Как богател Запад.
Оригинал взят у halezky в Как богател Запад.
Идеологическая обработка противника является неотъемлемой частью войны, как "холодной", так и "горячей".
Глобалистские идеологи пытаются внушить населению Земли мысль о безальтернативности "западного" образа существования - лохотронная демократия, свободный рынок, капитализм. И в качестве доказательств показывают вполне реальные материальные успехи Запада. На это усердно работают как профессональные пропагандоны-агенты влияния глобалистов, так и масса добровольных полезных идиотов, всякого рода демшиза от классического новодворского типа до тех кто прикрывается приставкой "нац-", свято верящих в то, что США - "ум, честь и совесть нашей эпохи". Однако при капитализме, демократии и свободном рынке вне западной цивилизации большинство стран влачит жалкое, нищие и беспросветное существование. Так в чём же дело? Выходит, что экономика построенная на капитализме и свободном рынке вовсе не гарантирует процветания? Или это процветание для одних обеспечивается за счёт ограбления других? Именно так и есть. "Запад" это глобальная банда рэкитиров во главе с США, а ранее с Британией.
Современные США это так сказать "ИЧКЕРИЯ С РАКЕТАМИ".
Вот наглядная история за счёт чего богател Запад -
ГАРПУН ДЛЯ КОЛОССА, ИЛИ КАК БРИТАНИЯ ПОСАДИЛА КИТАЙ НА ИГЛУ.
Часть I. 170 лет назад начался цикл опиумных войн, парализовавших развитие китайской цивилизации
В 2020 году ВВП Китая превзойдёт ВВП Америки. Экономика КНР семимильными шагами движется к мировому первенству. Китайцы вовсю делают собственные компьютеры и запускают на орбиту космические корабли, а магазины развитых стран завалены китайским ширпотребом. Олимпиада в Пекине стала наглядной демонстрацией возросшей технологической и организационной мощи «красного дракона».
Стремительное возвышение Китая выглядит как чудо. Со школьных лет мы усвоили совсем иной образ великой восточной страны. Марширующие колонны голодных полулюдей-полуроботов, агрессивные хунвейбины, миска риса на обед, цитатник Мао вместо ужина, анекдотическая подмена техники мускульной силой бесчисленных кули. Китай представлялся царством убожества и нищеты. В музеях и на страницах исторических книг мы изредка сталкивались с настоящими шедеврами древнекитайского ремесла или искусства, но не придавали этим свидетельствам серьёзного значения. Изделия дальневосточных виртуозов воспринимались как эхо давно забытых времён - точно археологические экспонаты, поднятые со дна затонувшей Атлантиды. Казалось, что к современному Китаю они не имеют никакого отношения.
Однако, китайская Атлантида затонула не так уж давно. И сегодняшнее удивительное возрождение Китая - это всплытие могучего левиафана, не погибшего в пучине, но залечившего раны и оттолкнувшегося от дна. Ведь ещё совсем недавно, в середине восемнадцатого века - китайская экономика была крупнейшей экономикой планеты. По производству мануфактурных товаров Китай не просто превосходил все страны Европы и Нового света, вместе взятые, но держал пальму первенства по душевому потреблению1. Можете себе представить: в дни юности адмирала Нельсона средняя китайская семья была лучше обеспечена мебелью, одеждой и посудой, чем семья средних англичан?! Нам, детям ХХ века, привыкшим считать Запад вечным полюсом мирового благополучия, трудно в это поверить...
В 1986 году, когда отношения нашей страны с КНР слегка потеплели, стал возобновляться научный обмен. Я хорошо помню, как в нашей студенческой общаге делился впечатлениями вернувшийся из Китая стажёр. Посмотреть на его слайды собралась целая толпа любопытных, ещё бы - путешествие в страну Мао воспринималось как экспедиция на другую планету! Увиденные картины китайской жизни показались мне очень противоречивыми. С одной стороны, на снимках предстал действительно очень бедный, полунищий народ (свои кадры наш коллега делал в густонаселённой аграрной провинции Сычуань). Синие френчи, плетёные круглые шляпы, бумажные тапочки с запасными подошвами, которые меняются как заношенные носки - всё это подтверждало мои расхожие представления об убогом быте восточных соседей. С другой стороны, в захолустных китайских деревнях я увидел большие каменные дома за высокими, точно крепостными стенами; увидел мощёные улицы и дороги, каменные мосты через ручьи. Степень благоустройства не шла ни в какое сравнение с нашими деревенскими избёнками, поросшими гусиной травкой сельскими улочками и «берёзовыми мостками в три жёрдочки». Как можно было объяснить такое противоречие?
