здесь сыграла большую положительную роль специальность, полученная мной на военной кафедре института, где подлежала углублённому изучению электронная начинка зенитно-ракетного комплекса ПВО. Трудовой коллектив наладчиков был чисто мужской, в основном, комсомольского возраста. А чтобы обслуживать новую высокопроизводительную зарубежную технику, поступающую, как правило, из Италии и Японии, на полугодовую учёбу при предприятиях-изготовителях командировались опытные специалисты, которые в обязательном порядке должны были состоять в рядах КПСС. Комсомольцы, а уж тем более беспартийные, о подобном повышении квалификации даже и мечтать не могли. Например, наш бригадир по имени Владимир, который любую неисправность, в том числе и на импортном оборудовании, мог в нормативные сроки обнаружить и качественно устранить, но в коммунистическую партию принципиально вступать не хотел. Коллеги-комсомольцы избрали меня секретарём первичной организации ВЛКСМ отдела. При обслуживании электронной части станков с ЧПУ по технологии необходимо применение спирта, поэтому количество  наладчиков любой квалификации, пьющих на рабочем месте, среди коллег в процентном соотношении было велико. Иногда работа выполнялась в нетрезвом виде, что приводило к производственным травмам. Спирт редко использовался по прямому назначению, а в основном - внутрь. В то время я не курил и не пил спиртного по причине того, что совсем недавно из-за нервных напряжений на производстве моё здоровье подорвалось гипертонической болезнью. Своим примером пытался освободить от объятий «зелёного змия» пьющих коллег, сил и нервов на эту борьбу уходило много, а результат выходил мизерным. А на моём жизненном пути появлялись новые враги, которые не могли терпеть попрания  своих гражданских свобод. В памяти остался эпизод при проведении очередного субботника. Нашей первичной комсомольской организации достался фронт работ по разгрузке и последующей доставке мебели по комнатам 5-ти этажного, нового, рабочего общежития. Все комсомольцы ударно работали, самоотверженно выполняя поставленную задачу, но уже с утра находились в нетрезвом виде, предусмотрительно взяв с собой спирта. Я же более всего переживал за то, чтобы никто из-за плохой координации движений не поранил себя либо не поломал мебель. Но всё обошлось. А по итогам субботника наша первичная комсомольская организация среди отделов заводоуправления заняла первое место. Секретарём первичной организации ВЛКСМ отдела я пробыл около 2-х лет и с отстающих позиций вывел её на лидирующие места.