Спустя много лет я понял, что вызывающие зависть приметы китайских сёл унаследованы из прошлого; вид у них в самом деле был вполне антикварный. Наверное, каменным стенам, дорогам и мостам было лет по 150-200. Значит, два века назад китайская провинция жила весьма комфортабельно, а позже нашим азиатским соседям стало не до благоустройства. Что же за катастрофа постигла Цветущую Серединную империю? Почему величайшая экономика мира рассыпалась в прах?
Пролить свет на тайну низвержения восточного колосса может одно слово: ОПИУМ. По данным энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, вышедшего в 1895 году, в Китае насчитывалось 120 миллионов наркоманов - почти половина взрослого населения!2 Оценки других исследователей, правда, несколько скромнее. Например, Ж. Б. Назаралиев приводит сведения, что в начале прошлого века в Китае насчитывалось только 20 миллионов заядлых опиумокурильщиков3. Но, так или иначе, масштабы наркозависимости позволяют говорить о том, что к тому времени целая нация была «посажена на иглу». Точнее, «подцеплена на мундштук».
А ведь ещё столетием раньше, в начале девятнадцатого века, курение опиума в Серединной империи было строго запрещено. Внутри страны мак не культивировался, пограничные службы держали границу на замке, а для медицинских целей ввозилось всего 200 мешков зелья в год. Однако противодурманные барьеры были взломаны международной наркомафией, сплотившейся вокруг британской Ост-индийской компании.
Захватив Индийский полуостров, получив прямой доступ к маковым полям Афганистана и Бирмы, британские бизнесмены точно напали на золотую жилу. Предгорья Гималаев и Гиндукуша были превращены в плантации опийного сырья, а на фабриках Калькутты и Бомбея индийские рабочие за символическую плату производили высокоочищенный наркотик. Мешок такого зелья в 1813 году имел себестоимость 237 рупий, а на аукционе наркодилеры-оптовики платили за него 2428 рупий. Всё это делалось совершенно легально, и даже с учётом налогов приносило хозяевам первой стадии наркотрафика около 1000 процентов прибыли4.
Далее опиум, с помощью самых быстроходных кораблей того времени, позволявших уходить от китайских военно-морских патрулей, доставлялся в Срединную империю. Начиная с 1773 года, когда британский парламент официально разрешил Ост-индийской компании продавать наркотики в Китай, английскими дилерами была создана разветвлённая сеть нелегальной торговли в прибрежных провинциях этой страны. К середине тридцатых годов девятнадцатого столетия подпольный годовой экспорт опия достиг 39 000 мешков, в двести раз превышая легальную квоту.
Такие масштабы криминальной торговли обеспечивались не только скоростью британских и американских судов, но и мздоимством китайских чиновников. Благодаря настойчивой политике взяток, западная наркомафия сформировала в китайском правящем классе солидный слой сторонников «открытого рынка», то есть легализации опиумной торговли. В ходе дебатов 1838 года за легализацию выступило двадцать (!) губернаторов. Несколько лет у трона династии Цин шла упорная борьба между партией «открытых дверей» и партией «заградительных мер». Возрастающая угроза национальной безопасности заставила императора Даогуана сделать выбор в пользу патриотов. Лидер протекционистской партии Линь Цзесюй был направлен в Кантон (единственный открытый в то время порт китайско-европейской торговли) с чрезвычайными полномочиями. С апреля по май 1839 года он изъял у западных оптовиков и публично уничтожил 22 тысячи мешков с наркотиками. И хотя изъятие нелегального товара проводилось на совершенно законной основе, понесённые британскими наркодилерами убытки стали причиной Первой опиумной войны 1840-42 гг.
В этой войне Великобритания в полной мере использовала своё военно-морское преимущество. Разгромив в ряде сражений китайский флот, британская эскадра, как ядовитая оса, жалила огромное тело материковой империи. Многочисленные войска династии Цинь, разбросанные вдоль всего побережья, не могли угадать место очередного удара, чтобы использовать своё численное превосходство. Итогом этого избиения стала капитуляция Китая, и согласие императорского правительства на условия свободной торговли. Последующие попытки Пекина ограничить наркотрафик стали причиной Второй опиумной войны 1856-60 гг. В ней против империи Цин сражались уже не только британские, но и французские, и даже американские войска.
В результате наркотики стали главной статьёй китайского импорта. За счёт средств, вырученных от продажи опиума, покрывалось две трети мирового оборота чая и четыре пятых мировой торговли шёлком. Бюджет Китая, прежде сводившийся с неизменным профицитом, стал представлять сплошную прореху и попал в полную зависимость от иностранных займов. По данным Брокгауза и Ефрона, население самой многолюдной страны планеты за четыре послевоенных десятилетия сократилось более чем на 10 процентов или на 47 миллионов человек. Если эти цифры полностью достоверны, то опиумный геноцид можно признать самым крупным преступлением в истории человечества.
Часть II. Почему великая дальневосточная цивилизация проиграла опиумные войны?
Возникает вполне резонный вопрос: если накануне опиумных войн Китай был столь развит в экономическом отношении, то чем можно объяснить сокрушительное, просто-напросто катастрофическое поражение его армии? Ведь западные державы сокрушили империю Цин ничтожными силами: в Первой опиумной войне было задействовано менее тридцати тысяч британских солдат и офицеров. Отгадка кроется в специфическом характере китайской цивилизации.
Кстати, на полтора столетия раньше со столь же катастрофическим «счётом» закончилось первое русско-китайское столкновение в Приамурье, так называемое «Албазинское сидение». В 1686 году небольшой казачий отряд, выстроивший пограничный острог Албазин, выдержал длительную осаду китайских экспедиционных сил, обладавших десятикратным превосходством. В критический момент в крепости оставалось всего 45 здоровых русских бойцов против нескольких тысяч осаждающих. Однако овладеть русским форпостом в Приамурье армия империи Цин так не смогла. Казаки не просто отбили все приступы, но и сами совершали дерзкие вылазки, нанося китайцам тяжёлые потери1.
Многие исследователи склонны приписывать такое неудачное ведение войн «трусоватости китайского солдата»2. Бабушка моего университетского приятеля, Владимира Кончица, проведшая дореволюционное детство на КВЖД и встретившая Гражданскую войну в Даурии, была того же мнения. «Нет воинов храбрее японцев и нет трусливее китайцев», - говорила она. Однако не будем столь категоричны в отношении огромного народа. К тому же в данном случае очень уместно вспомнить выражение Ларошфуко: «Наши недостатки являются продолжением наших достоинств».
Вопреки распространенным в эпоху Мао фобиям, китайцы являются одним из самых миролюбивых народов планеты. За ними стоит многовековая традиция пацифизма. Если история Европы представляет почти непрерывную летопись единоборства народов, изнурительной и упорной ратной брани, то история Китая возмущается только народными волнениями, колониальными экспедициями на окраинах и набегами кочевников.
Мы по инерции считаем китайцев (хань) одной нацией. Хань составляют 94% населения КНР, - написано в школьных учебниках. Однако хань - это не самоназвание этноса, а суммирующее название целой группы этносов, объединённых за двести лет до нашей эры одноимённой династией Хань. Представьте, что всех жителей Советского Союза после Великой отечественной войны стали бы называть «сталинистами», или всех жителей Австро-Венгерской монархии называть «габсбург-меншен». Кстати, распространённое в Европе название дальневосточного колосса China или Chine тоже происходит не от названия народа, а от имени первого монарха единой империи - Цинь (Ching) Шихуанди. А в наш язык слово «Китай» вошло с лёгкой руки кочевого племени киданей, захвативших северные провинции империи в IX-XI веках.
Народы, входящие в состав хань, говорят на разных языках китайско-тибетской семьи, схожих между собой в меньшей мере, чем русский, украинский и польский (в ряде случаев - как русский и немецкий). Таких наречий как минимум семь. Общие у них только иероглифы. Когда китайцы (хань) из разных провинций обмениваются письменными текстами, то понимают друг друга без проблем. Но когда начинают разговаривать, беседа не клеится. Это очень легко представить на примере европейских автомобилистов. Восклицательный знак в красном треугольнике любой шофёр понимает одинаково, но если надо выразить смысл словами, русский водитель скажет «Внимание!», немец - «Ахтунг!», поляк - «Увага!», словак - «Позор!» Для сравнения, на одном из китайских наречий два известных города страны называются «Кантон» и «Пекин», а на другом «Гуанчжоу» и «Бейцзинь». Поди, разберись! Пока не увидишь общий знак на бумаге, ничего не поймёшь.
Так вот, эти крупные и древние народы долин Янцзы и Хуанхэ, населявшие когда-то семь княжеств или семь царств Китая, а затем объединённые династией Хань, две тысячи лет не воевали друг с другом. Вычеркните из истории Европы войны между англичанами, французами, немцами, русскими, шведами (викингами), поляками и итальянцами - что останется в армейских хрониках?
Вообще-то к объединению в одном (как говорил Тойнби - универсальном) государстве время от времени стремятся народы каждой цивилизации. Мусульмане объединялись при первых халифах и во времена Блистательной Порты. Народы Запада пробовали строить единую Европу при Шарлемане и Наполеоне (очередной попыткой является Евросоюз). Восточно-христианскую цивилизацию пытались объединить византийские басилевсы и русские цари, а ближе всех к цели оказался Иосиф Сталин. Народы индийской цивилизации очутились в универсальном государстве отчасти благодаря британским колонизаторам, в итоге коллективной антиколониальной борьбы. Но самый успешный опыт строительства универсального государства, обнимающего целую многонациональную цивилизацию, продемонстрировал Китай. Та общность, которую создали императоры Хань, сохранила единство на протяжении двадцати двух веков.