В начале 80-х годов прошлого века в центральной прессе стали публиковаться материалы на темы социальной справедливости. Я выписывал газету «Комсомольская правда», где в одном из номеров было обращение к читателям о том, что редакция ждёт писем о нарушениях на местах, выявленных при распределении жилья, поэтому решил откликнуться, обрисовав ситуацию, сложившуюся на нашем заводе, и реакцию руководства на моё выступление на профсоюзной конференции. Спустя какое-то время ко мне в обеденный перерыв в присутствии коллег обратился парень, примерно, одного возраста, но на голову выше, а я в нём увидел представителя пролетариата, что потом и подтвердил один из моих товарищей. Сначала он предложил мне отойти в сторону для разговора, где скороговоркой выпалил следующее, что после окончания рабочей смены за проходной у входа в дом культуры меня будет ждать с газетой под мышкой резидент ЦРУ США, который готов получить обещанную секретную документацию по производимой военной продукции нашего завода. И тут же быстро ушёл, я оторопел. Когда вернулся к коллегам и спросил их о том парне, то один из комсомольцев сказал, что он как-то видел его в цехе по производству тары. О случившемся я рассказал своему бригадиру Владимиру, который родился в этом городе и был старше меня года на три, а также имел обширный круг знакомых. Он предложил обратиться к сотруднику КГБ СССР, работающему на нашем заводе в первом отделе, который обеспечивает режим секретности предприятия в составе военно-промышленного комплекса страны. Мы вместе пошли в первый отдел, где  Владимир рассказал о случившемся своему знакомому, который предложил мне, передав копии каких-то чертежей, выйти на контакт с резидентом ЦРУ и передать документы,- а уже сотрудники КГБ проследят за ним. Я дал согласие и после рабочей смены, прождав около одного часа у дома культуры, так и не увидел человека с газетой под мышкой. В течение рабочей недели ко мне подошёл тот же работник первого отдела и предъявил для опознания несколько фотографий, которые сдают все вновь устраивающиеся на работу в отделе кадров. И я указал того, кто подходил ко мне с провокационным предложением. Сотрудник КГБ сказал следующее, что с ним разберутся, а от меня хотели бы впредь получать информацию обо всех антисоветских высказываниях моих коллег по работе. Подобного предложения я не ожидал. Однако быстро ответил, что таких тем со мной никто не обсуждает, поэтому сообщать нечего, но при повторении аналогичного инцидента немедленно проинформирую сотрудников первого отдела. На этом и расстались. Летним днём меня пригласила к городскому телефону секретарь участка наладки станков с ЧПУ, предупредив, что звонят из городского комитета ВЛКСМ города Сарапула. Когда я взял трубку, то мне было предложено срочно подъехать в гостиницу, где остановился корреспондент «Комсомольской правды», специально приехавший  для встречи со мной. Оформив пропуск, я на общественном транспорте поехал по указанному адресу. В двухкомнатном номере находились трое мужчин, примерно, моего возраста: один - сотрудник горкома ВЛКСМ, другой - комсомольский вожак нашего завода и третий - специальный корреспондент газеты «Комсомольская» правда» Сергей Поживилко. Он сказал, что его интересуют подробности того, о чём я написал в редакцию. Я предложил, чтобы мы разговаривали вдвоём, поэтому перешли в другую комнату. Сергей поставил на стол перед собой небольшую кожаную сумочку, сказав, что у него нет никакой звукозаписывающей аппаратуры. На это замечание я ответил, что готов говорить и под запись, так как в моём повествовании нет ничего противозаконного. Беседа продолжалась около четырёх часов. Один из его вопросов был о моём отношении к вводу ограниченного контингента советских войск в Афганистан. Я рассказал  о своих эмоциях, которые мне пришлось испытать, когда по поручению заводского комитета ВЛКСМ принимал участие в траурной церемонии похорон молодого воина срочной службы, призванного с нашего завода и добровольно пожелавшего исполнить свой интернациональный долг. Когда с другими комсомольцами нёс гроб, то наворачивались слёзы, и я не мог понять - за что, за какие идеи этот восемнадцатилетний парень, не познавший всех радостей жизни, должен быть предан сырой земле? Мне было больно. Одним из последних вопросов был о сокровенной мечте в жизни. Президентом СССР, был мой ответ. Сергей констатировал, что сейчас такой высшей государственной должности в стране нет. Я же остался при своём мнении, добавив, что к тому времени будет. На следующий день Сергей пришёл на моё рабочее место и пообщался с наладчиками станков с ЧПУ. И вот 30 ноября 1984 года в газете «Комсомольская» правда» в специальном выпуске политдня в разделе «Диалог» под заголовком «Тема для размышления» вышла статья «Позиция или поза» С.Поживилко.

«- Поступило предложение прекратить прения»- сказал председатель.- Есть ли другие предложения?

- Есть!- поднялся худощавый паренёк в первом ряду.- Прошу предоставить мне слово.

По залу прокатилось: Барченков… Его в Сарапульском электрогенераторном объединении знают многие. Кто сам слушал острые, принципиальные выступления, кто наслышан от других. Зал разрешил ему выступить, хотя  он и не был делегатом профсоюзной конференции. Сбиваясь, волнуясь, Анатолий говорил о сверхурочных работах, о нарушениях в торговле, в распределении жилья. В подтверждение своих мыслей процитировал заметку из журнала, в которой критиковались недостатки распределения жилья на их заводе. И предложил вывешивать списки получивших ордера на квартиры. Казалось бы, активная жизненная позиция Анатолия заслуживает полной поддержки. Вот и комсомольцы отдела, учитывая его принципиальность, выбрали Барченкова комсоргом. В колхозе на субботнике, в соревновании - он первый. К себе требователен. Словом, живёт человек по совести. Но знакомишься с поступками Анатолия поглубже, с предысторией того же выступления на конференции и замечаешь: как-то неполно, однобоко понимает он справедливость. Свою позицию он выразительно сформулировал в письме в редакцию: «Принципиальность утверждается только в виде критики». Только ли? На профсоюзной конференции, где выступал Барченков, о тех же недостатках, что и он, говорил председатель профкома Д.С.Просвирнов, причём говорил более обстоятельно, доказательно, с цифрами и фактами. Почему же его критику восприняли как должное, а чтение Барченковым  всем известной заметки прозвучало как сенсация?