Возникшая таким образом в восточной Евразии сверхдержава долгое время не знала себе равных, не испытывала никаких геополитических угроз. Никто не мог поставить под сомнение её национальное бытиё, никто китайцев не «припирал к стенке». Собственно, не находилось в мире «стенки» для такой огромной и сплочённой семьи народов, - даже Великая китайская стена была бы маловата. Случавшиеся периодически нашествия кочевых народов степи - киданей, монголов, затем маньчжуров - встречали всё менее заметное сопротивление, так как не представляли серьёзной опасности для китайской цивиллизации. Демографический потенциал китайцев (хань) превосходил завоевателей на два порядка, и такой же колоссальный перевес имел культурный потенциал. Численность и культура защищали страну надёжнее любого оружия. Завоеватели очень быстро перенимали китайские обычаи и культуру, и растворялись в местной знати.
В первом тысячелетии нашей эры Китай стал бесспорным экономическим, технологическим и научным лидером планеты. Выработанный китайцами образ жизни гарантировал высокую для той эпохи безопасность существования. Этим, в частности, объясняется и огромная численность китайского населения. Вероятность погибнуть насильственной смертью (умереть от меча иноземного солдата или под пытками за религиозные убеждения) была для средневекового китайца заметно ниже, чем для средневекового европейца. Соответственно, не совершенствовалась практика вооружённого сопротивления. Китайские боевые искусства - это скорее путь к телесной и душевной гармонии, нежели к уничтожению смертельного врага. Как под Албазином, так и в годы «боксёрского восстания» русские бойцы, воспитанные в традиции рукопашного боя «стенка на стенку», неизменно разбрасывали превосходящих их по численности «ниндзя». Русские офицеры пренебрежительно называли приёмы, на которых строилась рукопашная подготовка китайской армии, «малайскими плясками» или «представлением клоунов»3.
В результате многих веков относительно мирного, безопасного существования у китайцев произошла глубокая демилитаризация сознания. «Из хорошего железа не делают гвозди. Хороший человек не пойдёт в военные» - гласит старинная китайская пословица. Свои выдающиеся научные достижения (создание пороха, изобретение парового двигателя, совершенствование литейного дела) китайцы даже не подумали превратить в оружие. В то же самое время в Европе, напротив: и лучшие люди, и лучшее железо, и выдающиеся научные открытия в первую очередь предназначались для войны.
Встреча двух цивилизаций закончилась для Китая плачевно. Помните печальный сюжет Теодора Драйзера (в самом начале «Трилогии желаний»)? «Несмотря на всё своё совершенство, каракатица не имела средств нападения, оказавшись против вооружённого клешнями омара». Китай был превращён в «заочную колонию» западного мира. Миллионы людей стали потребителями опиума, «живым сырьём» для обогащения европейских наркодилеров. Ещё сотни тысяч были вывезены в качестве дешёвых рабов-кули в колонии западных держав. История «чёрной работорговли» в Атлантике неплохо известна русской публике, а вот история «жёлтой работорговли» на Тихом океане ещё ждёт своего исследователя. Понадобились горькое столетие унижений, трагедия японского нашествия, помощь СССР и суровая воля Дэн Сяопина, чтобы вырвать великую цивилизацию из гибельного пике.
Сегодня, когда перед Россией стоит речь о выборе военно-стратегических партнёров, нужно опираться, в том числе, и на уроки истории. Народы и цивилизации очень долго хранят выработанные поведенческие стереотипы. Поэтому, когда нам говорят о необходимости союза с НАТО против «китайской военной угрозы», мне лично становится смешно. Численность китайцев - это серьёзный потенциал мирной экономической экспансии, но вовсе не основание говорить о военной угрозе. Да, в нашем сознании ещё живы фобии, рождённые агрессивной риторикой Мао Цзедуна. Но нельзя забывать, что все воинственные демонстрации времён хунвейбинов - не более, чем «малайские пляски» и «представления клоунов». Воля к агрессии в китайской нации развита очень слабо. Это ярко показал пример Вьетнамской войны 1979 года.
В духовном отношении Китай - никудышный агрессор. В отличие от народов Запада, которые хоть и сильно присмирели после 1945 года, но продолжают уповать на наступательное решение возникающих проблем. Расширение НАТО на восток - гораздо более реальная угроза для России, если не военная, то, по крайней мере, геостратегическая.
Владимир Тимаков
http://old.win.ru/Mysteries-of-History//5664.phtml?q=Mysteries-of-History/5664.phtml
Идеологическая обработка противника является неотъемлемой частью войны, как "холодной", так и "горячей".
Глобалистские идеологи пытаются внушить населению Земли мысль о безальтернативности "западного" образа существования - лохотронная демократия, свободный рынок, капитализм. И в качестве доказательств показывают вполне реальные материальные успехи Запада. На это усердно работают как профессональные пропагандоны-агенты влияния глобалистов, так и масса добровольных полезных идиотов, всякого рода демшиза от классического новодворского типа до тех кто прикрывается приставкой "нац-", свято верящих в то, что США - "ум, честь и совесть нашей эпохи". Однако при капитализме, демократии и свободном рынке вне западной цивилизации большинство стран влачит жалкое, нищие и беспросветное существование. Так в чём же дело? Выходит, что экономика построенная на капитализме и свободном рынке вовсе не гарантирует процветания? Или это процветание для одних обеспечивается за счёт ограбления других? Именно так и есть. "Запад" это глобальная банда рэкитиров во главе с США, а ранее с Британией.
Современные США это так сказать "ИЧКЕРИЯ С РАКЕТАМИ".
Вот наглядная история за счёт чего богател Запад -
ГАРПУН ДЛЯ КОЛОССА, ИЛИ КАК БРИТАНИЯ ПОСАДИЛА КИТАЙ НА ИГЛУ.
Часть I. 170 лет назад начался цикл опиумных войн, парализовавших развитие китайской цивилизации
В 2020 году ВВП Китая превзойдёт ВВП Америки. Экономика КНР семимильными шагами движется к мировому первенству. Китайцы вовсю делают собственные компьютеры и запускают на орбиту космические корабли, а магазины развитых стран завалены китайским ширпотребом. Олимпиада в Пекине стала наглядной демонстрацией возросшей технологической и организационной мощи «красного дракона».
Стремительное возвышение Китая выглядит как чудо. Со школьных лет мы усвоили совсем иной образ великой восточной страны. Марширующие колонны голодных полулюдей-полуроботов, агрессивные хунвейбины, миска риса на обед, цитатник Мао вместо ужина, анекдотическая подмена техники мускульной силой бесчисленных кули. Китай представлялся царством убожества и нищеты. В музеях и на страницах исторических книг мы изредка сталкивались с настоящими шедеврами древнекитайского ремесла или искусства, но не придавали этим свидетельствам серьёзного значения. Изделия дальневосточных виртуозов воспринимались как эхо давно забытых времён - точно археологические экспонаты, поднятые со дна затонувшей Атлантиды. Казалось, что к современному Китаю они не имеют никакого отношения.
Однако, китайская Атлантида затонула не так уж давно. И сегодняшнее удивительное возрождение Китая - это всплытие могучего левиафана, не погибшего в пучине, но залечившего раны и оттолкнувшегося от дна. Ведь ещё совсем недавно, в середине восемнадцатого века - китайская экономика была крупнейшей экономикой планеты. По производству мануфактурных товаров Китай не просто превосходил все страны Европы и Нового света, вместе взятые, но держал пальму первенства по душевому потреблению1. Можете себе представить: в дни юности адмирала Нельсона средняя китайская семья была лучше обеспечена мебелью, одеждой и посудой, чем семья средних англичан?! Нам, детям ХХ века, привыкшим считать Запад вечным полюсом мирового благополучия, трудно в это поверить...
В 1986 году, когда отношения нашей страны с КНР слегка потеплели, стал возобновляться научный обмен. Я хорошо помню, как в нашей студенческой общаге делился впечатлениями вернувшийся из Китая стажёр. Посмотреть на его слайды собралась целая толпа любопытных, ещё бы - путешествие в страну Мао воспринималось как экспедиция на другую планету! Увиденные картины китайской жизни показались мне очень противоречивыми. С одной стороны, на снимках предстал действительно очень бедный, полунищий народ (свои кадры наш коллега делал в густонаселённой аграрной провинции Сычуань). Синие френчи, плетёные круглые шляпы, бумажные тапочки с запасными подошвами, которые меняются как заношенные носки - всё это подтверждало мои расхожие представления об убогом быте восточных соседей. С другой стороны, в захолустных китайских деревнях я увидел большие каменные дома за высокими, точно крепостными стенами; увидел мощёные улицы и дороги, каменные мосты через ручьи. Степень благоустройства не шла ни в какое сравнение с нашими деревенскими избёнками, поросшими гусиной травкой сельскими улочками и «берёзовыми мостками в три жёрдочки». Как можно было объяснить такое противоречие?