После той публикации в объединении были приняты строгие меры. Партком КПСС проинформировал о них парторгов и начальников подразделений. Но до всех информация не дошла. Именно поэтому одни делегаты аплодировали Барченкову, как смелому человеку, а другие требовали лишить его слова, считая демагогом и крикуном. Странная складывается ситуация. Конечно, в ней стоило и разобраться и комитету комсомола, и руководству объединения. Они этого не сделали. Учить Барченкова, как отстаивать справедливость взялись другие. Прямо в зале, едва закончилась конференция, к Толе подошёл один знакомый и сочувственно сказал: «Теперь тебя осадят». Другой сообщил, что за ним якобы организована слежка. Третий намекнул, что за выступление его лишат заманчивой путёвки… Пустой злой навет. А Толя прислушивается. Почему? Ведь дела опровергают слухи. Когда генеральный директор объединения Евгений Петрович Сторонкин принимал предприятие, первым делом пошёл не по цехам, а по посёлку. А наутро собрал у себя руководителей. « На заводе сухо, все в туфлях. А в посёлке? Дети грязь месят…» И положение во многом изменилось. В посёлке старенький, не выдерживающий повышенных нагрузок водопровод. И директор, и депутат городского Совета Селюкин добиваются реконструкции, но кто знает об их усилиях и сложности работы? Может, многотиражная газета рассказала? Увы. А сарафанное радио не ждёт. Идёт разными путями к каждому. И вот уже утверждается мнение, будто «начальство» ест в специальной столовой чуть ли не из ресторана привезённые обеды. Копнёшь - сплетня. Беседую в курилке с товарищами Барченкова по бригаде - они наладчики станков с программным управлением. Курилка одновременно  и трибуна, и зал. Каждый здесь и оратор, и слушатель.

- Услугами «сарафанного» радио пользуются все,- усмехается Женя Маргин. - Кто что слышал - рассказывает. - Сплетен и слухов много,- поддерживает его Сергей Глезденёв. - Не станешь же по каждому поводу собирать многотысячный коллектив. Ведь ничего не скрывается, все на виду,- с горечью говорит секретарь парткома КПСС Владимир Михайлович Чернов. - Проводим единые политдни - на несколько сот вопросов отвечаем в цехах.

Проблема не из простых. Как сделать, чтобы с трибуны и «в своём кругу» говорилось одно и то же? Наверное, решить её способны отчасти и такие люди, как Барченков. С его мнением многие считаются. Приходит с конференции, собрания - обступают гурьбой. Да и читает он много, выписывает специальные журналы. Зашёл однажды в обеденный перерыв разговор о безработице. Кто-то сказал, что, видимо, не так уж плохо безработным живётся, пособие получают. На следующий день Толя принёс вырезку из «Нового времени» - письмо австрийского безработного. Дал всем прочитать. Больше споров на эту тему не возникало.

Почему же о заводе минимум информации? Казалось бы, как комсорг Анатолий должен сам в первую очередь докапываться до истины. Но слушаю его и удивляюсь. Он называет человека, которому «дали квартиру через три года, потому что у него папа известный хирург». - А ведь ты сам, без всякого папы, через три года получил квартиру. - Ну и что…

На первом же собрании коллектива директор сказал: «Давайте всё решать сообща. Открыто. Принимаю по пятницам. Но ежедневно после шести вечера каждый может приходить с любым вопросом».

Правом этим пользуются многие. А Барченков? - Как я зайду? Он директор, а кто я? Зачем же так Анатолий? Идея социальной справедливости - центральная идея нашего мировоззрения. Наша общая задача привести построенный в нашей стране социализм в полное соответствие с социалистическим идеалом, устранить из нашей жизни всё, что противоречит идее социальной справедливости. Важно найти своё место в этой общенародной борьбе.

Анатолий гордо рассказывает, как с народной дружиной наводит порядок в посёлке. И огорчается, что очередь в рабочей столовой, куда он специально привёл корреспондента, оказалась меньше обычной, а обед вроде вкуснее. С энтузиазмом собирает комсомольцев на субботник в подшефный колхоз. И передаёт их жалобу, что на месте не выдали орудия труда. А надо ли ждать приезда журналиста из Москвы? Есть на электрогенераторном традиция: каждым летом проводить праздник трудовой славы. Начинается он с парада. Идёт колонна по посёлку. Мимо поликлиники и профилактория, мимо жилых кварталов, стадиона и дворца спорта с крытым бассейном, мимо детских комбинатов, музыкальной школы и изостудии. Идут с гордостью. Всё сработано своими руками, поднято народной стройкой. Идут директор Сторонкин и секретарь парткома КПСС Чернов, рабочий депутат Селюкин и комсорг Барченков… Рядом. Вместе ».