Спустя много лет я понял, что вызывающие зависть приметы китайских сёл унаследованы из прошлого; вид у них в самом деле был вполне антикварный. Наверное, каменным стенам, дорогам и мостам было лет по 150-200. Значит, два века назад китайская провинция жила весьма комфортабельно, а позже нашим азиатским соседям стало не до благоустройства. Что же за катастрофа постигла Цветущую Серединную империю? Почему величайшая экономика мира рассыпалась в прах?
Пролить свет на тайну низвержения восточного колосса может одно слово: ОПИУМ. По данным энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, вышедшего в 1895 году, в Китае насчитывалось 120 миллионов наркоманов - почти половина взрослого населения!2 Оценки других исследователей, правда, несколько скромнее. Например, Ж. Б. Назаралиев приводит сведения, что в начале прошлого века в Китае насчитывалось только 20 миллионов заядлых опиумокурильщиков3. Но, так или иначе, масштабы наркозависимости позволяют говорить о том, что к тому времени целая нация была «посажена на иглу». Точнее, «подцеплена на мундштук».
А ведь ещё столетием раньше, в начале девятнадцатого века, курение опиума в Серединной империи было строго запрещено. Внутри страны мак не культивировался, пограничные службы держали границу на замке, а для медицинских целей ввозилось всего 200 мешков зелья в год. Однако противодурманные барьеры были взломаны международной наркомафией, сплотившейся вокруг британской Ост-индийской компании.
Захватив Индийский полуостров, получив прямой доступ к маковым полям Афганистана и Бирмы, британские бизнесмены точно напали на золотую жилу. Предгорья Гималаев и Гиндукуша были превращены в плантации опийного сырья, а на фабриках Калькутты и Бомбея индийские рабочие за символическую плату производили высокоочищенный наркотик. Мешок такого зелья в 1813 году имел себестоимость 237 рупий, а на аукционе наркодилеры-оптовики платили за него 2428 рупий. Всё это делалось совершенно легально, и даже с учётом налогов приносило хозяевам первой стадии наркотрафика около 1000 процентов прибыли4.
Далее опиум, с помощью самых быстроходных кораблей того времени, позволявших уходить от китайских военно-морских патрулей, доставлялся в Срединную империю. Начиная с 1773 года, когда британский парламент официально разрешил Ост-индийской компании продавать наркотики в Китай, английскими дилерами была создана разветвлённая сеть нелегальной торговли в прибрежных провинциях этой страны. К середине тридцатых годов девятнадцатого столетия подпольный годовой экспорт опия достиг 39 000 мешков, в двести раз превышая легальную квоту.
Такие масштабы криминальной торговли обеспечивались не только скоростью британских и американских судов, но и мздоимством китайских чиновников. Благодаря настойчивой политике взяток, западная наркомафия сформировала в китайском правящем классе солидный слой сторонников «открытого рынка», то есть легализации опиумной торговли. В ходе дебатов 1838 года за легализацию выступило двадцать (!) губернаторов. Несколько лет у трона династии Цин шла упорная борьба между партией «открытых дверей» и партией «заградительных мер». Возрастающая угроза национальной безопасности заставила императора Даогуана сделать выбор в пользу патриотов. Лидер протекционистской партии Линь Цзесюй был направлен в Кантон (единственный открытый в то время порт китайско-европейской торговли) с чрезвычайными полномочиями. С апреля по май 1839 года он изъял у западных оптовиков и публично уничтожил 22 тысячи мешков с наркотиками. И хотя изъятие нелегального товара проводилось на совершенно законной основе, понесённые британскими наркодилерами убытки стали причиной Первой опиумной войны 1840-42 гг.
В этой войне Великобритания в полной мере использовала своё военно-морское преимущество. Разгромив в ряде сражений китайский флот, британская эскадра, как ядовитая оса, жалила огромное тело материковой империи. Многочисленные войска династии Цинь, разбросанные вдоль всего побережья, не могли угадать место очередного удара, чтобы использовать своё численное превосходство. Итогом этого избиения стала капитуляция Китая, и согласие императорского правительства на условия свободной торговли. Последующие попытки Пекина ограничить наркотрафик стали причиной Второй опиумной войны 1856-60 гг. В ней против империи Цин сражались уже не только британские, но и французские, и даже американские войска.
В результате наркотики стали главной статьёй китайского импорта. За счёт средств, вырученных от продажи опиума, покрывалось две трети мирового оборота чая и четыре пятых мировой торговли шёлком. Бюджет Китая, прежде сводившийся с неизменным профицитом, стал представлять сплошную прореху и попал в полную зависимость от иностранных займов. По данным Брокгауза и Ефрона, население самой многолюдной страны планеты за четыре послевоенных десятилетия сократилось более чем на 10 процентов или на 47 миллионов человек. Если эти цифры полностью достоверны, то опиумный геноцид можно признать самым крупным преступлением в истории человечества.
Часть II. Почему великая дальневосточная цивилизация проиграла опиумные войны?
Возникает вполне резонный вопрос: если накануне опиумных войн Китай был столь развит в экономическом отношении, то чем можно объяснить сокрушительное, просто-напросто катастрофическое поражение его армии? Ведь западные державы сокрушили империю Цин ничтожными силами: в Первой опиумной войне было задействовано менее тридцати тысяч британских солдат и офицеров. Отгадка кроется в специфическом характере китайской цивилизации.
Кстати, на полтора столетия раньше со столь же катастрофическим «счётом» закончилось первое русско-китайское столкновение в Приамурье, так называемое «Албазинское сидение». В 1686 году небольшой казачий отряд, выстроивший пограничный острог Албазин, выдержал длительную осаду китайских экспедиционных сил, обладавших десятикратным превосходством. В критический момент в крепости оставалось всего 45 здоровых русских бойцов против нескольких тысяч осаждающих. Однако овладеть русским форпостом в Приамурье армия империи Цин так не смогла. Казаки не просто отбили все приступы, но и сами совершали дерзкие вылазки, нанося китайцам тяжёлые потери1.
Многие исследователи склонны приписывать такое неудачное ведение войн «трусоватости китайского солдата»2. Бабушка моего университетского приятеля, Владимира Кончица, проведшая дореволюционное детство на КВЖД и встретившая Гражданскую войну в Даурии, была того же мнения. «Нет воинов храбрее японцев и нет трусливее китайцев», - говорила она. Однако не будем столь категоричны в отношении огромного народа. К тому же в данном случае очень уместно вспомнить выражение Ларошфуко: «Наши недостатки являются продолжением наших достоинств».
Вопреки распространенным в эпоху Мао фобиям, китайцы являются одним из самых миролюбивых народов планеты. За ними стоит многовековая традиция пацифизма. Если история Европы представляет почти непрерывную летопись единоборства народов, изнурительной и упорной ратной брани, то история Китая возмущается только народными волнениями, колониальными экспедициями на окраинах и набегами кочевников.
Мы по инерции считаем китайцев (хань) одной нацией. Хань составляют 94% населения КНР, - написано в школьных учебниках. Однако хань - это не самоназвание этноса, а суммирующее название целой группы этносов, объединённых за двести лет до нашей эры одноимённой династией Хань. Представьте, что всех жителей Советского Союза после Великой отечественной войны стали бы называть «сталинистами», или всех жителей Австро-Венгерской монархии называть «габсбург-меншен». Кстати, распространённое в Европе название дальневосточного колосса China или Chine тоже происходит не от названия народа, а от имени первого монарха единой империи - Цинь (Ching) Шихуанди. А в наш язык слово «Китай» вошло с лёгкой руки кочевого племени киданей, захвативших северные провинции империи в IX-XI веках.
Народы, входящие в состав хань, говорят на разных языках китайско-тибетской семьи, схожих между собой в меньшей мере, чем русский, украинский и польский (в ряде случаев - как русский и немецкий). Таких наречий как минимум семь. Общие у них только иероглифы. Когда китайцы (хань) из разных провинций обмениваются письменными текстами, то понимают друг друга без проблем. Но когда начинают разговаривать, беседа не клеится. Это очень легко представить на примере европейских автомобилистов. Восклицательный знак в красном треугольнике любой шофёр понимает одинаково, но если надо выразить смысл словами, русский водитель скажет «Внимание!», немец - «Ахтунг!», поляк - «Увага!», словак - «Позор!» Для сравнения, на одном из китайских наречий два известных города страны называются «Кантон» и «Пекин», а на другом «Гуанчжоу» и «Бейцзинь». Поди, разберись! Пока не увидишь общий знак на бумаге, ничего не поймёшь.
Так вот, эти крупные и древние народы долин Янцзы и Хуанхэ, населявшие когда-то семь княжеств или семь царств Китая, а затем объединённые династией Хань, две тысячи лет не воевали друг с другом. Вычеркните из истории Европы войны между англичанами, французами, немцами, русскими, шведами (викингами), поляками и итальянцами - что останется в армейских хрониках?
Вообще-то к объединению в одном (как говорил Тойнби - универсальном) государстве время от времени стремятся народы каждой цивилизации. Мусульмане объединялись при первых халифах и во времена Блистательной Порты. Народы Запада пробовали строить единую Европу при Шарлемане и Наполеоне (очередной попыткой является Евросоюз). Восточно-христианскую цивилизацию пытались объединить византийские басилевсы и русские цари, а ближе всех к цели оказался Иосиф Сталин. Народы индийской цивилизации очутились в универсальном государстве отчасти благодаря британским колонизаторам, в итоге коллективной антиколониальной борьбы. Но самый успешный опыт строительства универсального государства, обнимающего целую многонациональную цивилизацию, продемонстрировал Китай. Та общность, которую создали императоры Хань, сохранила единство на протяжении двадцати двух веков.
Возникшая таким образом в восточной Евразии сверхдержава долгое время не знала себе равных, не испытывала никаких геополитических угроз. Никто не мог поставить под сомнение её национальное бытиё, никто китайцев не «припирал к стенке». Собственно, не находилось в мире «стенки» для такой огромной и сплочённой семьи народов, - даже Великая китайская стена была бы маловата. Случавшиеся периодически нашествия кочевых народов степи - киданей, монголов, затем маньчжуров - встречали всё менее заметное сопротивление, так как не представляли серьёзной опасности для китайской цивиллизации. Демографический потенциал китайцев (хань) превосходил завоевателей на два порядка, и такой же колоссальный перевес имел культурный потенциал. Численность и культура защищали страну надёжнее любого оружия. Завоеватели очень быстро перенимали китайские обычаи и культуру, и растворялись в местной знати.
В первом тысячелетии нашей эры Китай стал бесспорным экономическим, технологическим и научным лидером планеты. Выработанный китайцами образ жизни гарантировал высокую для той эпохи безопасность существования. Этим, в частности, объясняется и огромная численность китайского населения. Вероятность погибнуть насильственной смертью (умереть от меча иноземного солдата или под пытками за религиозные убеждения) была для средневекового китайца заметно ниже, чем для средневекового европейца. Соответственно, не совершенствовалась практика вооружённого сопротивления. Китайские боевые искусства - это скорее путь к телесной и душевной гармонии, нежели к уничтожению смертельного врага. Как под Албазином, так и в годы «боксёрского восстания» русские бойцы, воспитанные в традиции рукопашного боя «стенка на стенку», неизменно разбрасывали превосходящих их по численности «ниндзя». Русские офицеры пренебрежительно называли приёмы, на которых строилась рукопашная подготовка китайской армии, «малайскими плясками» или «представлением клоунов»3.
В результате многих веков относительно мирного, безопасного существования у китайцев произошла глубокая демилитаризация сознания. «Из хорошего железа не делают гвозди. Хороший человек не пойдёт в военные» - гласит старинная китайская пословица. Свои выдающиеся научные достижения (создание пороха, изобретение парового двигателя, совершенствование литейного дела) китайцы даже не подумали превратить в оружие. В то же самое время в Европе, напротив: и лучшие люди, и лучшее железо, и выдающиеся научные открытия в первую очередь предназначались для войны.
Встреча двух цивилизаций закончилась для Китая плачевно. Помните печальный сюжет Теодора Драйзера (в самом начале «Трилогии желаний»)? «Несмотря на всё своё совершенство, каракатица не имела средств нападения, оказавшись против вооружённого клешнями омара». Китай был превращён в «заочную колонию» западного мира. Миллионы людей стали потребителями опиума, «живым сырьём» для обогащения европейских наркодилеров. Ещё сотни тысяч были вывезены в качестве дешёвых рабов-кули в колонии западных держав. История «чёрной работорговли» в Атлантике неплохо известна русской публике, а вот история «жёлтой работорговли» на Тихом океане ещё ждёт своего исследователя. Понадобились горькое столетие унижений, трагедия японского нашествия, помощь СССР и суровая воля Дэн Сяопина, чтобы вырвать великую цивилизацию из гибельного пике.
Сегодня, когда перед Россией стоит речь о выборе военно-стратегических партнёров, нужно опираться, в том числе, и на уроки истории. Народы и цивилизации очень долго хранят выработанные поведенческие стереотипы. Поэтому, когда нам говорят о необходимости союза с НАТО против «китайской военной угрозы», мне лично становится смешно. Численность китайцев - это серьёзный потенциал мирной экономической экспансии, но вовсе не основание говорить о военной угрозе. Да, в нашем сознании ещё живы фобии, рождённые агрессивной риторикой Мао Цзедуна. Но нельзя забывать, что все воинственные демонстрации времён хунвейбинов - не более, чем «малайские пляски» и «представления клоунов». Воля к агрессии в китайской нации развита очень слабо. Это ярко показал пример Вьетнамской войны 1979 года.
В духовном отношении Китай - никудышный агрессор. В отличие от народов Запада, которые хоть и сильно присмирели после 1945 года, но продолжают уповать на наступательное решение возникающих проблем. Расширение НАТО на восток - гораздо более реальная угроза для России, если не военная, то, по крайней мере, геостратегическая.
Владимир Тимаков
http://old.win.ru/Mysteries-of-History//5664.phtml?q=Mysteries-of-History/5664.phtml